20

Кабинет. Шестеро мужчин. Белокурая кудрявая женщина.

Октябрь 2001-го. Предместье Лиона. Первое убийство. Франсуа Дюваль, руководитель научно-исследовательского центра, поздно вечером покидает здание своей компании по производству микропроцессоров, «Микротек». Он никогда не меняет своего маршрута: часть по городу, часть по предместью. Домой он не вернется, а два дня спустя его обнаружат в подлежащем сносу амбаре. Кожа с головы содрана, ноги связаны, отравление стрихнином, а желудок наполнен острыми осколками ракушек, которые идентифицируют как наутилус. Возле него, рядом со школьной доской, на листке бумаги красивая логическая задачка, напечатанная на компьютере. Сформулирована просто, но требует сложного решения. Задача Эйнштейна, которую способны решить лишь два процента жителей земного шара. Совершенно очевидно, что, испытывая мучения от проглоченных ракушек и страх смерти, трудно попасть в эти два процента.

Эрве Тюрен прочистил горло и раскашлялся. Слишком много курит. Сидящие напротив Люси Энебель, капитан Кашмарек, Грё, Сальвини и два старших капрала лилльского уголовного розыска терпеливо ждали.

– И будто в насмешку, на следующий день после обнаружения тела мы получили забавное объявление, опубликованное за месяц до убийства в местной лионской газете: «В 1997 году словарь „Robert“ сообщал следующее: „Один из рудников «Микротек» смоет через котика. Он промолчит об импорте расхлябанного белоруса. Профитроль“».

Собравшиеся ошарашенно молчали.

– Вам это ни о чем не говорит, так ведь? Использованную технику называют «Т+7», она является результатом литературной игры, придуманной группой писателей, именовавших себя «УЛИПО». Каждый глагол, прилагательное или существительное начального сообщения перемещается на семь элементов в используемом словаре, в данном случае «Robert» 1997 года. Чтобы зашифровать, к примеру, слово «профессор», ищут в словаре седьмое по счету имя нарицательное и попадают на слово «профитроль». Таким образом, оригинал звучит как «Один из руководителей „Микротек“ умрет через месяц. Он станет первым в длинном списке. Профессор».

– Миленько, – с досадой заметил Кашмарек.

– Ага, можно и так сказать. Тем самым обрисовывается методика того, кто называет себя Профессором: он объявляет личность своей жертвы, скрывая ее в сообщении, которое может находиться в любой точке Франции, на любой бумажонке или другом носителе, записанное каким угодно способом. И он приводит в действие свои паскудные предупреждения. В случае, который занимает нас сегодня, речь идет о номере страховки, скрытом в числе «пи». Обратите внимание, что каждый раз присутствует связь с математикой или логикой.

Покусывая кончик ручки, Люси внимательно рассматривала парижанина. Ей пришлось признать, что этот проныра довольно ловко справляется. Говорил он легко, профессионально, целиком владел подробностями расследования. Она задумалась, как глубоко удалось ему внедриться в это дело. Люси дополнила его информацию:

– Профессор оставил также и другое послание, в доме с привидениями. «Если ты любишь воздух, бойся моего гнева». Манон предполагает, что здесь мы тоже имеем дело с одной из его сумасшедших загадок.

– Мм, в силу своего состояния Манон не может предполагать что-то умное.

– Вы…

– Короче, в шести совершенных преступлениях нам не удалось обнаружить ни малейшего следа, за который можно было бы зацепиться. Отпечатки, кровь, сперма, ворсинки или волосы принадлежат только самим жертвам или их близким, и никому другому. Он с невероятной тщательностью обрабатывает место преступления жавелевой водой. Возможно, он лыс, не имеет ни бороды, ни усов. Возможно, надевает хирургическую шапочку, перчатки, бахилы. Нам об этом ничего не известно. После себя он оставляет всегда одно и то же. Школьную доску, мел и веревку – все это легко можно купить в любом супермаркете. Все доски одинаковые, с красной кромкой. С одной стороны поверхность просто черная, с другой – в желтую клетку. Мел всегда только голубой. Бумага, на которой написана задача, принадлежит к одной партии. Что же касается стрихнина, в то время он был в свободной продаже.

