Планета Урал. Два часа спустя

На этот раз обошлись без бункеров и прочей пародии на секретность. Вместо них для встречи использовали офис маршала Устинова в самом центре столицы, и, надо сказать, не прогадали. Все же конференц-зал там устроили что надо, и разговоры вести в нем было куда удобнее.

Офицеры вошли последними, все остальные уже собрались. Маршал Устинов, Коломиец, Берг, Громова и еще несколько человек, судя по поведению, рангом пониже. Александров честно пытался вспомнить, кто есть кто – и не смог, хотя лица явно знакомые. Стало быть, и впрямь не велики сошки, даже удивительно, что их сюда пригласили. Хотя, возможно, они просто представляют интересы своих кланов, само наличие которых адмирала изрядно раздражало. Уж больно тянут одеяло каждый в свою сторону, что во время войны уже чревато проблемами.

Собравшиеся выглядели удивленными – видать, ожидали, что адмирал придет один. Ну и ладно, с некоторым злорадством подумал Александров, привыкайте. И, беря инициативу в свои руки, заговорил:

– Ну что, товарищи, присаживайтесь, – и, подождав, пока его указание выполнили, продолжил: – Думаю, представлять вас друг другу нет смысла, поскольку только вчера мы с вами довольно… гм… продуктивно общались. Во всяком случае, мы вас помним. Но для штатских, у которых память не столь профессиональная, на всякий случай, напомню. Капитан первого ранга фон Корф, Игорь Иванович.

Каперанг встал, церемонно склонил голову и уселся обратно. Вообще-то, адмирал совершенно не обязан был упоминать его дворянские корни, тем более, все эти пережитки средневековья, доны, фоны и прочие де’ уже вечность как упразднены. Но все равно, приятно. Александров, отлично знавший сослуживца, мысленно усмехнулся:

– Чтобы не оставалось недоговоренностей. Игорь Иванович – командир быстроходного крыла линейных кораблей. В случае моей гибели именно он примет командование эскадрой. Капитан первого ранга Поль Лурье, командир моего флагмана.

Успевший немного освоиться француз, в свою очередь, встал. Оглядел собравшихся с истинно галльской надменностью и тут же уселся обратно.

– Капитан третьего ранга Вассерман Ярослав Федорович, наш лучший специалист по оперативному планированию.

– Так бы и сказал, что живой калькулятор, – буркнул Вассерман, вставая. – Здравствуйте всем.

– И здесь эти… – сказано было совсем тихо, но адмирал услышал. Резко встал и, моментально вычислив говорившего, невежливо ткнул в него пальцем:

– А ты говорить будешь, когда под огнем на мостике рядом с ними постоишь, щенок.

– Да вы… – Совсем еще молодой парень со странно знакомым, похожим на кого-то лицом и столь же непонятно откуда знакомым голосом, вскочил. – Что вы себе позволяете!

– Молчать, – голос Александрова звучал неестественно спокойно, и от этого по огромному залу словно потянуло холодком. – Какой номер ВУС? Что молчишь? Понятно… Василий Викторович, этого молокососа оформите в штурмовую группу. Немедленно.

– Но это же… – начал было Устинов, но адмирал зловеще хрустнул суставами, разминая пальцы, и коротко бросил:

– Мне наплевать. Или прикажете вызвать наряд с «Суворова»? Нет? Я так и думал. Лучше уж сами. И прямо сейчас, чтобы не забыли.

– Однако же, Володя, крутовато забираешь, – негромко, так, чтобы слышали лишь двое-трое обладающих реальной властью людей, заметил Устинов, нажимая видимую ему одному кнопку.

– Как умею, – в тон ему ответил Александров. – По идее, здесь вообще положено ввести военное положение и разогнать парламент. Ты понимаешь, о чем я?

Устинов молча кивнул. Остальные, впрочем, тоже не пытались протестовать. В случае, если бы Александров исполнил свою угрозу до буквы, он фактически перехватывал у них управление планетой, обладая притом диктаторскими полномочиями. Другое дело, ему самому это было не нужно, и без того дел хватало, а разбираться еще и в хитросплетениях экономики и местной политики… Бр-р-р! Адмиралу хватало мозгов не лезть в то, чем он никогда не занимался.

