Глава 13
Когда все немного успокоились и Коля снял с себя костюм, Катя усадила обоих мужчин к столу.
– Ужинать!
И даже не стала слушать их возражений. Впрочем, никто особенно и не протестовал. Несмотря на все пережитые волнения, голод давал о себе знать. Как говорится, война войной, а ужин по расписанию. Тем более что ужин в семье был делом святым. К нему готовились с самого завтрака. Планировали, разрабатывали меню, а потом старательно в течение целого дня осуществляли приготовления к главной трапезе.
На сегодня у Кати были приготовлены томленные в жирной сметане вареники с картошкой. Они так долго простояли в печи, что сверху сметана покрылась аппетитной нежной корочкой, под которой оказалось что-то неописуемо восхитительное.
– У-у-у… – протянул Саша. – Как вкусно! Почему так вкусно, а, Катя?
– Наверное, потому что молочко от настоящей коровки.
Корова Зорька – бывшая кормилица бабы Глаши – стояла теперь в сарае у Коли. Животное пришлось взять к себе. После того как сначала хозяйка, а за ней и молодой хозяин с пугающей скоростью исчезли из Зорькиной жизни, корова всерьез затосковала. Животному ведь не объяснишь, что происходит. Корова хотела кушать, она хотела гулять на свежей зеленой травке, и самое главное, она хотела, чтобы ее подоили. Вот Катя и оказывала корове эту услугу. А заодно брала себе получившийся натуральный продукт.
– Да ведь и раньше мы у бабы Глаши молоко брали. Что же раньше не было так вкусно? Молоко же то самое!
Катя поджала губы:
– Видно, то, да не то.
– Ах, вон оно что!
Коля побагровел. Он очень не любил, когда его надувают. Но когда тебя обманывает чужой человек – это еще полбеды, ему как бы простительно. Но когда тебя надувает ближайшая соседка, которой ты еще и помогаешь, чем можешь, это уже вообще свинство. И тут Саша был с ним согласен.
– Автолавка сегодня опять не приехала, – пожаловалась Катя. – Дядя Вася говорит, что машину еще дня два не починят. Деталей нужных на складе нету. Если он прав, то завтра надо ехать в Низинки. Сколько можно без хлеба сидеть! Тоска!
– Съездим, Катюша. Погоди, дай мне только с этим делом разобраться.
Поев, Коля пошел в спальню, морально настраиваться и ждать подходящего часа, чтобы отправиться пугать телевизионщиков. Пока Катя убирала со стола, Саша разложил найденные в конверте фотографии.
– Что это у тебя?
– Да вот… Посмотри.
Катя подсела и начала перебирать фотографии.
– Где ты это нашел? – удивилась она. – На чердаке? Я и не знала, что там есть такие фотки.
– Кого-нибудь узнаешь на них?
– Кого я могу тут узнать?
– Ну, родственников своего Коли. Его бабушек, дедушек.
– Нет, – покачала головой Катя. – Вряд ли это его родственники тут запечатлены. Ничего общего с Колей. И вообще, мне кажется, что это фотографии не одной семьи, а случайных людей. У них разные черты лиц, и сделаны они все в разное время.
И все же кое-что общее у людей на фотографиях было. Все они были одеты скромно и просто. Еще сто лет назад по одежде легко можно было вычислить, к какому сословию относится тот или иной человек. Образованные одевались по европейской моде. Женщины из интеллигенции на головах вместо платков носили хорошенькие шляпки, мужчины в городах вместо кепок напяливали котелки или даже цилиндры. Рабочие одевались не так, как крестьяне. А крестьяне одевались иначе, нежели купцы. И покрой одежды, и украшения, и сам материал у разных сословий разительно отличались. Революция эту разницу фактически изничтожила. После нее стало невозможно с одного взгляда понять, кто этот человек и чем он занимается.
Но люди на фотографиях по большей части являлись либо зажиточными крестьянами, либо благополучными ремесленниками. Интеллигенции на фотографиях было мало. Лишь одна молодая женщина не особенной красоты, но с лицом милым и простым. Она была сначала в кокетливой шляпке, потом в костюме сестры милосердия, а затем внезапно оказалась уже в низко повязанном платке.
