Глава 4
Вся процессия направилась к экипажам. Одна карета была из черного дуба, окованного железом, и предназначалась для Зате Явы, другую, отделанную белой эмалью с золотом, специально приготовили для счетовода.
— Лошади! — в восторге выпалила Бару. — Какие огромные! Прошу прощения, господин губернатор, госпожа правоблюститель, но я должна…
Она подбежала к лошадям, чтобы полюбоваться их мощью, игрой мускулов и жил иод атласными гнедыми шкурами. Бару как зачарованная смотрела на них, не упуская ни единой детали, их подковы были прибиты гвоздями прямо к копытам!..
Кердин Фарьер иронично объяснил губернатору Каттлсону: — На Тараноке нет высших наземных существ, а Бару весьма любознательная особа.
Бару обошла лошадей, с некоторой опаской глядя на их зубы и мощные зады. «Наверное, на таких ездили ту майянские воины, ведь ни в Ордвинне, ни в северных землях стахечи не было коней. Их выводили столетиями, чтобы они выносили холод и войны. Отсюда и размер, и пресловутая ненасытность. Они стали оружием и настоящим символом абсолютной власти», — думала она.
Выведенная порода служила своим хозяевам на протяжении множества поколений…
При этой мысли она обернулась к Кердину Фарьеру, но между ними оказался статный жеребец.
— Вы должны выучиться верховой езде! — заявил губернатор Каттлсон, стоящий по другую сторону кареты. — Власть князей побережья держится на кавалерии. Они уважают умедых наездников. Мой друг князь Хейнгиль решает любые свои дела исключительно на охоте.
Бару пригнулась и взглянула на губернатора из–под лошадиного брюха.
— Полагаю, вы ездите великолепно.
Он по–мальчишески ухмыльнулся и хлопнул жеребца по боку.
— Для обучения сгожусь. Если, конечно, у вас найдется свободная минутка. Кердин Фарьер высоко оценил ваше усердие… Пожалуйте в ваш экипаж, ваше превосходительство! Вам потребуется время, дабы переодеться к торжественному обеду в вашу честь.
Наблюдая, как губернатор садится в седло, и изображая неподдельный интерес, Бару исподволь наблюдала за Кердином Фарьером и Зате Явой. Зате выслушивала болтовню Фарьера с вежливой скукой, не более. Никаких внешних проявлений почтения или страха.
Каттлсон знал, кем является Фарьер в действительности. А правоблюститель, глава фалькрестской разведки и верховный судья Ордвинна, нет. Отчего — из–за происхождения? А вдруг верхушка Фалькреста разделяла подозрения Бару и считала, что у правоблюстителя могут иметься собственные тайные планы?
Зате Ява скрылась в своей карете, а та сомкнулась вокруг нее, словно латная перчатка.
Бару позволила лакею помочь ей подняться в экипаж, где ее ждал Мер Ло.
— Ваше превосходительство? — произнес он, склонив голову, что, однако, не помешало ему захлопнуть дверцу и оглядеть стенки пассажирского отделения в поисках скрытых отверстий, годных для подслушивания.
— Я подготовлю список вопросов. Ты будешь отвечать на них, пока я впустую трачу время на их торжественном приеме. У тебя есть бумага или пергамент?
— У меня прекрасная память, — сообщил он.
Лошади заржали. Карета покачнулась и поехала в неизвестном Бару направлении.
— В таком случае все будет выглядеть так, будто мне есть что скрывать. И если ты, Мер Ло, приставлен кем–то наблюдать за мной — в чем я не сомневаюсь, — пусть они знают, что я не питаю слабости к интригам.
Затем Бару собралась закудахтать (совсем как ее мать) над оскорбленным в лучших чувствах подчиненным, упрашивая его не обижаться, но тот лишь глубокомысленно кивнул в ответ. Откинувшись на спинку сиденья, Бару подумала, что ее секретарь гораздо опытнее и опаснее, чем она полагала.