Когда проштрафившегося юнца, так до последней секунды и не верящего, что все происходящее всерьез, взяли под белы ручки два здоровых малых в форме военной полиции, на собравшихся обрушился настоящий взрыв ярости, громкий и безыскусный. Александров с неподдельным безразличием на лице рассматривал впадающего в истерику мальчишку и по-прежнему не мог понять, кого тот ему напоминает, его люди также сохраняли ледяное спокойствие. Штатские беспокойно переглядывались. Единственная женщина в помещении брезгливо морщилась. И первым, как и следовало ожидать, не выдержал Коломиец:

– Да выведите же его, в конце концов! И заткните. Дайте пендаля под хрюндель, чтоб быстрее ногами перебирал, что ли…

Доводить до крайностей никто, естественно, не стал, но парня вывели из помещения с похвальной быстротой. Глядя на то, с какой профессиональной ловкостью они предупредили отчаянную попытку жертвы уцепиться за косяк, адмирал одобрительно хмыкнул. Неплохую гвардию себе маршал воспитал. Пожалуй, стоит это учесть. Так на всякий случай – они разные бывают.

– Господа, – он спокойно, расслабленно сел на место. – Полагаю, тем, кто реально на этой вечеринке не нужен, лучше покинуть помещение. Во избежание, так сказать, возможных эксцессов.

Народ вылетел наружу с невероятной быстротой. Остались Устинов, Коломиец, Берг и Громова. Ну, в общем, как и ожидалось. Пока они приходили в себя, Вассерман тихонько прошептал безмятежно развалившемуся в кресле адмиралу:

– Спасибо, Володь.

– Не за что. Плюнь на дебилов.

Следующие пару минут в зале царило напряженное молчание. Точнее, молчала принимающая сторона, военные же просто с интересом осматривали помещение, адмирал и вовсе реквизировал из обнаружившегося как раз под боком бара огромную бутылку кисловатого фруктового сока и поглощал его бокал за бокалом – лекарство, конечно, вещь хорошая, но пить после вчерашнего хотелось зверски. Соревнование нервов группа Александрова выиграла с огромным счетом, и, убедившись, что вояки непрошибаемо уверены в собственной правоте, Коломиец сердито махнул рукой: начинайте, мол. Устинов, улыбнувшись уголками губ, кивнул и начал:

– Как вы уже знаете, четыре дня назад корабли Ассоциации Восточных Народов атаковали планету Новый Амстердам…

Они слушали доклад Устинова, потом смотрели данные, собранные корветом, слушали доклад командира вырвавшегося корабля… Адмирал хранил молчание, только задумчиво рисовал старомодной шариковой ручкой в блокноте геометрические фигуры. Вассерман спрашивал, Лурье иногда спрашивал, Корф активно спрашивал. Адмирал молчал. Всех интересовали нюансы, а его – как поступить, оказавшись на распутье. Он-то уже увидел картинку, остальное все равно обдумает позже, тщательно изучив собранную информацию. Сейчас важнее другое. Время принятия решения, точка невозврата. Гарантированные правильные действия и такое же гарантированное поражение в финале, через несколько месяцев, а если повезет, то и лет. Или риск. Дикий, запредельный. Собственной шкурой, людьми, планетой, которая вновь останется фактически без защиты… И тень шанса на победу. Адмирал молчал.

Однако тянуть до бесконечности, боясь ответственности, – тоже не вариант. Разговоры медленно стихали, и Александров буквально физически ощутил скрещивающиеся на нем взгляды. И наконец, в сгустившейся, вязкой, будто вата, тишине, раздался удивительно спокойный голос Хелен:

– А вы что скажете, адмирал?

– Как храбрый человек, – задумчиво отозвался Александров, – я должен бросить все, собирать все корабли, способные драться, и сломя голову идти к Новому Амстердаму. А как патриот Урала – сидеть здесь, крепить обороноспособность, восстанавливать корабли…

– А как адмирал флота Конфедерации?

– Ждать.

– Чего?

– Информации о том, что там реально творится, а еще когда в строй войдут корабли – и те, что восстанавливают, и те, что достраиваются. Но, увы, сейчас ждать – смерти подобно, – адмирал резко встал. – Все, вопросы потом. Стартуем через двенадцать часов. Василий Викторович, к этому моменту мне будут нужны две десантно-штурмовые дивизии со всем полагающимся по штату оснащением для высадки на «горячие» планеты. Полностью готовые и посаженные на корабли. Выделяю вам четыре транспорта из числа трофейных. Ясно?

