У раскрытой двери балкона, небрежно упершись спиной в косяк, с приятной улыбкой на лице смотрит на меня элегантнейший франт в роскошном камзоле с множеством лент, плетеных шнуров из разноцветных нитей, манжеты на руках и ногах в четыре ряда, чулки сияют белоснежной чистотой, а туфли словно выкованы из золота.

– Сэр Сатана, – сказал я, – вы как-то слишком уж…

Он сказал весело:

– Конечно, слишком. Ничего, эта мода уйдет, а сейчас почему не посмеяться, малость утрируя?.. Они все так по-детски счастливы!.. И мода совсем детская. Так только дети обожают наряжать куклы… Взгляните!

Он вышел на балкон, повел рукой, охватывая пространство двора и сада, где праздничные огни, со всех концов доносится танцевальная музыка. На площадках танцуют, весело хохочут, сплетничают, флиртуют, радуются…

Я посмотрел через ограду, перевел взгляд на его довольное лицо.

– Вы тоже счастливы?..

– Мне нравится, – ответил он уже серьезно, – когда люди счастливы. Разве не за это я сражался?

Я пожал плечами.

– Хотя бы один посражался за то, чтобы люди были несчастливы!.. А то все только за их благо… Земля уже по колено в крови, скоро совсем обезлюдеет, зато какое щасте сражаться за всеобщее щасте!..

Он покровительственно усмехнулся.

– А можно напомнить? Здесь как раз никто и не сражается. Живут и, как видите, пляшут и песни поют. Счастливы.

– Да что это за счастье? – возразил я. – Достойной жизни не видели… Чашечку кофе?

Он кивнул.

– Да, спасибо. В здешних землях такое зелье не встречается. Очень даже весьма. Даже, как вы говорите, зело.

Я создал две чашки, он с удовольствием принял одну, взглянул с любопытством.

– Что?

– Да интересно, – сказал я. – Когда можно быть бестелесным, обходиться без еды и воды…

– Можно, – согласился он. – Я и обхожусь. Но иногда облекаюсь плотью, как в свое время бунтующий Азазель и двести его сторонников. Это дает ощущение более тесной сопричастности к нашему великому делу… И все яснее вижу, у вас все идет просто изумительно хорошо!

– Думаете? – спросил я с сомнением. – Ах да, вы же все просчитываете, как надлежит Великому Мастеру…

– Верно-верно. Все просто безупречно.

Я ответил медленно:

– А мне так не кажется… Мы только прибыли, а болото уюта уже затягивает.

Он в изумлении вскинул брови.

– Уют – это плохо?

– Уют замечательно, – ответил я, – когда после тяжкой работы на благо. А когда уют и ничего кроме уюта, во что превратимся?.. Для того ли вселенная создавала человека?..

Он взглянул с любопытством.

– Впервые слышу такое прозвище Господу.

– Да какая разница, – ответил я с небрежностью, – Господь создавал все более высокие формы жизни, от амеб до людей не для того, чтобы самое высокое Его творение разлеглось на солнышке и нежилось, ничего не делая… Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор… Но чтобы выбраться из этого болота, пока вижу единственный выход…

Его взгляд стал острым, чашка вспыхнула в его ладони багровым пламенем, тут же исчезла, оставив аромат пробудившегося вулкана.

– Сэр Ричард, – сказал он строго. – Даже не вздумайте!

– Чего?

Он сказал жестким голосом:

– У вас слишком откровенное лицо. А в глазах уже огни инквизиции, распятые тела, огонь и кровь… В этот счастливый благополучный мир призвать церковь?.. И оставить здесь пепелище? Я не ожидал от вас такой бесчеловечной жестокости!

Я зябко передернул плечами, по спине прокатился холодный ком, словно за шиворот запихнули ком снега.

– Испортит ваше видение счастливого устройства мира?

– Испортит ваши победы, – ответил он. – Церковники испоганят этот мир, вообще уничтожат!.. И начнутся долгие Темные Века… Вы их хотите?

Я покачал головой.

– Сэр Сатана, версия насчет Темных Веков придумана для простого народа, так называемой интеллигенции. Но мы с вами знаем, что так называемые Темные Века и были зарождением и долгим рассветом нового мира, новой культуры, науки и цивилизации. Любой, кто взглянет на карту, увидит, что наука зародилась именно в тех землях и среди тех народов, где церковь укрепилась и обрела влияние!.. Остальные, где не было христианства, прозябали в роскошном и сытом невежестве. Как вот здесь. Потому я буду идти своим путем, уж не обессудьте.

