Под стеной медленно проявилась высокая фигура в длинном до пола плаще и в шляпе с высокой тульей. Чародей поднял голову, на лице проступила смущенная улыбка.

– Ваше величество, я видел, что замечаете, потому и последовал за вами. Раз уж вы могли остановить меня в любой момент.

Я спросил коротко:

– Как вам эти апартаменты?

Карл-Антон прошелся вдоль стен, я видел, как его лицо становится все озабоченнее.

– Опасность?

Он ответил с затруднением:

– Очень много магии… Сильной магии!.. Все здесь, даже стены…

Я предположил:

– Может, саморемонт и самообслуживание? Я слыхал, дворец сам поддерживается в идеальном состоянии. Как-то подает воду на самый верх, освещает ночью, воздух постоянно теплый, а ветер в комнаты не задувает, даже если окна настежь…

– Эту магию и не учитываю, – сказал он, – но здесь каждое кресло пропитано магией!.. Зачем? А стол… взгляните на стол!

В той стороне зала словно осколки солнца горят во всем блеске, середину столешницы занимают с полдюжины высоких бокалов, наполненных оранжевым соком, а внизу отборные с такой же солнечной кожицей апельсины. Штук пять уже разрезаны, внутри каждого тоже солнце, и только с самого краю стола дюжина яблок, таких же солнечно-оранжевых, сок просвечивается сквозь тонкую шкурку, видны темные пятнышки зерен.

Я прислушался, где-то в фибрах предостерегающе пискнуло. Смертельной опасности не чувствую, но, как сказал Карл-Антон, сама магия пропитывает здесь все, даже ножки стола.

Он взглянул на меня с настороженностью.

– Ваше величество? Похоже, вы тоже что-то чувствуете… И вообще, какие-то особые планы есть?

Я пробормотал:

– Покажемся на людях, пусть увидят нас вместе с императором. Поработаем над общественным сознанием, утвердим и его положение, и мою легитимность. Простому народу крестьян и лордов необходима ясность. А потом вернемся к своей армии в Клонзейд.

– Часть вашей армии здесь, – напомнил он.

– Постепенно заберем, – пообещал я. – У нас впереди море великих дел.

Он взглядом указал на стол.

– А что с этим?

– Оставим до выяснения, – ответил я. – Мне лично нравится вон тот стол, что с золотыми ножками. А вам?

Он сказал понимающе:

– Еще бы.

Стол с золотыми ножками чуть поменьше, всего на дюжину человек, но нас двое, я с ходу начал заполнять столешницу яствами.

Карл-Антон взмолился:

– Ваше величество, довольно!.. Мы и половины не съедим.

– Человек должен иметь свободу выбора, – пояснил я. – Так велел Господь, дав нам свободу даже от него самого. А кто мы, чтобы спорить с самим Господом?

– Он мне нравится все больше, – ответил Карл-Антон. – Еще малость, и сам в него уверую. Но магию все-таки зря не тратьте. Вообще не понимаю, как это христианин и… магия!

– Я паладин, – напомнил я. – А паладинам дано некое… это не магия, а ближе к чудесам. А из этого источника восполняется очень быстро, ибо Господь всемогущ и во всем. Садитесь ближе, нужно и на виду быть сытыми и довольными.

– Это вам нужно, – уточнил он. – На виду я лучше останусь незримым. Так услышу больше, увижу то, что предпочитают скрыть… С вашего разрешения удалюсь вслед за герцогом… точнее, с той же целью. Послушаю, о чем говорят, постараюсь оценить ситуацию…

Я вздохнул.

– Действуйте. Завтрашний день будет нелегким, хоть и без драки. Хотя насчет драки кто знает…

Он поднялся и, по дороге к двери медленно истончаясь в незримника, словно превращаясь в быстро тающий пар, вышел в коридор.

Разговор с императором обещает быть не то чтобы нелегким, все ключевые моменты уже намечены в прошлый раз, сейчас только обсудить частности и договориться их придерживаться, но неловкость ситуации в том, что я выкручиваю императору руки, а я этого не люблю. Одно дело прикидываться Держимордой или унтером Пришебеевым, другое – быть ими. А придется. Здесь, как и везде, лучший аргумент – у кого меч длиннее.

В открытые окна доносится музыка, веселая, игриво-танцевальная, бездумная, создающая беспечное настроение. Счастливо здесь живут, когда все размерено и определено на века и тысячи лет.