– Да, – спокойно ответил маршал. Задачка, по правде сказать, была та еще, но… но под ставшей уже привычной маской чиновника от армии и политика все еще жил лихой десантный майор, и офицер этот понимал правоту адмирала. – Сделаем.

– Хорошо. Отто Оттович.

– Слушаю, – Берг меланхолично повернулся и с интересом посмотрел на Александрова.

– Сколько у нас в наличии бустеров?

Берг задумался на несколько секунд, пошевелил губами:

– Около семидесяти, точнее пока не скажу.

– Это хорошо. Вешайте на голландца шесть штук.

– Зачем? – не понял Корф. – Для него и два выдадут предельную для экипажа перегрузку, а от четырех начнутся разрушения конструкции. Там просто набор корпуса не выдержит…

– Игорь Иванович, сам подумай. Сколько им прыжков потребуется, чтобы дойти до столицы?

Фон Корф задумался, потом неохотно кивнул:

– Понял. Но тогда почему не четыре или восемь?

– Аргументируй свою мысль.

– Ему потребуется минимум четыре прыжка. На каждый разгон требуется по два бустерных ускорителя. Значит, восемь до конечной точки вешаем мы, либо на любой обитаемой планете ему могут повесить новые бустеры.

– Ты сам-то веришь в то, что сказал? – усмехнулся Александров. – Пока наши доблестные чиновники от армии будут согласовывать непрофильный расход бустеров, успеет смениться эпоха. А чтобы поделились гражданские… Да частники за копейку удавятся.

– Но мы…

– Мы – не они, – жестко вмешался Коломиец. – И вообще, мы сейчас в автономном плавании. Так что поступим, как считаем нужным. Но все же, почему шесть?

– Потому что пойдут они вот так, – Александров ткнул пальцем в голограмму, зажигая точки в узлах трассы. – Я, пока сюда ехал, посчитал. Пройдет. Почти на пределе, но сумеет, штурман у них неплохой. А держаться стандартных трасс с населенными планетами им нет нужды. Получится и намного быстрее, и… в общем, лишние бустеры сейчас и нам не помешают.

– Риск…

– Они военные, или почему? В мирное время гражданские нас содержат, но когда начинается война, ответственность за ее результат полностью на нас. И риск в данном случае входит в нашу профессию. Так, Отто Оттович. Мне надо по четыре бустера на линкоры и линейные крейсера, столько же на транспорты. И по два на все остальное.

– Но…

– Я понимаю и не требую невозможного. На что хватит. Но склады выгребите под ноль. Пускай у нас будет меньше кораблей, но мы должны нанести удар раньше, чем восточники заподозрят неладное. Ускорение, как у корвета, мы на четырех бустерах все равно не выдадим, но даже с этим выиграем минимум сутки. И готовьте планету к обороне. А заводы – к эвакуации и уничтожению. Если мы не вернемся, следующий удар будет по Уралу, и его вряд ли удастся долго удерживать. Промышленность нашей планеты не должна достаться врагу.

– Но, возможно, лучше сыграть от обороны? – Коломиец не возражал, он всего лишь спрашивал, и потому Александров спокойно, без лишних эмоций ответил:

– Оттянем конец, но и только. По Новому Амстердаму они могли ударить только вот отсюда, – палец ткнул в услужливо вспыхнувшую точку голограммы. – Их система расположена так, что дальности прыжка большинства кораблей попросту не хватит, чтобы дотянуться до них. Я не говорю про курьеры или разведчики, но обычные корабли имеют весьма ограниченный радиус броска. Минус – от нас к ним можно попасть лишь с Урала. Мы в той же ситуации, разница лишь, что от Конфедерации до нас можно достать много откуда, а вот со стороны восточников единственная точка – Шелленберг, которую мы так позорно профукали. Но сейчас таких точек будет две, вторая – захваченный восточниками Новый Амстердам. Стало быть, у них появляется масса дополнительных возможностей для атаки. Зато если купировать эту угрозу, то все вернется к патовой ситуации. Поэтому единственный шанс действовать быстро. Еще вопросы?