Катя отложила эти три фотографии и прокомментировала их:
– Похоже, что эта интеллигентная барышня вышла замуж за деревенского парня.
А вот лица на фотографиях были всякие. И молодые, и старые. И мужские, и женские. Некоторые люди встречались сразу на нескольких снимках разных лет, и по ним можно было понять, как человек менялся с возрастом. Вот юноша и еще три мальчика-погодка, они стоят рядом с седоволосым мужчиной с густой окладистой бородой. Судя по сходству лиц, мальчики друг другу братья, а мужчина приходится им близким родственником, отцом или их дядей.
А вот один из тех мальчиков, но он уже подрос. Его старший брат уже теперь и сам отец, рядом с ним трогательный малыш и молодая женщина. Та самая, что раньше встречалась со шляпкой, а потом в костюме сестры милосердия. К сожалению, лица у всех взрослых какие-то исхудавшие и невеселые.
– Тут есть подпись, – сказала Катя, которая перевернула фотографию. – И дата. «Тысяча девятьсот тридцать первый год. Нашему ангелочку ровно годик».
Но таких фотографий, по которым можно было проследить историю семьи, было мало. Фактически тут была представлена всего одна семья. Но чья это была семья? Катя нашла любительскую фотографию, которая разительно отличалась от прежних, отпечатанных в отличном или хорошем качестве и наклеенных на плотный толстый картон, на котором золотыми буквами было написано, в какой мастерской сделана данная фотография. Новая фотография была совсем простенькая, лица людей на ней получились размытыми, было ясно, что и техника невысокого качества, и фотограф не мастер, да и условия совсем другие. Не ателье, одним словом. Фотография представляла собой берег широкой реки, несколько деревьев, какую-то отмель.
– А вот снова этот же малыш. Тут ему лет семь. Или это другой?
– Сложно сказать. Но отец тот самый. И мать тоже.
– Как они тут оба плохо выглядят!
Если на прежней фотографии взрослые были просто невеселы, то на этой они выглядели откровенно изможденными.
– Какие худые все! Они болеют?
– Скорее, голодают. Посмотри, как плохо все одеты.
– Но судя по предыдущей дате и возрасту ребенка, это предвоенные годы. Страна тогда достигла относительного благополучия. Почему дети и взрослые на этой фотографии такие измученные, оборванные и голодные?
– Тридцать восьмой год был благополучным далеко не для всех.
– Считаешь, что это заключенные?
– Или репрессированные, или ссыльные. Они не в лагере, могут передвигаться относительно свободно. Но при этом люди явно бедствуют.
Катя начала перебирать другие фотографии и внезапно замерла.
– Что?
– Тебе не кажется знакомой вот эта женщина?
Саша взглянул на протянутую ему фотографию. С нее смотрела яркая темноглазая красавица. Тугие черные косы оплетали ее голову словно змеи. Покрой ее платья был послевоенным.
– Нет, не знаю, кто она.
– А если приглядеться получше?
– Все равно.
– Это же баба Глаша.
Саша расхохотался:
– Да ты что! Она тут красивая, а баба Глаша…
Он осекся, но Катя договорила за него:
– Тут на фотографии женщина молодая и красивая, а наша баба Глаша старая и уродливая. Ты это хотел сказать? И все-таки это она. Я видела такую фотографию у бабы Глаши дома. Только там она сделана в виде портрета и висит на стене. Я как-то между делом спросила у бабы Глаши, кто эта женщина, и она сказала, что это она сама и есть, только в молодости.
Саша снова недоверчиво взглянул на фотографию.
– Поверить не могу, что это она. Неужели она так сильно изменилась?
– Еще бы! Тут на фотографии ей лет двадцать пять, а ты ее знал старой развалиной. Конечно, тебе не верится. Но это она, я хорошо запомнила эту фотографию. И платье, и прическа, и поза – все совпадает. Это наша баба Глаша.
Саша начал кое-что соображать.
– Но откуда в этом доме взялась фотография бабы Глаши?
– Этого я не знаю.
Больше ничего примечательного среди фотографий найдено не было. Вскоре к ним вышел Коля, который заявил, что пришла пора отправляться на дело.
– Я тебе нужен?
