Глава 27
Тайн Ху вела своих охотников вдоль бурных вод Вультсниады. Бурлаки шли берегом и тащили за собой баржи с провиантом и оружием. Они продолжали тащиться по берегу, пока река, миновав ворота из двух высоких утесов — белых от перьев крачек, не соединилась с Инирейном в южной части княжества Отсфир.
Наступили идиллические теплые дни, которые сменяли оглашенные волчьим воем ночи. В воздух приветственно взвились знамена с мельничным колесом. На дальнем берегу — когорта за когортой — маршировали лучники князя Мельниц. Стяги княжества Вультъяг оставили их равнодушными, но при виде монеты и кометы, эмблемы Честной Руки, они разразились громкими возгласами.
— Тис для луков он купил у князя Лизаксу, — заявила Тайн Ху, окидывая колонны лучников пытливым взглядом. — Они неразлучны как братья.
Они стояли вдвоем на носу речной баржи. За спиной Тайн Ху вгрызались в ясное весеннее небо белоснежные шапки Зимних Гребней.
— Звучит печально, — заметила Бару.
Однажды они уже творили об этом, и Тайн Ху призналась: «Он вожделел меня. Ему нужны были мои земли и наследники. Он проявил любезность, щедрость и благородство — но так и не смог понять, почему я отказала. Это отравило его жизнь. Его ухаживания были просто безукоризненны, и он решил, что несовершенство кроется не в нем, а во мне. А Лизаксу… Конечно, Лизаксу — несмотря на свою философскую премудрость — стеной встал за друга и брата».
Бару спросила тогда, какие выводы сделала для себя Тайн Ху. Княгиня резко ответила: «Такие, что свободы для нас не существует. Пусть мы идем в поход наравне с мужчинами или даже сами ведем их в поход. Свобода, дарованная повелителем, — та же цепь, только чуть ослабленная».
А теперь Тайн Ху произнесла:
— Прочь печали! Ордвиннские обиды должны остаться позади, ваше превосходительство.
И княгиня Вультъяг почтительно поклонилась той, кому присягнула на верность.
С каждым днем она все больше отдалялась от Бару. Та прогулка в лесу, несомненно, имела для Вультъяг вполне определенное значение и означала конец дружеских отношений.
С дороги, тянувшейся вдоль берега, донеслись звуки рогов. Бару приставила ладонь ко лбу козырьком и взглянула вдаль в поисках клубов пыли, поднятых Отсфиром и его стражей.
— Ваше превосходительство! — Зате Олаке, подошедший к Бару, хлопнул ее по плечу. Дзиранси почтительно держался на расстоянии. — Мы получили известия от истоков Инирейна, из столицы Игуаке и из Уэльтони!
Поход подействовал на старика благотворно: чистые талые воды и тысячи знамен словно очистили его душу, избавили ее от вязкой отравы. В его улыбке и блеске глаз Бару уловила ощущение близкой развязки.
— Ваша светлость, — произнесла она, не удержавшись от улыбки, — вы потрясающи. Даже лишившись княжества, вы остаетесь главой его разведки!
Пора в последний раз окинуть взглядом доску. Другой возможности убедиться, что все фигуры стоят по местам, не представится.
Как много зависит от того, чтобы все произошло в нужный момент и в нужном месте!
— Несчастный старик легко поддается на твою лесть, но Каттлсон собрал войско, которое не одолеть окольными путями! — Зате Олаке развернул письмо. — Князь Унузекоме сообщает, что Каттлсон движется к Инирейну с пятью тысячами фалькрестских солдат и тысячей саперов. Выигрывает время, срезая путь вдоль северной границы прибрежных болот. Этот маршрут приведет его прямо в долину Зирох, как он и планировал.
— Ерунда! — Бару еще раз пересчитала фаланги, стоявшие лагерем на лугах Зироха, учла неизбежные потери от болезней, голода и дезертирства… — Мы превосходим его численностью вчетверо!
Тайн Ху раздраженно втянула воздух сквозь зубы.
— Считай заново. Это только солдаты Каттлсона.
Князь Хейнгиль. Конечно. Бару кивнула Зате Олаке.