Вопросы наверняка имелись, но собравшиеся предпочли их не озвучивать. По одной-единственной причине – от них ничего уже не зависело. И, когда адмирал, раздав указания, выходил, его провожало лишь гробовое молчание. Лишь Громова, выдержав паузу, встала и решительно двинулась следом. У дверей обернулась и, отвечая на невысказанный вопрос, сказала:

– Простите, но… я хочу с ним поговорить. Чтобы быть спокойной, насколько это вообще возможно в наше смутное время.

Двадцатью этажами ниже. Пять минут спустя

– Адмирал! Владимир Семенович!

Александров, облокотившийся на дверь своей машины и задумчиво изучавший облака, неспешно повернулся.

– Добрый день еще раз, Хелен Валентиновна. Я, признаться, ждал вас.

– Ждали? Именно меня?

– Ну, что это будете именно вы, я не сомневался ни секунды. А насчет ожидания… Я решил подождать десять минут. Если ошибся – не такая большая потеря. Стало быть, вы захотите поговорить в следующий раз.

– Гм… оригинально. И все же, почему именно я?

– Ну, причин несколько. Например, такая: женщину не пошлют далеко и надолго. Мы хоть и в Конфедерации, но все же не в центре женской эмансипации вроде Третьего Вашингтона. Согласны?

– А еще? – Громова хитро прищурилась.

– Еще? Еще вы – мозговой центр всей этой теплой компании, ее координатор. Это легко вычисляется.

– Каким образом?

– Ну, например, таким образом. Все серьезные встречи и хоть сколь-либо серьезные разговоры так или иначе затрагивают четверых – вас, Берга, Коломийца, Устинова. Остальные так, статисты. Сегодня их вывели – и они не протестовали. Кстати, я не ошибусь, если предположу, что финансовые круги Урала не слишком довольны тем, что их оставили за кадром?

– Не ошибетесь.

– Во-во. Кстати, как вы смогли убедить их выделить финансы, необходимые для выплаты премии за трофейные корабли? Наверняка они были очень-очень против, зачем платить, если корабли уже захвачены?

– У меня тоже есть свои маленькие секреты, – мило захлопала глазами Громова. Получилось на удивление приятно, и это несмотря на приличный возраст женщины и ее не самые выдающиеся внешние данные.

– Не буду требовать раскрывать карты, тем более, это вторично, – кивнул Александров. – В продолжение разговора. Итак, вы четверо… Разумеется, может быть кукловод, сидящий где-то в тиши кабинета и дергающий за ниточки, но маловероятно. Как правило, места встреч защищены от прослушивания-подглядывания, а руководствоваться услышанным с чужих слов зыбко и ненадежно. Сразу вмешивается субъективность восприятия, появляются искажения… Так что один из вас. А дальше – методом исключения. Берг не всегда присутствовал, он чистый технарь. Устинов… Его вес, насколько я знаю расклады, пока недостаточен. Остаетесь вы с Коломийцем. Коломиец всегда на виду и громче всех орет, вы – в основном слушаете, но после каждой вашей реплики ход разговора меняется. Есть и другие моменты, но достаточно и этих. Вы удовлетворены, госпожа Серый Кардинал?

– Гм… А вы умнее, чем иногда хотите казаться.

– Я вырос в не самом лучшем районе, мадам. И с детства привык, что умение смотреть, замечать и делать выводы не менее важно, чем умение драться и бегать. Поэтому сейчас я адмирал, а не сижу в тюрьме за мелкую кражу или поножовщину.

– Поня-атно, – задумчиво протянула Громова. – В таком случае, вы можете уделить мне полчаса? Это не скажется на ваших планах?

– Нет. Все необходимые приказы я отдал еще на корабле. Остальные – вот сейчас, пока мы выходили. Людей я воспитал грамотных и инициативных, да и Лурье неплох. Пока что они справятся и без меня. Я потребуюсь, – адмирал посмотрел на встроенный в наручный коммуникатор хронометр, – примерно через два часа, может даже, через два с половиной. Сейчас же просто не стоит им мешать.

– Приказы отдали еще на корабле? – поразилась Громова. – Вы что же, решили все заранее?

– Нет, просто многие действия были бы одинаковы вне зависимости от принятого решения. Итак, где мы будем разговаривать?

Громова ни на миг не задумывалась:

– Здесь, неподалеку, есть одно милое заведение. Не из самых дорогих, и публика… специфическая.

– Специфическая?

– Богема. Каждый уверен в собственной гениальности, без томика Ахматовой под мышкой вообще зайти страшно… Последнее место, где нас ждут.