Кивнув в сторону криминалиста, Тюрен обратился к нему:

– В этот раз вам удалось обнаружить какие-то более интересные детали?

Сальвини отрицательно покачал головой:

– Группы все еще на месте, но в данный момент, честно говоря, нет ничего определенного. Дом в Эме загрязнен сотнями самых разных отпечатков. Скваттеры, любопытные, ищущие острых ощущений подростки… Хуже, чем в супермаркете… Похоже, времени потребуется много. Однако наши коллеги взяли образцы краски и ворсинки кисти. Если повезет, это нам что-нибудь даст. Мы также обратились к графологу относительно цифр, которые на первый взгляд написаны левой рукой. И уже довольно давно, потому что краска покрылась тонким слоем пыли, а фотографии целый месяц ходят в Интернете…

– Значит, левша… Было бы круто, если бы это подтвердилось.

– Что касается охотничьей хижины, там тоже трудно выдвигать определенные предположения. Много отпечатков, звериная шерсть, потеки грязи, какие-то волосы, среди них, возможно, волосы Манон Муане. Вдобавок погодные условия работают против нас. Ветер и дождь уничтожили все следы поблизости от места преступления, что затрудняет работу наших собак. Вы, лейтенант Энебель, просили уточнить, действительно ли ветка, спровоцировавшая аварию, была сорвана ураганом. Ответ положительный. Да. Так что здесь нет преступного умысла.

Люси молча кивнула.

– Что же касается этих тысяч спичек, – продолжал Сальвини, – мы сейчас проверяем, выпущены ли они одним производителем. Но априори ясно, что в них нет ничего необычного.

– Мы обойдем окрестные магазины, чтобы узнать, не покупал ли кто-нибудь спички в большом количестве, – перебил его Кашмарек. – Проблема в том, что мы точно не знаем, где искать. В Лилле, Валансьене, Аррасе… Или в Марселе.

– Это всегда было и нашей главной проблемой, – признал Тюрен. – Где именно искать…

– При необходимости мы задействуем различные региональные комиссариаты и жандармерии.

– Надеюсь, справимся сами…

Все снова повернулись к Сальвини, тот продолжал:

– В доме Дюбрей пол вымыт жавелевой водой. Недалеко от входа мы обнаружили ведро и тряпку, очевидно принадлежавшие жертве. Пока система обработки информации по установленным преступлениям молчит. Несколько седых волос, один тип отпечатков, возможно принадлежащих самой Дюбрей. Думаю, к ней в дом никогда никто не приходил…

– Однако она сама открыла дверь своему убийце, – заметила Люси.

Сальвини кивнул:

– Очень точное наблюдение, ничего не сломано, вы правы, подчеркнув это. Мы также анализируем пыль, собранную на месте. Продолжаем прочесывать местность, – возможно, работы там еще на много часов, а то и дней.

Тюрен прикурил сигарету.

– О’кей… Вижу, что вы продвинулись не больше, чем мы четыре года назад…

– Не забывайте, что сегодня всего лишь второй день расследования.

– Да-да. Ладно, не стану распространяться относительно других убийств, вы всё увидите в копиях дел, которые вам отправили. Речь там идет о Жюли Фернандо, руководителе проекта «Полупроводники Альто», тридцати семи лет, убитой в пригороде Парижа. Каролине Тюрдан, сорока трех лет, продавщице магазина готового платья из Родеза. Жан-Поле Грюнфельде, тридцати четырех лет, преподавателе физики, тело которого было обнаружено в Пуатье. Жаке Тайране, пятидесяти одного года, театральном продюсере, убитом в Мане. И наконец, сестре Манон Муане, Карине Маркет, тридцати пяти лет, убитой в Кане. Вместе со своим братом она возглавляла семейное предприятие по производству упаковки. Последнее преступление несколько отличалось от остальных. Карина Маркет post mortem была изнасилована, насильник использовал презерватив.

Люси удивленно подняла брови. Эта деталь расследования ускользнула от прессы. Тюрен обратился непосредственно к ней:

– Ну да, неосознанные стремления Профессора изменились. Или, возможно, ему захотелось получить новый опыт. Что делает еще более непонятным том факт, что после этого убийства он затих.

