Они рискнули еще раз собраться на совет в Уэльтони. Пусть труп человека–меноры так и не был найден, а кавалерия Охотника на Оленей или флот Маскарада могли двинуться на восток и явиться к ним через пару дней. Прежде чем надолго разделиться, нужно было встретиться лично и взглянуть друг другу в глаза.

Лето подходило к концу. На балконе усадьбы Унузекоме находились Тайн Ху, Бару Рыбачка и сам хозяин. Дул пронизывающий соленый ветер. С севера, с верховий Инирейна прибыли Отсфир, князь Мельниц, и Лизаксу, Высокий Камень.

Остальные оказались вне досягаемости. Зате Ява до сих пор играла роль правоблюстителя в Пактимонте, а Зате Олаке не стал бы покидать убежище ради приезда в Уэльтони. Но это почему–то не столь сильно тревожило Бару, как отсутствие последней из заговорщиков — жрицы–иликари, связавшей их друг с другом. Бару очень хотелось ее увидеть. Ночами Бару терзало чудовищное чувство вины. Это было гораздо хуже воспаленной бессонницы от раздумий, от попыток просчитать действия Маскарада до того, как они будут предприняты. То были муки совести: она предала тех, кто доверился ей.

— Я думал, мы решили, что она будет отвечать только за денежные средства.

Крепкий, коренастый Отсфир сильно укоротил бороду — видимо, чтобы выглядеть помоложе или покрасивее. Но удача его подвела: он простудился.

— Она принесла нам несколько кораблей, а мы за это должны позволить ей говорить, будто она главная? — продолжал он. — Конечно, нам ясно, что она станет важной персоной, если мы победим, но — так быстро? — Он не удостоил Бару и взглядом, хотя она ожидала обратного. Вероятно, его гордость изрядно пострадала во время последней беседы на деликатные темы о королях и династиях. — Без подставного вождя нам уже никак?

— Она будет не просто подставным вождем, — возразил Унузекоме. В его небрежном взгляде и улыбке имелся намек на защитное поведение — может, даже чувство собственности, хотя сейчас Бару не доверяла своим суждениям. — Она — единственная, за кем мы можем пойти. Имперское дарование, гений по результатам их же собственных экзаменов! Она одна перевесит все, что они могут предложить.

Лизаксу, бледный гигант в распахнутой куньей накидке на плечах, успокаивающе опустил руку на плечо Отсфира.

— Выбор сделан. Прошлое не вернуть. Хотим мы того или нет, теперь это — восстание Бару Рыбачки.

Тайн Ху прислонилась к перилам балкона, развернувшись к морю спиной. На ней был обычный кожаный костюм для езды верхом.

— Однако, — заговорила она, не сводя глаз с Отсфира, — вы ей даже слова сказать не даете.

Бару воспользовалась моментом — хоть какой–то шанс вырваться из клетки княжеской политики. Шлепнув об стол географической картой, она положила на каждый из ее уголков по монете.

— Внимания достойны тринадцать князей. Четверо из них находятся здесь и явно связаны с мятежом. — Она обвела взглядом присутствующих: столь непохожие друг на друга северяне, Унузекоме и Тайн Ху… Что ж, надо говорить дальше.

— С нами и Зате Олаке, нага главный разведчик в Пактимонте, хотя у него нет ни вассалов, ни политического веса. Выходит, пятеро. Что до тех, кто пойдет за губернатором… владения князя Хейнгиля лежат к северу и к востоку от Пактимонта, и он сохранит верность Каттлсону даже после того, как мы его вздернем.

Помолчав, она коснулась пальцем прибрежных пахотных земель к западу от княжества Хейнгиля.

— Радашич погиб. Мы нуждались в нем — в его лошадях, в провианте, который он мог предложить нам. Но он выступил слишком рано! — Бару повела пальцем по северо–западному углу карты. Она представила себе, как проносится над Ордвинном, как трескается под ее ногтем земля, вспучивающаяся по

пути к Зимним Гребням, и хмыкнула: — Княгиня Эребог Глиняная Бабка, западная соседка Лизаксу. Союз с ней означает, что весь север наш — от Эребога на западе до Отсфира и реки Инирейн на востоке. Если она встанет на сторону Пактимонта, они смогут зайти на нас с фланга и отправить войска в Зимние Гребни, дабы окружить нас. Если она не примет нас до зимы, мы проиграли.

