Глава 14
Они пили кофе с крохотными пирожными, пропитанными финиковым сиропом, под наблюдением Чистого Листа и Мер Ло.
Человек–менора и секретарь представляли собой удивительное зрелище. Теперь они превратились в безмолвных стражей, приставленных к Бару властями. Парадоксально, но Бару могла им полностью доверять — в определенных узких границах.
Однако вскоре она выпорхнет из клетки.
Зате Ява с улыбкой разглядывала бледнолицего человека.
— Выдающийся экземпляр, не правда ли? Отменные качества. Губернатор так бахвалился им, а позже очищенный повторил мне все до последнего словечка! Он способен легко заменить моих протоколистов.
Поняв ее предостережение, Бару едва не поперхнулась пирожным. Она велела Мер Ло записывать их беседу, дабы убедиться, что Зате Ява понимает, сколь тщательно за ней наблюдают. Старая законница явно раскусила этот трюк.
— Будь у меня дюжина таких, я привела бы в порядок книги Су Олонори за неделю.
— Сомневаюсь, что в Ордвинне наберется дюжина очищенных. Их выращивают в Метадемосе в специальных замысловатых колыбелях из рычагов и звонков. Конечно, это только слухи. — Зате Ява сдержанно усмехнулась. — Не стоит мне их распространять.
— Но с некоторых пор мне доступны исключительно слухи, — произнесла Бару, кивая в сторону Чистого Листа.
Затем она многозначительно посмотрела на дверь и вздохнула: дескать, стража никогда не дремлет.
Глаза Зате Явы заблестели.
— Да! Что касается мер безопасности. Будь это формальный домашний арест, я могла бы отменить его немедля. Но, усмотрев в неустановленном злоумышленнике угрозу безопасности провинции, губернатор имеет право на военные действия в целях вашей защиты. Если он может оправдать ваше заточение временными мерами безопасности, я — в данный момент — бессильна.
То есть они с братом не видят причин выпускать Бару из башни. Поскольку уверены, что восстание обречено на поражение.
Бару должна переубедить их. Они поддержали Тайн Ху.
Надо попытаться что–то сделать.
Крутанув кофейную чашечку на блюдце, Бару непринужденно откинулась на спинку кресла и мысленно заорала Зате Яве в лицо: «Сейчас я вас озадачу!»
— Пустяки. У меня появилась прекрасная возможность сосредоточиться на планировании налогового периода.
— Как ответственно… и весьма похвально.
— Сборщики в нуги, кубышки начинают наполняться. В общем, я тоже задумалась о проблемах безопасности. Настали скудные времена: в такие годы народ мечтает о мятеже, а князья — о мошенничестве. А губернатор Каттлсон… — Она покосилась на менору. — Он очень озабочен! Он искренне хочет, чтобы Фалькрест остался доволен налоговым периодом. Парламент разочарован понесенными нами убытками. Они ожидают войны с Ориатийской федерацией, что дорого нам обойдется.
Зате Ява рассеянно изучала убранство кабинета, скользя взглядом по орнаменту из цепей и якорей.
— За все годы, проведенные здесь, я доказала, к чему может привести мошенничество. Они осознали, что Ордвинну крайне необходима сплоченность. Думаю, вы соберете обильную жатву, Бару.
В действительности эта реплика означала: «Играй свою роль. Не поднимай шум».
Мер Ло усердно царапал пером по пергаменту.
— Не сомневаюсь, — ответила Бару, уставившись на старуху. — Но я решила, что мы рискуем в другом отношении. Слухи о флоте Империи, строящемся в Зюйдварде, могут погнать пиратов на север, по великому торговому кольцу. Но их прежние логова на юго–западе Пепельного моря не будут пустовать. Полагаю, что скоро они пустятся на поиски новых жертв.
У Зате Явы отвисла челюсть. Ее изумление показалось бы фальшивым любому, не знающему об ее истинной лояльности и не встречавшемуся с ее братом среди ночи. Но Бару была уверена, что старуха не притворяется и поняла, к чему клонит имперский счетовод.
Воспользовавшись секундной паузой, Зате Ява взяла себя в руки.
— Галеоны, которые направляются в Фалькрест с грузом золота, собранного с целой страны, па борту… Но военно–морской флот будет бдительно охранять каждое судно. И пираты будут отогнаны.
