Во втором зале заметил беседующего в кругу местной знати Альбрехта. Слушают внимательно, даже подобострастно, уже заметили, что пользуется особым доверием императора-завоевателя.

Мне кажется, он из наших первым, даже опередив молодого Паланта, начал носить жюс-о-кор, камзол из самой дорогой парчи, к тому же украшен всевозможными вышивками, золотыми лентами, с огромными золотыми пуговицами, манжеты рукавов по моде отворачивает чуть ли не до локтей, чтобы явить взорам белоснежные кружева в несколько рядов, и вообще по-прежнему остается для нашей молодежи образцом шика, блеска и всевозможной изысканной утонченности, хотя брюки по северной моде из плотной ткани заправлены в настоящие сапоги, путь даже из хорошо выделанной кожи.

Возможно, еще и потому местные аристократы тянутся к нему, чувствуя такого же аристократа до мозга костей. Даже то, что Альбрехт хотя бы на пару часов надевает позолоченную кирасу, выглядит особым шиком, так как носит золотой пояс с подвешенным кинжалом.

В империи Скагеррака повторяется то же самое, что и в империи Германа: все население в городах, где останавливаются багеры, да еще в селах вокруг, а еще в городах и селах, которые очень хорошо видно с багеров, но где отсутствуют причальные пирамиды.

Палант наивно поинтересовался, почему императорские войска не сбрасывают на дома таких бунтовщиков тяжелые камни с багеров, сразу бы привели в чувство, Альбрехт на это поморщился и сухо заметил, что местные давно приняли меры, отодвинув города в сторону, никаким камнем не добросить.

Норберт поглядывал с ожиданием, но ничего не спрашивал, Альбрехт же поинтересовался с сочувствием:

– Сэр Ричард… вы обещали быть у Германа?

Я вздохнул.

– Помню. Мне кажется, просто оттягиваю неприятный разговор.

– Почему неприятный? – спросил он с интересом. – Напротив! Поторжествовать, покуражиться, походить гордой птицей, распушив хвост… У вас все козыри!

– Так и собирался, – признался я, – приказ явиться был просто оскорбительный.

– Так чего же?

Я посмотрел исподлобья.

– А сами как на самом деле думаете? Нет-нет, не смотрите так это блудливенько в сторону!

– Сэр Ричард!.. Я сама честность… Почти всегда!

– Злость, – сказал я, – проходит быстро, для вас не новость. А император, скованный по рукам и ногам законами и вековыми традициями, что мог сказать и сделать? Да, на мое неоднократное непослушание велел явиться к нему, иначе сам пришлет войска… а что еще мог сказать в присутствии придворных? Иначе те сразу начали бы шушукаться о его слабости и никчемности. С другой стороны, давал мне титулы, однажды спас от петли… что, конечно, для вас не так важно, но мне почему-то приятно.

– Император все делал в своих интересах, – напомнил он. – Укрепляя вас, упрочнял свою власть на северном континенте. Пусть не власть, а влияние… Ну, как он рассчитывал или хотя бы надеялся.

– И все же, – ответил я, – как-то рука не поднимается удавить по-тихому и забрать жен, любовниц, земли и корону себе.

– Сперва нужно поговорить, – согласился он. – А потом слово за слово… можно не просто удавить, а разорвать на куски в благородной ярости, что воспеваема бардами и считается признаком благородного происхождения.

– Да? – переспросил я в имперской озадаченности. – Хорошо, будете сопровождать меня в столицу Германа. Посмотрите на императора, прикинете, как душить будете… или золотой табакеркой по голове, тоже проверенный вариант. Вам понравится.

Он вздрогнул, сказал опасливо:

– Может, не надо?

– Что с вами, герцог? – спросил я. – Не замечал за вами такой застенчивости.

Он вздохнул, выпрямился и взглянул с прежним холодным самообладанием.

– Что странно, я тоже за вами такого не наблюдал, а должен бы. На моих глазах от рядового рыцаря до императора, но все как должное, ни одного пира на радостях!.. А сейчас для вас и Маркус… как бы ровня. Сэр Ричард… ваше Звездное Величество, а что впереди?

Я ответил нервно:

– Дайте с этими конюшнями разгрестись!.. Собирайте в мешок пудру и румяна, сейчас отправимся. И духи возьмите, вы ими даже сапоги брызгаете?.. Периальд, не спи, позови герцогиню из кабинета. Только вежливо, понял?.. Ты же теперь благородный рыцарь!.. А она благородная дама, хоть и женщина.