Собравшиеся выжидающе смотрели на Бару.

— А остальные? — спросил Унузекоме. — Пятеро из Внутренних Земель? Наяуру, Строительница Плотин, Отр Тузлучник и Сахауле, Конская Погибель? Игуаке с тысячей тысяч коров и Пиньягата, Лес Копий? Наяуру не может дружить с Каттлсоном и Фалькрестом, имея двух любовников. Игуаке чересчур горда, чтобы подчиняться кому бы то ни было. Наверняка они к нам присоединятся.

— «Сомнение предателя», — одновременно выпалили Бару и Тайн Ху. Бросив друг на друга извиняющиеся взгляды, они вновь начали говорить одновременно. Тайн Ху, пожав плечами, умолкла. — Именно так, как полагал Зате Олаке, — продолжала Бару. — Пока мы не продемонстрируем, что у нас действительно есть шанс, они будут держаться в тени, изображая лояльность.

— А если нет? — Лизаксу с любопытством склонил голову набок. — Наяуру амбициозна. Непокорна. Желает сесть на троп. Она вполне способна начать собственную игру.

Ум Лизаксу был полезен и угрожающе остр, но частенько заводил его в дебри бесполезных абстракций.

— Я уверена, она не сделает этого. Она связана финансами и логистикой точно так же, как и остальные.

— Ее род велик, ее консорты сильны…

— Ее род ничего не значит. У нее нет денег на войну, — возразила Бару, глядя в глаза Лизаксу, подавляя его тридцать пять лет весовыми годами своей учебы, пока он не моргнул. — У нас есть время, чтобы привлечь Наяуру и других! Прежде чем что-то предпринимать, князья Внутренних Земель переждут зиму.

— Отсфира пошлем, — проворчал Унузекоме.

— Что? — переспросила Бару.

Отсфир шумно вздохнул. Тайн Ху ухмыльнулась.

Унузекоме пожал плечами и заложил руки за голову. Мускулы его плеч впечатляюще вздулись. Отсфир полоснул его свирепым взглядом.

— Нам ведь нужна Наяуру. Весной мы проиграем войну, если Внутренние Земли не встанут за нас, а Наяуру — половина их союза. Так пошлем ей то, чем она дорожит. Еще одного благородного отца для свеженького наследника.

— Я вам не племенной жеребец! — ощетинился Отсфир.

— Она вполне миловидна, — заверила его Тайн Ху. — Совершенно в твоем вкусе. В новом, я хочу сказать.

Унузекоме тихонько фыркнул.

— Пожалуй, я не лучший кандидат. Кого ни пошлем, ему придется отвлечь ее от Отра с Сахауле. Думаю, нужен поздоровее, вроде грузчика, — сказал Отсфир, поправляя перчатки. — Моряк тоже подойдет. Если отыщем хоть одного стоящего кандидата.

Унузекоме пожал плечами, словно отвечая на выпад Отсфира игрой мускулов. Он никогда не был женат. Бару подумала, что на это и намекал Отсфир.

— Пошлем, кого Честная Рука пожелает.

Ох, упаси ее от интриг знати!

— Я желаю оставить Внутренние Земли в покое до весны. Зима даст нам шанс показать им пример.

— Нам нужна славная победа! — воскликнул Унузекоме. — Набег. Пока осенние бури не заперли мой флот в гавани.

— Нет. Нам надо отступить! — Бару положила ладонь на карту, развернув пятерню к северу. — Лучшее, что мы можем сделать, — это объединиться и переждать морозы. Другого пути нет.

Унузекоме выгнул бровь.

— Обоснуй.

Указательный палец Бару вонзился в Пактимонт.