— Я доверяю флоту и думаю, что галеоны не пострадают. Но я бы предпочла принять определенные меры к тому, чтобы превратить доверие в уверенность, — произнесла Бару и любезно улыбнулась. — Рынки работают исключительно па доверии…
На заднем плане статуей замер Чистый Лист. Взгляд его бездумно блуждал по комнате, но Бару ощущала его напряжение. Если бы Бару приказала ему говорить, он бы наверняка закричал: «Тревога! Тревога!»
Бару тоже хотелось закричать во всю глотку. В этот миг она почувствовала, что вся ее жизнь — ее мечты, амбиции, жгучая тоска по чистым водам и крикам чаек над Тараноке, ее надежды на власть и сокрушение империи — балансируют на острие ножа, в который вцепилась Зате Ява.
«Я — дура, — подумала Бару. — Она поступит именно так, как говорил ее браг».
А он сказал: «Она сварит вас заживо».
Зате Ява нарушила паузу.
— Безусловно, мы должны принять меры. Я велю представителю адмирала Крофтар доставить вам некоторые необходимые бумаги, чтобы вы рассмотрели расписание рейсов и реорганизовали его, как сочтете нужным. — Она поднесла к губам чашку. — Возможно, отправку галеонов надо отложить, чтобы они отправились в путь единым конвоем. Тогда их точно не переловят по одному.
— Верно.
Правоблюститель резко сдвинула брови.
— Однако нам необходимо обсудить еще одно дело — к сожалению, куда менее конструктивное. Я безумно расстроена тем, что вы и губернатор Каттлсон схлестнетесь в поединке. Что за ребячество! Многие годы я трудилась над гем, чтобы изжить пристрастие ордвиннцев к судебным спорам. А вы взбудоражили всю страну: народ поговаривает, что вы, благодетельница простых людей, поднимете меч против губернатора. Я настаивала на том, чтобы нелепая ссора была улажена в судебном порядке, но губернатор просто помешался на поединке.
— Как и я — ведь речь идет о чести.
Бару отчаянно старалась не переиграть, удержать беседу в одном ключе с Зате Явой. А Зате столь гладко сменила направление разговора, уводя его прочь от предложения, которое было сделано еще секунду назад!
Зате Ява судорожно одернула воротничок.
— А если вас тяжело ранят? Я настаиваю, чтобы вы нашли кого–либо, кто выйдет на поединок вместо вас. Мы не можем позволить себе лишиться имперского счетовода.
— Или губернатора.
Зате Ява закатила глаза.
— Да–да. Простите, я запамятовала, что вы тоже владеете клинком.
Бару беспомощно развела руками.
— Но я лишена возможности искать заместителя, находясь под… — Неожиданно она рассмеялась — совершенно искренне, от души позабавленная иронией ситуации. — Под защитой губернатора.
— Я сама подыщу подходящего мечника вам в заместители. — Зате Ява раздраженно улыбнулась — без малейшего намека на удовлетворение. Она даже не моргнула украдкой в знак удовольствия от столь быстрого разрешения дела. — Способного устроить так, чтобы ни одна из сторон не пострадала.
Безусловно, это было в силах Зате Явы. Сама Зате убила старого князя Лахтинского, а ныне, в силу занимаемой должности, держала в своих руках все до единого преступные сообщества Ордвинна!
А Мер Ло и Чистый Лист уже начали протоколировать происходящее. Острое перо и прекрасная память, конечно, не могли их подвести, но Бару хотелось надеяться, что они упустили великий поворотный момент разговора.
А главный ход сделала именно она, Бару! Она предложила два желанных трофея двум главарям вскипающего в Ордвинне восстания. Золото и кровь лежали перед ними как на блюдечке. Оставалось лишь взять их.
Дело сделано. От Бару уже ничего не зависело. Через пару-тройку дней Зате Ява уничтожит ее или увидит, как вспыхивает первая искра восстания.
И тогда для Бару начнется настоящее испытание.
* * *
В день поединка было дождливо и душно. Гладкие плиты и грубый булыжник мостовых курились паром после летнего ливня. Размявшись и облачившись в штаны для верховой езды и тяжелый сюрко, Бару спустилась в свой кабинет, где она и обнаружила Мер Ло.