— Продолжай.
— Охотник на Оленей приведет все свои силы. Десять тысяч, набранные в княжестве Хейнгиль и в отошедших ему землях Радашича… — Зате Олаке пригладил свою бороду. — И четыре тысячи кавалеристов, включая отборную дружину Хейнгиля.
Что ж, двадцать тысяч воинов. Армия невероятной мощи. Помимо прочего, на лугах Зироха кавалерии будут открыты все дороги для маневров. Место выбрано превосходно.
Бару быстро сочла в уме припасы и потребление.
— Такую ораву им долго не прокормить. Он замышляет ударить прямо по нашей армии. И завершить войну одним махом, точнее, одним сражением.
— Разумно, — добавила Тайн Ху. — Как много наших умерло от цинги и голода, пока Каттлсон зимовал при полных амбарах! Воин к воину — его фаланги сильнее.
Олаке указал за реку.
— Значит, на фаланги не полагаемся. Победим за счет лучников. И кавалерии.
А не разделить ли армию? Пусть Каттлсон растратит пыл в атаке на пустой лагерь с немногими оставшимися, а главные силы Бару тем временем возьмут Пактимонт и оставят противника голодать в поле! Нет. Это было бы безумием с ее стороны. Бару и не собиралась изображать военного гения, поскольку не являлась профессиональным полководцем.
Кроме того, гигантское войско, собранное на заливных лугах, вряд ли справится с подобной задачей. Солдаты каждого княжества по–разному обучены, хранят верность своим командирам и говорят на разных языках. Разделить армию и сохранить за собой управление — просто невозможно.
«Похоже, выбора нет», — подумала Бару.
Им надо встретиться с войском Каттлсона и рискнуть всем в одном–единственном сражении. Некоторое численное превосходство у восставших есть. Значит, имеется своеобразная маржа.
Слишком малая по понятиям счетоводов.
Она должна победить Каттлсона. На сей счет у нее не было сомнений — ей нужно довести войну до быстрого победного конца, бесспорного триумфа мятежников.
Тайн Ху и Зате Олаке терпеливо ожидали, когда Бару заговорит.
— А как с морской пехотой? — спросила Бару. — С подкреплениями из Фалькреста?
Вот кто представлял для заговорщиков самую большую опасность! Вообще–то своих солдат Маскарад намеренно держал в черном теле — разрозненная, плохо снаряженная орда предназначалась лишь для того, чтобы держать в страхе покоренные народы. Бойцы Маскарада даже не представляли никакой угрозы для Парламента, против которого могли бы в принципе и взбунтоваться…
Однако морская пехота оказалась излюбленным детищем Фалькреста, его метким копьем.
Если восставшим суждено проиграть, конец им положат именно морские пехотинцы, и Бару могла в этом поклясться.
— Весточка от Зате Явы гласит, что подкрепления из Фалькреста высадятся в Пактимонте и заменят губернаторский гарнизон до возвращения Каттлсона. По моему мнению, они впустую транжирят свои лучшие силы, но я же не генерал Честной Руки.
Тайн Ху бросила взгляд на реку. Наверное, она вспомнила об Унузекоме — на советах он держался с ней неизменно дружески.
— Им еще не поздно сменить курс и высадиться в Уэльтони.
Уэльтони обеспечил бы им контроль над устьем Инирейна и открыл путь на север. Хотя для битвы в долине Зирох это, конечно, ничего не решит. Политика Каттлсона стала Бару очевидна: он хотел одержать победу, не прибегая к помощи Фалькреста. Его репутация зиждилась на взаимопонимании с князьями, и воевать он должен был, как один из них.
Он, как и Бару, мечтал доказать, что знает, как управлять Ордвинном.
Бару кивнула в знак того, что пора переходить к следующему вопросу.
— Что в следующем письме? Из столицы Игуаке? И не говорите, что наш западный фланг ненадежен!
Олаке кашлянул.
— В княжестве Наяуру вспыхнули восстания. Меня заверяют, что они будут подавлены.
«Разумеется, — подумала Бару с мрачным весельем. — Только подавления восстаний нам сейчас не хватало».
