Она постаралась подавить вздох облегчения, все еще не совсем верит, что я настолько толерантен, хотя император с высоты трона вообще-то и должен видеть поверх голов дальше других, а также прощать многие дурости, иначе останется без подданных.

– Ваше величество, как это… великодушно.

– Я такой, – буркнул я. – Сам удивляюсь своей красоте и скромности.

Она мягко улыбнулась.

– Значит, вам не составит труда в интересах дела придерживаться дворцового регламента?..

– Смотря какого, – ответил я с понятной настороженностью.

– Ваше величество, – воскликнула она, – разве посмею посягать на ваши планы? Я только о внешней стороне! Как сами уже заметили, в империи все выродилось в строгое соблюдение неких древних правил, часть которых давно потеряла смысл, но к ним остается великое почтение из-за их сакральной древности.

– Согласен, – ответил я настороженно. – Насчет потери смысла. Одна дурь.

– Более того, – продолжила она, – правила продолжают усложняться. Это как бы придает жизни упорядоченность. Чем правила замысловатее, тем мы сами вроде бы совершеннее и сложнее.

Я покачал головой.

– Герцогиня… вы меня уже не удивляете, а изумляете. Так точно все сформулировать, а ведь вы не вне, как мы, а внутри!

Она ответила смиренно:

– Ваше величество, я изо всех сил стараюсь понять ваши ценности и смотреть с вашей точки зрения. Вы мой повелитель, и от вашей успешности зависит как моя жизнь, так и тех, кому оказываю поддержку.

– Так в чем сделать уступку?

– В пустяках, – ответила она. – Здесь гораздо больше придают значение, какой бант повязать утром, а какой днем, чем реформе налогов или перевооружению армии. А вам всем, как я уже поняла, абсолютно безразлично, какого цвета ремнем подпоясаться, что для наших лордов чуть ли не равно потере всех земельных владений!

Я вскинул ладонь.

– Хорошо, герцогиня. Вы меня убедили. С завтрашнего утра подумаем, какие мелочи примем и применим, а какие отложим на потом.

Она улыбнулась с таким радостным лицом, даже ликующим, словно я пообещал сделать ее вечно молодой.

– Спасибо, ваше величество!.. Вы увидите, как крохотные уступки местным обычаям приносят огромные выгоды.

Я объяснял императору Скагерраку, какой он дурак, а я вот замечательный и умный, когда с неохотой начал выныривать из глубин сна и ощутил, что не Скагерраку на эшафоте надеваю петлю на шею, а придерживаю разогретое постельным жаром роскошное плечо спящей женщины.

Голова герцогини на моем предплечье, спит тихо, без привычного женского храпа, лицо выглядит даже моложе, чем когда густо покрыто толстым слоем румян, пудры и краски.

Осторожно начал высвобождать руку, герцогиня тут же распахнула глаза, в них мелькнуло смущение.

– Ой, ваше величество… У нас в обычае спать раздельно…

Ответить я не успел, по ту сторону шелковой стенки послышались шаги. Полог с мягким шорохом раздвинулся во всю ширь, я увидел высокую женщину с надменной посадкой головы, надменной фигурой, и вообще вся сама надменность в строгом фиолетовом платье, фиолетовой шляпе с фиолетовыми цветами, лента на шее тоже фиолетовая, но, как и платье, усыпана блестящими фиолетовыми камешками и тоже надменная.

Сбоку подошел и встал с нею рядом самого благороднейшего облика господин в камзоле из дорогого шелка, весь в золоте, только ног не вижу, но, уверен, даже туфли с огромными пряжками из этого как бы презренного металла.

За их спинами спешно выстраиваются в длинный ряд придворные, слева мужчины, справа женщины. Господин и леди Надменность смотрят перед собой с каменной невозмутимостью. В их лицах ничего не изменилось, когда их взору открылось зрелище голого мужика с голой женщиной в постели посреди скомканных простыней.

Я пробормотал озадаченно:

– Что за…

Перебивая меня, герцогиня прощебетала:

– А-а, это вы, принц Кегельшир и принцесса Джеззефина?.. Уже утро?.. Надо же, как быстро…

Лорд согнулся в поклоне, женщина в фиолетовом присела, а за ними согнулись и присели мужчины и женщины подтанцовки, то бишь заднего плана.

Мужчина, который не просто господин в камзоле, а принц, подпрыгнул, протанцевал сложное приветствие и сказал церемонно:

– Ваше величество!.. С вашего позволения на церемонию утреннего одевания пришли представители древнейших и знатнейших родов империи, чьи предки прославились подвигами и так много сделали для империи!

Я зыркнул на герцогиню, ни фига себе мелкая уступка, а герцогиня уже с покровительственной улыбкой приняла протянутую руку женщины в фиолетовом и легко поднялась с постели, успев одернуть ночную рубашку, что в постели собралась на ней складками у самого горла.