Секретарь стоял спиной к ней и смотрел в окно.
— Лист убрался восвояси, — сообщил Мер Ло беспечным тоном и повернулся к Бару. — Губернатор вызвал его доложить о результатах наблюдений. А я принес завтрак.
Мер Ло собственноручно пожарил свежую треску в оливковом масле, сдобренную луком. По ордвиннским приметам, это блюдо готовилось на удачу. Жаль, что аппетит у нее совсем пропал.
— Я и не заметила его исчезновения, — удивилась Бару. — Он — будто мебель. Чистый Лист прямо–таки ускользал от моего внимания.
— Но не от моего, — произнес Мер Ло и вновь повернулся к окну. Опершись о стекло растопыренными пальцами, Мер Ло смотрел в туман, который окутывал город.
Теперь от его веселости не осталось и следа. В голосе Мер Ло уже сквозили меланхолические нотки, которые легонько кольнули Бару. Эта мягкость и вежливость насторожили ее. Похоже, секретарь решился сказать нечто, что причинит ей боль.
— Помню, раньше в такую погоду по утрам жутко воняло. Стоки у нас были ужасные, в дождь переполнялись, и все растекалось по улицам.
— А сейчас?
Мер Ло пожал плечами.
— В мое отсутствие Маскарад их перестроил. Здесь канализацией и не пахнет. Но ведь у вас есть горячая вода на самой верхушке башни, так что вас это вряд ли впечатлит.
— Продолжать, — сказала Бару, ковыряя треску вилкой.
— М-м… О водопроводе и канализации?
— Обо всем, что ты хотел сказать, но помалкивал, пока ко мне был приставлен Чистый Лист.
Мер Ло крутанулся на месте, посмотрел на Бару и прикрыл глаза. Бару наблюдала за ним. Ей хотелось понять его, хоть мысли и возвращались раз за разом к поединку и к Каттлсону, замыслившему искалечить ее и убрать из игры. Будет ли ей больно? Чего она лишится — пальца, руки?
— Что вы делаете? — прошептал Мер Ло, словно опасался, что в комнате спрятался соглядатай.
— Я… — проглотив кусочек трески, Бару подняла нож. — Отказаться от поединка, не принеся Белу Латеману официальных извинений, я не могу. Принеся извинения, я выкажу неспособность занимать должность счетовода, и меня вынудят уйти в отставку. Каттлсон считает, что поединок — это хороший шанс для него самого, поскольку таким образом он сумеет выйти сухим из воды. Я успела изрядно подпортить его репутацию и навредить правительству, зато после поединка он будет чист! Сама Ява, похоже, не настолько озабочена этой историей, чтобы положить ей конец. Значит, ни у кого из нас нет выхода. Придется драться.
— Я другое имел в виду, — Мер Ло энергично потряс головой, и Бару с содроганием вспомнила тонкую мускулистую шею Чистого Листа. — Я о дополнении к налоговой форме. О непонятной договоренности с Зате Явой. О тщательном планировании деловых встреч на шесть месяцев вперед — вы будто пытаетесь доказать, что в ближайшие полгода вам предстоит куча официальных встреч… — Он подошел к столу и встал по другую сторону от Бару. Волосы его блестели от масла, сюртук был официально застегнут под самое горло. Он уже не походил на зяблика. Скорее, на ворону. — Я ведь знаю вас. Вы не станете рисковать положением и карьерой в этом глупом поединке просто так, без серьезной причины. Что вы делаете?
Бару отправила в рот еще кусочек трески, чтобы выиграть для себя и своего сердца чуточку времени.
— После поединка мне потребуется твоя помощь с уймой бумажной работы.
— Или в качестве сиделки… — Уголки губ Мер Ло дрогнули, но улыбка тотчас угасла. Он заговорил резко, точно подгоняя самого себя. — Если вы переходите в их лагерь и намерены ввязаться в переделку, мне надо предупредить семью до того, как начнется кутерьма. Я хочу успеть, Бару. Пусть они отплывут на надежном корабле, покидающем порт. Помните охотника, который едва не придушил меня, когда я сказал, на кого работаю? Такая же ярость обрушится и на них.
