Глава 20
Двойное убийство

Разгневанные мужчины и женщины штурмовали преграду из стоящих цепью полицейских. Страх превращал эмоции толпы в бешеную ярость.

Я плотнее закуталась в шаль, закрывая лицо одновременно от прохлады раннего утра и от людей, стоящих поблизости. Я не хотела, чтобы меня узнали, – моей семье и так хватало неприятностей.

Отец наконец-то вернулся домой вчера вечером после почти месяца, проведенного вдали от его драгоценного опиума, и я не хотела, чтобы кто-нибудь сообщил ему, что я тайком ушла из дома и побежала сюда со всех ног.

Я надеялась не подвергать испытанию его паранойю, хотя бы до освобождения дяди. Не говоря уже о том, что я не хотела, чтобы он поспешил выдать меня замуж, если ему будет слишком трудно со мной справиться. Он, вероятно, уже подобрал подходящего милого молодого человека, живущего вдали от городских улиц Лондона. Мне была ненавистна мысль о том, что меня запрут в золоченой клетке в деревне, но я не могла винить отца за попытку меня защитить.

Как бы он ни ошибался в своих попытках.

Я переключила внимание на окружающие здания: высокие каменные чудовища, холодные и неподвижные. Огромные буквы на здании «Керли-энд-Тондж» молчаливо смотрели на хаос, царящий внизу, а я смотрела на здание. Если бы только эти буквы умели рассказать о тайнах прошлой ночи, свидетелями которых они стали. Я старалась впитать каждую деталь этого места, так же, как это сделали бы Томас или дядя, если бы находились здесь. Я не разговаривала с Томасом два дня: обида на его слова все еще занимала главное место в моих мыслях.

Площадь Митра-сквер была идеальным местом для убийства. Здания образовали огромный замкнутый двор, защищая его от любопытных взглядов со стороны главных магистралей. Слухи, которые носились в толпе, подтверждали, что это еще лучшее место для двойного убийства.

Джек-потрошитель возобновил свою месть после почти месячного перерыва. Его угрозы в письме «любезнейшему Шефу» не были пустыми. Джек обещал новые убийства и именно так и поступил.

Несколько человек, стоящие во главе толпы, кричали, требуя крови, подстрекали окружающих и разжигали в них ярость. Женщина рядом со мной закричала:

– Это неправильно! Нам надо поймать и убить его! Повесить этого сумасшедшего!

Я снова посмотрела на живую преграду. За ними я едва различала тело, накрытое почти белым саваном; вокруг головы скопилась лужа крови, похожая на красное озеро. Еще один труп обнаружили немного поодаль.

Хуже этого я и представить себе не могла, но теперь Скотленд-Ярд никак не мог казнить дядю, после того как еще два трупа были так явно выставлены напоказ всему Лондону.

Внутри меня росла тьма, которую необходимо было выкорчевать. Во второй раз за неделю я почувствовала слабую благодарность к Потрошителю. Мои собственные чувства вызывали у меня бесконечное отвращение. И все же я надеялась, что это преступление спасет по крайней мере одну жизнь. Пусть даже из-за этой надежды я считала себя ужасным существом.

Я почувствовала, как кто-то сильно хлопнул меня по плечу, и резко обернулась, так что юбки взметнулись вокруг тела.

Суперинтендант Блэкберн покачал головой; солнечный свет сверкнул в его волосах.

– Я бы спросил вас о погоде, но, уверен, вам бы хотелось поговорить о другом, мисс Уодсворт, – он прищурился и посмотрел в сторону трупа, заслоняясь от солнца ладонью. – Кажется, наш парень обеспечил нам еще две жертвы.

Я проследила за его взглядом и кивнула. К этому добавить было нечего, поэтому я промолчала. Я наблюдала за происходящим и слушала людей, стоящих возле нас, пока они рассуждали о злобном Кожаном фартуке, убийце женщин. Хотя я вряд ли назвала бы Джека «нашим парнем».