— Маскарад правит экономическими средствами — я сама воплощала их в жизнь. Их гарнизоны малы, а аванпосты малочисленны по сравнению с крепостями наподобие Загона Игуаке. Фалькрест никогда не доверял армии: они в курсе, что профессиональные военные любят решать сложные тактические задачи. А еще они терпеливы, дотошны и методичны. В своих завоеваниях они никогда не полагались на меч. Они оставят Внутренние Земли и отведут свои силы в Пактимонт, удерживать поля побережья и урожай. На брошенные дороги выберутся бандиты, а без банков здесь воцарится нужда. Они оставят Ордвинн гибнугь, чтобы он почувствовал, как холодно выживать без Маскарада, а урожай сберегут для себя. Весной, когда торговые ветры облегчат судоходство, из Фалькреста прибудет морская пехота и двинется на север. Она промарширует через земли Наяуру в княжество Эребог, обрушится с западного фланга на Лизаксу и Вультъяг и дойдет до Отсфира. Унузекоме станет мишенью для второго удара. — Бару изобразила копье, брошенное с моря на сушу. — Флот атакует Уэльтони, поднимается вверх по Инирейну и соединяется с первым войском у замка Отсфира. Вот как нас уничтожат.

Лизаксу прищурился.

— Я изменю своему ригоризму, если не спрошу: когда ты успела стать генералом?

Благословен будь Лизаксу, задающий нужные вопросы!

— Я никогда им не была, но я неплохо разбираюсь в деньгах, логистике, морских перевозках и инфраструктуре. Оружие даже не понадобится.

Теперь они взирали на нее в почтительном молчании, а это внушало сладостный трепет — такой же, как первая ревизия в Фиатном банке, и разговор с Чистым Листом, и крики толпы в ее честь. Неужто она распробовала вкус власти?

— До весны, — продолжала она, — почти все ордвиннские княжества впервые за четверть века будут предоставлены самим себе. Разрываясь между восставшим севером и Маскарадом на юге. У нас есть несколько голодных зимних месяцев, чтобы склонить их на нашу сторону. Но у нас имеется и преимущество, которого никогда не предвидели Фалькрест и Пактимонт. Мы богаты. Мы в силах вооружить армию и прокормить ее в холодный сезон. Мы можем пойти на юг и помочь тем, кого бросил Маскарад. Обеспечить безопасность на дорогах. Скупить банки на корню. А если Маскарад попробует остановить нас, то… Разве вы не северяне? Если они двинутся на Внутренние Земли и окажутся в ваших лесах и долинах — в местах, которые знакомы вам как отцовские руки, среди непролазных снегов — мы уничтожим их.

Тайн Ху уперлась кулаками в стол.

— Значит, Бару Рыбачка, ты думаешь, что нам нужно воевать именно таким образом? Звонкой монетой и чистыми во всех смыслах дорогами?

— Войны никогда не выигрывались путем полного уничтожения противника.

Взгляд Унузекоме сделался скептическим. Отсфир скорчил гримасу. Только Лизаксу крепко задумался.

— Что же вы, ваши светлости? — укоризненно протянула Бару. — Вы, конечно, читали «Диктаты». Война есть состязание воль. А воля народа ломается, когда война ввергает его в ничтожество, не оставляющее никаких желаний, кроме желания сдаться. Не дав воле народа сломаться, мы сделаем из простолюдинов мятежников!

— Возможно, — задумчиво сказала Тайн Ху. — Весной нам потребуются сытые кони и крепкие фаланги. Прибрежными землями, от Унане Найу до самого Зироха, правит кавалерия. Если мы добудем достаточно фуража на зиму, если паши армии не будут обездвижены и обескровлены. А если мы убедим Внутренние Земли присоединиться к нам, то уже весной у нас будет серьезная сила.

— Они могут явиться к нам зимой, через Инирейн, с западных границ Фалькреста, — парировал Отсфир, как всегда, глядя на Лизаксу. — Один поход покончит разом и с тобой, и со мной, и с Вультъяг.

— А мы заранее уничтожим переправы. Конечно, река замерзнет и ее можно будет перейти по льду, но если они поведут армию на север из Фалькреста к Инирейну, то долго не протянут. — Лизаксу поднял открытую ладонь, салютуя Бару. — Я согласен. Вот наша будущая стратегия!