– Вы прямо гений конспирологии.

– А еще, там легко защититься от прослушки, – вбила последний гвоздь в крышку гроба Хелен. – Глушилка у меня с собой.

– Хорошо, пусть будет ваша гламурная забегаловка. Показывайте дорогу, Хелен Валентиновна.

Женщина кивнула и бодро зашагала, впрочем, не особенно ускоряясь – бег на каблуках вообще сложный вид спорта. Александров молча шагал рядом, внимательно, хотя и незаметно, глядя по сторонам. Здесь было спокойно и безопасно, вот только привычка – вторая натура. А привычку эту ему вырабатывала не только улица, но и суровые инструкторы во время службы в десантно-штурмовой бригаде, еще до того, как будущий адмирал попал в военное училище. Так что хочешь, не хочешь, а смотреть и видеть в подобных ситуациях получалось само по себе, без осознанных усилий.

Кафе оказалось и впрямь рядом, хотя и расположено было так, что, не зная точно, где оно, найти не сумеешь. Всего-то десяток шагов от проспекта – и вот она, тихая улочка, деревья, бросающие тень на стены домов, и оформленный в старинном духе фасад с парой могучего сложения голых мужиков по бокам. Камень, разумеется, местный, но все равно на земные оригиналы весьма похоже. Александров окинул взглядом декорации, печально усмехнулся:

– Раньше атланты небо держали, а сейчас – балконы. Мельчает народ…

– Бывает и хуже – безразлично отозвалась Громова, толкая сделанную под старину тяжелую, из потемневшего дерева створку, открывающую за собой небольшой зал. Александров шагнул следом, механически пригнувшись, хотя высоты проема хватало вроде бы с избытком, огляделся:

– Да… А неплохо тут. Прямо будто и впрямь этому заведению лет полста, не меньше. И с момента строительства ничего не перестраивали.

– Да я сколько себя помню, здесь так было, – пожала плечами женщина и чему-то ностальгически вздохнула. – Только лица меняются. Одни уходят, другие стареют, кто-то новый периодически, а так – все застыло, как муха в янтаре.

Александров кивнул и двинулся следом за спутницей по скудно освещенному (так, похоже, и задумывалось) помещению с мягко колышущимися в углах тенями, стенами, на которых были развешены картины в стиле какого-то невероятного авангарда, со столами, расставленными в художественном беспорядке… Людей почти не было – очевидно, народ сюда подтягивался позже, это ведь место встреч, разговоров и, разумеется, высокоинтеллигентных пьянок, а не какой-то ресторан, куда ходят банально пообедать. Хотя, можно не сомневаться, цены здесь могут заставить вздрогнуть даже человека с очень крепкими нервами.

– Военный…

Голос был такой, словно полуразложившийся зомби вылез с кладбища и начал вдруг что-то вещать. Александров обернулся, рефлекторно кладя руку на кобуру. Из угла все так же прохрипело:

– Военный… Убийца… Что тебе здесь надо?

Наконец адмирал смог рассмотреть говорившего. Пьян, похоже в хлам, вот и не вынесли нежные интеллигентские мозги этилового удара, потекли. А может, там кроме спирта еще что-нибудь бултыхалось, в подобных заведениях по жизни баловались всякой дрянью. Как природной, так и синтетической, благо и того, и другого за последние века расплодилось невероятное количество. Вот и этот… Наверняка какой-нибудь непротивленец злу в своем репертуаре. Александров сплюнул, не стесняясь запачкать пол:

– Я вам не нравлюсь? Как жаль, что мне плевать.

– Не обращайте внимания, Владимир Семенович. Это Виталик, местная достопримечательность. Когда трезвый, шустрый, как вода в унитазе. И такой же умный. Когда как сейчас… – Громова развела руками. – Сами видите.

– Сам вижу, – Александров с легкой брезгливостью посмотрел на мужика, вновь потерявшего интерес к происходящему и расплывшемуся в своем углу, будто кисель. – Лет семьдесят, поди – а все Виталик. А ведь когда-то был человек…

– Когда-то очень давно, – махнула рукой Громова. – Даже я с трудом помню. Пойдемте.