Причина неловкости, постепенно охватывавшей меня, не была связана с погибшей женщиной или с испуганной толпой. Я чувствовала, как Блэкберн осторожно изучает меня, но старалась не обращать на это внимания. Что-то в его поведении заставляло меня чувствовать себя так, будто меня рассматривают, подозревая в преступлении, о котором я начисто забыла.

– Поскольку я знаю, что бесполезно просить вас поговорить со мной позже, – продолжал Блэкберн, – я бы пригласил вас сейчас осмотреть место преступления. Вашего дядю нельзя пригласить сюда, а я не доверил бы никому другому провести нужную оценку. Если, конечно, вы считаете, что справитесь с этим.

Не вполне осознавая, чего от меня хочет этот полицейский, я заморгала, глядя на него. Я была всего-навсего ученицей дяди, но Блэкберн, по-видимому, очень хотел узнать мое мнение об этом деле. А я была готова отложить сомнения в отношении него ради возможности обследовать тела. Я сглотнула, оглядываясь вокруг. Никто не обращал на нас никакого внимания.

– Конечно, я их осмотрю.

Блэкберн смотрел на меня, в изгибе его губ читался некий намек на неуверенность.

– Возможно, вы захотите подготовиться. Видеть труп на лабораторном столе – не совсем то же самое, что видеть труп в луже крови в переулке.

Если он пытался меня запугать, то это не сработало. Он ведь не знал, что я уже видела труп в переулке и осталась жива, сумев рассказать эту печальную историю.

Мне очень хотелось поближе рассмотреть места преступлений. Понять мысли человека, который так жестоко обошелся с этими женщинами. Я воображала, что это будет одна из ужасных картин, каких я никогда не видела, но я не позволила страху овладеть мною.

Тьма внутри меня обрадовалась возможности увидеть тела вблизи, в том виде, в каком они должны были быть обнаружены по плану убийцы. Возможно, я найду полезную улику.

Когда я вздернула подбородок и на моем лице появилось вызывающее выражение, Блэкберн рассмеялся.

– Вы во многом на меня похожи, – он улыбнулся, довольный моей реакцией. – Держитесь рядом со мной и не разговаривайте. Я очень хочу услышать ваше мнение, но не все разделяют со мной эти чувства. Лучше предоставьте мне вести переговоры.

– Очень хорошо, – хотя мне его слова не доставили удовольствия, это была горькая правда. Я была юной девушкой, взрослеющей в мире, где правят взрослые мужчины. Я должна проявить мудрость, выбирая свое поле битвы.

Не говоря больше ни слова, мы пробрались в первые ряды толпы и остановились перед шеренгой констеблей. Женщины медленно отступали перед Блэкберном, оценивающе разглядывая его фигуру, пока он проходил мимо.

Крепкий мужчина с рыжей бородой и такими же кустистыми бровями преградил нам путь.

– Сюда нельзя. Приказ комиссара.

Блэкберн выпрямился и кивнул головой, будто уже слышал это раньше, потом просто сказал:

– Я знаком с этим приказом, так как это я приказал комиссару его отдать. Благодарю вас за то, что вы так хорошо его выполняете, – он всмотрелся в бирку с именем этого мужчины, – констебль О’Брайен. Я привел личную ассистентку, специалистку по криминалистике. Мне нужно узнать ее мнение до того, как мы увезем тела.

Констебль недовольно посмотрел на меня. Я сунула ладони в складки юбки и сжала материю так сильно, что опасалась ее порвать. О, как я презирала себя за вынужденное молчание при таком ужасном проявлении недоверия. Мне хотелось напомнить каждому мужчине, который придерживается такого плохого мнения о женщине, что его милая мать – тоже женщина.

Я не видела ни одного мужчину, который бы дал продолжение роду человеческому, а потом отправился готовить ужин и прибираться в доме. Большинство из них валится с ног, когда у них начинается даже малейший насморк.

