Глава 16
Дата смерти
Цирк Барнума и Бейли, «Олимпия», Лондон
25 сентября 1888 г.
Натаниэль смотрел на этого человека таким пристальным взглядом, что даже я почувствовала облегчение от того, что этот взгляд предназначался не мне.
Было ясно, что Натаниэль не рад его вторжению в этот вечер, который был задуман как беззаботный, свободный от неприятностей, особенно со стороны Скотленд-Ярда, и брат не стеснялся демонстрировать свои чувства. Даже несмотря на то, что стоящий перед нами молодой человек помогал отцу.
– Я прошу прощения, но это срочно. – Суперинтендант Блэкберн с трудом сглотнул, почувствовав всю силу учтиво контролируемого гнева члена семьи Уодсвортов, но не отвел взгляд.
Храбрый или глупый человек. Я пока еще не решила.
Возможно, в его случае храбрость и глупый риск слишком тесно связаны. Я прищурилась. Теперь я поняла, почему его имя показалось мне таким знакомым.
– Сколько раз вы спасали отца из опиумных притонов только для того, чтобы отослать его домой, к нам, без должного оформления, суперинтендант?
– Одри Роуз, – прошипел Натаниэль, наконец-то отвечая на его рукопожатие, возможно, чуть более крепким рукопожатием, чем необходимо, так как Блэкберн потом незаметно потер руку.
– Все в порядке, – произнес суперинтендант.
– Моя милая сестричка немного вспыльчива. Ваша последняя встреча с ней запомнится вам на много лет, я уверен, – тон Натаниэля был шутливым, но в его глазах не было ни намека на веселость. – Прошу прощения, но, значит, вы пришли к ней из-за тех ужасных убийств в Уайтчепеле? – Он бросил на меня обеспокоенный взгляд. – Каким бы сильным ни было ее сердце, я не согласен, чтобы вы обрушивали на нее весь этот кошмар снова.
– Боюсь, я не могу вам всего рассказать, так как это дело все еще в процессе расследования. Но вы правы, мой визит имеет ко всему этому отношение, – Блэкберн плотно сжал губы в тонкую полоску. У него было приятное лицо для такого жалкого человеческого существа. – Я… мне очень жаль, что это именно я увез вашего дядю. Я о нем очень высокого мнения, хоть это и не имеет особого значения.
Натаниэль расправил галстук, но больше не произнес ни слова. Я боялась, что он даст офицеру пощечину одной из своих перчаток, если увидит на моем лице новые признаки беспокойства.
– Могу я теперь переговорить с вашей сестрой? – Блэкберн поднял руки вверх, когда я попыталась возразить. – Это всего лишь на минуту. Что бы вы оба ни думали, я не хочу портить вам вечер.
Я не сумела сдержать смех, щекочущий мне горло.
– О да. Вы же так не любите без веской причины врываться в чужую жизнь. Как глупо с моей стороны было забыть об этом. Арестовать невиновного человека и уничтожить его репутацию – это довольно обыденно, как я понимаю теперь, когда вы об этом заговорили. Почему бы заодно не испортить вечер его племяннице? – я мило улыбнулась. – Потом вы можете внести в свой репертуар арест ни в чем не повинных мужчин, а заодно и молодых женщин. Возможно, – я постучала пальцем по губам в притворной задумчивости, – вам следует заодно и избить ребенка, раз уж вы этим занялись. Помочь вам выбрать подходящего кандидата?
Выражение обиды промелькнуло на его лице, и я почти пожалела, что сказала это. Потом я вспомнила, что это он несет ответственность за то, что дядю держат в сумасшедшем доме, любовно называемом Бедлам, и не пускают к нему посетителей, и желание извиниться растаяло у меня на языке. Я вздернула подбородок, приказав себе оставаться бесстрастной.
Уголком глаза я следила за Натаниэлем, который теребил запонки. Он с каждой секундой все больше тревожился, а это мне было небезразлично. Нельзя позволить этому нахалу испортить ему вечер. Он смотрел на меня с молчаливым вопросом в глазах, и я кивнула головой. Лучше с этим покончить.
– После тебя, сестра, – Натаниэль встал и жестом пригласил меня сделать то же самое.