Господь дал нам свободу воли даже от себя самого, чтобы мы сами отвечали за свои поступки, а Великие Маги дерзнули присвоить себе божественные функции и самим определять, как жить людям, чему радоваться и чего желать.

Только за одно это стоит их всех без пощады и жалости. Даже зверей можно жалеть, те не ведают добра и зла, врага можно помиловать и простить, но не магов. Маги – враги не отдельным людям, не странам или государствам, а всему роду человеческому.

Чувствуя, что вряд ли засну, слишком зол, и никому не признаешься, что не из-за бабы или потому что наступили на ногу, а из-за всего человечества дергаюсь, подумать только, я вышел на балкон и тихонько остановился у двери, стараясь не привлекать к себя внимания.

Между зданиями светло, как в солнечный день, только небо пугающе черное с множеством таинственно мерцающих звезд, да сами здания подсвечены только до второго этажа, что значит, меня на балконе четвертого никто не видит.

Ну да, у придворных день только начался. Спят до обеда, потом завтракают неспешно, красятся, мужчины тоже красятся, пудрятся и даже губы красят, перемеряют одежды, размышляют, что надеть, а потом велят закладывать экипаж, чтобы отправиться в чей-то великосветский салон.

Самая высшая честь – присутствовать при дворе, так что никто из удостоенных этой чести не пропустит.

Везде яркие и очень разноцветные одежды, звучит бравурная музыка.

Одна из женщин показалась знакомой, хотя лицо почти все время скрыто шляпкой, но вокруг нее толпятся женщины, живо жестикулируют, что-то рассказывают, мило улыбаются и всячески стараются привлечь ее внимание.

Наконец она повернулась, я узнал по этому наивно-беззащитному жесту Сюзанну, сестру Герберги, невесты маркиза де Куртена.

Поколебавшись, я покинул кабинет и, бодро сбежав по лестнице с застывшими гвардейцами, вышел из здания.

Заметили меня моментально, хотя вряд ли потому, что ждали именно меня, но из главного дворца может выйти сам император, потому сразу качнулись широкой волной в мою сторону.

Я помахал рукой Сюзанне еще с крыльца. Она счастливо заулыбалась, бросилась ко мне, радостная и счастливая.

Я без церемоний сбежал по ступенькам, она только ухватилась за края платья, но не успела присесть, как я обнял ее и чмокнул в лоб.

– Надеюсь, тебе здесь понравилось?

Она вскрикнула испуганно и застенчиво:

– Сэр Ричард, как такое может не понравиться?

По лицам окруживших нас видно, что сразу заметили и оценили и мое объятие, и отеческий поцелуй, и то, что она назвала меня сэром Ричардом, а не полным титулом.

Я с нежностью смотрел в ее чистое ясное лицо, понимая, что теперь не просто окружена заботой дам императорского двора, а плотно окутана так, что и шелохнуться трудно.

Всем нужно знать, в каких она отношениях с властелином Багровой Звезды Зла, а если не в отношениях, то как к такому грозному человеку встать поближе…

И конечно же, никогда у нее не было столько знатных и как бы преданных подруг, что появились моментально, как только стало известно, что ее привел лично Ричард, тот самый, который.

Дорогой маркиз де Куртен, сказал я мысленно, спи спокойно. Твоя невеста успела найти себе мужа, а ее сестра, более достойная, чтобы стать твоей женой, вырвана из лап негодяев и теперь счастлива.

Она застенчиво высвободилась из моих объятий, глаза сияют, прошептала благодарным голосом:

– Спасибо за все, что сделали.

– Пустяки, – ответил я и добавил многозначительно, – если чё, обращайтесь.

Понятно, что больше обращаться не станет, постесняется, но как эта брошенная мною как бы вскользь фраза повысит к ней жгучий интерес! А насколько больше у нее станет якобы преданных подруг, друзей, связей…

Прошел через пахнущую всеми видами духов толпу, мужчины и женщины в предельно ярких и нарядных костюмах, мужчин от женщин отличаю издали только по голым ногам в белых чулках от колен и до черных туфель.

В одной группе, где преимущественно мужчины, произошло движение, все повернулись в мою сторону, а двое сразу решительно направились, как я понял, ко мне.

Один из них Айфорс Молер, лорд-канцлер, с ним мужчина повыше, помоложе, пахнуло чем-то военным, хотя густо напудрено все лицо и даже брови, однако легкая синева проступает на чисто выбритом подбородке и над верхней губой. Что странно, у такого жгучего брюнета парик сияет первозданной белизной, словно тайный агент Клонзейда забыл сменить на серый или рыжий, пусть даже на черный, но белых здесь пока еще не носят. Правда, парик без буклей, а в привычных плотно посаженных крупных локонах, нашитых каждый по отдельности на шапочку из плотной материи.

