Планета Урал. Через сорок минут после сообщения о событиях на Новом Амстердаме

– Жениться тебе пора, Ясик.

Вассерман с шумом втянул ртом воздух. Каждый раз, когда он навещал предков, мать заводила одну и ту же песню. Такое чувство, для нее свет клином на внуках сошелся. Будто мало ей целой оравы, что уже бегали по дому, благо младший брат и две сестры времени даром не теряли, стараясь на совесть. И ведь не объяснишь ей, что он хоть и выглядит на свои сорок пять, в душе молодой, не нагулялся еще. Да, молодой еще, и душой, и телом – для Урала, где средняя продолжительность жизни, в отличие от большинства менее развитых планет, давным-давно перевалила за сотню, это не возраст. Вот только родителям это не объяснишь, и кое-кто с упорством истинно еврейской матери вдохновенно терроризирует бедного сыночка. Чтоб, значит, плодился и размножался. А главное, эти разговоры идут не только, когда он приезжает, но и во время ответных родительских визитов, а также звонков любимому чаду. Хоть вообще на линкоре запирайся да на связь не выходи.

– Ма-ам, – безнадежно протянул он. – Ну хватит, а?

– А что хватит? Что? Вон, у Хаечки уже третий скоро будет, а ты?

– Ма-ам…

– Ну, сынок, не злись. Я тебе добра желаю, ты же знаешь.

– Знаю, – все так же безнадежно ответил Вассерман.

– Ну и ладненько, ну и молодец. Кстати, сегодня к нам на обед придет Циля Соломоновна. У нее, к слову, дочка – такая красавица…

Известный ученый, храбрый офицер и бессменный главный артиллерист линкора «Суворов» внутренне содрогнулся. Дочь, как известно, имеет свойство быть похожей на мать. Возможно, не сразу, но через несколько лет – точно. Циля Соломоновна же, сколько он себя помнил, формами всегда напоминала пережравшую стероидов грушу. И если дочка похожа на мать, то ой-ой! Судя по лицу отца, молчаливо сидевшего в углу и с печальным видом наблюдающего за происходящим, его догадки были недалеки от истины.

– Мама, тебе не кажется, что я уже в том возрасте, когда сам могу выбирать спутницу жизни?

– Конечно, сынок, конечно, но Роза такая красивая девушка…

– Ну, мама!

– А что мама? – ласковые нотки мигом исчезли из ее голоса. – Мама плохого не посоветует, она сыну добра желает. А сыну пятый десяток, и если его не поторопить, он еще лет двадцать о семье не задумается.

– Мама, не интересуют меня ни Роза, ни Мимоза, ни сама Циля Соломоновна…

– Сынок, если ты будешь так рассуждать, это кончится тем, что ты приведешь в дом русскую.

– Да хоть шведку с итальянкой на пару, что в этом плохого?

– Сынок, такой человек, как ты, должен жениться только на еврейской девушке, чтобы она о тебе заботилась и рожала тебе детей, а не хвостом вертела.

– Мама, я…

– А вот и Циля Соломоновна, – ласково пропела мать, направляясь к двери. Как она узнала о гостье, осталось для Вассермана загадкой – ни звонка, ни какого-либо другого сигнала он не услышал. Оставалось придать лицу максимально вежливое выражение и последовать за матерью, надеясь, что визит почтенной матроны не продлится слишком долго.

Предчувствия его не обманули. За те два года, что прошли с момента их последней встречи, Циля Соломоновна еще более заматерела и раздалась вширь, хотя это и было весьма затруднительно. Однако Циля Соломоновна очень старалась, прилагая к усердию талант и иные природные данные, так что объемы ее и впрямь увеличились. Особенно в бедрах и ниже, так что сейчас она напоминала Гаргантюа из классических иллюстраций, и получившееся великолепие не могла скрыть никакая одежда. Пожалуй, если эту трепещущую, как холодец, бочку целлюлита сбросить в море, то родится цунами. Ярослав Федорович, сам человек, мягко говоря, немаленький, на ее фоне попросту терялся.

Позади матери шествовала ее дочь. Молодая еще, лет двадцати пяти, и лишние килограммы на ее упакованной в дорогущее платье талии пока не очень бросались в глаза. Не очень – но все же бросались, во всяком случае, многоопытному Вассерману. Девочка, конечно, ничего, вид товарный, но с такой можно встретиться раз или два – а потом бежать, пока за шиворот не схватили да на плечо не забросили. Проклятие!