Коля утвердительно кивнул и продолжил:
– Катя, ты сейчас пойдешь к этим ребятам и подготовишь там почву для моей встречи с ними.
– А как?
– Скажешь им, что мы с твоим братом уехали по делам, ты одна и тебе страшно. Мол, какие-то шорохи раздаются в старой части дома, стуки и завывания.
– Ее цель привести к нашему дому зрителей? – догадался Саша.
– И для тебя, Саша, у меня есть задание. Поднимись на чердак и время от времени свети там в окошко фонариком. Понял? Как будто бы там бродят призрачные огни или что-то в этом роде.
– Хорошо. А ты не думаешь, что кто-нибудь из этих ребят с телевидения захочет забраться наверх и проверить, кто это там светится, стонет и стучит?
– Не думаю, что они такие отважные. Но на этот случай ты должен успеть спуститься вниз и удрать. Чердак ты изучил хорошо, найдешь лазейку, как прошмыгнуть мимо них.
– А ты?
– А я буду их пугать внизу.
– Это я понял. Но вдруг кто-то из них захочет тебя поймать?
Вместо ответа Коля напялил на себя костюм призрака и взмахнул руками.
– Ты бы отважился?
– Н-н-нет, – неожиданно начал заикаться Саша. – Н-н-но вдруг кто-нибудь из них окажется отчаянно смелым?
– На этот случай у меня есть план отхода, – сказал Коля и мрачно прибавил: – Не бойся, живым я им в руки не дамся.
– Коля!
Катя испуганно смотрела на своего мужа.
– Да это я шучу, вас подбадриваю, чудаки.
И обняв жену, Коля поманил к себе Сашу и проникновенно сказал ему на прощание:
– Сам понимаешь, тут на карту поставлено все наше с Катей будущее, так что промаха быть не должно. Понимаешь?
– Понимаю.
– Тогда по местам!
И все трое отправились по своим местам. Катя побежала жаловаться телевизионщикам на непонятный и пугающий шум в доме, а Саша поднялся на чердак. Ну а где укрылся главный герой – Коля, этого не знал никто, кроме него самого.
Сидеть на чердаке и светить там фонариком – это лучше всего укладывалось в планы самого Саши. Его так и тянуло к тому ящику, в котором он нашел фотографии и газеты. Там на дне имелись еще какие-то бумаги, скрепленные печатями. Не иначе как старые документы. Они так и манили Сашу к себе. Сказать честно, именно эти документы, как только Саша их увидел, заставили сердце юноши дрогнуть.
Саша не сомневался, что эти пожелтевшие местами отпечатанные на машинке, местами заполненные чернилами бумаги и есть самый лакомый кусочек из всех имеющихся в ящике шкафа. Руки у молодого человека так и тянулись к этим бумагам, но Саша тогда превозмог себя, оставил вкусненькое на потом. И не один раз после пожалел об этом. Воздержание – вещь суровая, даже если человек наложил его на себя добровольно.
Теперь же руки у Саши так и тряслись от волнения. Наконец-то он добрался до сокровенного! Схватив документы, он принялся жадно в них вглядываться.
Внезапно его занятие оказалось прерванным каким-то непонятным шорохом. Саша поднял голову и прислушался. Что такое? Снова это неясное шуршание, которое он уже слышал. И откуда оно раздается? Непонятно. Саша слушал несколько минут, но звуки больше не повторились. И парень, забыв о них, вновь углубился в изучение бумаг.
Это были какие-то документы с правом на торговые площади. На дом. На землю. Все они были выписаны на имя некоего Афанасия Усова.
– Усов, Усов… Где я слышал эту фамилию? Афанасий Усов! Ну да! Хозяин зеркала. Все-таки похоже, что этот Афанасий и есть папенька нашего Саввы. Тот ведь тоже был Усов. И по отчеству как раз Афанасьевич. Точно, это он! И дом тоже его – Афанасия Усова.
И Саша принялся с помощью фонарика разглядывать документы. Он сумел насчитать не меньше трех торговых лавок, принадлежащих Афанасию Усову. Одна из лавок находилась в городе, две других в соседних с Васильками деревнях, тогда обжитых и многолюдных. В лавках торговали тканями, пуговицами и нитками, а также там продавали сахар, чай и конфеты. Торговля шла успешно. Схема обогащения оборотистого купца была предельно проста.