Задыхаясь и часто постукивая в мраморные плиты посохом, Молер заспешил наперерез, издали сорвал шляпу и торопливо поклонился, величавый и державный.

– Ваше высочество!

Я остановился, Молер жестом отодвинул напудренного брюнета и устремил на меня вопрошающий взгляд.

– Говорите, – разрешил я.

Он заговорил торопливо:

– Я от имени всей канцелярии его величества и всего двора благодарю вашу Звездность!

Я отмахнулся.

– Вы о филигонах? Да их одной левой. Растоптали и забыли.

Краем глаза я заметил, что напудренный брюнет, что с повадками военного, решительно остановил любопытных, а Молер взял меня деликатно двумя пальчиками за локоть, отвел в сторону и сказал тихо, но очень серьезно:

– Ваша Звездность, мы благодарны за все. И за спасение, и за вашу… позицию. Об этом вслух не говорят, но заметно по тихим разговорам, взглядам, жестам… При дворе особо оценили ваш великодушный жест… я имею в виду в отношении императора…

Я пожал плечами.

– Великодушный? Ничего такого за собой не заметил.

Он посмотрел по сторонам, еще больше понизил голос:

– Простите, Ваша Небесность, для вас это как бы… а вот наши все думали, что вы еще и камней над входом в пещеру, куда забрался император, добавите побольше!

– Ого, – сказал я. – Мудрые у вас тут все.

Он сказал просительно:

– Но это было бы так естественно! Даже убивать бы не пришлось. Просто император и все его люди ушли в глубины земли и… ушли. Империя ваша!

Я ощутил, что эту стену полного непонимания не пробью, надо что-то адекватное, Молер все пытается увидеть какие-то скрытые мотивы, политики иначе видят мир, а я все еще не совсем политик и ответил с надлежащей грубоватостью:

– У меня империя на Севере!.. Там единственная и неповторимая. И намного, уж простите, богаче… А еще в десять раз громаднее… Нет уж, сэр Айфорс, меня власть не интересует. Я больше маг, чем император, но я северный маг, а у нас нет башен и нет Кодекса невмешательства в дела людей. Потому повторяю для вас особо: император от меня в полной безопасности!.. Более того, если кто на него попрет, защищу.

Он радостно округлил глаза, как-то подчеркнуто радостно.

– Даже так?

– Именно, – подтвердил я и добавил с брезгливостью: – А зачем мне какие-то нелепые войны, дворцовые перевороты, мятежи?.. Это отвлекает от обеда!

– Ваша Звездная Мощь…

– Идите, идите, – разрешил я.

Он поклонился и отступил, а я сделал не больше десятка шагов, как из-за двух грузных вельмож поперек себя шире вышел Альбрехт, я с укором покачал головой, мол, следишь, негодяй, а он приблизился словно бы невзначай и сказал тихонько:

– Здорово вы его…

– Обидел? – спросил я.

– Нет, показали, кто в доме хозяин.

– Имеете в виду империю?

Он хмыкнул.

– В доме? В деревне!

– А с чего он так? – поинтересовался я. – Здесь никто пальцем не шевельнет без дальней цели. И ничто, как я понимаю, не делается без воли императора.

– Может быть, – предположил он, – он выполнял не такое уж и прямое поручение императора. Подчиненные должны угадывать, что нужно их властелину. А он заверил от имени всего двора, что вам рады. Остальное как бы вскользь.

– Будем надеяться, – ответил я с сомнением. – Хотя кому-то очень не понравится. Ладно, кончайте за мной присматривать, а то не сделаете то, что обещали!.. Идите, герцог, идите!

Женщины, приветливо улыбаясь, поворачиваются ко мне и приседают в поклонах, кончиками пальцев растопыривая платья, хотя при таком обилии материи и так не увижу размеры их жоп, это узнается только после долгого обольщения и соблазнения, что должно распалить аппетит, как аперитив перед роскошным обедом.

У всех такие прически, что смотрю, как на пышные торты именинниц, столько муки, клея и сахара, что недостает только свечей, но здесь такие все, потому хоть и смотрю, как на дур, но на самом деле весь мир дурной, одно утешает, раньше был совсем идиотский…