Из группы женщин вышли, как я понял знатнейшие из знатнейших, передали одна другой шелковую сорочку, тоже по каким-то только при дворе понятным признакам, а последняя, явно в самом высоком ранге, подняла ее над головой герцогини, с которой моментально сняли ночную рубашку, а взамен тут же скользнула по телу подплатьевая сорочка.

Герцогиня величаво вытянула в стороны руки, словно взлетающий лебедь в замедленном просмотре, женщины начали брать с серебряного подноса ее кольца и надвигать на растопыренные пальцы.

Дальше я не смотрел, начав облачаться в свои одежды, с помощью знатнейших лордов империи это заняло впятеро больше времени, чем если бы одевался сам. Пришлось отстранить клоунские штанишки с завязками под коленами, поднялся, не обращая внимания на вроде бы стыдливо поглядывающих в мою сторону женщин, ухватил со спинки кресла брюки и быстро влез в них.

Только сел, чтобы натянуть сапоги, как подступили с роскошнейшими туфлями в руках, даже передернуло от огромных золотых пряжек и окантовки мелкими бриллиантами.

– Э-э, нет, – сказал я решительно, – не все сразу, господа. Сапоги пока не уступлю! Это последнее прибежище военной демократии! Сапоги выпрямляют спину. Давайте пойдем осторожными и мелкими шажками. Главное сделано, церемония утреннего одевания восстановлена! В духе современности в слегка урезанном объеме.

Двое сановников в голубых лентах с огромными золотыми звездами и подпоясанные такими же широкими полосами голубой материи торопливо опустились на колени, держа каждый по сапогу.

Я молча позволил им помочь мне обуться, оба явно герцоги или даже принцы, поднялся и, ухватив рубашку, сказал бодро:

– А вы здесь продолжайте, продолжайте!

В коридоре Хрурт и Периальд поспешно вытянулись, видя мое лицо. Я рявкнул:

– Зачем их запустили?

Хрурт сказал ошарашенно:

– Но ведь вы сами… Герцогиня сообщила, что вы, дабы упрочить в духе демократии и авторитаризма смычку с народом, восстановили обряд утреннего одевания! Дескать, древняя привилегия знати насчет подъема сельского хозяйства…

Я поморщился.

– Вижу, герцогиня умеет убеждать. Ладно, пусть пока так, а потом что-то придумаем.

– Сэр Ричард?

Я отмахнулся, в конце коридора двое из моей гвардии развернулись в мою сторону и застыли. Я торопливо и без императорского степенства сбежал по ступенькам, но в зале принял императорский вид, пошел прямой и с высоко задранным носом.

За мною тут же выстроился клин из представителей древнейших и знатнейших родов империи, чьи предки и так далее, а нынешние вроде бы живут на ренту, оставленную им древнейшими и знатнейшими.

Думаю, герцогиня и здесь поработала. И даже могла отобрать тех, кому позволено держаться ко мне ближе, а кому еще заслужить надо. Пожалуй, пора придержать ее, а то чисто по-женски напирает, если не чувствует особого сопротивления.

А в этой толпе придворных, присутствующих при пробуждении, а затем помогающих одеваться, вообще-то ничего необычного. Вожди изначально под пристальным наблюдением окружения. И не фигурально, а в буквальном смысле. Началось с допещерных времен и дойдет до конца времен. Известно, какая тщательно скрываемая паника поднялась, когда на целые сутки где-то с какой-то уединился Ленин, президенты всегда под надзором спецслужб, даже в спальне за ними следят. И не только в целях их безопасности, больше в целях безопасности государства, это ж какой урон может нанести монарх, если окажется агентом другой державы? Или просто передаст им какие-то важные сведения?

За президентом заокеанской державы постоянно наблюдает в замочную скважину один из агентов охраны. То, что президент будет пялить секретаршу, пусть, а вот если побледнеет или ухватится за сердце, нужно немедленно ворваться в кабинет и оказать помощь…

Навстречу попался с двумя толстыми папками под мышкой граф Никлас Томандер, один из трех, которых привела герцогиня, такой непривычно деловой среди развлекающихся, поспешно поклонился.

Я заметил, с какой точностью старается соблюсти середину между привычным усложненным приветствием по церемониалу двора и коротким кивком северянина.

– Ваша Звездность…

– Сэр Никлас, – ответил я. – Наслаждаетесь?

Он ответил с заминкой:

– Уже нет азарта молодости, хотя смотрю с удовольствием. Прекрасные музыканты, красивые женщины, танцы изысканные, утонченные… И поставлено хорошо, чувствуется умелая рука Вуднайера, прекрасная работа у человека! Радовать народ – разве не самое лучшее занятие?..

– Да, – ответил я, – а что еще человеку надо, как не радости?

Он взглянул на меня с опаской, приподнял и опустил плечи.

– Человек, ваша Звездность, существо азартное. Хорошего ему мало. Ему подавай самое лучшее.