– До сегодняшнего дня.

– Ну да, до сегодняшнего дня…

Тюрен взял деревянную указку и ткнул ею на карте Франции в те города, где пролилась кровь.

– Он убивает повсюду, мужчин, женщин, любого возраста, без заметного физического сходства между ними. Социально-профессиональные категории разнятся. Нет никакого временнóго ориентира, никакой бросающейся в глаза регулярности. Две первые жертвы были убиты с интервалом в четыре месяца, в следующий раз он действовал спустя семь месяцев, потом четыре, потом пять, потом три, что, надо сказать, следует считать активной деятельностью на протяжении приблизительно двух лет…

– Он прекращает убивать, а Охотник спустя три месяца подхватывает эстафету, – подметил Кашмарек. – Разумеется, то, что я сейчас скажу, глупо. Но делались ли кем-то попытки установить связь между нашими двумя серийными убийцами? Не может ли быть, что это один и тот же человек?

Тюрен энергично затряс головой:

– Не сомневайтесь, после изнасилования post mortem Карины Маркет мы именно об этом и задумались. В то время я много работал в контакте с нантской полицией. Вывод? Разные убийцы. В их образе действия нет ничего общего. Охотник нападает исключительно в окрестностях Нанта. Он держит в неволе молодых женщин, обладающих определенным внешним сходством: это одинокие, рыжие, хорошенькие, возраст между двадцатью пятью и тридцатью пятью годами. Он лишает их свободы на длительное время, развлекается, истязая их нанесением самых невообразимых ожогов, а потом насилует, еще живых. Их каждый раз, без исключения, находят в воде. Никаких загадок, никакой математики, никакой инсценировки, ничего! Только извращение, животная похоть. Последнее убийство он совершил два месяца назад. Согласитесь, что все это отдаляет его на расстояние в световые годы от «утонченности», если можно так выразиться, нашего Профессора.

Люси потерла ладонью подбородок. Приходилось признать правоту Тюрена. Разумеется, серийные убийцы могут менять свой modus operandi, но они никогда не делают это столь радикально.

Прежде чем продолжить, Тюрен помолчал, прикрыв глаза.

– Возвращаясь к нашему делу. Все лица, так или иначе связанные с жертвами, как на семейном, так и на профессиональном уровне, вне подозрений.

– Например, Фредерик Муане?

– Вот именно, Энебель. Более трехсот пятидесяти человек могут подтвердить, что в момент кончины своей сестры Фредерик Муане делал доклад о повторной переработке в Соединенных Штатах. А Манон Муане была с ним. Она тоже ездила в Нью-Йорк, чтобы участвовать в симпозиуме, имеющем отношение к ее математическим исследованиям. Как вам такое алиби?

– Идеальное.

– О’кей. Итак, чтобы закончить с жертвами: между ними нет абсолютно ничего общего. Они не знакомы друг с другом ни близко, ни отдаленно, не посещали одну и ту же школу или бар с проститутками, не ездили вместе греть свои задницы на курортах Средиземноморского клуба. Ничего, ничего, ничего!

Кашмарек крутил в пальцах шариковую ручку.

– И больше ничего за шесть лет следствия?

– Да, почти ничего… Нелегко спустя четыре года поймать убийцу, который больше не действует и растворился в толпе. Скажем, в каком-то смысле его возвращение будет для нас… благоприятным фактором.

Тюрен подошел к столу и оперся на него обеими руками, так он надежнее владел аудиторией.

– Займемся сегодняшним преступлением. Расскажите мне об этой Дюбрей. Вы говорили, бывшая истязательница детей?

Капитан подхватил:

– В семидесятых годах прошлого века Дюбрей вместе с мужем неделями истязала своих же собственных детей. Они прижигали их сигаретами, избивали кулаками и ремнем, вырывали ногти, наносили жестокие резаные раны. И вдруг однажды, когда ее не было дома, муж окончательно добил детей выстрелом в голову, а потом совершил самоубийство… Она «только» участвовала в истязаниях. Во время суда над ней всех поразила полная ее безучастность по отношению к этой ужасной развязке. И никакого раскаяния. При этом ничего из области психиатрического в ее деле. После выхода из тюрьмы она поселилась в Роэ, и там ее прозвали Озерный Дьявол.