Как оказалось, помимо зала в заведении имелись еще и отдельные комнатки, в которых, судя по обстановке, можно было заниматься не только мыслями о высоком, но и чем-нибудь поинтереснее. Теми же запрещенными стимуляторами, например. Или интимом – творческий люд во все времена отличался повышенной тягой к подобным забавам, которым предавался, каждый в меру своей испорченности. Главное, стол и стулья в наличии имелись.

– Что есть-пить будете?

– Я? Разрешите меню, – адмирал пробежал его глазами по диагонали, чиркнул ногтем. – Вина не хочу, уж извините.

– Это почему? – с интересом прищурилась дама.

– Потому что, во-первых, сейчас мне надо иметь ясную голову, а во-вторых, совершенно не понимаю, чем кислятина столетней давности отличается от вчера созревшей. Так что… Вот это и это. Ну, а вам?

– То же самое. У вас неплохой вкус.

– Стараемся. Значит, это, это… и еще большой торт со взбитыми сливками.

– Я, вообще-то, на диете…

– Спокойно. Если женщина хочет торта, то всегда сможет убедить себя, что этот тортик диетический.

– Оригинальный у вас ход мыслей, – Громова улыбнулась. – Ладно, пускай будет тортик.

Заказ их выполнили прямо-таки молниеносно. Есть не хотелось, но кофе здесь оказался редкостно хорош, да и торт, откровенно говоря, тоже, и потому, прежде, чем начать разговор, они воздали им должное. И лишь после того, как маленькие чашечки в третий раз показали дно, Хелен вздохнула, поставила на стол глушилку, не стандартную, а явно самопальную, как заметил Александров. Дождалась, пока та выйдет на режим, а потом спросила прямо:

– Скажите мне честно, адмирал, наше положение… безнадежно?

– Безнадежно – это когда земля падает на крышку гроба. Все остальное еще можно исправить.

– А если без шуток?

– Есть у нас шансы. Невеликие, но есть. Отмахаемся. Простите, большего не скажу.

– Сглазить боитесь?

– И это тоже, – не стал отрицать адмирал. – Но вы ведь не это хотели спросить, а?

– Не только это. Но раз уж о войне спросить не получится… Хорошо. Зачем вам все это нужно?

– Что «это»? Вы конкретизируйте, пожалуйста.

– Зачем вам портить отношения с серьезными людьми? – и, видя на лице адмирала недоумение, пояснила: – Ну, я могу понять, почему вы накатили бочку на Аванесяна. Но зачем на его сына-то давить?

– Это на кого?

– А кому вы сегодня внеочередной призыв устроили?

– Сыну его, что ли? Стоп, а что он вообще там делал?

– Ну, после того, как вашими стараниями его папашу выперли из Верховного Совета, он занял его место.

– Стоп. Я не понял. И когда у нас были выборы?

– Да ладно вам, это формальность. Если уходит один из клана, его место занимает следующий. И не говорите мне, что вы не знали.

– Не знал, – честно ответил адмирал. – Догадывался, что не все у нас ладно, но чтобы настолько… Нет, не знал. Что же, будем лечить. И отменять свое решение я не стану, и не надейтесь. Мне все равно, что обо мне подумают ваши орлы, куда важнее, что будут думать те, с кем мне идти в бой. Точка.

Громова вздохнула, но спорить не стала. Вместо этого вновь спросила:

– А почему вы, человек неглупый, ведете себя порой неадекватно.

– Я всегда адекватен.

– В таком разе скажите, адмирал, – Громова улыбнулась, очень спокойно, искренне и доброжелательно. Так, как умеют улыбаться только профессиональные политики. – Зачем тогда, в бункере, вы перед нами ломали комедию?

– Догадались? – полуутвердительно-полувопросительно усмехнулся Александров.

– Это было просто, – тонкие пальчики дамы побарабанили по столу. – Уж извините, но актер вы паршивый, этим на жизнь вы себе не заработаете.

– Кто знает, кто знает, – задумчиво потер переносицу адмирал. – Откровенность за откровенность. Кто-нибудь еще заметил?

– Не думаю. Мужчины прямолинейны, так что наши два Василия вообще ничего не поняли, списав все на ваш откровенный дебилизм… Вот чес-слово, так вы со стороны и выглядели.

– Это хорошо. А…

– А Татьяна слишком молода, у нее эмоции на первом месте. Взвилась, как кошка, чей хвост вы с чувством отдавили, – рассмеялась Хелен. – На холодную логику ее пока что не хватает. И все же, зачем?