Под слоями муслина и надушенной кожей у меня скрывается больше силы, чем у половины всех мужчин Лондона вместе взятых. Я заставила себя сосредоточиться на нашей задаче и не позволить эмоциям отразиться на моем лице.

После долгой неловкой паузы Блэкберн откашлялся. Констебль снова перевел взгляд на своего начальника; краска заливала его лицо, начинаясь над воротом сорочки.

– Да. Простите, сэр. Просто… нам не сказали, что вы придете, и…

– …И разве не чудесно, что я сообщаю о своих новейших планах непосредственно вам, – перебил его Блэкберн, явно рассерженный задержкой. У меня промелькнула мысль, что ему, возможно, приходится часто мириться с таким отношением, учитывая его молодость. – Если вы не хотите ответить мне за это позже, я предлагаю нас пропустить, – продолжал он. – Меня это уже начинает раздражать, констебль. С каждым драгоценным мгновением, потерянным здесь, точность научного анализа моего консультанта снижается.

После этих слов мужчина посторонился. Все мысли о том, как он нам мешает, исчезли, когда я увидела бледную ступню, торчащую из-под ближайшего савана.

Я бы хотела, чтобы меня это зрелище наполнило отвращением. Вместо этого я почувствовала, что оно меня завораживает, и мне захотелось приподнять простыню и рассмотреть труп более внимательно. Блэкберн сделал знак мужчинам, охраняющим тело, и они быстро расступились.

Блэкберн наклонился ко мне.

– Не торопитесь. Я прослежу, чтобы вам никто не мешал.

Я кивнула, потом опустилась на колени рядом с телом, стараясь не попасть в лужу крови вокруг плеч, и осторожно стянула простыню. Мне едва удалось не ахнуть, я крепко зажмурилась и молилась, чтобы не уронить покрывало, словно испуганный ребенок.

Возможно, я оказалась не настолько готовой к этому, как мне казалось.

Я не открывала глаз и дышала ртом, пока головокружение немного не утихло. Нельзя было упасть в обморок на глазах почти у всех полицейских Лондона. Особенно когда они и так уже считают меня недееспособной из-за моего пола.

Собравшись с мыслями, я заставила себя исследовать тело.

Женщина небольшого роста, чуть выше пяти футов. Лицо сильно повреждено, обезображено кровью и порезами от губ до носа. Она лежала на спине, правое колено согнуто и поднято вверх, левая нога вытянута. Немного похоже на то, как нашли Энни Чапмен. Маленькая синяя татуировка виднелась на ее предплечье.

Болты и хирургические инструменты – испачканные кровью – выглядывали из-под ее тела.

Я понятия не имела, зачем Джеку нужны подобные вещи. Продолжая осмотр, я сосредоточилась на том, какой вывод я могу сделать.

Весь ее торс был разрезан по центру с хирургической точностью; кишки наброшены на плечи. Один участок кишечника даже был отрезан и аккуратно разложен между левым плечом и туловищем. Послание своего рода.

Я проглотила свои эмоции. Мне необходимо было закончить этот осмотр. А еще – понять мысли этого безумца и что довело его до подобной жестокости, чтобы он больше никогда не смог сотворить такого с женщиной. Я глубоко вздохнула и еще раз внимательно осмотрела тело, хотя мне не удавалось утихомирить сердце.

Как и у других женщин, у нее было перерезано горло.

Однако, в отличие от других, на ее правом ухе был надрез. Похоже, он пытался отрезать кусочек. Я кое– что вспомнила и чуть не упала при этом. Я позвала Блэкберна, от волнения повысив голос.

– Письмо, – сказала я; мои мысли мчались всё быстрее вместе с сердцебиением. – Автор письма и есть убийца. Он писал, что отрежет ей ухо, – смотрите, – я указала на ее рану, – он сделал то, что обещал. «В следующий раз я буду отрезать у дам уши и посылать их полицейским, просто ради забавы».