– Я вижу, у вас тут выродков не меньше, чем у нас… Итак, на сей раз Профессор обрушился на «публичную» личность и мизансцена выполнена более тщательно. Однако в остальном все сделано абсолютно идентично. Использованная веревка, напечатанный на листке бумаги текст, школьная доска с красной кромкой, голубой мел, образ действий. И все же нам придется подождать результатов сравнительных анализов относительно подтверждения пунктов, полученных в SALVAC, и тех, которыми мы уже располагаем…

– Сравнение как раз сейчас проводится, – уточнил Кашмарек.

– Отлично. Итак, что мы сегодня узнали о нашем озорнике? Что он левша, потому что в первый раз он оставил след – свою подпись в вашем так называемом доме с привидениями. Что он напал на достаточно атипичную жертву – на садистку, почти восьмидесятилетнюю старую каргу. Для начала мы должны понять почему.

Кашмарек добавил:

– Еще один момент сильно расходится с его привычным образом действий. Моллюск, которого он заставил ее проглотить. И это не наутилус.

Тюрен затянулся и, прикрыв глаза, медленно выпустил дым.

– Действительно, и этот аспект, по правде говоря, достаточно серьезно смущает. Для тех, кто не в курсе: Профессор впервые заставляет свою жертву проглотить не раковины наутилуса, а что-то другое. На первый взгляд это тоже разновидность моллюска… Однако наутилусы – это очень шикарно. Они водятся только в западной части Тихого океана.

– Или в магазинах товаров для рыбаков, верно? – перебила его Люси, размахивая рукой, чтобы дать понять, что дым ее раздражает.

Похоже, об этом Тюрен не подумал.

– Проведенные анализы, в частности касающиеся содержания карбоната кальция в ракушках, доказывают нам, что все наутилусы происходят из одного региона мира. Или из одного магазина, как вы говорите. Но вы же понимаете, что все эти лавки мы уже прочесали частым гребнем. Разумеется, без всякого успеха.

Люси откинулась на стуле и спросила:

– Имея в виду подобные отклонения, могли бы мы выдвинуть гипотезу, что на этот раз речь идет не о Профессоре, а только об имитаторе? Об «Ученике», который считает Профессора своим наставником и теперь пытается превзойти его, выстраивая еще более разработанные мизансцены?

Тюрен громко расхохотался:

– Вы дурака валяете или что? Отдельные аспекты, как, например, стрихнин или ракушки наутилуса, никогда не предавались огласке! И тем не менее все совпадает! Нельзя без подготовки, вот так, с бухты-барахты, превратиться в серийного убийцу. Это дерьмо убивает не для того, чтобы копировать, а чтобы утолить свои извращенные фантазии!

– Я все это знаю, – возразила Люси. – Но я также знаю, что, кроме исключительных случаев, серийный убийца не способен бездействовать столь длительный период.

– Мм… Похоже, вы позабыли дело Фурнире, например. Шесть похищений и убийств с 1987 по 1990 год, затем десятилетний уход в подполье, чтобы вновь взяться за свое в 2000-м. Как вы это объясните?

– Фурнире действовал втихаря, он избавлялся от тел, закапывал их. А вот Профессор поступает наоборот. Он стремится к публичности, ищет контактов со средствами массовой информации, хочет, чтобы о нем говорили, испытывает явную необходимость продемонстрировать свое превосходство над жертвами, над всеми нами… При помощи математики, загадок, мест, которые он выбирает. С чего бы это вдруг на вершине славы он все внезапно взял да и прекратил? Нет-нет, что-то тут не так. Надо будет хорошенько проверить тех, кто недавно вышел из заключения или после долгой болезни выписался из больницы.

– Да что вы? Из какой же именно больницы?

Кашмарек попытался изменить ход разговора и обратился к Тюрену:

– Может быть, вы наконец объясните нам, почему он выбирал наутилусов?