В деревенских лавках Афанасий принимал у крестьянского населения плату за требующиеся им товары не деньгами, а натурой – зерном, льном, шерстью. Если мужику был нужен инструмент, он мог обменять его на петуха, поросенка или барашка. Если какой-нибудь бабе хотелось себе красивый гребешок в обновку, она могла не просить денег у мужа, не расстраивать его, а выделить для покупки что-то из имеющихся в каждом приличном хозяйстве запасов, что еще не было обращено в деньги, а потому и особой ценности не имело.
Разумеется, в городской лавке купца Афанасия шел обратный бартер. Перемолотое в муку зерно, сбитое в масло молоко или превратившийся в ветчину поросенок менялись на какой-нибудь милый сердцу деревенской красотки пустячок – цветной платочек, шелковую ленточку, симпатичную чашечку. Многие городские дамы, желающие сэкономить и в то же время чтобы иметь возможность вкусно и полноценно накормить своих детей и домочадцев, с радостью отдавали ставшие ненужными им предметы роскоши в обмен на здоровую деревенскую еду.
Торговал Афанасий честно. Больше положенной испокон веков десятины себе не брал. А согласитесь, десять процентов прибыли – это очень скромная, по нынешним временам прямо-таки ничтожная прибыль.
Но все благополучие дядьки обрушилось после революции. Произошло это не в один миг, и даже какое-то время после окончания терзавшей страну Гражданской войны, уже в двадцатых годах в эпоху НЭПа – «новой экономической программы» – казалось, что былые светлые деньки вновь вернулись. Но продлилась эта пора благоденствия совсем недолго. А последствия наступившей эпохи поголовной коллективизации и национализации пугали всякого честного да и не очень честного частника.
Лавки у Афанасия отняло некое «Совместное товарищество», выдав взамен бумаги, скрепленные печатью с серпом и молотом. Землю забрал себе колхоз имени «Товарища Владимира Ильича», а вот дом в деревне Васильки оставался за Афанасием. Его Афанасий, уже смекнувший, что и куда в стране идет, оформил как общественный клуб. Таким образом здание переходило в общественную собственность, но Афанасий с семьей имел право проживать в своем доме.
Кроме того, как добровольно пожертвовавшего всю свою собственность на дело революции, ни его, ни его семью в двадцатых годах не тронули. В ссылку семья Усовых отправилась уже в тридцатых годах. Репрессировали Афанасия и четверых его ближайших родственников по мужской линии с женами и детьми.
– Эй! – послышался снизу голос Коли. – Ты там не уснул, часом?
Саша вздрогнул. Он так увлекся изучением документов, что совсем забыл о своем задании – светить в окошко фонариком.
– Все в порядке.
– Можешь походить с места на место, – посоветовал ему Коля. – Пусть видят, что это мы не просто лампочку ввернули.
Саша принялся послушно ходить из угла в угол. Он светил в темное окошко и сосредоточенно думал. Старик у них под порогом был похоронен еще до революции. Получается, что это не мог быть сам Афанасий. Скорей всего, это был его отец или даже дедушка, ну или на худой конец дядя. Но, опять же, нигде в найденных бумагах не было указано, что подобное захоронение у них под домом состоялось. А Саша понимал, чтобы Коле официально оформить свои права на призрака неизвестного старика, нужно найти какие-то документальные подтверждения этой церемонии.
Вздохнув, Саша снова взялся за фотографии. Его внимание привлекла к себе фотография, сделанная на фоне дома. Судя по двум старым березам, растущим рядом с домом, это был тот самый дом, который сейчас занимали Коля с Катей. Но что-то было с ним не так. Что? Это Саша и пытался понять. Он так и эдак крутил фотографию, как вдруг…
– Идут! Идут!
Взволнованный Колин голос отвлек Сашу от его размышлений. Он выключил фонарик и осторожно выглянул в окно. Так и есть, идут! Всей толпой! С фонарями. Еще бы прожектора включили! Если бы телевизионщиков ожидал настоящий призрак, он бы давно смылся. Всем известно, какие призраки стеснительные и нелюдимые граждане. На счастье этих недотеп с телекамерами, в доме их поджидал всего лишь переодетый в привидение Коля. А тот и не думал прятаться. Напротив, он всеми силами привлекал теперь к себе внимание. Стонал, ухал, издавал леденящие душу вопли, услышав которые, первые ряды телевизионщиков даже замедлили шаг.