Подхватив юбки и сжав кулаки, я вышла в проход, не глядя, следует ли за мной Блэкберн. Когда мы вышли в основное помещение, Блэкберн взял меня под руку и повел нас с Натаниэлем в небольшую комнату, отгороженную причудливо разрисованными стенными панелями, которая служила зверинцем.
Когда мы выбрались из толпы, я выдернула у него руку и скрестила руки на груди.
– Я способна пройти из одной комнаты в другую самостоятельно, суперинтендант.
Его брови слегка приподнялись. Мне было наплевать, что я веду себя вздорно. Мне было наплевать, что он обо мне думает, и, уж конечно, мне было наплевать, что он в этот момент старается подавить улыбку. Я опять нахмурилась, моля всех святых, чтобы его поразила молния за то, что он так чертовки меня раздражает. Он откашлялся в кулак, потом обвел взглядом окружающие нас диковинки и этим разозлил меня еще больше.
– Вы скоро собираетесь перейти к сути вашего грубого вторжения? Или вы полагаете, что я буду в экстазе трепетать ресницами при виде человека, который арестовал моего дядю и покрывал противозаконные поступки моего отца? Если это так, то, боюсь, вам придется ждать до второго пришествия, – я улыбнулась. – Или, по крайней мере, пока вы не погибнете и мне не поручат вскрытие вашего тела, чтобы посмотреть, есть ли в нем сердце.
– Одри Роуз, прошу тебя, – прошептал Натаниэль, ужасаясь. – Не надо злить человека, который отвечает за содержание дяди под арестом и хранит тайну отца.
– Все в порядке, – кивнул Блэкберн Натаниэлю, – она имеет полное право быть расстроенной.
Блэкберн огляделся вокруг, чтобы убедиться, что мы тут одни, затем глубоко вздохнул. Какое-то неприятное предчувствие зародилось в уголке моего сознания.
– Не надо, – я покачала головой, умоляя его оставить те ядовитые слова, которые он собирается сказать, при себе. – Я не хочу слышать ничего из того, что вы пришли сказать. У меня и так более чем достаточно причин для тревоги.
– Одри Роуз, – брат протянул ко мне руку, – ты не должна…
– Мне больше ничего не нужно знать, – прервала я возражения брата. – Только не сегодня.
Это была детская выходка, и я понимала, что Блэкберн не проделал бы такой дальний путь только для того, чтобы уйти и ничего мне не сказать. И все же я надеялась, что он не прибавит мне лишнюю унцию горя.
– Я счел справедливым предупредить вас, мисс Уодсворт, – сказал он. – С тех пор как ваш дядя помещен в сумасшедший дом, убийств больше не было. Поэтому некоторые люди стремятся признать его виновным. Они хотят, чтобы со всем этим кошмаром было покончено.
Он внимательно следил за моей реакцией, а я молчала, я не могла ответить. Как будто я покинула свое тело и наблюдала за происходящим разговором со стороны. Блэкберн смотрел себе под ноги.
– Его повешение предварительно запланировали на тринадцатое сентября.
– Это же всего через пять дней! – воскликнул Нитаниэль, выводя меня из туманного сумрака. – Как они могут так быстро провести суд и казнь?
– Это едва ли законно, – произнесла я, вглядываясь в лицо брата в поисках поддержки.
– Это наверняка незаконно.
Блэкберн еще раз глубоко вздохнул.
– Ваш брат прав. Суд будет, но далеко не справедливый. Они признают вашего дядю виновным и повесят его еще до того, как высохнут чернила на приговоре. Публика жаждет крови, члены парламента сделали заявления… ваш дядя является идеальной мишенью. – Блэкберн перечислил все преступления дяди: – У него нашли испачканные кровью инструменты, подобные тем, которые находили возле тел. Человека с похожей внешностью видели вместе с последней жертвой. У него нет алиби на время всех этих убийств. Хуже всего то, что он обладает теми навыками, которые необходимы для извлечения органов.
– Господи, и это все? – я помахала рукой в воздухе. – Я обладаю такими же навыками. Возможно, это я убийца.