Сердце в груди Бару плакало, исполнившись внезапного желания спасти Мер Ло. Он — дитя прошлого восстания, и она может предупредить его о том, что ждет Ордвинн. Странно, что он так расчувствовался! Ведь Мер Ло был обученным оперативником из местных — опытным и прожженным типом. Он вполне может справиться сам. Однако он находился в ее власти и ничего не мог поделать, приставленный к ней Кердином Фарьером.
— Я не слышала в своем кабинете никакой крамолы, — произнесла она, делая вид, что оправдывается. — Ведь за мной постоянно шпионили.
Мер Ло ссутулился.
— Виноват. Простите. Я должен понимать ход ваших мыслей. Но я думал, что… Он запнулся на полуслове. — В сложившихся обстоятельствах я предположил, что вам может кое–что понадобиться…
Он замялся и умолк. Неужто Мер Ло потерял дар красноречия? А она–то тут при чем?
Бару рассерженно оттолкнула поднос.
— Хочу прибыть заранее. Вызови экипаж. Если губернатор уже прислал за мной экипаж, распорядись заменить его.
Что бы он ни собирался сказать — нечто доверительное или рискованное — все вмиг было проглочено и забыто.
— Слушаю, ваше превосходительство.
Отыскав абордажную саблю Аминаты, Бару повесила ее на пояс, рядом с кошелем на цепи. Если сегодня ей потребуется оружие, она уже проиграла.
А письма от Зате Явы о найденном заместителе так и не поступило.
* * *
Толпа ревела, как прибой в штормовую погоду.
Думать о поражении было ни к чему. Непродуктивно. Представлять себе, как она потеряет руку, получит гноящуюся рану или просто лишится чувств от внезапной боли… Нет, у Зате Явы — наготове человек, который выйдет на бой за нее. Драться ей не придется. Иначе она неизбежно проиграла бы Каттлсону — на его стороне и рост, и физическая мощь, и искусство владения клинком.
Бару судорожно вздохнула.
Она вышла из кареты посреди площади, и половина города пронзительно завопила, окатывая ее — кто ненавистью, а кто и обожанием.
Подспудный, зашифрованный бунт. Голубые шеренги гарнизона теснили толпу. Флаги с монетой и маской реяли на сосновых мачтах, разносчики бойко продавали пиво оборванным портовым рабочим и охотникам–лесовикам с ввалившимися глазами и зубами, прореженными цингой. Копейщицы Пиньягаты стояли плечом к плечу и воодушевленно выкрикивали на чудовищном афалоне:
— Золото из честных рук! Золото из честных рук!
Приветствие подхватили даже люди под княжескими знаменами — Отсфир, Лизаксу и Унузекоме, сгрудившиеся в неудобном отдалении особняком от толпы простонародья.
И это приветствие звучало в ее честь.
Новая ссудная политика являлась обдуманным шагом к завоеванию симпатий простолюдинов. Шум вокруг оскорбления, нанесенного ей Белом Латеманом, должен был привести их к возмущению.
Похоже, Бару достигла цели.
— Честная рука!
Без оппозиции, конечно, тоже не обошлось.
Раздвигая толпу, на площадь со стороны Фиатного банка выехали всадники в доспехах и княжеском убранстве. Бару разглядела «олений» флаг Хейнгиля, а затем и самого князя. Он неподвижно, будто каменный истукан, восседал на черном жеребце. Из–за вызванной Бару инфляции он потерял столько, что губернатору Каттлсону пришлось поддержать его золотом. Но лояльность князя держалась нс на этом. Он присягнул Маскараду после первого поражения Ордвинна, и его представления о чести оказались столь непоколебимыми, что во время Дурацкого Бунта он встал на сторону Фалькреста. Слово его было тверже железа.
Он поднял руку, указывая в ее сторону, и сорвал с седла птицу — белую крачку, связанную и отчаянно дергающуюся. Мер Ло за плечом Бару с резким шумом втянул воздух.
Хейнгиль свернул птице шею и швырнул ее в толпу. Народ откликнулся рокотом вулкана, слившимся в ошеломляюще громкий хор:
— Задешево дает!
— Грубо, — хмыкнула Зате Ява, подойдя к Бару из–за шеренги гарнизонных солдат в стальных масках. — Интересно, что бы сказала его дочь? Я буду судьей вашего поединка.
