Глава 16
Возле дома уже не было ни телевизионщиков, ни полиции. Да и за Колиным домом они больше не наблюдали. Все интересное для посторонних в Васильках закончилось. Одни сняли репортаж, другие поймали преступника. Чужаки схлынули. Для жителей деревни начинались их обычные будни. Конец истории.
Отчего-то на душе у Саши стало немного печально. Вот и положен предел той веселой кутерьме с телевизионщиками, погонями и переодеваниями. Они с Колей мужественно сопротивлялись, как только могли. Сделали все от них зависящее. Притворялись и выкручивались. Но сказать точно, получилось у них или нет, невозможно. Теперь остается только ждать, когда им всем будет объявлен приговор. И Сереге с Колей в первую очередь. Один может потерять бизнес, другой свободу.
Печати с двери дома бабы Глаши были сняты, и Саша прошел внутрь без труда. Как и обещала, с ним увязалась Катя, которая первая передернула плечами и поежилась:
– Как тут зябко! Саша, затопи, пожалуйста, печку!
Саша хотел возразить, что делать ему больше нечего, но снова не стал. Сестра беременна, ее прихоть – закон. Покорно вышел во двор, где на лавочке сидел дядя Вася и жмурился на солнышко. По своему новому обыкновению дядя Вася был трезв.
– Хорошо-то как, Сашок! – сказал он парню. – Посидел чуток на солнышке, и косточки размякли, и душа оттаяла.
Саша хотел пройти по своим делам дальше, но дядя Вася остановил его, проговорив:
– Вот смотрю я на солнце и думаю, какое еще доказательство любви Божьей к нам нужно? Не любил бы нас Господь, разве сотворил бы нам такое ласковое солнышко?
С дядей Васей теперь все было ясно. Удар по голове совершенно перепутал у старого пьяницы в мозгу все контакты.
– Да, да, – сказал Саша, лишь бы что-то сказать. – Так и есть.
Но дядя Вася не отлипал:
– Ты присядь.
– Мне за дровами…
– Успеешь! Ты сядь и послушай, чего мне открылось.
Пришлось сесть рядом с чудаковатым дедком.
– Я ведь, Сашка, теперь будущее прозревать могу. И чего люди скажут, тоже наперед знаю. И ангелов вижу, и нечисть всякую. Ох, и много этой нечисти над домом Глафиры Андреевны вьется! Нехорошо она жила, скверно. Потому и смерть такую встретила.
– От рук внука.
– Нет, это не Серега ее порешил, – твердо произнес дядя Вася. – Попомни мои слова, другой человек это сделал. Да его судить не будут, он свой суд уже и сам получил. А кто его наказал, тому наука еще впереди будет.
– Что проку от ваших рассуждений, дядь Вась! Серегу уже арестовали. И теперь осудят!
– Нет! Коли невиновен, обязательно оправдают.
– Как же! Всё против него.
– Это всегда так бывает. А ты верь, Господь неправды не допустит. Я вот молюсь за Серегу и знаю, его отпустят.
– Ага, лет через десять точно отпустят.
– Не через десять, а уже совсем скоро.
– Хорошо, если бы так.
Но в душе Саша не поверил дяде Васе. Убежденность последнего ему не передалась. Следователь в виновности Сереги не сомневался. А коли так, то сидеть последнему в тюрьме до морковкиного заговенья.
– Только я не верю.
– А ты верь! – сказал ему дядя Вася. – Верь! И скоро знак тебе будет! А печку растопи, не помешает. Сестра тебе правильно советует. Только ты поспешай, да не спеши. Понял? Запомнил? Хорошенько все рассмотри.
И Саша пошел за дровами к поленнице. В голове у него крутились последние слова дяди Васи. И как понять его совет? Как это поспешать, да не спешить? И что рассматривать? Раздумывая над этими словами, Саша набрал с пяток поленьев и оглянулся в поисках подходящей тары, куда бы их сложить. Ага! Вот и подходящий ящик. Почерневший от времени, но еще достаточно крепкий. И углы железом окованы. Сразу видно, люди колотили его на совесть, послужит такая вещь еще не один год. Ни сырость, ни время такой древесине не страшны.