Вассерман, сохраняя на лице приятную улыбку, приложился к ручке Цили Соломоновны. Один лишь Великий Космос знает, чего ему это стоило – он был элементарно брезглив, а запах пота здесь и сейчас не перешибался никакими духами. К тому же он эту даму вообще не слишком жаловал. Помнил те времена, когда при встрече с ним и, кстати, с его матерью Циля Соломоновна лишь брезгливо поджимала губы. В те времена они были еще бедны, этот дом и прочие элементы достатка появились куда позже. Его, Ярослава, стараниями, кстати – ученых его класса в Конфедерации ценили и платили им неплохо. Вот тогда и изменилось отношение очень и очень многих. Родители предпочли это забыть, брат и сестры – тоже, но он, профессор Вассерман, все помнил. И совершенно не хотел сидеть сейчас за одним столом с ними, вести светскую беседу и, плетя словесные кружева, чувствовать себя сапером на минном поле. Одно неверное движение – и взрыв, или, в его случае, нежелательно близкое знакомство со склонной к полноте и засидевшейся в невестах дурой. И ведь никуда не денешься, придется терпеть, ибо недостойное, бросающее тень на семью поведение мать ему не простит.

Спас Вассермана звонок от Александрова. Безо всякого видеоряда, только голос, как всегда уверенный, но при этом чуть взволнованный.

– Ярослав, ты где?

– Я? В гостях.

– Опять какую-то красотку охмуряешь?

– Володь, послушай…

– Нет времени, – голос адмирала стал вдруг сухим и жестким. – Я все понимаю, личная жизнь – святое, но сейчас ты мне нужен. Так что мне плевать, на какой маркизе ты лежишь. Кончай ее окучивать, заправляй брюхо в трусы, и – пулей на линкор. Включай маячок, через полчаса тебя заберет катер с «Суворова». Время пошло.

Вассерман глубоко, скрывая радость, вздохнул:

– Дамы, простите, но мне придется вас оставить. Служба.

– Ярослав, но…

– Мам, ну извини меня, гада, только не получится остаться, никак не получится. Я ведь сейчас не профессор даже, а офицер, капитан третьего ранга. Долг зовет!

Полчаса спустя Ярослав Федорович Вассерман уже сидел в пассажирском салоне разъездного бота и тихонько посмеивался, вспоминая вытянувшиеся лица гостей. Ну и черт с ними, он еще и впрямь слишком молод, чтобы связывать себя узами брака.

На сорок километров южнее. То же время

Поместье рода Корфов выглядело неухоженным. Большой, когда-то выстроенный в английском стиле, а позже не раз перестроенный особняк из местного гранита, зеленовато-серого и очень прочного, сейчас целыми участками оброс вьюном, листья которого свешивались то подобно лопухам, то как непонятная плесень. Его надо было или окультуривать, или убирать, уж больно неряшливый вид был у дома, но последние лет пятьдесят никто этим не занимался.

То же самое произошло и с садом. Тот, кто его разбивал, постарался на совесть, удачно совместив растения, завезенные еще с Земли и некоторых других планет, и местные эндемики. Раньше это выглядело просто здорово, но сейчас парк одичал и зарос травой. Одни деревья давно погибли, превратившись в кое-как убранный, а то и вовсе брошенный как есть бурелом, другие разрослись до безобразия. Словом, черт-те что и сбоку бантик, хотя, конечно, в детстве играть там было одно удовольствие.

Корф вздохнул. Содержание дома – это деньги. Когда-то род фон Корфов прибыл сюда в числе первых переселенцев. Предприимчивые и трудолюбивые немцы добились успеха, стали богаты… В Верховном Совете заседали, из первых семей – это само по себе звучит! И будущее выглядело безоблачно.

Но прошли годы, изменилась жизнь. Постепенно род обеднел, утратил влияние. Ну а последний гвоздь в крышку гроба загнал дед Игоря, неудачные инвестиции которого привели фактически к полному разорению. После его смерти остались долги, до сих пор окончательно не погашенные, и вот этот дом, который Корфы не продавали даже в годы самой большой нужды. Конфисковать его через суд, правда, пытались не раз, но тут спасли заслуги предков, и в конце концов их оставили в покое. Вот только содержать фамильное гнездо как следует средств все равно не было.