– Ах, ну да! Очень тонкий момент! Вся суть проблемы, разумеется. Поначалу мы полагали, что Профессор выбирает свои жертвы случайно, без какой-либо причины. А Манон Муане переубедила нас. Увидев, что мы проиграли, она принялась рассуждать и однажды предложила нам очень интересную гипотезу. Она рассказала о логарифмической спирали…

– О чем?

Тюрен обнажил в улыбке частокол желтых зубов.

– Тогда я отреагировал так же, как вы. После первой встречи с Манон Муане вскоре после убийства ее сестры я вернулся домой с дикой головной болью. У меня было жуткое ощущение, будто моя черепная коробка набита кашей из цифр.

Присутствующие зашевелились, но вскоре серьезность одержала верх.

– Ракушка наутилуса представляет собой поразительное математическое явление. Достаточно поделить длину ее спирали на диаметр, и мы получим золотое число, или золотое сечение. То есть отношение меньшей части к большей равно отношению большей части к целому. Исторически это число всегда выражало приведенное в равновесие совершенство. Для художников это соотношение является божественной пропорцией, для древних греков за ним скрывались боги, египтяне использовали его при строительстве Царской камеры в Великой пирамиде. В XVIII веке c его помощью математик Фибоначчи вывел алгебраическую последовательность.

– Спасибо за экскурс в историю, – перебила его Люси.

Тюрен гордо проигнорировал ее слова.

– То, что Профессор выбрал это число, очень важно. Оно отражает то, к чему он стремится в своих действиях: совершенство. Он убежден, что, применяя математическую логику при совершении преступлений, он исключает случайность и не может допустить грубой ошибки.

– Однако все это очень расплывчато, – заметил Кашмарек, почесав макушку.

– Знаю-знаю, но Муане сумела меня в этом уверить, и ее соображения чертовски убедительны. Чтобы понять, просто подумайте об этих знаменитых спиралях. Мы находим их повсюду в природе. Форма галактик, артишоков, сосновых шишек или расположение семян в подсолнухе. Независимо от масштаба или области распространения, в бесконечно малом и бесконечно большом. Некоторые ученые – и Муане из их числа – полагают, что присутствие спирали или фракталов в нашей Вселенной неслучайно. Что столь совершенные объекты со столь необыкновенными математическими характеристиками не могут существовать по воле случая. Что они вписаны в очень сложные функции, как, например, судьбы каждого из нас или, более широко, жизнь на Земле. Функция, которая управляет законами всей Вселенной.

Присутствующие растерянно молчали. Люси что-то записала в блокнот. Тюрен выглядел столь же возбужденным, сколь и небрежно одетым, но дело свое знал отлично.

– Все еще не просекли? – продолжал он. – Неудивительно, ведь это не так просто. Тогда вспомните номер страховки, обнаруженный в числе «пи»! Разве личность Дюбрей не была испокон века, задолго до ее рождения, за много лет до того, как появились эти чертовы номера страховок, вписана в эту неизменность? Это символическая логика, я знаю, но наш мечтатель твердо в нее верит. А спираль наутилуса присутствует здесь для того, чтобы сообщить нам, что в сознании нашего убийцы нет места случайности. Профессор следует точно намеченному маршруту, который известен лишь ему. Он движется по некоему математическому пути, который непременно соединяет между собой все его жертвы. И эти четыре года выжидания представляют, возможно, часть преступного замысла. А мы должны помешать его осуществлению. – Он сложил в стопку листы бумаги на столе и добавил: – Вот где надо копать! А не у выхода из тюрем и больниц. Это было бы слишком просто, слишком… примитивно. В любом случае, господа, мадемуазель, добро пожаловать в искаженное сознание Профессора.

Грё приглаживал усы, Кашмарек напряженно соображал. Загипнотизированная словами Тюрена, Люси машинально перелистывала блокнот. Приподняв голову от своих записей, она предложила:

– Давайте ненадолго забудем о математике, которая, похоже, зачаровала вас. Кроме…

– Не более, чем вас. Но когда я веду расследование, я делаю это досконально.

– Хмм… Помимо всей этой тарабарщины, есть ли у нас все-таки какое-то представление о его психологическом профиле? О его реальной личности?