Да еще в самом ящике какие-то прямоугольные дощечки сложены, если такие расколоть, как раз для растопки будут. Вот удача! Саша сложил отобранные дрова поверх досок и понес ящик к дому. В сенях он нашел топорик, потом присел возле печки на скамеечку и уже хотел расколоть первую деревяшку на растопку, как вдруг замер и задумался. Что там дядя Вася говорил о невиновности Сереги? Если не Серега виноват, тогда кто? Нет, он виноват, больше некому.
Саша поднял топорик, но внезапно вздрогнул. Что такое? Вдруг Саше показалось, что с темного дерева на него смотрят чьи-то глаза. Проникновенно так смотрят, прямо в самую душу заглядывают. Саша присмотрелся получше. Мерещится ему или нет?
– Вроде бы и впрямь глаза. Что такое?! Откуда тут рисунку взяться?
Саша потер деревяшку. Точно глаза! И еще вроде как чье-то лицо из темноты проступает. И руки. Саша протер доску рукавом, потом побежал на кухню, взял чистую ветошь, смочил маслом и начал осторожно протирать дощечку.
– Ты чего там взад-вперед бегаешь? – окликнула его Катя. – Печь затопил?
– Погоди!
– Чего годить-то? Холодно!
– Да ты сюда иди!
– Зачем?
Не получив ответа, Катя, как всякая женщина, немедленно возникла рядом с Сашей. Конечно, она хотела лично проконтролировать процесс растопки печки. Но вместо этого брат показал ей доску и потребовал:
– Глянь!
– На что?
– Не видишь? А если так?
И Саша потер доску промасленной тряпочкой.
Катя взглянула на это дело и заахала:
– Люди добрые, гляньте, что делается-то! Сашка у нас с ума сошел! Дрова на растопку постным маслом мажет! Это кто же тебя так научил?
– Погоди голосить! – с досадой прикрикнул на нее брат, совсем забыв, что на беременных не то что кричать нельзя, на них даже лишний раз дышать не рекомендуется. – Ты лучше сама посмотри. Что ты там топчешься, ближе подойди!
Катя подошла и осторожно взглянула.
– Вроде бы лик чей-то, – удивленно произнесла она. – Нимб над головой вижу. Ризы. Это что? Икона?
– Да! Икона! Доска, а на ней икона написана.
– Где ты ее нашел?
– В ящике!
– А ящик где?
– Он в дровнике стоял. И таких досок там еще полным-полно!
И Саша ткнул пальцем в ящик, который приволок в дом.
Катя всплеснула руками:
– Так это же тот ящик, о котором Сережа тебе рассказывал! Тот, что они из-под нашего дома выкопали!
– Точно!
Брат с сестрой бросились к печке. Скинули дрова на пол и почтительно извлекли из ящика потемневшие прямоугольники дерева.
– Иконы! – захлебываясь от восторга, восклицал Саша. – Старинные иконы! Как их тут много!
– Так это точно и есть тот ящик, который Сережа по указке своей бабки выкопал!
– Он самый!
Сережа ведь говорил, что ящик баба Глаша незадолго до своей смерти в дровник выставила. Но выходит, выставила она его не пустым, а с иконами, которые были до того старыми и потемневшими от времени, что почти не отличались от простых досок. Только очень внимательный и острый молодой глаз сумел различить под слоем времени лик святого.
Но откуда у бабки Глаши взялось столько старых икон? В красном уголке у нее, конечно, стояло несколько образов, но все они были современного письма и приобретены были в церковной лавке у отца Анатолия. Там баба Глаша их и взяла. Так как же очутились в доме у бабки Глаши эти старинные иконы да еще в таком невиданном количестве?
И тут Сашу осенило:
– Катька! Вот оно в чем дело! Я понял!
– Что?
– Не было там в ящике никакого золота! Там иконы были спрятаны!