Игорь оказался едва ли не первым, кто нарушил семейную традицию. Он не пошел в финансисты, управленцы, политики. Вместо этого молодой человек отправился в военное училище и, благодаря неплохому образованию вкупе с природной храбростью, сделал неплохую карьеру. Во всяком случае, к сорока годам дослужиться до капитана первого ранга получается далеко не у каждого.

– Игорь? Игорь! – из дверей выскочила девушка лет двадцати и, совсем по-девчоночьи вереща, бросилась к нему. Подбежала и повисла на его мощной шее. – И-игорь!

– О-ох, стар я становлюсь и неуклюж, – Корф ловко подхватил младшую сестру на руки и, как делал это не раз, подбросил в воздух. М-да! Раньше она была заметно легче. Но ничего, он космонавт, он сильный. А по лестнице уже спешила мать. Подбежала, обняла… При том, что она едва доставала Игорю до плеча, это уже само по себе выглядело подвигом. Приезд старшего сына, конечно, был внезапным, но от того событием не менее радостным.

Полчаса спустя все трое сидели на веранде и пили чай с самым замечательным на свете домашним вареньем. Семья, правда, была не в полном составе – оба брата находились в городе, ну да это не страшно. Все равно Игорь был им не вполне родным, только по матери, и особых братских чувств друг к другу они не испытывали. В отличие от сестры, которой на мелочи вроде разных отцов было плевать.

Разговор, вначале ни о чем, благо последний глава рода фон Корфов бывал здесь частенько, и о службе и успехах все были в курсе, да и про последние геройства разве что ленивый не говорил, постепенно свернул на будущее. А оно, как ни обидно, выглядело так себе. Как, впрочем, и всегда.

По сути, сейчас весь дом держался на Игоре и его жалованье. Этого хватало, но – впритирку. Все же командир корабля, пускай даже линейного крейсера, в масштабах флота фигура невеликая. Можно сказать вообще не фигура. И жалованье у него соответствующее. На безбедную жизнь хватит, на что-то большее – уже нет. И содержание родового гнезда вкупе с предстоящей свадьбой сестры (пока не на ком, но не век же ей в девках ходить) было ему не по карману. Пока война отодвинула проблемы на второй план, вот только не за горами день, когда они вернутся, и…

Это изрядно портило нервы, и без того истрепанные. Для всех фон Корф был героем, но он помнил, что совсем недавно расстрелял безоружные корабли вместе с людьми, и это тоже давило сверху чугунной гирей. Будь фон Корф истинным, стопроцентным немцем, он бы не терял время на переживания. В конце концов, есть приказ, и за него несет ответственность командир. Вот только когда ты столетиями живешь бок о бок с русскими и в организме у тебя неизвестно, чьей крови больше намешано, то и думать ты начинаешь совсем иначе. И комплексы у тебя развиваются тоже совсем не тевтонские.

От тяжких раздумий его оторвал звонок. Пришлось вставать и, извинившись перед матерью, идти в другую комнату – если звонит непосредственное начальство, разговаривать лучше тет-а-тет. Мало ли, насколько приватную тему предстоит обсуждать.

Видеосвязь Александров не включал. Неудивительно, впрочем – адмирал частенько так поступал. И голос у него был… странным.

– Игорь Иванович, приветствую. Как голова, после вчерашнего не болит?

– Да нет вроде…

– Это хорошо, это радует. Очень занят?

– Я сейчас у мамы.

– У Клавдии Сергеевны? Передавай ей привет. Но извини, придется тебе прервать семейные посиделки.

– Почему-то я так и подумал.

– Не переживай, надеюсь, я смогу хотя бы частично компенсировать тебе неудобства. У меня для тебя две новости.

– Хорошая и плохая?

– Почти угадал. Первая – финансовая. Правительство планеты совместно с нашим родным военным ведомством в лице маршала выделяет нам премию за трофейные корабли. Причем, что радует, прямо сейчас, а не «когда-нибудь после победы», – последнее он произнес с нескрываемой брезгливостью. – Твою долю озвучить?

– Да… хотелось бы.

Адмирал сказал. Корф едва удержался от того, чтобы охнуть. Пожалуй, и впрямь хорошая новость, единовременно решающая кучу финансовых проблем. Ну, хотя бы на какое-то время. Однако все же, как и положено истинному немцу, он взял себя в руки и поинтересовался:

– А какая вторая?