Однако Унузекоме заупрямился:

— Но чем плох хороший удар до зимы? Один–единственный налет на пактимонт скую гавань? Я бы взял «Девенинир», собрал бы свой флот!

Тайн Ху замотала головой.

— Другая сторона «Сомнения». Став сильными слишком быстро, мы поставим колеблющихся князей перед выбором. И они выберут наиболее надежного союзника.

— И еще, — заговорила Бару, наконец–то добравшись до терзавшей ее вины. — Слабость, которую я хотела бы удовлетворить. Мне нужен корабль. Я намерена передать секретное сообщение Зате Яве.

Они молча ждали продолжения.

— В Пактимонте остался человек, которого нужно тайком вывезти. Я не могу его бросить, не нарушив своей истинной верности.

— Нет! — рыкнула Тайн Ху. — Вытаскивая его, ты поставишь под угрозу прикрытие Зате Явы. Какой прок от глупых игр с огнем?

— Он нужен мне здесь, — отчеканила Бару. Она старалась подавить княгиню взглядом и невольно пожалела о том, что на ней нет белой маски, бесстрастного символа власти (та затонула вместе с «Маннерслетом»). — Он — на моей ответственности и в руках Маскарада будет нам только помехой.

— Спасение обернется для него куда худшим предательством. Лучше просто забыть о нем.

Продолжая настаивать на своем, Тайн Ху пытливо вглядывалась в лица князей. Бару тотчас сообразила, что Отсфир с Унузекоме приняли вызов княгини и собирались предложить Бару свою помощь.

Спустя несколько минут Тайн Ху уставилась на далекие вершины Зимних Гребней и вздохнула.

— Это мой секретарь, Мер Ло, — объяснила Бару своим собеседникам. — Он — единственный, кто разбирается в счетных книгах столь же грамотно, как и я. Без него Каттлсону не привести в порядок счета, не укрыть своей бесхозяйственности от Парламента. Ему останется позвать на помощь Бела Латемана — он умен, но этого недостаточно. Кстати, мы можем оказать Каттлсону «мятежную услугу» — добраться до его счетных книг и уничтожить их!

Однажды Мер Ло признался Бару, что был здесь во время Дурацкого Бунта. Он так не хотел увидеть, как Ордвинн снова погружается в этот кошмар…

Разумеется, он все понял загодя — золотые галеоны и фрегаты не скрылись от его цепкого секретарского взора!

Конечно, он не поверил, что она отправляется в Фалькрест, на суд Парламента.

И он нашел способ уберечь себя и свою семью.

— Зате Олаке организовал устранение Су Олонори, — произнес Лизаксу. — Он на все способен.

Бару подняла руку, обрывая его. Внезапно ее обожгло вспышкой безумного отчаяния при мысли, что она только что угодила в ловушку. Она забыла об одной жизненно важной вещи, о которой могла догадаться Тайн Ху, а уж Зате Ява знала точно. Ведь это она, старуха, три года назад отправила здоровенного стахечи–лесоруба следить за новым имперским счетоводом! Громила столкнулся с Мер Ло в задымленной таверне под борделем и рассвирепел. Он едва не убил секретаря, сообразив, что Мер Ло — фалькрестский агент, соглядатай, приставленный к новому счетоводу. Специально подготовленный шпион.

Что подумает, как поступит Зате Ява, узнав, что Бару пытается ввести Мер Ло в круг восставших? Не пойдет ли в храм масла и рассеянного света, к жрице–иликари, не скажет ли: «Открой тайну, которая уничтожит Бару Рыбачку»?

Тайн Ху прекратила любоваться Зимними Гребнями и взглянула на Бару.

Бару понимала, что лучше всего — приказать убить Мер Ло. Это докажет близнецам Зате ее верность восставшим.

Испытаниям ее не будет конца.

— Я не могу предать его, — ответила она, обратившись к Лизаксу, но говоря скорее для Тайн Ху. — Не могу бросить его — ведь из–за меня он выглядит замешанным в наше дело. Позвольте мне сохранить его.

— Риск велик, — пробормотала Тайн Ху.

И Бару поняла, что Зате Ява давно просветила Тайн Ху на ее, Бару, счет.