— Ваша канцелярия находится в особняке губернатора, — произнес Мер Ло, передавая ей стопку мраморно–кремовых листов бумаги. — Полученные в письмах сведения об отдельном помещении для имперского счетовода устарели. Теперь все имперские службы сосредоточены в одном месте. Это сделано в целях повышения эффективности.
Приподняв бровь, Бару молча ждала главного.
— По слухам, охрана и безопасность прежнего помещения могла быть не на высоте.
— Ладно, — пробормотала Бару, — пусть это будет первым вопросом, на который мне нужен ответ.
Вот что надо разъяснить с самого начала как первоочередную угрозу: что именно произошло с последним имперским счетоводом?
— Я чувствую, что ваш вопрос отлагательства не терпит.
Секретарю следовало предоставить способ завоевать ее доверие.
— Я пришла к убеждению, — проговорила Бару, поправляя символический кошель на поясе, — что нас окружают заговорщики.
— Но мы пока не видели никого, кроме имперских чиновников, ваше превосходительство.
Бару рассмеялась.
— А где же еще может зародиться заговор?
Снаружи донесся цокот подков. Бару откинула занавесь, ожидая увидеть губернатора Каттлсона, решившего покрасоваться перед ней, или имперского дружинника, обгоняющего карету. Но скакун, поравнявшийся с экипажем, шел курцгалопом, да еще на расстоянии копейного древка! Он оказался чисто–белым, цвета снега на вулканическом туфе. Всадница была одета в кожаный табард с кольчужными оплечьями, украшенный строгим узором. Оценив шпоры и статного рысака и отметив отсутствие показного богатства, Бару решила, что перед ней представительница мелкого дворянства — вероятно, феодальная помещица.
Всадница привстала в стременах, демонстрируя силу, обычную при крепком здоровье и обильном питании, и встретилась с Бару взглядом. Облик ее говорил о многом. Хищный орлиный нос, некогда перебитый и вправленный. Кожа цветов ту майянской расы — меди и поля под паром. Что ж, данный фенотип очень близок к таранокийскому, за исключением высоких скул и гордого носа. Улыбка без единой бреши в зубах.
Значит, княгиня. Наверное, из высшего звена. Игуаке? Наяуру? Неужели могущественная Коровья Царица или юная вспыльчивая Строительница Плотин явились из центральных земель, чтобы продемонстрировать свое расположение?
Некоторое время всадница тоже разглядывала Бару сквозь забранное решеткой стекло оконца кареты, затем с еле заметной кривой усмешкой пришпорила рысака и унеслась вперед.
Бару опустилась на сиденье. Еe не покидала нервозность: она поняла, каково это — ощущать себя дичью.
* * *
Дом губернатора — закон, воплощенный в железе и камне, — находился менее чем в четверти мили от гавани. Ворота охраняли имперские морские пехотинцы в красных табардах, стальных масках и латных перчатках длиною по локоть (они напоминали Бару стерильное облачение хирурга). Матовый камень стены, ограждающей особняк, сиял белизной.
Имперскому счетоводу отвели целую башню с жилыми покоями на самом верху.
— Вас ждут на балу к концу послеполуденной вахты, — сообщил проводивший Бару стюард, после чего был отпущен.
— Прибыв к этому времени, вы опоздаете, — предупредил ее Мер Ло. — Запланирована вступительная часть, а также выпивка и разнообразные политесы… В ваше отсутствие гости будут сплетничать о вашем возрасте и поносить вашу родину. Кто–то вознамерился сбить вас с толку.
— Нужно подумать, — сказала Бару, распахивая двери, ведущие из приемной в кабинет для аудиенций. — Ну и ну! Ты погляди!
Ковры на полу и гобелены на стенах повествовали о великих баталиях между вышитыми всадниками и фалангами пехотинцев, ощетинившихся копьями.
— Найти слуг и ободрать это безобразие, — приказала Бару. — Ковры тоже.