Блэкберн окинул взглядом тело, потом быстро отвел глаза.

– Даже если то письмо оказалось настоящим, мы никак не можем выследить его автора.

Я села на корточки, обдумывая варианты. Я подумала о редакторе газеты, и меня осенила одна идея, она просто бросалась в глаза.

– Что, если бы вы попросили мистера Дойла напечатать факсимиле письма? Несомненно, кто-нибудь может узнать почерк. К тому же он говорил, что напечатает его, если оно окажется подлинным.

Суперинтендант Блэкберн побарабанил пальцами по брюкам, заглядывая мне в глаза так глубоко, что я подумала, не пытается ли он передать мне тайное послание. Я не понимала, почему он колеблется, ведь это было бы идеальное решение. Через минуту он нехотя кивнул.

– Прекрасная идея, мисс Уодсворт, – Блэкберн улыбнулся, на его щеке появилась ямочка. Он указал в сторону тела, снова заставив меня взглянуть на этот кошмар. – На какие еще мысли вас все это наводит?

– Ладно, – я уставилась на кровавые пятна, понимая, что они сами по себе говорят о многом, и полностью погрузилась в науку. Кровь с левой стороны шеи, по-видимому, пролилась первой, так как она свернулась не так, как кровь с правой стороны тела. Нетрудно было прийти к выводу, что сначала ей перерезали горло, потом разрезали туловище. Я подползла ближе, показывая Блэкберну на каждую рану.

– Он начал с горла, затем, вероятно, разрезал или ударил ее ножом в рот. Сомневаюсь, что ему понравилось то, что она сказала, и, видимо, он захотел ее наказать. – Я перешла к следующей ране. – Когда она захлебнулась кровью, он выложил ее тело, выпрямил ноги, а потом вспорол своим клинком ей живот. Он удаляет кишки, вероятно, для того чтобы облегчить доступ к органам. Видите? Эта полость не слишком глубокая. Так же выглядит тело после того, как дядя удаляет органы во время вскрытия. Я не могу определить, не проникнув руками внутрь, какие именно органы отсутствуют. Но, думаю, это, наверное, ее матка или яичники, вероятно, даже почки и желчный пузырь. Как вы считаете?

Так как Блэкберн не ответил, я подняла взгляд и увидела, как на его красивом лице появились признаки подступающей тошноты. Я сжала губы. Каким чудовищем я должна ему казаться. Тетушка Амелия потащила бы меня в церковь и заставила прочесть тысячу молитв, если бы была здесь. Я видела, как судорожно сжимается его горло от попытки сглотнуть.

Он старался сохранить самообладание, но подавился, когда муха села на ее вспоротый живот. Я отогнала ее прочь, и она села возле окровавленного лица. Нужно убрать труп с места преступления, пока мухи не начали откладывать личинки.

Блэкберн закашлялся, и я снова посмотрела на него. Потом быстро встала и протянула ему носовой платок, но он покачал головой, держа у рта сжатый кулак.

– Я в полном порядке, спасибо. Возможно, съел что-то не то. Конечно, не о чем беспокоиться…

Какой-то малой части меня хотелось улыбнуться. Вот молодой человек, который наверняка по роду своей деятельности видел немало ужасов, и вот я, маленькая, худенькая девушка, предлагаю ему опереться на себя.

– Я сделаю несколько записей, если вы не возражаете, – сказала я. – Потом покажу их дяде. Его ведь теперь отпустят, не так ли?

Блэкберн переступил с ноги на ногу. Он смотрел, как я достала из кармана юбки маленький блокнот и стала писать своим самым аккуратным почерком.