Старуха, естественно, рассказала ей о лесорубе, об Аминате и о письмах, которые Мер Ло отправлял в Фалькрест.

А действительно ли она сама была уверена в лояльности Мер Ло? Да, он приберег записную книжку лесоруба, не отправил ее в Фалькрест. Но, может, Кердин Фарьер приказал ему снять копию, а оригинал оставить при себе? Вдруг уязвимость Мер Ло — тонкий ход Маскарада? Империя обожает обманы и секреты. Похоже, Маскарад жаждет протоптать тропинку в самое сердце восстания.

А если Бару уже попалась на крючок, заготовленный как раз на такой случай?

Нет. Она доверяла Мер Ло.

— Отправьте весточку Зате Олаке, — настойчиво сказала Бару. — Напишите ему, что Мер Ло нужен мне живым.

Взгляд Лизаксу был непроницаемо пуст, но Отсфир с Унузекоме переглянулись между собой, словно хищники.

Правоблюститель Зате Ява приказала вывесить на двери каждого дома Ордвинна официальное сообщение, а для неграмотных — прочесть его на всех без исключения рынках и площадях.

То была наилучшая поддержка, какую она могла обеспечить. Зате Ява, сестра забытого князя Лахтинского, правоблюститель Ордвинна, убийца иликари и вершительница браков, посвятила всю жизнь созданию культа ненависти к себе.

Настала пора извлечь из вложения прибыль.

Вдобавок она создала для восстания весьма ценный ресурс. Годы методичных, яростных гонений научили жрецов–иликари и их паству скрываться и приспосабливаться, изощренно маскироваться и говорить па тайных языках. Они обменивались посланиями, опережая даже секретные приказы Маскарада. Из пропитанных маслом пактимонтских храмов выходили неприметные верующие, которые разносили но долам и весям Ордвинна слово иликари: «Справедливость даруется Честной Рукой».

Вскоре это повторяли везде: в оливковых рощах и в охотничьих угодьях, в рыбацких хибарах и в деревенских амбарах… И сколь же разнообразен оказался Ордвинн! Взять хоть эти две души, примеры, выбранные Вару из налоговой записи и инкрастического отчета.

Вот стахечи–лесоруб, говорящий по–иолински… Он отправился молить икари Девену о ниспослании любви своей супруги к хенджу на далеком севере, в холодных землях Лизаксу, где берберки–книжники выращивают каменщицу и изучают философию безбоязненной смерти.

А вот женщина–майя, возделывавшая оливы. Она частенько пела по–урунски о своих предках, великих воинах, о княгине Наяуру и множестве ее прекрасных любовников, о ее сыновьях и дочерях, которые будут княжить в свой черед. Сейчас она ноет о жестокой княгине Игуаке, чья зависть густа, точно гной.

Что между ними общего?

Смутные воспоминания о временах двадцатипятилетней давности, когда над вратами Пактимонта было написано «ОРДВИНН НЕ ПОДЧИНИТЬ», и уверенность в том, что они всегда могут прийти в Фиатный банк и получить золотую ссуду от некоей Бару Корморан… той самой, которая недавно победила в поединке губернатора Каттлсона.

Всего две вещи. Не считая, конечно, ненависти к Зате Яве.

Из крохотных фитильков восставшие и надеялись раздуть великий пожар.

И костер запылал. В вольном городе Хараероде, в сердцевине Внутренних Земель, разъяренная толпа схватила глашатая в фалькрестской маске, который читал на площади объявление Зате Явы, — и вырвала ему язык.

В княжестве Эребог, на самой дальней северо–западной окраине Ордвинна, при Яста Чекниада, отряд призрачно–бледных копейщиков и лучников застиг врасплох гарнизон Маскарада и вырезал его. Среди местных купцов и помещиков воцарилась паника — они решили, что княгиня Эребогская встала на сторону Бару Рыбачки и вскоре Маскарад явится но их кровь и злато. Ужас толкнул их на бунт против своей княгини. Два месяца потребовалось Эребог для подавления бунта, и это обошлось ей в такие денежные суммы, что она не сумела запастись провизией на зиму. Глиняная Бабка видела на своем долгом веку семь десятков зим. Она понимала, что последует дальше, — безумие, людоедство, гибель детей.