— Но они весьма дороги…
— Тем лучше. Мне надо выглядеть провинциалкой из простонародья, которая даже не представляет, что такое роскошь и богатство. И можешь развесить в приемной якоря и цепи — мне плевать.
Подойдя к столу секретаря, Бару пролистала лежавшую на нем стопу палимпсестов.
— Убери отсюда все, написанное по–иолински, по–урунски, по–стахечийски — на любых языках, которыми я не владею. Пусть думают, что я этого стесняюсь. И табличку повесь: все деловое общение — устное ли, письменное — производится на афалоне. Тогда город будет считать, что другие языки мне неизвестны.
— Но так оно и есть, ваше превосходительство.
— Ничего, научусь.
Родной язык Бару, уруноки, вел происхождение от уруна — языка ту майя. Креол–иолинский, на котором говорили многие в Ордвинне, произошел от него же.
Она присела на краешек соснового стола.
— Расскажи мне про бал. Как держаться, чтобы не попасть впросак?
Мер Ло поджал губы, словно тетушка, недовольная поведением племянницы.
— Вам нужно платье. В Ордвинне женщине нельзя появиться на официальном мероприятии в штанах. Вы не желаете завоевать репутацию «морского волка»? Кроме того, вам необходимо вымыться и раздобыть парик, что, конечно, потребует времени. Как представителю Имперской Республики, вам также положена официальная полумаска.
— Вымоюсь я самостоятельно. Достань и пришли мне маску и непритязательное платье… Нет, принеси лично — я здесь пока никого не знаю, а у тебя и на борту было предостаточно возможностей проявить нескромность. О парике забудь. Пойду с «корабельной» головой. И еще… — Бару на миг задумалась. — Зайди к главному старшине корабельной полиции и выясни, что случилось с предыдущим имперским счетоводом. Посмотрим, насколько сказки, которыми будут потчевать меня за обедом, совпадут с той информацией, которую ты сумеешь добыть.
Приняв ванну и дочиста отскоблив кожу пемзой — может, и с родного Тараноке! — Бару позволила Мер Ло помочь ей облачиться в белое камчатное платье с вытачками. Во время своего туалета вид Бару приняла весьма скромный, по крайней мере, по понятиям Маскарада он таковым и являлся.
Изготовленная для счетовода фарфоровая полумаска, столь же белая и безликая, как и платье, сидела неуклюже: мастер явно рассчитывал на фалькрестийские черты и не столь высокий лоб. Ну и пусть! Теперь она — технократ, шестерня великого механизма, и маска необходима для выполнения соответствующих функций.
Если Мер Ло и был уязвлен или смущен, помогая ей одеваться, он скрыл это мастерски.
— Удачи, ваше превосходительство, — пожелал он Бару.
Бару отмахнулась — она была слишком напряжена, чтобы балансировать на грани доверительных и формальных отношений.
Образно говоря, времени ждать у трапа не было. Вперед, на абордаж! Если Ордвинн действительно вот–вот восстанет, а мятежники понимают, какой силой наделен имперский счетовод… что ж, это вполне объясняет причину того, куда подевались два ее горе–предшественника.
Бару пристегнула к поясу ножны и кошель на цепи. Ни то ни другое не подходило к платью, но остриженная «ежиком» голова и тяжелые сапоги дисгармонировали с ним куда сильнее. После недолгих раздумий она рассмеялась и пинком отправила ножны с саблей под кровать. Спускаясь вниз, она старалась дышать ровно, и по пути впихивала пальцы в прилагавшиеся к платью белые перчатки длиною по локоть.
У входа в бальный зал ее приветствовал лакей–фалькрестиец с затейливым макияжем на лице.
— Должен ли я объявить о прибытии вашего превосходительства?
— Да, будь любезен, — отвечала она, прикрыв глаза под маской и ожидая его слов с замершим сердцем.
Началось. Только один миг слабости. Один–единственный…
— Имперский счетовод, — провозгласил лакей, распахнув двери, — ее превосходительство Бару Корморан!