Он пересилил себя, натянуто улыбнулся.

– Сэр Ричард… вы все равно идете по тому пути, который я для вас начертал. Хотя и делаете иногда ненужные рывки в стороны.

– Сэр Сатана, – ответил я так же учтиво, – я иду своим путем, ничего не зная о ваших планах. Возможно, на каких-то участках пути наши дороги совпадают, но еще вернее то, что оба идем дорогой, которую нам начертал Господь.

– Думаю, – сказал он тихо, – скоро увидим, к чему идем. Сэр Ричард…

– Сэр Сатана…

Он исчез без хлопка и запаха серы, как иногда забавлялся, намекая на суеверия простого народа.

Я постоял некоторое время, перебирая разговор по отдельным словам, ощущение странное, он же всегда утверждал, что горой за прогресс, это же его дети от Евы построили первые города, начали добывать металлы, проводить дороги и вообще умножать знания, а дети Евы и Адама только молились и жили сбором плодов и корней, но почему сейчас такой крен в магию?

Ничего не придумав, я махнул рукой, уперся животом в перила, внизу бесконечный карнавал, танцы, веселый смех, повизгивание, а когда повернулся спиной, в комнату быстрыми шагами входил Альбрехт.

Он явно торопился, одной рукой придерживая шляпу, а ладонь другой лежит на рукояти кинжала в ножнах.

– Сэр Ричард, – вскрикнул он, – все в порядке?

– Да вроде бы, – ответил я. – А что случилось?

Он подошел, всмотрелся в мое лицо встревоженными глазами.

– Могу ли спросить…

– Можете, – буркнул я.

– Сэр Ричард, – сказал он тихо, – с кем вы общались на балконе?

– Чего? – спросил я. – Беседовал?.. Когда?

– Да вот только что, – ответил он. – Я со двора увидел. Какой-то странный человек с вами был…

Я спросил:

– Странный? В чем странность?

– Весь в каком-то темном облаке, – пояснил он. – Прозрачном, но темном. И как-то нехорошо мне стало, тревожно. Будто вьюгой пахнуло. Грядет большая беда?

Я ответил уклончиво:

– Дорогой герцог, сядьте за стол, выпейте вина. Вам какого? Пахнуло, еще когда высадились на Юге, но мы не обратили внимания. Но беда большая, все верно. Даже не знаю, справятся ли священники отца Дитриха… Однако других шансов вообще не вижу.

Он послушно сел, цапнул, не глядя, кубок с вином.

– Это вы и обсуждали?

Я взглянул остро.

– Сэр Альбрехт, у вас очень острый ум. Я мог бы обсуждать и другие задачи, но вы правы, эта самая насущная. Если ее не решить, остальные и решать будет некому.

Он сделал глоток, с заметным облегчением перевел дыхание.

– Я рад, что смиряете свою гордыню и решаетесь призвать церковь.

– Я бы все равно ее призвал, – огрызнулся я. – Только чуть позже. Ладно, чего мы тут стоим, пойдемте развлекаться.

Он скупо улыбнулся.

– Да, нужно прогуляться по двору, чтобы народ видел сытого и довольного принца императорской мантии, а еще и властелина Багровой Звезды Зла.

Я кивнул, поднялся из-за стола.

– Видите проблемы?

Он тотчас вскочил, оставив кубок. Я шевельнул пальцами, он исчез. Альбрехт сказал с заметной нервозностью:

– Как раз не вижу, что и тревожит. Как будто кто-то подкрадывается с уже занесенным молотом, а я не вижу…

– Увидим, – пообещал я без уверенности.

Мы быстро спустились в огромный холл, оттуда через толпу прошли на выход в сад.

Издали донесся веселый женский вопль:

– Рич!

Я обернулся, по мраморной лестнице, дробно и часто стуча каблучками, сбегает Бабетта, в парике, что непривычно, однако смотрится на ней так органично, будто собственные волосы, в легком платье голубого цвета, символизирующем невинность и целомудренность, лицо сияет, на щеках умильные ямочки, рот до ушей, настолько очаровательная, что просто невозможно, как будто там в пещерах проходит некую регенерацию и вылезает из кокона еще очаровательнее и соблазнительнее.

Не останавливаясь, со счастливым визгом ринулась мне на шею. Я невольно подхватил ее, а она повисла, как обезьяна на дереве, сжал в объятиях, нежную и горячую, как только что испеченная булочка.