А восставшие соколом бросились на добычу. Лизаксу из–за леса прислал соседке весточку:

«Мой старый враг Эребог!

Ты научила меня хитрости. Ты жестоко наказывала меня за ошибки. Превыше всего на свете ценю я строгого учителя и лучше, чем кто бы то ни было, знаю я твою силу.

Время учебы прошло. Я желаю заключить с тобой союз.

Каттлсон тебя не спасет. А мы — можем организовать ссуду».

Ссуда… Золото с разграбленных фалькрестских галеонов. Предательское дело — безвозвратно связывающее ее с мятежниками. Но как было отказаться? Ее владения были очищены от ненадежных, и голодная зима стучалась в двери.

Эребог объявила себя на стороне восставших.

Получив известие о союзнике, Тайн Ху ворвалась в спальню Бару глубоко за полночь.

Ее волосы растрепались, а лицо раскраснелось от вина.

— Север наш!!! — издала она победный клич.

Бару сонно заморгала, садясь в постели.

— Эребог?

— Лизаксу купил ее! — Тайн Ху ухватила Бару за плечо, за затылок — веселой и яростной хваткой. — Молодец! Это все — твое золото!

Вот так четыре северных княжества собрались в лагере восставших. Они объединились в неприступной крепости лесов и скал, стерегущей все подходы к Зимним Гребням и давным-давно безмолвным стахечийским землям, которые раскинулись позади.

Тем временем на юге Маскарад готовил свой коварный ответ. Зате Олаке слал донесения из центра своей паутины, накрывшей Пактимонт.

«Князь Хейнгиль держал совет с Каттлсоном. Вдвоем они нашли решение проблемы беспорядков в столице. Оккупацию возглавили дружинники Хейнгиля, наполнив улицы ордвиннскими лицами, знакомыми стахечийскими веснушками и гордыми ту майянскими носами. Гарнизон Маскарада уступил им место и ушел на северо–восток, удерживать драгоценные поля и амбары покойного князя Радашича. Волнения не унялись — людей Хейнгиля приветствуют криками «Предатели!» — но в отсутствие ненавистных стальных масок костру не хватает дровишек».

За пределами города силы Маскарада образовали огромную дугообразную оборонительную линию.

Западный фланг ее примыкал к морю близ Унане Найу, древней крепости ту майянских завоевателей. Далее линия тянулась на восток, огибая княжества Радашич и Хейнгиль и оставляя Пактимонт в безопасном центре полукруга, до западных границ княжества Унузекоме. Здесь Хейнгиль разместил отборную кавалерию, нацелив ее, подобно наконечнику стрелы, на Уэльтони и владения Унузекоме на заливных полях равнины Зирох.

Кордон Маскарада держал под контролем плодородные прибрежные поля Радашича и Хейнгиля. Это и было самым страшным оружием Каттлсона — копьем голода, брошенным на север.

Все гарнизоны, оставшиеся за кордоном, приказом губернатора были отозваны: они оставили Внутренние Земли и север.

Закрылись даже канцелярии социал–гигиенистов Зате Явы. Методичная и терпеливая оборонная стратегия Маскарада предоставила большую часть Ордвинна ее собственной участи.

«Что они творят? — недоумевал Отсфир в письме к Бару по финансовым делам, черкая посторонние вопросы на полях. — Почему не используют свои силы, дабы удержать Внутренние Земли? Игуаке с Наяуру могут причинить им немало бед, а Каттлсону, чтобы добраться до нас, придется идти через земли княгинь! Что они задумали?»

Бару ответила в стиле Зате Олаке: «Они разыгрывают «Сомнение предателя». Дают колеблющимся князьям шанс поразмыслить, на чью сторону выгоднее встать».

Пока князья взвешивали все за и против, быстроходный «Сцильптер» (через два месяца после потери золотого конвоя) поднял якоря и устремился в Фалькрест с официальным донесением: «В федеральной провинции Ордвинн начался бунт».

А с Пепельного моря с воем налетела первая осенняя буря.