Лейтенант в потертой косухе ответил:

– В противоположность Охотнику он перемещается. Можно предположить, что профессия, если таковая имеется, требует от него передвижений. Поверенный, торговый представитель, лектор… Он скрупулезно изучает свои жертвы. Он в курсе их привычек, их расписания, их окружения. Он знает, где и когда нанести удар, чтобы остаться незамеченным. Что подразумевает проживание на одном месте определенное время, возможно недели, прежде чем приступить к делу. Тогда мы изучили все: бронирование, отели, видеокамеры пунктов транзитной оплаты и паркингов… Тщетно…

– Вообще ничего?

– Ничего. Психологи, причастные к расследованию, полагают, что он должен испытывать фрустрацию, чувство недооценки. Вот почему, как вы подчеркиваете, он ощущает потребность идеализировать свои поступки, и вот почему он предъявляет своим жертвам загадку в их последние минуты жизни. В этот момент он одерживает верх и осознает свое превосходство, потому что владеет решением. Он учитель, а остальные – его ученики. Его жертвы лежат на полу, униженные, со связанными ногами. Он властвует над ними и истязает их психологически и физически – используя осколки особо редких ракушек. Это вносит в его преступление элемент «изысканности», высококлассности. И если мы хотим увидеть изменения в его поступках, то факт посмертного изнасилования Карины Маркет представляется доказательством его жажды обладать еще большей властью. Именно обладать.

– Унизить. Убить. Изнасиловать… – произнесла Люси.

– Ну да… Он асоциален, скрытен, подавлен, все это должно читаться в его поведении. В его случае принадлежность к математике, возможно, представляет знак его изоляции и терпения. Вы, наверное, слышали миф о математике, долгие годы отрезанном от мира, который тем не менее трудился не покладая рук? По всей вероятности, наш убийца – холостяк, потому что, даже если не брать в расчет его постоянные перемещения, подготовка преступлений требует много времени и сил. Это хамелеон. И путешественник. Мы полагаем, что он сам ездит собирать свои ракушки очень далеко отсюда, уже вынашивая свои гнусные замыслы. Он сам отправился на поиски совершенной спирали… И несомненно, именно в этот момент негодяй наслаждался сильнее всего! – Он потряс стопкой бумаг. – Все здесь. Есть над чем скоротать ночку.

В мыслях Люси возникали странные образы.

– Итак, – произнесла она, – Профессор окончательно присваивает себе свои жертвы, снимая скальп. Это продлевает его безумные фантазии. Быть может, когда он не у дел, он надевает эти скальпы на головы стоящих в ряд манекенов и наслаждается воспоминанием об убийствах. Таким образом он может выжидать по три-четыре месяца. А то и больше.

– Ну и воображение у вас, лейтенант! Насчет манекенов не знаю, но совершенно очевидно, что скальп обозначает родовое превосходство и вдобавок обладает коннотацией фетиша. Скажем так: он, как немалое число подобных ему чокнутых, оставляет себе сувенир.

Люси машинально принялась выводить в блокноте какие-то каракули. Тюрен разглядывал ее. Хорошенький носик, прелестные глазки, очаровательная попка. Короче, вполне соблазнительна.

– И все же есть что-то явное, что меня беспокоит, – добавила она.

Тюрен вздохнул. Эта дура неутомима. Интересно, и в постели тоже? Он ответил:

– Я вас слушаю…

– После смерти сестры Манон Муане стала помогать вам. Ее невролог рассказал мне, что она была настойчива, пунктуальна, что полностью посвятила себя поиску убийцы. Настолько, что даже отказалась от многообещающей карьеры и своих уравнений.

– Совершенно верно. Прекрасный пример самоотверженности.

– Итак, она вас направляет посредством математики, помогает вам проникнуть во внутренний мир Профессора и замечает некое слабое место в этой истории с наутилусами и спиралями. Обнаруживает «тайную цель» убийцы. Или, возможно, его ошибку…

– Ну да, и помогает нам в решении предложенных им загадок. Она ведет нас к источникам, к группам фанатиков, к которым может принадлежать и Профессор.