Сестра посмотрела сначала на Сашу, потом медленно перевела взгляд на ящик с иконами.
– Сокровище – это иконы?
– Да!
– В ящике были спрятаны одни иконы?
– Да! Одни иконы! Их золото! Их сокровище! Их клад! Вспомни, что мы знаем про этих Савву и его отца Афанасия. Они были очень верующими людьми. А старик – их дед или прадед – и вовсе был старейшиной какой-то религиозной общины. Наверное, эти иконы они со всей общины собрали перед тем, как их всех в тридцатых годах на Енисей в Турухтанский край сослали! Для этих людей иконы были дороже всякого золота. Это они и были тем сокровищем, которое спрятал Савва с отцом перед ссылкой!
– Хочешь сказать, что никакого золота не было?
– Не было! Зато были иконы! И бабка Глаша с Сережей их нашли. Только старуха не поняла, что именно они отыскали. Сослепу не разглядела, что доски-то не простые, что на них лики святых изображены, вот и снесла их в дровник. Наверное, думала, что потом на растопку пустит.
– Хозяйственная она была. Ничего у бабы Глаши не пропадало. Каждый кусочек свой учет имел.
Саша побледнел.
– А я-то… я-то!
– Что?
– Я-то ведь тоже эти иконы на растопку пустить хотел.
– Но не пустил же. Что-то тебя удержало.
– Да, – согласился Саша. – Удержало. Знак мне был.
Весь остаток дня он был задумчив. Даже Барону не удалось вывести его из этого состояния. А больше поговорить было не с кем. Катя занималась своими делами. А Коля уехал в город, чтобы надавить там на господина Неклюдова – главного в «Потустороннем мире». Вернулся Коля несолоно хлебавши. Пообщаться с самим Неклюдовым ему не удалось, то ли того не было на месте, то ли он не хотел видеть Колю. Единственное, что Коля сумел, это пообщаться с кем-то из замов, кому и передал свои претензии.
– Мне кажется, их мои слова впечатлили. Они при мне звонили на телевидение, выясняли, правда ли, что в подвале нашего дома найден гроб с останками привидения. Но все там решает Неклюдов. Как он скажет, так и будет.
А под вечер в Васильках снова наметилась движуха. Первой приехала полицейская машина. И при виде нее сначала все жители немного встревожились. Все-таки полиция, что им снова нужно? Хотя жители Васильков за эти неспокойные дни уже могли бы привыкнуть к визитам следователя, да вот что-то не привыкли. Это к хорошему привыкаешь быстро, а когда полиция раз за разом к вам прикатывает, к такому привыкнуть бывает трудненько.
Но в этот раз появление полиции никакой новой беды не сулило. Напротив, полицейский «уазик» остановился возле дома бабы Глаши, из трубы которого до сих пор шел дым. Саша играл с Бароном на улице, так что раньше других жителей Васильков подоспел. И он увидел, как из машины сначала выбралась улыбающаяся Варя, а следом за ней показался и Серега!
– Серега! Ты! Вернулся!
Но для чего? Для следственного эксперимента, не иначе! Так все вначале и решили. Однако против этой версии говорило то, что на руках у Сережи никаких наручников не наблюдалось. Он был совершенно свободен. А ведь когда его днем увозили, то полицейские старательно заковали задержанного.
– Тебя отпустили! – обрадовался Саша.
А дядя Федор предусмотрительно спросил:
– Или опять сбежал?
Но из машины выбрался следователь Басов, который заверил жителей Васильков, что тревожиться им ровным счетом не о чем.
– Все следственные действия в отношении Сергея полностью прекращены.
– Это что же, не он, получается, мою Мальвинку порешил? – удивился дядя Федор.
– Нет, не он.
– А бабку? Тоже не он?
– Нет.
– А как же нападение на ту тетку из Низинок?
Но тут за следователя ответила сама Варя.