– Ну что же вы! – подбадривала их Катя. – Идите же! В доме вас ждет сенсация!
Напоминание о новой сенсации заставила телевизионщиков зашевелиться. Тем более что и Коля приумолк. Он явно подпускал их поближе. Свет во всем доме был им заранее выключен, Саша лично вывернул все пробки. И в темноте Коля, наряженный в белую рубашку с намалеванной на ней страшной рожей, мог носиться по дому, прячась при необходимости в укромных уголках.
Но такой необходимости не возникло. Стоило Коле показаться перед телевизионщиками и совсем тихонько ухнуть, как в рядах охочих до сенсации граждан тут же началась паника. Саша это понял по диким воплям и топоту многочисленных ног. Коля ухнул еще пару раз, но это уже не имело никакого значения. Телевизионщики снесли дверь и вынесли ее вместе с собой на улицу.
– У-ху! – произнес Коля, голос его звучал растерянно и даже как-то жалобно.
Мол, и это все, на что вы способны? Даже побегать за мной не хотите? Но оказалось, что Коля с родными недооценивали съемочную бригаду. Пусть первое впечатление от встречи с призраком оказалось для них сильным, но среди них были люди не робкого десятка. И отдышавшись, они решили провести проверку.
Раздались голоса скептиков:
– Да какие там призраки!
– Это просто нас кто-то из местных дурачит!
– Завернулся в тряпку и носится по дому!
– Пойдем все вместе да и сдернем с него простыню.
Это было уже опасно, потому что было очень близко к правде. И Саша встревожился не на шутку. Не за себя. Ему-то ничего не угрожало. Приставную лестницу, ведущую на чердак, он втянул за собой, а иначе забраться к нему было нельзя. Да никто про второй этаж и не вспоминал. Все внимание телевизионщиков занимал сейчас призрак, которого они видели внизу. Руки у них так и чесались его поймать.
Глупые, глупые! Да разве же могли они тягаться с Колей, который знал все тайны этого старого многократно перестраивавшегося дома! Напрасно Саша волновался за своего родича. Коле в этом доме был знаком каждый потайной уголок, каждый чуланчик, каждые каморка и лаз. Погоня началась, но Коля с легкостью увиливал от сунувшихся в дом троих смельчаков. Бегал и радостно ухал всякий раз, когда ему удавалось от них ускользнуть.
Но затем стало сложнее. Телевизионщики притомились. Привидение они не поймали, но при этом, как ни странно, уверились, что с ними забавляется кто-то живой.
Саша слышал, как на улице какой-то голос громко возмущался:
– Призраки так ногами не топают. И не сопят!
Хотя находились и другие, кто возражал:
– Будто бы много ты призраков на своем веку встречал!
– Да я его схватил! Он в какой-то тряпке! Вот тут он у меня был, из самых пальцев выскользнул!
И снова в ответ ему возражали:
– Потому он у тебя из пальцев и выскользнул, что это самый настоящий призрак!
Потом телевизионщики о чем-то посовещались. Самого совещания Саша не слышал, но суть его понял. Они решили докопаться до правды. Если в доме кто-то живой, то он от них никуда не денется. Для этого они оцепили дом и притащили к нему свои прожектора. Когда врубили лампы на полную мощь, Саше показалось, что уже утро. В доме стало совсем светло.
– Ну все! – прошептал Саша. – Пропал теперь Коля! Не выскользнуть ему!
Одно дело носиться в темноте и мраке, пугая людей развевающимися полами белой рубашки. Так ты легко сойдешь за призрак. И совсем другое, если вокруг светло. Тут уж сразу увидят, кто ты есть на самом деле.
И все же в доме было несколько темных уголков, в которые еще не добрался луч прожектора. Именно там и прятался сейчас бедный Коля.
– Вон он! – раздались крики телевизионщиков. – Вон!
– Я его вижу!
– Держи его!