— Какая–то нечисть пристрелила всю дичь в лесах и нашпиговала окрестности вражескими лучниками. Войска Эребог столкнулись с серьезными трудностями. Бабка сожалеет, что не сможет присоединиться к нам при Зирохе: у нее все воины на счету…
Снова пущена в ход зимняя политика Маскарада! А может, Эребог — часть неких тайных замыслов — интриги, сплетенной на крайнем севере? Пожалуй, это не укрылось бы от Лизаксу. А если сам Лизаксу замешан в этом и помалкивает? Хотя нет, князь от Отсфира не отколется.
Мысли бешено крутились в голове, готовые вот–вот рассыпаться, разлететься в разные стороны.
Тайн Ху раздраженно зашипела, углядев в новости какую–то загвоздку.
— Если Эребог не может справиться со своими новыми вассалами, следует ожидать, что к Каттлсону присоединится кавалерия княжеств Отр и Сахауле. Еще тысячи две воинов! У Конской Погибели с Тузлучником было много конных дружинников, присягавших им на верность. Наверняка будут мстить за то, что мы сделали под Хараеродом.
Проклятие! Эребог следовало… Но помочь Эребог уже ничем нельзя.
— Ваше превосходительство, Эребог пала жертвой ягижиона, — заговорила Тайн Ху и энергично рубанула рукой воздух.
Она казалась предельно сосредоточенной, но ее почтительно опущенный взгляд и пиетет наводили на Бару тоску. Она словно играла давным–давно отрепетированную роль.
— Каттлсон и Хейнгиль отправили охотников связать ей руки лесной войной, чтобы открыть кавалерии Отра и Сахауле путь на восток — продолжила Тайн Ху. — Наверняка он собирается победить в Зирохе.
«Мы — не единственные игроки за доской, — сказала себе Бару. — Не единственные умники с картой и волей к победе. Нужно все предусмотреть».
Особенно когда победа столь близка.
Она посмотрела на Дзиранси.
— Полагаю, что Дзиранси принес добрые вести. Дар Короля по Нужде в пути? Отправлена ли его ягата вниз по реке?
Зате Олаке перевел вопрос, а затем и ответ:
— Они находятся возле арьергарда воинов Отсфира. Они будут с нами на поле Зироха.
— Ну а мы просто дураки, — пробормотала Бару. — Идем в бой, не убедившись, что он уже выигран. Дурни мы все, дурни!
Ловкие манипуляции с деньгами, зерном, скотом и браками, тщательно выровненные векторы… Все это получит иное воплощение здесь, на поле битвы. Совсем скоро две армии начнут сражение. Кавалеристы поскачут на взмыленных конях, дружинники станут рубиться мечами, а лучники примутся без устали метать стрелы, но все будут убивать друг друга.
И вместе с тем на поле битвы возникнет множество потенциальных возможностей. «Все сложится именно таким образом! Нет, по–другому, совершенно по–другому!»
— Ешьте лук, — пробурчал Зате Олаке. — Удача нам пригодится.
— Ни в чем нельзя полагаться на удачу, — ответила Бару и отвернулась, кожей чувствуя устремленные на нее взгляды.
* * *
Бару нутром чуяла всеобщее движение к Зироху. От него закладывало уши — так же, как от давления прозрачной морской воды, если нырнуть слишком глубоко, прыгнув вниз головой с рифа Халае.
Она сошла на берег — отдать дань уважения князю Отсфиру. Они поехали верхом вдоль усеянной баржами реки, между рядов веселящихся лучников, под каплями мягкого весеннего дождика.
— Я был жесток с ней, — произнес Отсфир. Проследив за его взглядом, Бару увидела Тайн Ху, которая громко отдавала команды, стоя на носу ладьи — Когда мы еще были совсем юными. Я ведь тогда расстался с женой, — сказал он, замолчал и добавил: — Оба раза был с ней жесток — и все из–за моей нескладности.
— Она отзывалась о вас с уважением, — солгала Бару.
— Неужто?
— Ваша светлость, — вымолвила Бару, оглядывая приземистого князя сверху вниз: борода, широкие плечи, богатый табард, плащ, сапоги… — Сейчас Ордвинн должен забыть о прошлом и устремиться в будущее.