– Никто на мою тетю не нападал! – весело заявила она. – Тетя все это придумала! Она с мужем поскандалила, тот ей морду начистил. Тетке в том, что ее муж за любовника поколотил, стыдно было признаться, вот она и придумала это нападение. А приметы напавшего на нее мужика с потолка взяла. Просто совпало, что они моему Сереже подошли. В полиции на Сережу уже дело готовили, одним махом и тетку мою сюда же приписали. Только она потом усовестилась, с мужем помирилась, а показания свои против Сережи изменила.
– Вот дела! – удивился еще больше дядя Федор. – Это что же выходит, Серегу совсем оправдали? Вчистую?
– Да!
– Вон оно как! Да ведь это получается, что Василий прав был! Он же мне так и сказал, что Серегу отпустят. И велел мне на Серегу волну не гнать, потому что не убивал Серега ни мою жену, ни свою бабку! Вась, ты откуда это знал-то?
Дядя Вася скромно потупился, шаркнул ножкой, а потом смущенно сказал:
– Так… В голове… блеснуло что-то.
И умолк. Мол, лишнего не скажу. Не для всех такая информация.
Следователь между тем предложил:
– Зайдем в дом. Сережа, приглашай гостей!
Вот тут Саша и порадовался, что послушался просьбы сестры и совета дяди Васи. В доме бабы Глаши было тепло и сухо. Вся сырость и холод ушли, спасаясь от жарких языков горящего в печи пламени.
– Рассаживайтесь! Устраивайтесь с удобствами, – распоряжался следователь.
И когда пространство заполнилось, уточнил:
– Все тут?
Гости откликнулись нестройным хором. Пришли все обитатели Васильков, включая нескольких членов семейства Хлебаковых, которые вначале не хотели приходить, так что к ним с отдельным приглашением пришлось отправить одного из оперативников. Под конвоем Хлебаковы все же прибыли, но чувствовали себя неуютно, это было ясно без слов.
А вот Сережа с Варей были счастливы. И счастья своего молодожены не скрывали. Как уселись рядышком, как взялись за руки, так друг друга и не отпускали. Дядя Федор даже расчувствовался.
– Любо-дорого посмотреть на этих голубков. Вот когда-то и мы с моей Мальвиночкой также сидели. Эх, да что там вспоминать. Хорошие были денечки!
И он немножко прослезился. Саша сидел со своими, все их семейство было в сборе. Барона тоже пустили в дом. Сразу стало ясно, что времена переменились. Ведь прежняя-то хозяйка даже и слышать не хотела о том, чтобы собака всего лишь переступила ее порог. Скотина в хлеву, собака в конуре, люди в доме. Дозволялось иной раз заглянуть в дом лишь коту, да и то по причине необходимости, он должен был ловить мышей. Но стоило поголовью грызунов сократиться, как кот вновь попадал в опалу и изгонялся за ненадобностью.
– Только шерсть в доме! Мыла и стирального порошка, чтобы полы за вами мыть, не напасешься!
Таковы были незыблемые правила старой хозяйки. И Барону волей-неволей приходилось куковать на улице, чтобы не нанести грязь в чужой дом. Но Сережа с Варей повели себя иначе. И Саша был им за это благодарен. Ему было бы трудно усидеть на месте, зная, что его верный друг мается в тоске снаружи.
Несмотря на внушительный размер горницы, после прибытия съемочной телевизионной группы тут стало тесновато. Хорошо еще, что телевизионщики прибыли без своей аппаратуры.
Увидев их, жители Васильков зашептались:
– А эти тут зачем?
– Нас что, снимать будут?
Оказалось, что телевизионщиков пригласил следователь. И это вызвало ропот недоумения среди жителей Васильков. Неужто кто-то из этих ребят убийца?
– Во как дела-то нынче у умных людей делаются! – хохотнул кто-то из Хлебаковых. – Сами убивают, сами потом об этом репортажи снимают!
Напряжение нарастало. И наконец Басов вышел на середину, оглядел собравшихся и произнес:
– Ну, так я вижу, все на месте, можно начинать.
И начал.