* * *
Бару переступила порог зала, и толпа гостей раздалась перед ней. Кого здесь только не было! Бледнолицые стахечи и смуглые, как давешняя всадница, ту майя… Десятки лиц всех оттенков! Волна перешептываний на иолинском пронеслась над приглашенными, как порыв ветра. Губернатор Каттлсон замер возле накрытого стола, расположенного у противоположной стены. Рядом с губернатором находилась и Зате Ява — ее сверкающее голубым льдом платье было невозможно не заметить. Позади них возвышался суровый мужчина в замше и коже, вероятно, князь Хейнгиль. Там, за губернаторским столом, безопасно. Но добраться туда — все равно что пересечь жерло вулкана. Направленные на Бару взгляды обжигали, как безжалостные солнечные лучи, и ей немедленно захотелось пить.
— Господин губернатор, — произнесла Бару и посмотрела на притихшую толпу. — Ваше превосходительство правоблюститель. Господа князья и княгини, ваши превосходительства члены судейского корпуса… — Среди ярко и пестро разодетой ордвиннской знати судьи Маскарада чернели, точно стайка грачей. — Я с нетерпением жду возможности узнать всех вас столь же хорошо, как и ваши бухгалтерские книги.
У кого–то вырвался приглушенный смешок. Бару вглядывалась в людей, стараясь вычленить давних союзников и лютых врагов. Не князь ли Унузекоме, Жених Моря, по слухам — пират, наблюдает за ней холодными умными глазами? Но горло сдавило при виде такого множества лиц. Медленно, осторожно ступая по паркетному полу, она избегала смотреть на губернатора Каттлсона и Зате, словно говорила себе и толпе гостей: «Они мне пока не нужны».
Но, к ужасу Бару, собравшиеся также отвернулись от нее, вновь разбившись на кружки и группки.
Тогда Бару встретилась взглядом с Зате Явой (ее лицо скрывала обычная черная полумаска) и отчетливо услышала реплику, сказанную нравоблюстителем:
— Бару Корморан? Подозреваю, никто не желает оказаться тем смельчаком, который сообщит ей об этом.
Кто–то коснулся ее локтя. Бару едва не подпрыгнула от неожиданности.
— Добро пожаловать в Ордвинн, — шепнул ей на ухо женский голос.
В афалоне говорившей явственно слышался местный акцент. Обернувшись, Бару оказалась лицом к лицу с уже знакомой всадницей с перебитым носом. Женщина не сменила свою одежду на бальное платье и до сих нор щеголяла в том же самом табарде и в джодпурах. На ее щеках штрихами выделялись резкие красные румяна, а длинные черные волосы были собраны в тугой хвост на затылке.
— Зря вы не отказались от кареты и не проехались верхом. Мужчины вроде Хейнгиля, Охотника па Оленей, сочли вас слабачкой.
Бару отстранилась от женщины, что заставило любопытных, которые уже сгрудились неподалеку, попятиться.
— Мне предложили уроки верховой езды, — ответила она, тщательно следя за правильностью произношения.
— Полагаю, Каттлсон, — с легкой улыбкой сказала женщина. — Не сомневаюсь, он бы не отказался попрыгать с вами в седле.
В толпе прыснули со смеху. Но Бару еще плохо знала Ордвинн и не могла отыскать точку опоры. Что может вызвать возмущение в Ордвинне? Что в рамках приличий, а что — вопреки им? Как много нового: и чужих обычаев, и косых взглядов… Ладно, хватит. Надо ровно дышать, сосредоточиться на этой женщине, затянутой в кожу, и собраться с силами.
— Княгиня, — заговорила она, решившись довериться собственной интуиции и впечатлить любопытствующих, — вы ведь замечательная наездница. Может, мне лучше поучиться у вас?
В толпе зашушукались. Княгиня криво улыбнулась и щелкнула пальцем но стенке своего бокала. Хотя она не снимала перчаток, стекло зазвенело, будто приветствуя Бару на свой лад.