– Короче, благодаря Манон Муане и этой истории со спиралями вы выбираете другие пути расследования, поскольку теперь убеждены, что жертвы как-то связаны между собой. Или я ошибаюсь?

– Нет-нет, именно так. Профессор, безусловно, был уверен, что никто не поймет значения ракушек. Это был его фокус. Его фирменный знак.

– Что-то вроде вызова, брошенного полиции. Он считал себя сильнее вас.

– Он нас недооценил.

– Хотя он всегда рискует. Как бы там ни было, через несколько месяцев после открытия Манон на нее совершено дерзкое нападение. Если бы не вмешательство соседей, ее уже не было бы в живых. Ограбление… Вас… не удивляет такое невезение?

Тюрен нервно схватил очередную сигарету, хотя предыдущая еще тлела у него в зубах.

– Манон прекратила работать с нами задолго до нападения. Получив в свое распоряжение все факты расследования, она стала действовать в одиночку, втихаря. Она бросила нас.

– Почему?

Тюрен пожал плечами. Ему с трудом удавалось отделаться от внезапно возникшего желания придушить эту девчонку из полиции.

– Вот вы у нее и спросите, ладно?

– Как скажете.

После минутного молчания, когда все шумно зашевелились, Тюрен снова заговорил. Похоже, он испытывал необходимость оправдаться.

– Ограбление расследовал центральный комиссариат Кана. И у наших местных коллег не было никакого основания связывать его с тем фактом, что сестра Манон стала жертвой серийного убийцы. Не забывайте, что действительно были похищены ценные вещи и что в течение года грабители наведались в пять вилл в том же квартале! В Париже о нападении на Манон узнали позже, только когда я попытался снова связаться с ней, чтобы прояснить некоторые детали. Но… брат уже увез ее в Лилль.

– И вы что, правда верите, что это обычное ограбление?

Его голос зазвучал по-прежнему твердо:

– Разумеется, верю, черт возьми! Это никак не связано с Профессором! Если бы он хотел убрать ее, то сделал бы это с блеском, а не пытался бы прикрыться этим ограблением! Прежде чем нести подобную чушь, почитайте дело! Вы, похоже, хотите видеть связи там, где их нет!

Люси, не моргнув, выдержала взгляд Тюрена. Но про себя решила, что он прав. Прежде всего, он находится в гораздо лучшем положении, чем она, чтобы судить.

– Извините… Но последний вопрос, – все же осмелилась она, грызя видавшую виды ручку.

– Слушай, Энебель, тебе и правда следовало бы изучить дело, прежде чем делать свои выводы, – проворчал Кашмарек, взглянув на часы. – Меня ждет прокурор, да и у всех нас работы по горло.

– Я извинилась, капитан! И я не про расследование, а про события сегодняшней ночи. Думаю, это может вас заинтересовать.

Раздались вздохи. Тюрену все это уже смертельно надоело.

– Ладно, давай. Только по-быстрому.

– О’кей. Во-первых, охотничья хижина, где держали Манон. А там сообщение: «Возвращайся позлить Других», отсылающее к выражению, которое Манон употребляла, когда была подростком. Поначалу я решила, что Профессор вынудил ее открыть ему эту сторону ее личной жизни, когда держал ее там. Он заставляет ее исповедаться, потом записывает фразу, которая, по его идее, приведет нас в Эм.

– И правда. Продолжай…

– В Эме десятичные знаки числа «пи» были записаны несколько недель назад, вы согласны?

– Да.

– Выходит, прежде чем похитить Манон, он подготовил место в Эме. Он точно знал, что, пока он удерживает Манон, ему удастся записать загадку «Возвращайся позлить Других», которая позволит нам добраться до дома с привидениями, а значит, до Дюбрей. Он уже знал смысл этой фразы.

Люси выдержала паузу и сделала вывод:

– Итак, он проник в личную жизнь Манон задолго до ее похищения. Он входил, а возможно, и сейчас входит в число лиц, с которыми она пересекается тем или иным способом. Возможно, она ему доверяла. Он мог познакомиться с Манон до ее амнезии или после… Но одно несомненно: он ее знает, а она знает его… Ну, то есть не она… а скорее ее органайзер.