– Потому человек и карабкается всю жизнь наверх, – согласился я. – Азарт движет миром.

– А куда азарт доведет? – поинтересовался он вежливо. – До Великих Войн Магов?

Я взглянул остро, маскарад маскарадом, но он ни на мгновение не забывает, что для настоящих мужчин самые высокие радости в работе, потому и сейчас вот смотрит, оценивает, определяет, взвешивает…

– Вы в команде Армстронга, – спросил я, – заняты экономикой?

– Больше дипломатией, – ответил он с поклоном. – В империи двадцать восемь королевств, часто возникают трения. В моем отделе натасканы выявлять искры от такого трения.

– Только выявлять?

Он ответил осторожно:

– И гасить, по возможности, до того, как вспыхнут пожары. Но без силового вмешательства.

– Важный пост, – сказал я с уважением. – А за вмешательством – к императору?

Он сказал с достоинством:

– За все время такое случалось только дважды. Но и тогда все разрешилось с помощью магов.

– Теперь будем обходиться без них, – сообщил я. – Мы пойдем по другому пути.

– Мы?

Я кивнул, не сводя с него взгляда.

– А вы не с нами?

– Пойду, – ответил он обреченно, – куда денусь. Вы же не группу своих воинов поведете, а империю? А то и обе? И спрятаться негде.

– Не спрятаться, – подтвердил я. – У прогресса длинные руки. Кто не пойдет, того потащим.

Он поклонился, отступил, посчитав, что и так уже злоупотребил моим обществом, наблюдающие за нами могут счесть его поведение выходящим за рамки.

Я с иронией поглядывал на танцующих, тоже мне бал-маскарад, не маски, а хрень какая-то: узкая полоска, что укрывает только глаза, да и то не сами глаза, а брови и мешки под глазами, остальное все зримо. И как бы жена не переклеивала мушки, но обмануть мужа не получится даже в этом мире, где муж и жена спят в отдельных комнатах, а жену муж посещает только для исполнения супружеского долга.

Не получится обмануть даже не самого близкого знакомого, с кем посидел за столом и потрепался хоть несколько минут, а сколько я смотрел водевилей и комедий, где муж не узнает на маскараде жену и начинает за ней волочиться!

Хотя вообще-то меня обмануть все-таки можно. Я видел этих дам только мельком, и даже тех, кто со мной здоровался, когда я изволил проходить через зал, вряд ли узнаю.

Граф Никлас, что смиренно держится в сторонке, перехватил мой взгляд и быстро подошел, поклонился.

– Ваше Величество?

– Это все, – поинтересовался я, – так называемые придворные?

Он ответил учтиво:

– Во дворце живут три тысячи знатнейших лордов высшего света, но здесь не все, зато на маскарад прибыли из дворцов, расположенных в самом городе…

– Вроде бы все в порядке, – пробормотал я. – Юстер старается.

– Теперь, – ответил он, – когда стал сэром, из кожи вон лезет, доказывая вам свою преданность. Да и вообще… Во дворце восемь тысяч слуг и лакеев, так что все нужды исполняются моментально…

В его голосе на миг прозвучала покровительственная нотка. Все-таки я дикарь с Севера, хоть и могущественный дикарь, но многие тонкости цивилизованной жизни понять просто не в силах.

Похоже, он то ли ощутил мое недовольство, то ли сам понял, что перегнул, сказал совсем другим тоном:

– Среди тех, прибывших из своих владений, присутствует Хлоисса Дорриган!

– А кто она? – спросил я.

– Красивая и опасная, – сообщил он. – Еще юная, но уже успела схоронить трех мужей, что слишком увлекались кто охотой, кто рыбалкой, а последний был любителем собирать яйца орлов из их гнезд. Первого сбил с коня и порвал клыками огромный кабан, второй утонул, а третий…

– Сорвался со скалы?

– Верно.

– Красиво погибли, – согласился я. – Это не в постели.

– Теперь она, унаследовав три огромных состояния, сама в силах нанять огромную армию и отвоевать для себя трон королевства, но, к счастью, живем в цивилизованной стране…

Он умолк, я договорил тем же тоном:

– …а не где-нить на диком Севере.

Он воскликнул поспешно:

– Здесь такое невозможно.

– Что, – спросил я, – воспитание не позволит? Или совесть?

Он вскинул брови.

– Совесть? У женщины?.. Нет, другие коронованные особы не позволят.

– А-а, короли всех стран, соединяйтесь?.. Понятно, хорошая мера по удержанию стабильности в мире. Хоть и шкурно-эгоистичная, но для цивилизации и развития сельского хозяйства нужная. Да и вообще женщинам лучше не давать власти, как вы думаете?

– Даже воли, – поддакнул он. – Хотя некоторым можно. Сам люблю вольных женщин, даже предельно вольных, но у них должна быть особая гильдия.

– Во всем должен быть порядок, – сказал я. – Иначе какие мы государственные люди?