— Тайн Ху, — представилась она. — Княгиня Вультъягская.
«Вультъяг…»
Подробностей об этом княжестве Бару не помнила, но, опознав стахечийское словечко, попробовала найти в нем знакомые корни. «Яг» — это что–то связанное с лесом. Значит, ее владения — далеко к северу. Ту майянские черты лица, ту майянское имя, стахечийский титул, острый язык — все говорило о том, что княгиня скорее враг Маскараду, чем друг. Вероятно, она по–волчьи выжидает, когда жертва ослабеет.
Слабость — обратить в силу. Выявить ее союзников…
— Рада знакомству, княгиня, — ответила Бару, шагнув вперед и, к восторгу и ужасу гостей, взяв княгиню Тайн Ху за подбородок. — Строение черепа говорит о ту майянской крови, но в вашем титуле присутствуют стахечийские корни. Как все символично — лесная владычица, запертая в городских стенах! Дичайшие парадоксы Ордвиниа сплелись в одной женщине. Думаю, я очень многому смогу научиться у вас, Тайн Ху. Может, взамен мне удастся взять вас с собой в Фалькрест и показать столичному высшему обществу великолепный экземпляр местной породы.
Толпа разом смолкла. Бару подумала о том, как выглядит со стороны в мертвенно–бледном платье, белой маске и длинных перчатках цвета вековечных снегов.
Тайн Ху усмехнулась из–под пальцев Бару.
— Вы и сами никогда не бывали в Фалькресте.
— Пока нет.
Тайн Ху склонила голову набок, прищурилась и приоткрыла рот, как будто собиралась что–то сказать, но промолчала. Бару почувствовала внезапное возбуждение от ее ненакрашенных губ, от жгучих темных глаз, от ее прерывистого дыхания. Видя в толпе черный шелк судейских мантий Маскарада, она поняла, на что намекала Тайн Ху. «Иноземка, — будут судачить они, — из страны, известной определенными преступлениями…»
— Аккуратнее, — вполголоса произнесла княгиня Вультъяг. — Правоблюститель всегда начеку, а ее Погреба никогда не бывают полны до отказа.
— Мы с правоблюстителем — коллеги.
Тайн Ху широко улыбнулась.
Квартет музыкантов встрепенулся и заиграл пьесу для гобоя и щипковой лютни. Отпустив подбородок Тайн Ху, Бару сделала шаг назад. Ее сердце стучало как бешеное.
— Губернатор Каттлсон! — воскликнула она, предпочтя отступление катастрофе в руках Тайн Ху. — У вас есть соперник в верховой езде!
Скандализированные гости дружно рассмеялись. Каттлсон, раскрасневшийся от выпитого, громогласно заревел что–то об охоте, а Бару увидела, что Зате Ява ухмылялась из–под черной полумаски, обменявшись взглядами с Тайн Ху, а пиратский князь Унузекоме молча кивает какому–то бородачу.
И в этот момент, наблюдая за толпой гостей (а точнее, за фракциями и партиями, которые собрались в бальном зале), Бару осенило.
Она мысленно повторила древнюю надпись, вырезанную на надвратном камне: «Ордвинн не подчинить».
Из всех возможных хитросплетений интуиция Бару безошибочно выбрала самый опасный сценарий.
Бару мгновенно оценила политические маневры и интриги, основанные на географии и истории Ордвинна. Она вспомнила речи Кердина Фарьера, зловещее приветствие Зате Явы и другие мелкие, но важные детали.
Бунт не просто назревал. Он бушевал прямо здесь, среди князей, в самом сердце правительства провинции. У нее не было ни доказательств, ни улик, ни плана действий. Но бунт уже начался.
* * *
Гости разместились за длинным дубовым столом, который ломился от оленины, уток, щедро политой маслом тыквенной каши, золотистых караваев хлеба и кнедликов с начинкой из телятины. Бару неуклюже ковыряла палочками в своей тарелке: с такими яствами ее желудку никогда не доводилось встречаться! Ела она совсем мало, извиняясь перед сидевшим справа губернатором Каттлсоном и правоблюстителем Зате Явой, которая расположилась напротив Бару.