– Вторая? А вот вторую я тебе расскажу чуть позже. Ты на какой машине? С корабля?

– Нет, на своей.

– Это хуже… Ладно, плюй на все, садись и гони в порт. Зеленую улицу я тебе обеспечу.

Отель «Астория». То же время

Голова не болела, хотя пил он вчера ничуть не меньше остальных. Но, как оказалось, стереотипы врали – на Урале пили отнюдь не сивуху и, на проверку, не так уж и много. Во всяком случае, с тем, что творилось в праздники на Сияющем Марселе, родине Лурье, никак не сравнить. Да и не в праздники тоже. Здесь народ умел гульнуть, но не путал жизнь с праздником, хорошо понимая, что работа и пьянка несовместимы. Так что жители Урала, конечно, были людьми своеобразными и чертовски независимыми, но никак не тупыми и примитивными, как их почему-то любила описывать пресса.

Откровенно говоря, Лурье здесь даже нравилось. Не все, конечно, однако же куда лучше, чем на большинстве планет, на которых ему довелось побывать. А повидал их он немало – жизнь побросала…

Вначале с отцом – тот, перспективный молодой дипломат, много ездил по делам службы и брал с собой всю семью. Конечно, теоретически в Конфедерации не поощрялось, когда чиновник таскает за собой кого-то, да еще и за казенный счет, но на практике так делают почти все. Неудивительно, что Лурье-старшему, ценимому за умение улаживать самые серьезные проблемы, все сходило с рук.

А потом все кончилось. Отец занимался дипломатическим обеспечением какой-то небольшой вроде бы миссии на Новом Йемене. Все шло нормально, семья уже собирала чемоданы, когда выяснилось, что он забыл важнейшую истину: араба нельзя иметь в союзниках, нельзя купить, а можно лишь взять в аренду. И тот, кто заплатит больше, решает, кому и когда этот араб воткнет нож в спину. Что, собственно, и произошло, и ошибка стоила им всем очень дорого.

Из всей семьи тогда остался в живых один только Поль. Ему было двенадцать, и он очень хорошо запомнил, как взрывом разнесло стену, как двоих здоровяков из Иностранного легиона буквально разорвало на куски. Отец подхватил у одного из них автомат – он никогда не был фанатиком оружия, но считал, что мужчина должен уметь защитить семью, а потому умел неплохо стрелять и неплохо владел приемами сават. Но сейчас все это мало помогло, и в мгновенно закипевшем на всей территории посольства бою первыми гибли наименее подготовленные. Такие, как он.

Мать тогда успела запихнуть сына в допотопный встроенный шкаф, и это спасло ему жизнь. Толстые двери из местного дерева, очень прочного и почти не горючего, не привлекли внимания ворвавшейся в посольство толпы, а когда здание подожгли выдержали достаточно, чтобы сохранить ребенку жизнь на несколько решающих минут. Когда его, одного из немногих выживших в посольстве, поднимали на борт висящего на орбите крейсера, десантники с которого и выбили из развалин посольства местных фанатиков, на ребенке не было ни единого ожога. Угорел, конечно, но это мелочи…

Естественно, сыну известного дипломата никто не дал пропасть. Так, как раньше, жить уже, конечно, не получалось, но все же дорогой частный пансион, отличное образование… А потом мальчишка (хотя какой уже мальчишка, вполне совершеннолетний, имеющий право принимать решение) всех, как говорят здесь, на Урале, огорошил.

Сыну дипломата карьера светит соответствующая. А он взял – и пошел в военно-космическое училище. Тоже неплохо, но в отношении престижа на две ступеньки ниже. Пытались отговорить – безуспешно, и тогда те, кто не понял, покрутили пальцем у виска, а те, кто понял… Что ж, они покачали головами и отошли в сторону. Хочет парень отомстить за отца – его право. Все равно не получится. Военные – люди подневольные, служат там, куда пошлют. А человека, который способен учинить глупость и порушить из личной мести плоды работы серьезных людей, к Новому Йемену не подпустят на парсек. Увы, интересы большой политики – это то, ради чего можно пожертвовать и сгоревшим посольством, и семьей дипломата. Мальчишке это еще только предстоит понять. Ну а когда поймет, можно и помочь ему сделать карьеру, в конце концов, свои люди в армии, особенно в хороших чинах, тоже нужны.