– Все просто. Я никому не доверяю. И, в первую очередь, нашему славному маршалу.

– Вот как? – брови Громовой взлетели ко лбу, будто хотели упорхнуть подобно крыльям чайки. – И с чем связано ваше… недоверие?

– Видите ли, в чем дело, – Александров аккуратно нанизал на вилку морского гребешка. На своего земного однофамильца это создание походило разве что средой обитания, но вкус у него был отменный. Правда, брать его следовало специальными щипчиками, но здесь, на Урале, даже в самых фешенебельных ресторанах многие пренебрегали этикетом, хотя сами же его и выдумали. И есть его следовало до торта, а не после, но вот так уж получилось. Обмакнув добычу в терпкий, острый соус, адмирал не торопясь разжевал нежное мясо. После сладкого получилось неожиданно пикантно, и он прищурился от удовольствия, словно гигантский кот. – Наш маршал одновременно позиционирует себя как военного и в то же время лезет в политику.

– И… что? – не поняла Громова. Адмирал посмотрел на нее с оттенком недоумения.

– Как это что? В политике сейчас нет места одиночке, и вы это прекрасно знаете. Стало быть, наш маршал прибился к одной из ваших группировок, пристроился к кому-то в кильватер. И я пока не могу понять две вещи: к какой именно, и хорошо мне это или плохо. Хуже всего, если он вообще думает что-то вроде: пусть победит любой из них, а я останусь при своих. Такой узел может завязать, что двойные агенты отдыхают. А потому, уж извините, я намерен и дальше корчить из себя шизофреника, напускать туману и разбираться, кто есть кто и с чем вас всех едят.

– Для… военного, адмирал, вы очень неплохо представляете себе творящиеся у нас процессы.

– Я просто дружу с логикой, – холодно ответил Александров. – А теперь скажите, Хелен… Вам самой-то не страшно? По всем канонам жанра я после сказанного должен на всякий случай задушить вас первой попавшейся веревкой, а потом тишком спустить в унитаз.

– Не-а, – Громова мотнула головой так резко, что волосы взлетели, окружив ее на миг сюрреалистичным ореолом. – Потому что не считаю вас дураком. Параноиком – возможно, но не дураком, нет… Уж больно ваши мысли иногда совпадают с моими.

– У дураков мысли схожие, – усмехнулся Александров.

– Что-то вроде того, – ответной улыбки не последовало. – И, подозреваю, адмирал, нам с вами выгоднее сотрудничать, чем бодаться.

– Согласен.

– Очень хорошо… И, если вы не против, я за вас извинюсь перед Татьяной.

– Гм? – предложение выглядело настолько нелогичным, что Александров немного опешил. Прошло секунд двадцать прежде, чем он сообразил – перед ним же женщина. Умная, волевая, но – женщина со всеми присущими им нюансами поведения. Громова чуть заметно улыбнулась.

– Ну, просто не хочется обижать ребенка. В конце концов, когда-нибудь такие, как они, займут наше с вами место, и не хотелось бы развивать у них нехорошие комплексы.

– Она вам так близка?

– Не то чтобы очень, но знаю я ее с детства. Она хорошая девушка.

– В идеальной девушке начитанность, интеллект и чувство юмора должны гармонично сочетаться с желанием душевно подбухнуть и устроить разврат, – по-казарменному грубовато пошутил адмирал. – Ладно, считаете нужным – извиняйтесь. Мне все равно.

– Хорошо. Ну, а насчет разврата вы сами договаривайтесь. Чай, не маленький уже, – отшутилась в ответ Громова.

– Вот делать мне нечего, – отмахнулся адмирал.

– Ну а вдруг? И тогда не обижайтесь, что вас критиковали, а вы не приняли это во внимание.

– Я критику окружающих всегда воспринимаю. Что характерно, с высоко поднятым средним пальцем. Но… вам не кажется, что нас с вами занесло куда-то не в ту степь?

Громова вежливо кивнула, и следующие пять минут разговор шел уже без прежнего накала. Скорее, обе стороны пытались немного сгладить углы. А потом, когда адмирал ушел, Громова некоторое время задумчиво смотрела ему вслед, после чего со вздохом прошептала:

– Эх, настоящий мужчина… Интересно, правда ли то, что мои люди о тебе разузнали? И чем это обернется, когда секрет узнаешь ты сам…