— Когда–то я говорил Лизаксу почти то же самое. — Охваченный особым настроением, Отсфир подставил открытую ладонь под капли дождя. — Он ответил: каждое мгновение — это приказ, отданный прошлым. Да, прошлое — вот настоящий тиран.
— Жаль, что мы можем нацелить стрелы ваших лучников только в будущее.
Бару в очередной раз попробовала совладать с одолженной ей лошадью, но та лишь пуще заупрямилась.
— А разве этого мало?
Взгляд Отсфира сделался непривычно открытым, теперь он смотрел на Бару с детской признательностью. Как неожиданно со стороны того, кто столь долго соперничал с Унузекоме за ее руку!
— Я рад, что буду участвовать в битве. Я поступаю так, как считаю нужным. Пожалуй, я всегда хотел проверить себя в сражении. Деньги или семья для меня отошли на второй план.
Однако о семье он не забыл.
— Ваша светлость, сможете ли вы биться плечом к плечу с Тайн Ху?
— Вы спрашиваете, не мелочен ли я душевно?
Удивленная его проницательностью, Бару подняла брови.
— Вы ведь говорили об этом с Лизаксу, верно?
Он улыбнулся.
— У нас была целая зима для долгих бесед. Но, пожалуй, я оказался ничтожеством — я же всегда завидовал Лизаксу, хоть он мне и друг. Его внешности, его обаянию и его уверенности. И я страдал из–за этого! Я и разбогател, занимаясь торговлей только с одной целью: мне хотелось иметь хоть что–то, чего нет у него.
— Вы не погибнете на Зирохе, — вырвалось у Бару. Естественно, она ничего не знала заранее, но в голосе Отсфира чувствовалась некая не свойственная ему обреченность. — И исповедоваться передо мной не надо.
— Но я должен. Порядочный человек никогда не пойдет на бой запятнанным. — Он мягко улыбнулся и погладил шею своего коня. — Кстати, я испытал огромное мстительное удовольствие, когда вы отослали Унузекоме домой! Жених Моря — остроумный, с вечной улыбкой на лице!.. Как я ненавидел его — за то, что на нем основаны ваши планы, и за то, как вы просто разговариваете с ним! Да, вы по–настоящему уважаете его… Когда он уехал, я был уверен, что мои лучники и баржи решат дело в мою пользу. — Далеко в горах сверкнула молния. Князь вздрогнул, но тотчас рассмеялся над собой. — Я жаждал стать королем. Или, может, таким человеком, которого бы вы хотели видеть рядом с собой на троне.
Бару невольно пожалела князя, несмотря на легкое раздражение: «Все вы бьетесь за меня, как за награду. Нет бы — спросить откровенно и получить прямой ответ!»
— Похоже, вы осведомлены о Короле по Нужде и о том, что предлагает он Ордвинну.
— Да, у меня есть шпионы при дворе Вультъяг. — Широко, по–детски распахнутые глаза исчезли, сменившись взглядом, исполненным безмятежного умиротворения. — Вы стоите на пороге ужасного выбора, ваше превосходительство.
— И какого?
— Король вам необходим. А еще будущей королеве не обойтись без наследников. Вам же нужно избежать междоусобиц, не так ли? Чем больше детей вы родите, тем крепче будет ваше положение и тем тверже — наша вера в вашу династию. — Теперь князь избегал встречаться с ней взглядом и наблюдал за марширующими лучниками. Сквозь его бороду пробивался легкий румянец. — У майя принято рожать от многих отцов. У стахечи — от одного. А о вашей родине я слышал, будто там все мужчины — содомиты, и женщины вынуждены переодеваться в мужскую одежду и притворяться юношами. Каков бы пи был ваш обычай, Бару Рыбачка, — а я не собираюсь скрывать, что предпочитаю обычаи стахечи. Между прочим, некоторые указы Маскарада я принял с радостью. Ну а вам вскоре придется выбирать главнокомандующего для Зирохской битвы.
— И выбор будет знаком моего благоволения.