— Потребуется не меньше недели, чтобы вкусовые и пищеварительные органы привыкли к незнакомым приправам. Это научный факт!
И мысли ее были заняты отнюдь нс едой. «Бару Корморан? Подозреваю, никто не желает оказаться тем смельчаком, который сообщит ей об этом», — сказала Зате Ява. О чем?
О чем–то, связанном с прежним счетоводом?
Когда подали десерт и губернатор Каттлсон взревел, требуя еще вина, она задала свой вопрос.
— Что?! — выпучив глаза, заорал Каттлсон, как будто он собирался перекричать воображаемую бурю. — Вам далее не доложили?
— Странно, — заметила Зате Ява, твердой жилистой рукой наполняя бокал Каттлсона. Голос ее звучал безмятежно, слова текли неторопливо. — Следовало бы донести до нового имперского счетовода столь важные сведения.
— Но вы в полной безопасности! — заверил ее Каттлсон, подкрепив свое заявление ударом кулака по столу. — Под защитой морской пехоты и стен моего дома вас не достать никому! Не то что в этом портовом борделе, где работал Олонори. Его уже после случая с Танифель следовало перевести в другое место, но бедолага настаивал, что должен быть как можно ближе к торговым судам!
— Простите, — Бару почесала щеку там, где ее касался край маски, — но что случилось с Танифель и Олонори?
— Его превосходительство Су Олонори убили, — извиняющимся тоном произнесла Зате Ява и мило улыбнулась Бару: дескать, что же поделаешь, в такой глуши бывают мелкие нарушения в этикете. — Разрублен на части в собственной постели. Но вам нечего опасаться: отмщение было жестоким и безошибочным. А произошло все только из–за того, что его предшественница, ее превосходительство Фаре Танифель…
— …оказалась изменницей! — очередной удар кулака Каттлсона заставил вздрогнуть и зазвенеть всю посуду, вплоть до дальнего края стола. — Вконец разложившейся злокозненной шлюхой! Ява отдала ее под суд, и я велел утопить ее. Еще бы! Налоги, предназначенные Трону, утекали в леса — возможно, до самых северных границ и даже далее, в крысиные норы стахечи…
— Ясно, — проговорила Бару.
Теперь у нее на многое открылись глаза. Танифель, местная уроженка, переметнулась на сторону мятежников, за что и была казнена Маскарадом. Затем Олонори (ориатийское имя… вероятно, иноземец, а значит, человек, которого труднее подкупить) отказался примкнуть к заговорщикам и, конечно, был ими убит.
Но где Кердин Фарьер? Он ведь должен присутствовать на приеме!
В порту он говорил о местных трудностях. Наверняка он в курсе всех проблем.
Прежде ей никогда не доводилось пробовать вина.
— Правоблюститель, — беззаботно произнесла Бару, — мне, пожалуй, хватит и одного бокала.
Представители княжеств подходили приветствовать счетовода, маскируя свои ходатайства среди витиеватых здравиц и комплиментов.
— Мы желали бы обсудить закон о наследовании и земельные налоги, — прошептала сенешаль княгини Наяуру.
Едва не наступая ей на пятки, представитель Отсфира, князя Мельниц, справлялся о налогах на перевозки по Инирейну. За ним — князь Хейнгиль в охотничьем костюме, откровенно враждебный, оттаявший лишь на время, представляя свою дочь Ри — миниатюрную девушку с острым лисьим взглядом, в затейливых драгоценных украшениях. Отец мрачно смотрел на Бару и сжимал кулаки, стремясь защитить свое дитя от потенциальных врагов.
— Ваше превосходительство, — вымолвила Ри, целуя руку Бару, — ваш пост очень нелегок для иноземца. Надеюсь, никому не придется жалеть о вашем назначении. Прежде всего — вам самой.