Топот ног, крики, снова топот, но уже приглушенный, а потом внезапно наступила тишина. Звенящая и отчаянная, она была недоступна для Сашиного понимания. Сидя на чердаке, он буквально изнывал от любопытства. Что там у них внизу случилось? Удалось им схватить Колю? А если да, то почему все так дружно и таинственно молчат? Если схватили, то должны были бы торжествовать.
А затем раздался чей-то голос.
– Друзья, товарищи, – произнес он растерянно, – а где же призрак?
Остальные были удивлены не меньше.
– Тут только что был!
– …его!
– Как сквозь землю провалился.
– Братцы! – воскликнул первый голос. – Так тут же как раз дыра в полу!
И загонщики призрака вновь воодушевились. Снова загомонили, заголосили и затопали.
– За ним!
– В подпол!
– Вниз!
Душа у Саши ушла в пятки. Ну все! Теперь Колькиной затее однозначно конец! Из подпола ему точно будет не выбраться. Он же ограничен четырьмя стенами. Колька угодил в западню.
– Ну как же так! – простонал Сашка. – Они там Кольку точно дожмут и возьмут.
И тут же, словно в подтверждение его слов, из подвала донеслись совсем уж приглушенные вопли. Видимо, преследователи настигли Колю.
– Все! Конец игры! С поличным взяли! – огорчился Саша.
Больше прятаться на чердаке не было смысла. Да еще этот непонятный шорох в углу, который вновь повторился. Но проверять, кто там шебуршится, у Саши было желания еще меньше, чем в первый и второй раз. Мышь не мышь, плевать на нее. Юноша спустил с чердака лестницу и сам начал спускаться по ней вниз.
– Вот стыдоба-то! – бормотал он. – Эх, не надо было нам соваться. Теперь и про призрака скажут, что это Колькины забавы. Еще хуже самим себе сделали!
Внизу он столкнулся с Катей. Та сделала на него большие глаза.
– Зачем спустился? – зашипела она на брата. – Нельзя, чтобы тебя сейчас увидели.
– Почему? Все же кончено.
– Какое там кончено, Сашка! Все еще только начинается!
Голос у сестры звенел от волнения. И не объясняя брату, что именно начинается и как, Катя зашептала уже менее сердито:
– Ладно, раз уж спустился, так даже лучше.
– Тебя не поймешь, – надулся Саша. – То плохо, то хорошо.
Но тут же он вспомнил, что сестра у него девушка беременная, а к последним с общими мерками подходить нельзя. Все у них как-то по-особенному.
А сестра уже давала ему указания:
– Ты сейчас постарайся из дома незаметно выскользнуть. Потом найди Колю, и вместе на его машине возвращайтесь. Ну все! Мне пора! А то самое интересное пропущу!
– А-а-а… А я? Я тоже хочу это самое интересное!
Ответа не было. Пришлось послушаться.
Выскользнуть из дома незамеченным оказалось проще простого. У крыльца никого из телевизионщиков не было. Все они сгрудились в противоположной стороне дома. Там, где Саша недавно обнаружил огромную кучу спиленных веток. Именно оттуда доносились возбужденные голоса и выкрики. И Саша недоумевал, что такого интересного могли обнаружить там телевизионщики? Колю?
Но с другой стороны, если Катя велела брату встретиться с ее мужем и сделать вид, что они возвращаются на машине из города, значит, Колю не схватили? Но кого же тогда схватили? И по какому поводу шум и гам? Теряясь в догадках, Саша устремился к тому месту, куда они с Колей отогнали его машину.
Коля уже был там и сидел за рулем. Он избавился от своего белого балахона, и ничто не напоминало в нем призрака.
Увидев Сашу, он открыл дверь машины и призывно замахал родичу руками:
– Иди скорей! Тебя как смерти дожидаться!
И когда Саша запрыгнул в машину, Коля резко стартанул с места. Такого обращения со своим фургончиком Коля себе никогда не позволял. К машине, как и к прочему своему имуществу, он относился очень бережно. И уже по такому непривычно резкому старту Саша понял, что в Васильках нынче ночью случилось и впрямь нечто совершенно невероятное.
Но что именно? Узнать это Саше хотелось со страшной силой.