Поль Лурье все это понял. Не сразу, конечно, только когда достаточно зачерствел, а юношеский максимализм сменился циничным расчетом. И кажущаяся до того удивительной легкость продвижения по службе тоже стала понятной, равно как и то, что аванс со временем придется отдавать. Впрочем, ему и так стыдиться было нечего – служил честно, успел повоевать в паре локальных конфликтов и даже поработать в конструкторском бюро фирмы «Сикорский». Те как раз проектировали новый истребитель, и им позарез требовался консультант с опытом боевых вылетов. Лурье же не раз приходилось гонять пиратов, поэтому на что реально способен малый космический истребитель ближнего радиуса и чего ему не хватает, он знал не понаслышке.

Поработал, и неплохо, под конец даже лично испытывал получившуюся машину и остался доволен. Но потом, отклонив довольно лестное и финансово выгодное предложение остаться в фирме пилотом-испытателем, вернулся в действующий флот, где получил под командование крейсер. И вот, совсем недавно, звание капитана первого ранга и новое назначение – линкор «Суворов», один из лучших кораблей флота Конфедерации.

Лурье помнил, как был удивлен, поднявшись по трапу и ступив на палубу этого корабля. Он знал, конечно, что на Урале строят корабли, но их во флоте Конфедерации было сравнительно немного, и бывать на них свежеиспеченному капитану первого ранга не приходилось. Зато он точно знал: ничего хорошего на Урале построить не могут. И тем сильнее было его удивление, когда линкор оказался не просто мощным, но и сверхсовременным кораблем. И равных ему действительно было немного.

Однако восхищение восхищением, а жизнь жизнью. Лурье хорошо помнил, что ему сказали, поздравляя с назначением. Прежний командир этого корабля, а ныне контр-адмирал Александров – человек ненадежный, за ним нужен пригляд. И, естественно, своевременная подача информации в соответствующее ведомство. Теоретически и еще многое требовалось, но тут попробуй, исполни – команда-то в основном все с того же Урала. Специфика комплектования экипажей в Конфедерации, чтоб ее… Хорошо хоть, кураторы отлично понимали сложности и не требовали невозможного.

А адмирал и впрямь был ненадежен. Точнее, нет, не так. Формально все было в норме, и крамольных речей на корабле не ходило. Вот только никто и не скрывал, что ставит интересы своей вшивой провинции выше, чем Конфедерацию. А значит, от них можно было ждать чего угодно.

Впрочем, откровенно говоря, их тоже можно было понять – уральские корабли всегда ставили на самое опасное направление, и такого количества мелких стычек, какое пережила эскадра Александрова, не имело больше ни одно подразделение флота. Так что понять-то можно, вот только Лурье бесило, что в командование линкором он вроде бы вступил, но его при этом никто не воспринимал всерьез. Формально – не придраться, вот только все вопросы, которые можно было решить без его участия, так и решались. Вроде бы радоваться надо, но уж больно велики были подозрения Лурье, что офицеры корабля через его голову обращались непосредственно к адмиралу, а тот это негласно поощрял. Да и вообще, среди членов экипажа полным-полно было уральских же немцев, а их Лурье, как и всякий уважающий себя француз, на дух не переносил.

Зато воевать уральцы действительно умели. И, хотя Лурье считал отступление к Уралу нарушением приказа, он при этом не мог не признать: урон, нанесенный при этом восточникам, сравним с тем, который нанес весь флот Конфедерации. Одно предотвращение захвата врагом стратегически важной планеты чего стоит! И его, Лурье, заслуга в этом минимальная. Хотя, конечно, в последнем бою он действовал не хуже других, и экипаж подчинялся четко. Но не хуже – не значит лучше, это било по гордости. Неудивительно, что сейчас командир пребывал в расстроенных чувствах и не слишком хорошо представлял себе, что же ему делать дальше. И только он решил от обиды на весь свет вмазать еще по вину, благо законного отпуска еще два дня, а делать ему на планете, в общем-то, и нечего, как раздался звонок.

– Капитан первого ранга Лурье? – Интересно, кого еще Александров мог услышать? И вообще, его дурацкая манера не включать видеосвязь бесила. Но пришлось ответить согласно уставу. Адмирал довольно хмыкнул: – Прибыть на флагманский корабль. Немедленно!