— Вы очень любезны, — ответила Бару с изрядной толикой безрассудства — от вина мысли в голове словно отдавались эхом, а взгляд Ри действовал чертовски обезоруживающе.
— И у нас в Ордвинне имеются достойные юные умы. Наши собственные саванты… — Глядя на дочь, князь улыбнулся одними глазами, но взгляд его снова застыл, вернувшись к Бару. — Мы надеемся, что Имперская Республика не забывает о них.
Бару пришлось задрать подбородок и посмотреть на Хейнгиля в упор.
— Буду рада новым талантам.
— Я озабочена вопросами стабильности во Внутренних Землях. Разногласия в делах инфраструктуры и в порядке наследования между Наяуру и Игуаке… — Отпуская руку Бару, Ри мягко улыбнулась. — Но вы, без сомнения, быстро выявите и разрешите их.
Сбитая с толку немигающим взглядом Хейнгиля, Бару не нашлась с ответом.
Конечно, ей надо быть повнимательнее. Но она едва понимала их афалон с сильным местным акцентом и не могла сосредоточиться на их словах.
Ей просто хотелось откровенно спросить у каждого гостя: «Ты лоялист? Мятежник? Или колеблешься и выжидаешь?»
* * *
После окончания бала возвратившийся от главного старшины корабельной полиции Мер Ло подтвердил то, что ей удалось выяснить. Су Олонори, непосредственный предшественник Бару, был убит неизвестными в собственной постели.
Чудесно. Угроза смерти — замечательный стимул навести здесь порядок. Ее работа в Ордвинне заключалась в обеспечении поступления в Фалькрест налогов и доходов с торговли. Похоже, Парламент сосредоточился на сборе средств для возобновления войны с ориатийскими федерациями.
Но всему свое время.
Следующим утром, на рассвете, она оделась, умылась и вызвала к себе Мер Ло. Приказав подавать завтрак, зажгла свечу в светильнике и устроилась в своем кабинете разбираться в имперской финансовой отчетности. Парламент — или Кердин Фарьер со товарищи — назначил ее на эту высокую должность, несмотря на то что в Ордвинне неспокойно. Разумеется, в ее распоряжении должно быть пол сотни подчиненных, способных поддержать Бару, смягчить ее незрелость и отсутствие опыта.
Увы, Бару ожидало разочарование.
Су Олонори, который рьяно искоренял коррупцию, насажденную Фаре Танифель, отправил в отставку всех до единого. Педантичный, мелочный и подозрительный Су Олонори вел собственные счетные книги непостижимой скорописью. Забавно, но прежний счетовод игнорировал не только принцип двойной записи, но и вообще какой–либо ясный математический смысл!
Конечно, каждое ключевое подразделение в Ордвинне — будь то Имперская коммерческая фактория и ее Фиатный банк, Судейский корпус, сумбурное правительство провинции, а также вся князья и княгини — должно было вести собственные счетные книги. Записи в них сплетались в паутину прихода и расхода, и, глядя на эту сеть, можно было получить исчерпывающее представление о раскладе сил в Ордвинне. Нельзя нанять судно, обработать землю, создать армию без перехода денежных средств из рук в руки.
Именно счетные книги служили Бару подзорной трубой, картой, мечом и законом.
Но раньше в кабинете счетовода корпел над бумагами Су Олонори! Бару с трудом удалось разобрать его записи по датам, отставив в сторону назначение и происхождение платежей. Просить о помощи было некого. В штатном расписании значился только личный секретарь и несколько домработниц на жалованье. До самой гибели счетовод вел имперские счетные книги в одиночку.
Среди документов обнаружился клочок пергамента с неразборчивым почерком Су Олонори: «В. — продано много земель — ?». Далее шел текст на ориатийском — что–то заставило Олонори сбиться на родной язык.
Раздался стук в дверь. Бару встала и, подойдя к порогу, распахнула ее.