Сейчас он говорил с явной осторожностью, его безмятежность пропала напрочь. Ему хотелось быть бескорыстным, однако он оставался князем и был человеком гордым.
— Если после победы при Зирохе у вас не будет возлюбленного — не важно, настоящего или для виду, — люди поверят слухам о вашей связи с Тайн Ху. О том, что вы стерильны, кастрированы. Или что вы — трайбадистка, которую влекут лишь бесплодные отношения, а это — серьезная угроза для династии. Или что вы. — создание Фалькреста, выращенное в Метадемосе, дабы жить среди мужчин и женщин, не являясь ни тем ни другим. Как ламены в Ориати.
Речи его приобрели оттенок непристойности.
— Или узнают, что я дала обет тому, кто сейчас далеко, и не отступлюсь от него, — парировала Бару ледяным тоном.
— Правда? — спросил князь. — Ответьте, пожалуйста. Я думал, вы только обещали оценить его. И надеялся, что у меня еще есть шанс сказать свое слово. Поверьте, это не только амбиции.
— Вы глупец, — торопливо, неразумно, но честно ответила она.
Бару никогда не хотелось распутывать сеть светских интриг вокруг того, кому она будет принадлежать. Да и какая разница, что все о ней теперь думают!
— Зачем вам я? Мы ведь едва знакомы.
— Я всю зиму слушал, как мой народ славит ваше имя, — князь пропустил прядь гривы своего коня между большим и указательным пальцами. — Хороший правитель должен прислушиваться к симпатиям народа. А мне в последнее время хочется быть именно таким.. Полагаю, я слишком хорошо учился…
Очевидно, ордвиннская знать воспитывалась на основательной, глубоко укоренившейся лжи насчет ухаживания. Устав от намеков, Бару вспылила и заговорила, не заботясь ни о чем:
— Вы пытаетесь ухаживать за. иллюзией. За маской. Вы могли бы стать моим товарищем. Но никогда не станете моим, возлюбленным.
Гордость Отсфира была уязвлена. Его лицо окаменело.
— Мой человек в Вультъяге доносил, что вы с княгиней гуляли по лесу. А ее пристрастия не являются загадкой для окружающих. Прошу вас, ваше превосходительство, подумайте о будущем Ордвинна.
Вопрос был неотложным и отнюдь не шуточным, однако теперь этот разговор возмущал Бару до глубины души.
— У вас должны быть дети, — продолжал он. — Не растратьте нашу победу на ту майянские грехи своей юности. Не разбивайте наш союз, не подавайте повода для грязных сплетен.
Бару схватила княжеского коня за поводья, запутавшись в ремнях упряжи.
— Князь Отсфир! — яростно, оскорбленно воскликнула она. — Вы пойдете в бой при Зирохе? Вы поведете в битву свое войско, повинуясь приказам тех, кого я поставлю над вами?
— Да, — он опустил голову — от стыда или же от обиды. — Вы — Честная Рука. Надежда Ордвинна.
— Прекрасно. Тогда займитесь своими делами, а мои — предоставьте мне.
И Бару погнала лошадь к зеленому склону холма. С его вершины ей открылся вид на бескрайние заливные луга. Ирригационные каналы сверкали в лучах солнца, а сама река несла свои воды куда–то вдаль. Она струилась вдоль насыпных плотин, но уже была загажена отходами армии — и немудрено: ведь муравейник из шатров, коней, коров и знамен так быстро пустил корни на этой тучной земле!
Здесь угнездилось целое батальное полотно, напитанное сталью, конской плотью и потом!
Все мятежные силы Ордвинна, которые собрались в долине Зирох, ждали свою королеву и того, кого она выберет главнокомандующим для решающей битвы.
* * *
Наконец к Зироху подошла ягата стахечи, и армия оказалась в сборе. Ордвиннцы смотрели на северян в благоговейном страхе. За каждым из призрачно–бледных богатырей шагали мальчики–оруженосцы, стремящиеся заслужить право надеть латы. Вдобавок воинов сопровождали седовласые женщины с мощными ясеневыми луками. Их лица были мрачны, а движения молниеносны.