Герцогиня вошла быстро, деловито, однако мужчины за столом синхронно поднялись, кто-то даже слегка поклонился, остальные смотрят с вежливым вниманием.

Она охнула:

– Простите, у нас так женщин не встречают! Я просто даже не знаю, что и сказать…

Я кивнул на свободное кресло:

– Герцогиня, я отправляюсь на переговоры к императору Герману, но у соратников противоположные взгляды, как вести с ним дела. Что посоветуете?

Она опустилась в кресло без женской кокетливости, чувствует, как держаться с нами правильнее.

– Вы уже все, – ответила она моментально, – верно делаете, ваше величество. Не нажимайте слишком, можно сломать, а так вы достаточно мощная величина, чтобы под вашим давлением прогибался здешний мир. Но быстро нельзя, вас здесь слишком мало, а перемены никому не понравятся. Даже простому народу. Любой, кто идет против власти, на кого-то да опирается. У вас этой опоры нет. А Багровая Звезда в таких случаях только вредит.

Все молчали, рассматривая ее внимательно и продумывая сказанное. Я сказал со вздохом:

– Спасибо, ваша светлость. Вы внесли существенное уточнение. Весьма существенное.

– Просто зело, – буркнул Альбрехт.

– Не смею вас больше задерживать, герцогиня, – сказал я, – а мы пока продолжим…

Герцогиня быстро поднялась, улыбнулась всем светло и дружески, а когда за ней захлопнулась дверь, сэр Рокгаллер проговорил с завистью:

– Сэру Ричарду всегда везет! У него и женщины разговаривают, как люди, а у меня только лежат, раздвинув ноги…

Сэр Ровер сказал философски:

– Мы сами таких выбираем.

– Ничего подобного! – возразил Рокгаллер. – Я выбираю по фигуре, лицу и сладким речам. А что дуры, обнаруживаю только в постели. Потом, конечно.

– Ага, – сказал сэр Ровер с насмешкой, – значит, потом резко умнеете, а она как была дурой, так и осталась? Только вы раньше не зрели? Значит, до постели были таким же… умным.

– Грубый вы, – сказал Рокгаллер с мягким укором. – Разве можно так с соратником?.. И пахнет от вас, дорогой сэр, как-то странно. Пудра с вином, что ли?

Я похлопал ладонью по столу.

– Тихо, мы же на Совете или уже нет?.. Думаю, женщин приглашать больше не стоит. Только одна зашла, и то посмотрите на себя! Ладно, на этом заседание прерываем до моего возвращения из соседней империи. Они теперь соседи, помните!

Поднимались из кресел, суровые и сильные, но я при своей подозрительности уже замечаю, как Юг медленно вползает в их суровые души, начиная с мелких украшений в одежде и заканчивая усложненными манерами.

Отцу Дитриху и его команде священников-миссионеров здесь придется очень непросто. Это не дикарям проповедовать Слово Божье, здесь даже часть крестьян грамотная, на веру ничего не принимают, да и как принимать веру тех, кто живет беднее и чуть ли не в дикости?

За день в яркой толпе придворных несколько раз промелькнула внучка Германа Третьего, принцесса Клариссия. Обычно с двумя невзрачными девушками явно незнатного происхождения, насколько в императорский дворец могут быть допущены незнатные или не совсем уж очень знатные, но, как мне показалось, и они стараются не слишком выказывать с нею дружеские отношения, все-таки заложница, не опасно ли как-то сближаться…

Она всякий раз демонстративно отворачивалась, перехватив мой взгляд, я пожимал плечами и шел дальше, наконец начала попадаться чаще и уже совсем на пути, я вежливо кивал и снова шел, занятый разговорами.

Придворные, стараясь угадать мои маршруты, старательно пытаются следовать в кильватере. Аристократичный Альбрехт и суровый неподдающийся моде Норберт помогали инспектировать дворец, в котором еще много комнат заперты, а затем по знаку Норберта им подали оседланных коней, а мне вывели громадного черного арбогастра, прекрасного статью, роскошной гривой и мощной грудью.

– Проедем через центр, – коротко сказал Норберт. – Горожанам надо чаще напоминать, кто в империи хозяин.

Альбрехт сказал кратко:

– Вы правы, сэр Норберт. Вешать надо чаще.

– Так не дают повода.

– Повод найти можно всегда, – сообщил Альбрехт. – А то как-то не совсем нас…

– Уважают?

– Да, – ответил он. – Эти снисходительные усмешки даже от каких-то булочников…

– Это не повод, – ответил Норберт строго. – Но вы правы, атмосфера мне очень не нравится. Не знаю, как наш сэр Ричард…

– Мне еще больше не нравится, – отрезал я. – Но всю империю не повесить, хотя и хочется.