— Достаточно сказать «войдите», ваше превосходительство. В Фалькресте меня научили управляться с дверьми, — заметил Мер Ло, опуская на письменный стол поднос с завтраком. — Я подобрал для вас теплую одежду. Размеры запомнил, помогая вам облачаться в бальное платье. Губернатор интересовался, не соблаговолите ли вы составить ему компанию за обедом.
— Думаю, да, — ответила Бару, захлопнув самую толстую счетную книгу Су Олонори. — Отыщи грамотную женщину, говорящую по–ориатийски, и найми ее. Пусть отложенные мной фолианты отнесут в подвал. Позже их надо перевести на афалон.
— Но это ключевые книги, ваше превосходительство! — Мер Ло отскочил на полшага назад, будто вспугнутая птица. — Без них невозможно вести учет!
— Я собираюсь начать все заново. И я буду в постоянных разъездах. Найди мне надежную карету с кучером. — Взрезав ножом грейпфрут, Бару ухитрилась брызнуть соком прямо в Мер Ло. — Прости! Кстати, как раз вспомнила: отыщи Кердина Фарьера и назначь с ним встречу. А потом надо нанимать персонал. Потребуются люди, которым можно доверять, значит, мне понадобится совет правоблюстителя. Поэтому назначь встречу и с ней.
— Ваше превосходительство, к правоблюстителю следовало бы обратиться через губернатора.
— Мы — служба имперского счетовода! — рявкнула Бару, злясь на унаследованный хаос.
Неужели она будет вынуждена тратить свое время и силы на то, чтобы приводить в порядок хаос, устроенный Су Олонори! Похоже, проклятые технократы, изучающие ее характеристики, решили, что лучшего применения ее талантам не найти.
— Нам не пристало сидеть здесь, подобно школьнику, и умолять о деловых встречах! В наших руках, Мер Ло, фонды жалованья! Все они работают на меня, а не наоборот. Напомни им о данном факте.
— Это просто громкие слова, ваше превосходительство, — негромко заметил Мер Ло. — И ответный удар последует незамедлительно.
— А кроме слов у меня ничего и нет. — Ругнувшись на неподатливый грейпфрут, Бару оторвала истекающую соком дольку мякоти, которая распалась на кусочки в ее пальцах. — Старые книги нам не помогут. Фиатный банк может печатать деньги и раздавать их князьям горстями, а мне останется только закрыть на это глаза. Я не сумею привлечь их к ответственности, пока судейскими управляет двуличная Зате! А уж после смерти Олонори я даже в собственной постели спокойно спать не смогу…
«Надоело! — едва не вырвалось у нее. — Хочу в Фалькрест — к телескопам, геометрическим теоремам и морскому планктону, светящемуся в темноте! Хочу изучать мир, а не возиться с убогими людишками и их поганой страной! Я собираюсь спасти свою родину!»
Наступив на горло собственному отчаянию, Бару яростно и молча вытерла липкие от сока грейпфрута ладони о подол платья. Мер Ло скривился, утратив толику своего непрошибаемого почтительного спокойствия.
— Но, в конце концов, вы — чиновник Имперской Республики, носящий маску и вооруженный печатью технократа, а не наемник из провинции.
— Ну и что? — Бару поразмыслила над напоминанием Мер Ло в попытках извлечь из него хоть какую–то пользу. — Мой чин позволяет запрашивать помощь имперских вооруженных сил. Пожалуй, стоит воспользоваться ими для демонстрации силы. Но по закону гарнизонами в Ордвинне распоряжается губернатор. С чего бы ему отдавать своих солдат… — Не удержавшись, Бару на миг поддалась жалости к себе. — С чего бы ему отдавать их непроверенной девчонке с далекого острова?
Мер Ло покосился на грейпфрут и подал Бару льняную салфетку, сложив ее безукоризненным, словно косой парус, треугольником.
— Наш фрегат «Лаптиар» пока здесь, — заметил он, — и простоит в порту не меньше недели.
— Отлично! — вырвалось у Бару, и она даже расправила плечи.