Армия была в сборе. Какое облегчение! Однако Бару быстро поняла, что успокаиваться рано. Князь Лизаксу, командовавший лагерем, отвел ее в свой шатер и отрапортовал:
— Чума и хаос — вот что может сравниться с нашей армией! Чтобы этот ходячий катаклизм не развалился на куски, приходится применять все мои знания. Нужно идти в бой, иначе перегрызутся и сожрут друг друга, как собаки.
Бару наскоро пролистала счетные книги.
— Ты замечательно ведешь реестры.
На самом деле его реестры были не просто замечательны — Лизаксу удалось сотворить чудо.
— Обойдемся без похвал, — рыкнул лис, прятавшийся за человеческим обликом. — Взгляни на цифры.
Армия поглощала хлеб, пиво и деньги в неимоверных количествах. Старая вражда порождала постоянные стычки, а в лагере кипела вражда. Солдаты убивали друг друга в драках и выхаркивали легкие. Инирейн задыхался от кровавого поноса, а небо — от пепла горящих трупов.
Армия оказалась сущим кошмаром.
Но Лизаксу сделал все, что мог. Он разделил лагерь на крылья, а затем назначил верных людей на должности командиров, гонцов, интендантов, казначеев, комендантов, травников, переводчиков, колесников, охотников и прочих специалистов. Он умудрился превратить всеобщую грызню в надежный костяк, осевший возле илистого берега реки.
— С цифрами порядок, — резюмировала Бару, откладывая бумаги в сторону. — Лизаксу, ты здорово справился.
Сейчас Ордвинн мог похвастаться своим собственным легионом из двадцати пяти тысяч воинов! Наконец–то исполнилось желание Тайн Ху — вполне можно было использовать придуманное ей название: «Армия волка». Лизаксу даже не забыл проводить регулярные учения, и легион мог развернуться в цепь, послать вперед эскадроны кавалерии и выполнять простые команды — двигаться вперед или атаковать. До организованного отступления, самого сложного из маневров, было еще далеко, но Бару надеялась, что до столь трагичного финала дело не дойдет.
— Я сама не управилась бы лучше, — с бесконечной благодарностью сказала Бару. — Чем тебя наградить?
— Я скучаю по жене и детям. И я хочу только благополучного будущего для них и для моего народа.
Бару ожидала, что он напомнит об их сделке, но Лизаксу прищелкнул пальцами и послал двух своих дружинников за пивом.
— Князь Отсфир надеялся поговорить с тобой, — добавил он.
— Уже поговорил.
— Ого! — воскликнул Лизаксу и тепло ей улыбнулся. — Но ты осталась непреклонна.
— Я не стану его женой, — ответила Бару хищнику, который прятался под маской княжеской учтивости. — Я в курсе, что это был твой план. Ты поддерживаешь Отсфира. Но я от этого ничего не выигрываю.
— Быть по сему.
Глядя на него в упор, Бару недоумевала. Хотя Лизаксу был по–прежнему оживленным, в его глазах появилось нечто новое — усталость или настороженность.
— Тебя что–то беспокоит?
Он покачал головой.
— Нет. Отсфир уймет свою гордость и переживет отказ.
Бару успела забыть о его росте: когда он встал, ей показалось, будто перед ней разогнулась и выпрямилась высоченная ива.
— Я хотел бы спросить тебя кое о чем, касательно твоего будущего. Но позволь мне побеседовать с тобой об этом в другой, более подходящий момент.
— Конечно. — Бару подошла к планшетной доске посреди его шатра. — Сколько у нас времени до сражения?
Лизаксу провел пальцем по пергаменту, вдоль каллиграфических строк, начертанных талантливым писцом–иликари.
— Каттлсон будет здесь через три дня, если только не выслал кавалерию вперед. Разведчики «шакалов» держат под наблюдением леса и дороги. Появление Маскарада не застанет нас врасплох.
Ее «шакалы». Те, кого она знала и вела за собой… Все шло как задумано, согласно ее планам. Она знала, что грядет битва и цена победы будет ужасна, однако не ожидала, что судьбы «шакалов» будут волновать ее настолько сильно.