Несколько всадников тут же молча двинулись следом, город громаден, мы проехали через центральную часть, что сама по себе крупный город, так называемый Старый, проверили многочисленные службы, как и должно быть в столице огромной империи.

У городской управы встретили Паланта с десятком всадников, помогает сэру Рокгаллеру удерживать в городе порядок. Местная охрана не справляется с горожанами, для которых железная рука Скагеррака исчезла, а новой так и не появилось.

Альбрехт, выслушав жалобы Паланта, сказал мне тихо:

– Я же говорил, нас всерьез не воспринимают.

– Мало вешаем?

– Дело не в виселицах, – шепнул он. – Да вы и сами знаете, сэр Ричард.

Я скривился, Альбрехт раньше другие замечает, что происходит в обществе, а здесь, понятно, никак не могут примириться с мыслью, что люди явно ниже их по уровню и развитию, имеют какое-то право командовать и отдавать распоряжения.

– Крепитесь, Палант, – сказал я. – Выстоим.

Он сказал с горькой обидой:

– Ваше величество! Горожане словно бы не замечают, что мы их спасли!.. Конечно, про себя рады, но нам хотя бы спасибо!

Я кивнул в сторону Альбрехта.

– Вон герцог Гуммельсберг уже все понял. Ему такое тоже не ндравится, но понял. Даже терпит.

Палант с надеждой повернулся к Альбрехту, тот с высокомерием поморщил нос.

– А что непонятного? Они аристократы, не заметил?.. По их мнению, их спасти мог только другой аристократ. А мы с вами, дорогой сэр Палант, нечто вроде мужиков из хлева.

– Ну уж из хлева?

– Хорошо, из овина, – согласился Альбрехт. – Как признать, что аристократы сдались с появлением Багровой Звезды, а простые мужики проявили больше отваги и мужества?

– Мы не мужики!

Альбрехт посмотрел на него с сожалением и снисходительной насмешкой.

– В сравнении с ними еще какие. Вот и делают вид, что оно как-то само.

– Как это?

– К примеру, Багровая Звезда заснула, а мы влезли в нее и взялись командовать.

Палант задохнулся от обиды.

– Заснула? Влезли? Им такая битва и во сне не привидится!

– Держитесь, Палант, – сказал я. – Не удержитесь вы, рухнет вся наша армия.

Он остался в непонимании с раскрытым ртом и вытаращенными глазами, а мы поехали дальше. Я перехватил взгляд Альбрехта, наш армейский аристократ понял правильно. Палант плоть от плоти армия, и что сломит его, сломит и все наше доблестное воинство.

Пока ехали через город, я подумал с отстраненной горечью, что наше превосходство не объяснить. И в моем прошлом мире большинство продолжает верить, что был культурный и просвещенный Рим – империя юристов, инженеров и ученых, но эту утонченную цивилизацию разрушили варвары и вандалы, втоптав высокую культуру в грязь.

На самом же деле варвары принесли более высокую культуру, в которой не было рабства, гладиаторов и культа плоти. С варварами пришло христианство, более высокая ступень цивилизации, но простой народ, а он весь простой, видит только блеск и роскошь, именно блеск для него мера культуры и цивилизованности, так что да, нам придется побарахтаться в этом мире всеобщего презрения, держась на поверхности, иначе утонем и растворимся.

Альбрехт сказал невесело:

– Мы явились такими победными… А теперь даже не знаю, чего ждать.

– Нас не принимают всерьез, – произнес Норберт. – А чего ждать… это виднее сэру Ричарду.

– И я не вижу, – признался я. – Никогда не сталкивались с таким противником!.. Никогда битва не разворачивалась в таком пространстве… У нас только одно весомое преимущество…

– Отец Дитрих?

– Да, – ответил я. – Придется вызывать раньше, чем планировал.

– Что начнется, – ответил Альбрехт с тревогой, – что начнется…

– Сплюньте, – посоветовал Норберт мрачно.

– Все равно начнется, – ответил Альбрехт. – Этой войны не избежать. Посмотрите на сэра Ричарда!

Когда вернулись во дворец, по праву завоевателей не оставили коней у конюшни, как хотел педантичный и строгий Норберт, я нахально пустил коня к главному зданию дворца, Альбрехт с одобрением сказал: «Наконец-то!», я услышал за спиной цокот копыт их коней.

Соскочив на первую ступеньку, я бросил повод подбежавшим гвардейцам и сразу наткнулся на укоризненный взгляд.