– Собрал я вас, дорогие граждане, с одной целью. Хочу рассказать, что следствие по делу о случившихся в Васильках убийствах и прочих загадочных явлениях нами благополучно закончено. Преступники по всем эпизодам изобличены.
При этих словах по лицам представителей семейства Хлебаковых пробежал лучик света. Они повеселели. И даже стали перемигиваться, подталкивая друг друга локтями. Мол, а что я тебе говорил? Обойдется! Вот все и обошлось!
Но остальным этого было мало.
– Вы преступников уже посадили?
– А можно узнать их имена?
– Узнаете, но всему свое время, – заверил его следователь. – О чем бы вы хотели поговорить сначала? Какое преступление вас заинтересовало сильней всего?
– Про бабку Глашу расскажите!
– Правильно! Справедливо! Ее ведь первой порешили.
– О ком говорить, если не о ней!
– Кто это сделал, ежели не Серега?
– К сожалению, Глафира Андреевна стала жертвой собственной алчности. Как я заключил со слов знавших ее людей, покойная всю жизнь была крайне прижимиста.
– Снега зимой у нее не выпросишь! За ломаный грош удавиться была готова!
– Скупердяйка! Потому и бедствовала! Бог таких жадин не любит!
Следователь покачал головой:
– Ошибаетесь.
– Что? Любит?
– Ошибаетесь в оценке материального благосостояния покойной Глафиры Андреевны.
– Ты нормальным языком выражайся, – потребовали из плотной толпы Хлебаковых. – Не понятно же ни фига!
– Скажу проще, баба Глаша была куда богаче, чем все считали. Гораздо, гораздо богаче.
– Имелась у старухи заначка на черный день?
– И далеко не одна! Достаточно сказать, что только квартир в городе у Глафиры Андреевны насчитывается целых три штуки. Одна – ее собственная, ее она получила от государства еще в далекие советские времена. Вторая получена ею по наследству. И наконец, третья – приобретена ею самостоятельно три года назад. Квартира хорошая, находится в новом доме и куплена Глафирой Андреевной не в ипотеку, а за наличные.
– Вот это бабка! Коровой на новенькую «трешку» в городе себе наторговала!
– Одной коровой тут дело явно не обошлось.
– Ну да, еще свиньи да куры с утками.
– Индюков баба Глаша одно время держала. А потом избавилась почему-то.
– Поясню, почему держала и почему потом от них избавилась. Дело в том, что комбинат социального питания, от которого получают продукцию школы, имеет нескольких поставщиков. И поставщики эти сменяются. Допустим, один год идет в качестве сырья для котлет и запеканок только куриное белое мясо, другой год ножки, потом индюшатина. Кому как повезет выиграть тендер.
– А при чем тут школьное питание? Баба Глаша на рынке торговала. В школах дети ее индюков и не видели.
– Ошибаетесь. Как раз дети этих индюков, верней, индюшатину и видели. Не всю, конечно.
– Не понимаем мы вас. Говорите прямо. Бабка что-то мухлевала?
– А если прямо говорить, то схема была такова. Получает школьная столовая мясо индейки, малая часть его идет детям на котлеты, большая остается у работников столовой.
– Бабка Глаша в школе не работала. Она вообще нигде не работала. Целыми днями дома торчала, во дворе копошилась.
– Правильно, Глафира Андреевна в школьной столовой не работала, зато там работала ее хорошая знакомая, через которую баба Глаша и получала доступ к дешевым и качественным продуктам, которые привозили в школу для детей. Куда одинокой женщине – работнику столовой – девать по пять-десять килограммов мяса еженедельно? Съесть она их не может, не влезет в нее, учитывая, что питается она на работе. Отдать мясо на сторону просто так ей жадность не позволяет. Остается один выход – продать. Но одно дело, когда продаешь такое мясо по дешевке, и все вокруг понимают, что это за мясо. И совсем другое дело, когда продаешь мясо как фермерский продукт.
– Да откуда в школьной столовке бралось фермерское мясо?
