Толпа придворных перед нашими конями распахивается, как камыши перед двумя лосями. Гвардейцы вытягиваются в струнку и, как мне показалось, даже закрывают глаза, чтобы не видеть ужасного черного пса, тот огромными прыжками несется в их сторону, обогнав нас с Альбрехтом.

По всему двору и до самого входа карнавальная пестрота костюмов, словно груды роскошнейших цветов навалили в две широкие шеренги от самых ворот и до ступеней главного здания, придворные выстроились в два-три ряда с каждой стороны оставленного для нас прохода.

Альбрехт сказал тихо:

– Бобик распугает… Паника будет?

– Вряд ли, – ответил я с сожалением, – думаю, с населением уже поработали. Здесь же Лазиус, Реквильд и прочие сотрудники администрации.

Он кивнул.

– Да, я видел, Лазиус ему тайком таскал жареных гусей, покупал лояльность.

Я буркнул с неудовольствием:

– Везде этот толстый жрун умеет найти друзей.

Придворные с обеих сторон с непонятной опаской отступили еще шире, я даже не понял, что так, Альбрехт сказал тихо:

– Ваше величество, а не пройтись ли по свежему воздуху?

– Да какой он свежий, – буркнул я, – от духов и притираний уже в голове дурь и просветление, а что будет в помещениях…

Но намек понял, соскочил на землю и, бросив повод в лицо ближайшему мужчине с роскошной черной шляпой с белой опушкой сверху, пошел, не оглядываясь, четко ступая по каменным плитам в сторону дворца.

Альбрехт небрежно подал повод одной из дам, но не случайной, как я заметил сразу, а статной красавице в розовом платье и в розовой шляпке с кокетливо загнутыми вверх с боков краями.

День солнечный, одни дамы с зонтиками, другие прячут аристократически бледные лица под широкими полями шляп с множеством цветов вокруг тульи. Часто-часто трепещут яркие веера, похожие на перламутровые крылья стрекоз, у многих на лицах обещающие улыбки, подведенные глаза блестят маняще и загадочно.

Альбрехт проговорил негромко, не меняя выражение лица:

– Вас встречает цвет двора. Хороший признак.

– Нас, – уточнил я. – Мое величество быстренько смоется, а вас оставит разгребать всякое… добро и счастье.

– Нехорошо таскать каштаны из огня чужими руками.

– А зачем тогда императорство?

На ступенях снизу и до самой парадной двери толпятся рядами, словно хор ансамбля малых народностей, ярко и кричаще одетые сановники и наиболее знатные женщины.

Проход для нас совсем узкий, я сразу подумал, что легко достать стилетом под ребро или в спину, но продолжал милостиво улыбаться, будто это не я страшный властелин Багровой Звезды, а вот этот, что идет со мной рядом.

Почти у самого входа похожие на кукол дети с затейливо уложенными взрослыми прическами, а то и вовсе в париках, ждут с букетами цветов, а когда я приблизился, церемонно приседали и протягивали цветы.

Я взял у первой девочки, кивнул:

– Спасибо…

Она пропищала:

– К вашим услугам, ваше высочество!

Альбрехт едва слышно хмыкнул, тоже обратил внимание, все помнят, что прибыл всего лишь принц императорской мантии, вассал, хотя и очень могучий вассал.

Я с приветливо-равнодушным видом двигался сквозь строй радостных вроде бы лиц, под которыми кроется плохо скрытый ужас перед существом, что прибыло на Багровой Звезде Зла.

Целый строй роскошных дам, у двух на громадных шляпищах целые цветочные клумбы, представляю, какая нагрузка на шейные позвонки, хотя у обеих шеи как у буйволов, крепкие женщины, только щеки намалеваны красным чересчур, как у клоунов, а так даже весьма приятно смотреть на статных и породистых, аристократия еще не совсем выродилась.