Мне не хотелось выглядеть слишком нетерпеливой или полной надежды, но мне нужно было знать, что с дядей все будет в порядке. Что ему ничего не грозит и он скоро приступит к работе вместе со мной. Мне казалось, что прошел целый год, прежде чем Блэкберн наконец ответил:

– Не могу представить себе, чтобы его судили после этого. Я бы поклялся, что он выйдет на свободу еще до конца ночи, – он помолчал. – Возможно, вы согласитесь немного подкрепиться вместе со мной? После того как мы посмотрим на второй труп, конечно.

Я резко подняла взгляд, Неужели он действительно приглашает меня на встречу в подобных обстоятельствах? Как странно. Должно быть, мои мысли явственно отразились на моем лице, потому что он попытался объяснить.

– Я хочу сказать, может быть, мы могли бы выпить чаю и обсудить особенности этих жертв. Я уверен…

– Я уверен, что в этом не будет необходимости, Уильям, – произнес кто-то знакомым сердитым тоном. Все мышцы моего тела застыли; даже сердце почти остановилось, но потом забилось быстрее.

Отец.

Лорд Эдмунд Уодсворт представлял собой зрелище более страшное, чем труп, лежащий у моих ног. Выражение его лица испугало меня сильнее, чем нож, приставленный к сонной артерии.

– Когда я позволил вам ухаживать за моей дочерью, я и представить себе не мог, что вы сочтете правильным втянуть ее в такие… страшные мужские дела. Мне нужен человек, который укротит ее волю и защитит ее, а не будет потакать ее опасному любопытству.

Я почувствовала, как потрясение свалилось на меня с разных сторон. Так много вопросов требовали ответа. Как он меня здесь нашел? Откуда он узнал, что я ушла из дома? Но самый неотложный вопрос сорвался с моих губ первым.

– Что ты хочешь сказать? Позволить ему ухаживать… – не закончив мысль, я повернулась к Блэкберну. Смятение уступило место гневу. – Это вы просили у отца разрешения ухаживать за мной, встречались с ним тайно, строили заговор?

Потом мне в голову пришла другая мысль, настолько очевидная, что я чуть не рассмеялась.

– Поэтому вы хотели помочь дяде. Не потому, что считали его невиновным, а потому что вы неискренний человек!

– Одри Роуз, прошу вас, – начал он, поднимая руку. – Я никогда не…

– Я ошибаюсь? – требовательно спросила я.

Блэкберн сжал губы и бросил вопросительный взгляд на отца. Было ясно, что он не станет отвечать, не получив его одобрения, а это теперь маловероятно. Я сжала кулаки. Ничто не вызывало у меня большего презрения, чем мысль о том, что я все время ничего не замечала. В какие еще тайны меня не посвятили?

Мой гнев быстро угас, когда отец жестом велел Блэкберну замолчать.

Он выставил в мою сторону указательный палец и согнул его жестом, говорящим «сейчас же иди сюда». Если он когда-нибудь выпустит меня снова из дома, это будет чудо, ниспосланное самим богом.

Как посмел Блэкберн держать все это в секрете от меня! Я бросила на него еще один яростный взгляд, потом послушно подошла к отцу.

Когда я уже решила, что сюрпризы закончились, появился мой брат, намеренно игнорируя труп, лежащий в нескольких футах от его начищенных туфель.

Он не смотрел мне в глаза, когда подошел к отцу с другой стороны. Ясно, именно он выдал меня этому слишком заботливому безумцу. Грязный предатель. Конечно, полиция не остановила никого из членов моей семьи. Интересно, кому они заплатили за свое право не соблюдать законы и не выполнять приказы полиции?

– Значит, так. Уйдем из этого губительного места и отведем тебя домой, где ты будешь в безопасности. – Взяв меня за руку, отец одарил меня взглядом, который теперь, когда я оказалась в его власти, пугал меня не меньше. – Нам о многом надо поговорить сегодня вечером, Одри Роуз. Ты не можешь участвовать в таких опасных делах. Мне очень не хочется этого делать, но тебя нельзя оставлять безнаказанной. За некоторые поступки приходится дорого платить.