Бару наморщила лоб и склонилась над картой с цветными флажками, прижатыми при помощи грузил. Спустя пару минут она уставилась на приколотую к пергаменту разноцветную пряжу, которая отмечала все передвижения войск, и покачала головой.
— Посмотри–ка на армию Каттлсона — и особенно на отряды его разведчиков и фаланги велитов! Южный фланг оголен.
— Да. Его колонна не защищена от высадки с кораблей или атаки из Уэльтони.
— Он не боится Жениха Моря?
— Я послал ему весть сегодня утром, — произнес Лизаксу и нервно покосился на карту. — И очень боюсь кое–какого ответа…
* * *
Ответ был получен на рассвете следующего дня. Князь Унузекоме, Жених Моря, друг пиратов, заклятый враг Империи Масок, претендент на трон Ордвинна, большой любитель саг и легенд, отправился на войну.
Пока Бару ехала вдоль Инирейна в обществе Отсфира, объединенный флот княжества Унузекоме и пиратского синдиката Эйоты нанес удар по пятому флоту Империи. Но это стало лишь захватывающим началом истории. Такова была завязка легенды о величайшем морском сражении со времен Войны Армад.
Унузекоме новел сорок три боевых дромона под парусами, вооруженных таранами, минами, огнеметными сифонными машинами и даже новейшими ориатийскими торпедами, — в атаку на пактимонтский Порт–Рог. Целью являлась флотилия Маскарада. Князь задумал прижать защитников гавани к прибывшим транспортам с морской пехотой, сжечь всех, заминировать гавань и осадить город.
Бару сказала ему: «Флот Маскарада, отброшенный от наших берегов, — вот что произвело бы на меня глубочайшее впечатление».
Она не сомневалась в Женихе Моря.
Но что за история о лихом князе, если в ней нет достойного противника? Контр–адмирал Ормсмент, с которой Бару доводилocь) ужинать прошлой осенью, получила повышение и уже командовала Ордвиннским флотом Империи. Она выдвинула навстречу Унузекоме семь фрегатов — «Сцильптер», «Юристан», «Комсвиль», «Уэльтерджой», «Стормбрид», «Доминер» и собственный флагман «Судане». За ними шли два огромных огненосца — «Эгалитария» и «Кингсбейн». Вдевятером они встали против флота мятежников. Ормсмент играла по–крупному, хотя и знала о некоторых проблемах своей флотилии. К примеру, о том, что руль «Кингсбейна», поврежденный осенью нырялыцицей–иликари, до сих пор не позволял капитану уверенно управлять огромном судном…
Унузекоме зашел с запада, дабы поймать попутный ветер. Судя по рассказам, он командовал совершенно спокойно, а барабанная дробь передавала его приказы всем кораблям: «Абордажные команды к борту. Готовь весла. Бойся огня, готовь песок. Стройся в линию. В атаку».
Поймав попутный ветер, флот восставших устремился на Ормсмент.
Девять против сорока трех!.. Считать Ормсмент умела отменно: ее фрегаты сломали строй и «пустились в бегство» — на юг и на восток, в открытое море. Два огромных огненосца двинулись на север, в гавань, беспорядочно работая веслами. Данный маневр означал: если нельзя спасти корабли, нужно отступить и сохранить флот для будущих боев. А спасти суда оказалось невозможно. Огромные неуклюжие посудины, битком набитые пехотинцами, остались без защиты и приготовились к гибели.
Ормсмент внесла свой вклад в легендарное морское сражение.
Унузекоме разгадал ее ловушку — барабанная дробь, которая доносилась с княжеской «Девенины», служила тому реальным доказательством. Но с инерцией, набранной его сорока тремя голодными хищниками, было не совладать. И морские разбойники синдиката Эйоты налетели на вражеский строй.
В пиратской истории корабли Маскарада были добычей.
В планах Ормсмент — служили крепостной стеной.
На борту этих гигантов не было морской пехоты, зато имелись торпеды на деревянных стойках. Двухвостые медные яйца были неточны, ненадежны и склонны уходить в глубину вместо того, чтобы скользить по поверхности. Но обученные и дисциплинированные матросы стали выпускать по залпу из десяти торпед ежеминутно.