Альбрехт приотстал на полшага, позволяя все внимание концентрировать на мне, а я продолжал двигаться сквозь строй, держа на лице благожелательную улыбку чудовища на отдыхе.

Церемониймейстер или кто тут ими дирижирует умело вкрапил в этих самых как бы лучших, что были с императором в подземельях, несколько человек из оставленных, эти нас не страшатся, улыбаются искренне, кланяются без натуги, тем самым задавая тон.

Но отличить тех от этих легко, дамы обмахиваются веерами слишком нервно, улыбки вымученные, а кто без веера, те вообще прижали кулачки к груди.

У двери шестеро гвардейцев, двое по обе стороны, еще двое на три шага впереди, и еще два самых рослых вообще загораживают дверь, но распорядитель им шепнул что-то, и оба поспешно отошли в толпу придворных.

Пауль Лазиус забежал вперед, подпрыгивая и пританцовывая, но я плохо понимаю хореографический язык пчел, а он после заключительного поклона сказал торопливо:

– Позвольте, покажу вам апартаменты!.. Отдохнете, а потом вас примет его величество император…

– Веди, – велел Альбрехт.

Лазиус бросил на меня вопросительный взгляд, я промолчал, и он послушно засеменил впереди, смешной и одновременно грациозный во всех ужимках и подпрыгиваниях дворцового этикета.

На четвертом этаже лакеи в коридоре одеты богаче иных принцев, рослые и прекрасные лицом и статью, так я и поверил, что они только лакеи, а в прихожей моих апартаментов роскошно одетые слуги торопливо расставляют вазы с яркими цветами, при нашем появлении поспешно удалились.

У стен в ряд четыре молодые девушки в розовых и розово-синих платьях, держатся чопорно, но слишком миленькие, чтобы чопориться слишком долго. Альбрехт тоже понял сразу, кивнул в их сторону, я покачал головой, он преувеличенно грустно вздохнул.

При нашем приближении синхронно присели, скромно опустив взоры долу, так же замедленно поднялись.

Я кивнул, две остались на месте, а две пошли дальше в сторону распахнутой двери во внутренности покоев. У двери молча остановились, глядя выжидающе и с непроницаемо приветливыми лицами.

Альбрехт двигается тоже с величаво застывшим лицом, но по взгляду вижу, как ему все это осточертело, когда каждому жесту и движению придается некий важный смысл.

Из первого зала двери распахнули во внутренние покои, я хотел было переступить порог, но задержался, оглядывая апартаменты.

Великовато даже для пиров. Можно устраивать конные турниры сто на сто рыцарей, однако все пропитано изысканной роскошью, чувствую себя в картинной галерее лучших мастеров живописи и ваяния.

Впечатление такое, что император даже из своих кабинетов и спален велел перенести сюда самые ценные шедевры, чтобы я не ощущал себя ущемленным. Апартаменты личные, никто из его подданных не увидит, что мои комнаты богаче императорских, так что все в порядке, а на виду он – император Герман Третий, властелин земель таких-то и таких-то, а я всего лишь принц императорской мантии, властелин Багровой Звезды, а также император каких-то земель на той стороне океана в далеком мире, который вроде бы и не существует.

Альбрехт прошелся вдоль стен, поскреб ногтем статуи, подозревая позолоту, но нет, чистое золото, остановился.

– А что тогда у самого императора?

Я в неловкости пожал плечами.

– Подозреваю, что это были его.

– Что?.. Отдал вот так, не страшась придворных?

– Это личный этаж, – напомнил я. – Сюда никто не смеет подниматься, кроме самого императора. А мне таким образом старается как бы компенсировать…

Он снова прошелся по залу, трогая мебель, стены, рамы массивных картин.

– Как-то жутковато… Но привыкнуть можно. Человек ко всему привыкает. Вы тоже стерпитесь, ваша Звезднокометность!.. Хотя, наверное, вас этим не удивишь?