Я металась по помещению, сжав руки в кулаки. Я чувствовала себя диким зверем, которого заставляют плясать ради развлечения людей и который это ненавидит. Я готова была освободить всех до единого бабуинов, коней, зебр в цирке, прежде чем уйти отсюда сегодня. И слона тоже, раз уж я этим занялась. Ни одно существо не должно так страдать от рук другого существа.
Я снова повернулась к суперинтенданту.
– Вы можете остановить это безумие? Невинных людей нельзя вешать, это чудовищная несправедливость. Этим не может все закончиться.
Он сунул руки в карманы, избегая моего взгляда, будто мог подхватить какую-то дурную болезнь, просто глядя на меня. Может быть, и мог. Ненависть пропитывала все мое существо своим маслянистым осадком.
– Только что закрыли дознание по делу нашей бывшей служанки, – сказала я, в основном обращаясь к Натаниэлю. – Должен быть какой-то способ отменить эту… мерзость нашей правящей системы. Они должны хотя бы закончить дознание по делу Энни Чапмен. Разве это не даст чуть больше времени?
Натаниэль прикусил губу, он явно не был в этом уверен.
– Я по-прежнему изучаю все сложности юриспруденции. Спрошу у своего наставника. – Я в упор смотрела на него, взглядом требуя все исправить. Брат поднял руки вверх. – Позвоню ему сейчас же. Посмотрим, смогу ли я со всем этим разобраться. Постарайся не волноваться, сестра. Клянусь, что сделаю все возможное для спасения дяди. Ты мне веришь?
Я кивнула. Больше мне ничего не оставалось делать, но это удовлетворило брата. Он снова посмотрел на суперинтенданта и произнес холодно:
– Прошу вас проводить мою сестру домой. Полагаю, вы предоставите ей должное полицейское сопровождение, особенно после того как обрушили на наши головы все эти новости?
Бесполезно было объяснять Натаниэлю, что я в состоянии и сама нанять экипаж до дома или поискать тетушку Амелию и Лизу и поехать с ними, поэтому я молчала, пока он договаривался с суперинтендантом.
Когда брат ушел, Блэкберн склонил голову набок; это движение открыло для меня в нем новую черту его характера, которой я раньше не замечала, но знала о ее существовании, – расчетливую цепкость. Должно быть, я выдала какую-то тайну и выругалась про себя, когда он незаметно подошел ближе.
– Вы сказали, что Мэри Энн Николс была вашей служанкой, мисс Уодсворт?
Он так и излучал волнение. Я не доверяла ему и его новому настроению и поспешно сжала губы. Меньше всего мне хотелось давать Скотленд-Ярду еще один повод ткнуть пальцем в нашу семью.
Его это не остановило, он шагнул еще ближе, заполняя пространство своим ощутимым присутствием и заставляя меня ответить на его вопрошающий взгляд. Я проглотила комок страха.
В нем было нечто опасное, хотя причиной могло быть то, что он держал в своих руках жизнь дяди.
– Вы ведь понимаете, что я, вероятно, единственный человек в Лондоне, которому не безразлично, останется ли в живых ваш дядя? – спросил Блэкберн. – Мисс Уодсворт… я верю, что вы поможете освободить вашего дядю и поймать убийцу.
Он провел ладонью по своим светлым волосам, взъерошив и без того непокорные кудри. Я больше всего на свете хотела помочь дяде, просто я хотела сделать это самостоятельно, без помощи того человека, который его арестовал. Хотя мне и льстило, что он настолько оценил мой интеллект и любительские детективные навыки, что хотел привлечь меня к расследованию.
Так как я по-прежнему не произносила ни слова, он схватил меня за локоть и резко развернул к себе.
– Если вы не хотите помочь мне, давайте поедем к тому, кому вы точно хотите помочь.
– Если вы меня сейчас же не отпустите, – сжав зубы, процедила я, – я буду вынуждена пустить в ход ужасный прием и нанести вам удар в пах, которому меня научил брат.
Вырываясь из его хватки, я слишком поздно поняла, что он уже разжал руку, так как он улыбался. Я фыркнула и окончательно высвободила руку. Мои угрозы не были шуточными. Думаю, он бы перестал улыбаться, если бы я действительно пустила в ход свой метод самообороны, и я жалела, что не сделала этого.
– И куда я за вами должна последовать, по вашему мнению?
– В Бедлам, мисс Уодсворт.