Альбрехт лишь мгновение смотрел на нее, оцепенев, но тут же улыбнулся, отступил в толпу и моментально затерялся, а в зале все остановилось, даже пламя свечей перестало колыхаться.

Я почувствовал себя на перекрестье десятков пар глаз, но все по фигу, я же северный варвар, мне все можно по дефолту, а вот Бабетте…

Но, похоже, ей тоже можно, что наверняка говорит о ее высоком или, точнее, особом статусе.

Я осторожно опустил ее ногами на пол, но сцепленных на моей шее рук не разомкнула, с жадностью всматривалась в глаза.

– Ты изменился, Рич!.. Стал взрослее, что ли… И какая-то печаль в глазах… Почему?

Я указал взглядом по сторонам, где весь мир замер, придворные стараются не пропустить ни одного нашего слова, ни жеста, ни взгляда.

– Тебе так все и рассказать?

– Уединимся в альтанке? – предложила она. – Ах да, для северян у альтанок слишком скверная репутация… Тогда ко мне?.. Нет, будешь стесняться, а мне интереснее, когда ты раскованный, наглый, дерзкий свинтус… Пойдем к тебе. Уже знаю, где твои апартаменты. Покажу, вдруг забыл…

– Я всю тебя помню, – ответил я. – До последнего пятнышка.

– У меня есть пятнышки? Я думала, у ангелов пятен не бывает…

– У ангелов ада бывают, – заверил я.

– Откуда знаешь?

– Видел, – обронил я небрежно.

Она заулыбалась, но что-то рассмотрела в моем лице, вздрогнула.

– Рич, ты меня пугаешь. Про твои увлечения троллями уже молчу…

– Уже даже увлечения? – поинтересовался я. – И не троллями, а троллихами, да и то один раз не считается… Вот уж придворные сплетни…

– Здесь никто не знает, – заверила она. – И никому не скажу, а то у женщин к тебе будет такой повышенный интерес, что и работать не сможешь. В смысле, воевать, у вас же война и есть основная работа и цель жизни… А вот и твои апартаменты!

Лакеи с невозмутимыми лицами молча распахнули перед нею обе створки, я вошел следом, а она огляделась как-то слишком бегло, словно всю мебель здесь двигали под ее руководством, остановилась в раздумье.

– Сразу в постель, – поинтересовалась она, – или пообщаемся?

– А пообщаемся, – поинтересовался я, – все то же, только без постели?.. Нет, давай за стол. Я тебя так долго не видел, а ты хочешь бросить мне то, что могу получить от любой служанки!

Она победно заулыбалась, у меня комплименты всегда грубо-изысканные, красиво опустилась в кресло у стола, деловито расправив складки платья.

– У тебя миленько, – сказала она и поинтересовалось деловито: – Здесь получается творить вино и сладости?

– Я все тот же, – сообщил я, – а декорации пусть меняются. Держи вино…

Она взяла из моей руки фужер, вино загадочно темно-красное, а поверхность сразу стала удивительно ровной, будто вино превратилось в лед.

– Красиво, – проговорила она задумчиво, – словно не вино, а растаявшие рубины… И вкус необычный, у нас вина другие.

– Может, – предположил я, – ты не все пробовала?

Она приподняла брови.

– Обижаешь… Вижу, ты силенки не только сохранил, но и приумножил. Правда, как-то странно исчез… Где я только не искала! Но магия отказывалась искать, будто тебя вообще нет… Теперь поняла, Багровая Звезда Зла ревниво защищает тебя в себе!

– Думаю, – сказал я осторожно, – умеет намного больше.

– Ой, – воскликнула она ликующе, – покажешь изнутри?

– Нет, – ответил я. – Нет, Бабетта.

Она тихо улыбнулась.

– Другого ответа и не ждала.

– Тогда чего спрашивала?

– А поддразнить?

– Когда-нибудь придушу, – сказал я серьезно.

– Ой, – воскликнула она радостно, – давай сегодня?.. Хотя зачем нам ждать какой-то ночи?

– А приличия? – спросил я.

Она сделала большие глаза.

– А что это? Расскажешь?

Я горестно вздохнул.

– Сам знаю, что неприличному человеку среди приличных жить легче. Но зачем-то приличия придуманы?

– Никогда не задумывалась, – сообщила она. – Все не могут быть приличными, иначе общество зацветет и протухнет. Нужны лягушки, что баламутят тину!.. Я вот такая лягушечка. Правда, же хорошенькая?

– А еще и умненькая, – пробормотал я. – Скажи, затем император так настойчиво требовал меня к себе? А в конце даже в такой форме, что даже не знаю…