Он спрашивал вроде бы невинным тоном, как бы вскользь, но подтекст ясен, я ответил так же невинно-отстраненно:

– Мы еще не то увидим, сэр Альбрехт!.. А не увидим готовое, сами забабахаем.

Он сказал со странным выражением:

– А я думал, наконец-то отдохнем…

– В таких апартаментах?

Он вздохнул.

– Хорошо, отдыхайте, если у вас получится, готовьтесь к разговору. А я пройдусь, пошпионю.

В дверь деликатно постучали, я крикнул громко:

– Открыто!

Дверь приоткрылась, в щель я рассмотрел только громадную голову в таком исполинском кудрявом сером парике, словно там целая овца, что сразу узнал и крикнул:

– Заходите, сэр Айфорс!.. Что вы там в коридоре?

Он приоткрыл шире, робко переступил порог и с грациозностью циркового слона учтиво, хоть и с трудом, поклонился.

– Ваше высочество… Так неловко, что вы не взяли своих слуг, а наши не знают ваших правил…

Я отмахнулся.

– Да ерунда. Я в походе, а в походе какие правила? Что-то случилось?

Он сказал с трепетной почтительностью:

– Мне велено передать, что вы сейчас отдохнете после трудной дороги, а завтра после завтрака его величество примет вас…

Я с сочувствием смотрел в его державное лицо крупного государственного деятеля, рожденного для трудной работы по управлению империей.

Даже одет хоть и ярко и с цветными лентами через плечо, где сияют звезды простые и хвостатые, все из золота, но с еще большей строгостью в одежде, чем при первой встрече.

Я рассматривал его с сочувствием, не сразу сообразил, почему на его лице появляется выражение озабоченности и даже тревоги.

– Все путем, сэр Айфорс, – ответил я благодушно. – Что это они не нашли лакея или парня помоложе?..

Он взглянул почти с испугом.

– Как можно, ваше высочество!.. Простого парня можно к простому человеку…

– Ага, – сказал я, – ну тогда ладно, все по протоколу?.. Передайте его величеству мою искреннюю благодарность. Как за апартаменты, так и вообще за радушие и гостеприимство. Буду ждать вызова от его величества.

– Приглашения, – уточнил он поспешно и с облегчением в глазах и даже в фигуре. – Вас пригласят, если вы не против, через полчаса после завтрака.

– Да, – согласился я. – Пусть уляжется в пузе. У вас тут по-прежнему хорошо кормят?

Он сдержанно улыбнулся.

– Наши повара постараются, ваше высочество. Полевому вождю должно понравиться.

Когда он удалился, Альбрехт проводил его взглядом, дверь наконец плотно захлопнулась, он сказал вполголоса:

– Чувствую, разговор будет нелегким.

– К сожалению, – признался я. – Император привык быть императором. Делиться властью могут мелкие вожди, но не птицы такого полета. И хотя я как бы вассал, но он все-таки реалист, иначе какой правитель? Эти великолепные апартаменты пожалованы не принцу императорской мантии, дорогой друг.

– Ну-ну? Давайте похвалите себя.

– Это как бы в благодарность, – пояснил я, – за избавление империи и всего населения от неминуемой гибели! Официальная версия.

Он кивнул.

– Неофициальную знаю. С сильным не борись и не задирайся. По возможности ублажай и льсти его дурному самолюбию. У вас оно дурное, верно?.. Но публика все равно должна верить во всесилие императора. И что вам пожалован большой пряник за службу.

– А так все по-старому, – подтвердил я. – Для публики. Но теперь не только мы, но император тоже знает, мы наш, мы новый мир построим, как сказано в Библии, кто был ничем, тот станет всем…

Он кивнул, поднялся.

– Пойду пошпионю, как уже сказал. А вы собирайте мысли перед дипломатической дракой.

Едва он вышел в коридор, я сказал негромко:

– Карл-Антон, я чувствую вас. И почти вижу.