– Мясо было обычное, с птицефабрики. А вот продавала его образцовая фермерша баба Глаша под видом деревенской экологически чистой продукции.
Какое-то время было тихо. А потом Хлебаковы вознегодовали:
– Вот мошенница старуха!
– Ловчила!
– Жучара!
– А кто та другая, которая ей помогала?
Дядя Федор покраснел. Он явно понимал, о ком идет речь. И ему было стыдно. Но пока что он помалкивал. Зато не стали молчать Хлебаковы.
– Так это же Мальвина в столовке трудилась! Она сама много раз это говорила. И продукты предлагала. Сметану, сосиски.
Тут уж возмущение хлынуло прямо рекой.
– Воровка! – заверещал кто-то.
– Детей наших обирала!
– Мальвина всем подряд хвасталась, какую она шикарную квартиру недавно купила. Трехкомнатную! Отделка – полный отпад! Ясно теперь, с каких барышей она жилплощадью обзавелась!
– И бабка! Бабка тоже!
– Мало ей еще досталось!
Но следователь поднял руку, призывая к тишине и порядку:
– Оставим эти махинации на совести покойных. Мы с вами собрались тут не для того, чтобы их судить. А для того, чтобы выяснить, кто и почему их убил.
– Так что тут выяснять! Кто-то узнал про их делишки и решил наказать!
– Сперва старуху, чтобы не мошенничала и столовское на рынке не толкала, а потом и Мальвину – воровку!
– Не спешите, господа. Поспешишь – людей насмешишь. А у нас тут дело серьезное. Как я уже говорил, пострадала бабка Глаша за свою жадность. Торговала бы она себе потихоньку ворованными продуктами, никто бы ей и словечка не сказал. Коли уж она была такой ловкой, что умудрялась сбывать под видом парного мяса видавший виды лежалый перемороженный продукт.
– Эй! – обиделся дядя Федор. – Мальвина бабке все самое лучшее поставляла! Что перемороженное или вовсе пересортица, то она бедным родственникам вроде меня скармливала! За благодеяние такое дело считала.
– Так вот, между двумя сообщницами до поры до времени царили мир и согласие. Выручку они делили честно, тут баба Глаша не хитрила. Деньги, как она говорила, счет любят.
– Точно! Ее поговорка!
– Бабка что свои деньги тщательно считала, что чужие. Но речь сейчас пойдет не о деньгах Мальвины, а совсем о других деньгах, добраться до которых баба Глаша давно мечтала. Да все, как водится, откладывала и откладывала, пока не почувствовала, что может в один далеко не прекрасный день вовсе помереть, а ее внучок сам не додумается, как ему лучше изъять свое добро из чужого дома.
– Как это свое добро да из чужого дома? Так не бывает!
– Бывает, когда владельцы сменились, а часть нажитого забрать с собой не успели.
– Тогда оно новым хозяевам переходит!
– Вместе с домом!
Следователь покачал головой:
– Баба Глаша так не считала. Она полагала, все нажитое ее покойным супругом и его семьей должно достаться законным наследникам, то есть ей и Сереже, а не каким-то там пришлым чужакам, каковыми она считала вас.
И следователь кивнул в сторону Коли и его семейства.
– Уж не взыщите, но живете вы в Васильках не так давно, и для бабы Глаши, которая тут родилась, были и оставались чужаками. Отдавать вам богатство она не собиралась. И баба Глаша решила действовать. Вдвоем с внуком в ночи они стали копать под старой частью вашего дома и выкопали из подвала нечто спрятанное там еще дедом мужа бабы Глаши.
– Погодите, – не выдержал Коля. – Ее мужем был Савва Афанасьевич Усов? Мы были в архиве, нам там это имя назвали.
– Какой еще муж? Откуда он взялся? Баба Глаша всегда и всем говорила, что замужем ей пожить не довелось.