И торпеды устремились вперед, оставляя за собой шлейфы дыма и брызг.
Морские волки синдиката Эйоты держались начеку. Послышались крики:
— Торпеды! Торпеды!
Корабли синдиката свернули на юг и на восток и поплыли прочь от Порт–Рога, бросив тех, кто получил пробоины и дал течь.
Но уцелевшие пиратские суда тотчас встретились с очередной опасностью. Ослепительные вспышки пристрелочных ракет с фрегатов Ормсмент могли настичь их в любую секунду.
Между тем на севере подняли паруса «Кингсбейн» и «Эгалитария». Они устремились на запад, а потом свернули к югу, заходя в тыл флота Унузекоме. Отчаянное бегство Ормсмент оказалось лишь маневром, позволившим ей развести корабли так, чтобы окружить силы Унузекоме. Мышеловка захлопнулась. Огненосцы стали ее западной стеной, фрегаты — южной, а корабли, начиненные торпедами, — восточной. С севера же были бухта Порт–Рог и берег.
Когда несколько каперов синдиката Эйоты достигли берега, их более невезучие собратья уже пылали. Фалькрестские корабли закружились в хороводе, приближаясь, выпуская зажигательные ракеты и вновь отдаляясь от противников. Ориати втрое превосходили врага числом, и это превосходство увеличилось, когда на новеньком, с иголочки «Доминере» вспыхнули паруса и он дал задний ход.
Они дрались свирепо, точно росомахи. Но ничего не помогало. На стороне Ормсмент было мастерство мореходов и корабелов Маскарада, дисциплина военно–морского флота и пресловутый «Нал».
Многие моряки синдиката Эйоты потеряли предков в Войне Армад. Теперь же они и сами попали под прицельный огонь.
Умело развернувшись, Унузекоме повел флот в славную безрассудную атаку на огненосцы. Корабли, которым удалось прорваться сквозь ракетный обстрел, и залпы хвачх продолжали борьбу. Матросы не жалели песка и быстро затушили пожары, выполняя приказы своих капитанов.
Но ситуация накалилась до предела. Суда окутал едкий дым, а невыносимый визг тех, кто и тонул и горел одновременно, казалось, мог разорвать барабанные перепонки.
Но вскоре все стало еще хуже. Восставшие лицом к лицу столкнулись с проклятием Ориати Мбо. То был страшный вершитель судеб Войны Армад — «Морской пал» из сифонных машин огненосца «Эгалитария».
Ветер донес до толпы, сгрудившейся в гавани Пактимонта, предсмертный крик моряков, которые в один миг обратились в пепел.
Но тут произошло нечто непредвиденное: руль огненосца «Кингсбейн» отказал окончательно. «Кингсбейн» завертелся в дрейфе, раструбы его сифонных машин нацелились куда–то вбок, и яростно пылающая «Девенина» столкнулась с ним борт в борт. Последним знаком того, что Унузекоме еще жив, было его знамя, взвившееся над сигнальным мостиком. Морские пехотинцы Маскарада выстроились у борта, готовя врагу торжественную встречу. Стальные маски и острия копий грозно блестели в отсветах пламени.
На «Эгалитарии» затаили дух, ожидая, что огонь вот–вот перекинется на «Кингсбейн», доберется до трюмов с «Палом» и превратит судно в огненную могилу. Но суровая дисциплина и борьба за выживание вкупе с пропитанным мочой песком победили пламя.
Не прекращая гореть, «Девенина» дала крен на нос и скользнула ко дну. Таков был конец легенды о князе Унузекоме.
А вот история о хитроумной Ормсмент оказалась немного длиннее, поскольку внезапно выяснилось, что на некоторых ее судах вовсе не было морской пехоты.
И маневр удался: «настоящие» корабли с пехотинцами тем же вечером вошли в гавань Уэльтони, откуда до долины Зирох было меньше двух дней пути. Мины они миновали без сучка и задоринки — словно кто–то из ныряльщиц–иликари отметил для них безопасный путь.
Сверкая сталью масок, на берег ступили отборные войска Фалькреста.