– По документам муж у Глафиры Андреевны был. А вот фактически он отсутствовал. Дело в том, что Глафира Андреевна вышла замуж хоть и за любимого мужчину, но, увы, совсем не за того, кто любил бы ее саму. А любил Савва родную сестру бабы Глаши. На ней же он мечтал и жениться. Но, увы, традиции семьи не позволяли Савве жениться на младшей сестре, когда старшая оставалась еще не замужем. И что было делать молодым влюбленным? Втроем с Глафирой они придумали дикую вещь. Савва женится на старшей – на Глафире. Они начинают жить своим домом. Глафира берет к себе младшую – Надю, не оставаться же девке одной в доме? Непорядок это. После чего Савва с Надей начинают жить семейной жизнью, а Глафира вроде как при них.
– Вы хотели сказать, Надя при них.
– Нет, именно что Глафира. Савва и Надя стали жить как муж и жена и в скором времени у них должен был появиться на свет первый ребенок. К сожалению, Савва его уже не увидел. За месяц до рождения малыша он был арестован и вместе со всеми своими родственниками, проживавшими вместе с ним, препровожден в следственное управление КГБ, откуда уже никто из них не вышел.
– За что же их?
– Я просмотрел материалы того дела. И вынужден признать, что там было за что. Доказательств против них слишком много, чтобы считать дело просто сфабрикованным. Вся семья Усовых, включая Савву, его братьев и отца с дедом и прадедом относилась к раскольничьему движению, никто из них не питал любви к советской власти, считая ее богоборческой. И потому эти люди в свою очередь активно против нее боролись. В тридцатых годах они были сосланы, отбыли наказание на Енисее. В результате перенесенных страданий и невзгод семья сильно поредела, домой вернулся только Савва с еще двумя уцелевшими родственниками мужского пола и их женами. К этому времени все они уже яростно ненавидели советскую власть, лишившую их всего, и поставили перед собой цель бороться с ней всеми возможными способами. Ненависть завела их так далеко, что они даже приняли помощь с капиталистического Запада. Помощь была как материальная, так и идеологическая. После окончательной обработки засланным в нашу страну агентом вражеской разведки семья Усовых уже не сомневалась, что выбранный ею путь единственно правильный. Советскую власть нужно уничтожить. Пользуясь тем, что дом их стоял на отшибе, они занялись изданием печатного листка, в котором всячески позорили и обливали грязью советскую власть. О ее достижениях в этих листках умалчивалось, зато все недостатки и промахи, которые зачастую просто не освещались в официальных изданиях, тут высвечивались со всех сторон и преподносились под таким соусом, чтобы у читателей точно не осталось сомнений, что советская власть – это страх и ужас, с которым нужно бороться.
– А я нашел эти газеты на чердаке! – воскликнул Саша. – Но там всего два выпуска.
– Видимо, остальные были изъяты при обыске. Или же заговорщики как-то иначе успели избавиться от готовой продукции.
– Такой печатный листок – это же прямая антисоветчина! – воскликнул дядя Федор. – За такое в прежние годы одно наказание – расстрел.
– Эта мера и была приведена в исполнение. Погибли все, включая Надю и Савву. Вот я специально скопировал несколько страниц из уголовного дела. Можете ознакомиться.
И следователь показал ксерокопии, которые первыми ухватил Саша. На страницах был текст и фотографии задержанных. И увидев одну из них, Саша воскликнул:
– Смотрите-ка! И Глафира тоже с ними!
– Нет, – отреагировал следователь. – Не может такого быть. И объясню почему!
– Вот же она! – настаивал Саша, тыча в фотографию. – Вот!
– Ты подпись под фотографией читал? Это Надежда Андреевна – жена Саввы. Она погибла вместе с остальными.
– Да нет же! – настаивал Саша. – Это фотография Глафиры в молодости!
Фотография была сделана в первые часы ареста, когда женщина провела в заключении всего ничего и еще не успела потерять своей красоты. И Саша узнал и эти темные косы, и горящие глаза. Фотографию этой самой женщины он нашел на чердаке среди других снимков.
– Это Глафира, – подтвердила и Катя. – Вон фотография на стене висит. И баба Глаша говорила, что это она в молодости.
Все заинтересовались спором и тоже стали сравнивать. И пришли к выводу, что фотография со стены и впрямь похожа на ту, что имеется в уголовном деле.
– Что же получается, арестована была Глафира? А Надя уцелела?
– Сильно сомневаюсь, – покачал головой следователь.
Но его не слушали.
– Одна сестра пожертвовала собой ради другой! Как благородно! Глафира выдала себя за Надю и была арестована под ее именем!
– Нет! – рассердился следователь. – Невозможно!
Он вынул фотографию из рамки, перевернул ее и тут же воскликнул:
– Ну, все правильно! Так я и думал! Смотрите, что тут написано!
На фотографии с обратной стороны имелась надпись: «Любимой сестренке от Наденьки!»
– Понимаете? Эту фотографию Надя подарила своей сестре Глафире.
– Так на фотографии Надя? – с недоумением произнесла Катя. – А зачем же Глафира утверждала, что на фотографии она?
– И зачем держала фотографию, если она не ее, а чужая?
– Думаю, что ей совесть не позволяла убрать фотографию сестры. А что касается фотографии самой Глафиры, в деле есть и она. Вот, посмотрите.
С этой фотографии смотрела угрюмая темноволосая девица. Близко посаженные глаза, густые брови. Сходство с сестрой красавицей было ничтожно. Разве что нос был у них одной формы. Но все то, что у Нади было красиво, почти прекрасно, у Глафиры выглядело почти уродливо.
– Вот эта девка на нашу бабу Глашу похожа! Признаю!
– А как же Глафира уцелела? – спохватилась Катя. – Вы же сказали, что всех Усовых арестовали, и назад они уже не вышли. А Глафира была женой Саввы! Официально!
– К тому времени уже нет, – сказал следователь. – Они с Саввой развелись. Глафира сама подала на развод. Дело в том, что Глафира переоценила свои силы. К тому же она рассчитывала, что, выйдя замуж за Савву, сумеет оттеснить в сторону сестру, что постепенно станет занимать все больше и больше места в сердце мужа и станет ему настоящей женой. Но вышло иначе. Савва и смотреть не хотел на Глафиру, а в Наде он, напротив, души не чаял. И чем дальше, тем больше. Наблюдать счастье сестры каждый день стало для Глафиры непосильной задачей. И она сбежала в город. Там она подала заявление о разводе, которое было рассмотрено.
– И все же, как ей удалось ускользнуть от взгляда КГБ?
– Ладно, скажу вам всю правду. Комитет прибыл арестовывать ячейку Саввы не просто так. У следователей на руках имелся донос, в котором Глафира сдавала их всех, что называется, с потрохами. И особое внимание уделила Савве и его жене, назвав их главными организаторами антисоветского заговора.
– Не может быть!
– Она написала донос на беременную сестру?
– Она что, не знала, что ту могут расстрелять?
– Знала, – твердо произнес следователь. – Знала, понимала, и совершенный ею когда-то грех тяжким грузом лег на ее душу. Но в оправдание Глафиры надо сказать, что она всю свою дальнейшую жизнь положила на то, чтобы хоть отчасти искупить содеянное. В отношении ее сестры приговор был приведен в исполнение после того, как женщина родила своего ребенка и его выкормила. Через полгода осиротевший ребенок поступил в дом малютки. Какими путями действовала Глафира, чтобы ей разрешили усыновить этого ребенка, не известно. Обычно родственникам расстрелянных по такой статье ставших сиротами детей не возвращали, их либо оставляли на попечении государства, либо передавали в идейно правильные семьи, которых в антисоветчине даже заподозрить было нельзя. Но подозреваю, что Глафира дала взятку, и не одну. Как бы там ни было, ребенок, а это был мальчик, оказался у нее на руках. А вместе с ним к ней перешло и право на его наследство.
После этой фразы повисла тяжелая пауза. Не успев порадоваться хотя бы остаткам совести у своей соседки, люди теперь обдумывали ее новые каверзы.