Бару улыбнулась, с отчаянными усилиями сохраняя спокойный вид. Колени дрожали, желудок сводило судорогами.
— А заместитель? — тихо спросила она.
Зате Ява наморщила лоб и склонила к ней ухо:
— Простите? В теплую погоду мой старческий слух порой подводит.
Сердце Бару ухнуло вниз. К горлу подступила горькая желчь. Заместителя не было.
Смелей, Бару Корморан! В школе она была хорошим бойцом и до сих пор поддерживала форму. Может, как–нибудь она справится.
Зате Ява потянула ее за запястье:
— Идемте. Доктор наготове. Лучше встретить боль лицом к лицу. Раньше начнете — раньше и закончите.
Значит, ее предложение отвергнуто — и кровь, и золото, и прочее. Вероятно, Зате Ява посоветовалась с братом, и они считают, что время еще не пришло.
Шагая по грубо отесанной булыжной мостовой, Бару ступила в круг, вычерченный мелом в центре площади. Людской рев разом стих. В круге ее ждал губернатор Каттлсон — шапка из волчьей головы, темная кожаная безрукавка, длинный двуручный меч у пояса.
— Корморан, — заговорил он, улыбаясь, как всегда, однако голос его звучал печально. — Уже пересчитали толпу?
— Здесь, наверное, полгорода.
— Я закрыл доки и объявил праздничный день. Толпа преклоняется перед силой. Ордвинн должен знать, кто правит им и почему — им будет полезно поглядеть, как их губернатор одержит победу на их же условиях. — Переложив меч в левую руку, он подал Бару правую. — Я постараюсь ранить вас легко — если получится. И — прошу прощения за… грубость. Ее придумал не я и даже не князь Хейнгиль.
За спиной Каттлсона с гордо поднятой головой стоял приосанившийся Бел Латеман. Злость оказалась приятнее страха. Бару едва не сплюнула ему под ноги, но хоровой крик — «Задешево!» — напомнил ей реплику, сказанную Латеманом в ресторанчике: «Прекратите истерику». Любые проявленные сейчас эмоции будут обращены против нее.
Сжав руку Каттлсона, она встряхнула ее.
— Вы забыли маску, — хмурясь, заметил он.
Бару специально оставила маску дома. То был символ. Она не стала надевать ее: хотела подчеркнуть, что повод для поединка — ее родина, Тараноке. Вот ее заместитель мог бы драться и в маске…
Но заместителя, увы, не предвиделось. Против роста и силы Каттлсона у Бару имелась лишь флотская система.
Мер Ло дернул ее за рукав и указал вперед. Бару прищурилась и различила среди скрытых иод масками лиц губернаторской свиты бледную физиономию человека–реморы.
Чистый Лист тоже заметила ее, и Бару показалось, что он приоткрыл рот.
Но его прервали.
Зате Ява кивнула, и солдаты гарнизона ударили в щиты. Толпа угомонилась. Теперь на площади слышалось лишь ржание лошадей да негромкие перешептывания.
— Я выступаю судьей в этом споре до первой крови, — провозгласила она. Гарнизонные офицеры повторили фразу нараспев, и их слаженный хор громом раскатился над шеренгами. — Сегодня ее превосходительство Бару Корморан с Тараноке, имперский счетовод, вызывает на бой его превосходительство Бела Латемана из Фалькреста, принципал–фактора Фиатного банка. Бару Корморан, чем вас оскорбили?
Это Бару репетировала сотню раз, и сейчас слова слетели с губ легко, как плевок, точно горькая желчь страха:
— Бел Латеман вероломен в службе и в любви. Он использовал свое положение на благо себе и в ущерб Ордвинну, а моими теплыми чувствами лить забавлялся, ухаживая за Хейнгиль Ри. Он оскорбил мой род, мой пол и мою родину. Подобного отношения я не потерплю ни от фалькрестийца, ни от кого–либо еще.
Столь простая речь должна была растрогать местное население. Здешняя публика — лесорубы и докеры. И, разумеется, сплетники — они разнесут словеса Бару на север и на юг, по дорогам и вверх по Инирейну, по всем княжествам и вольным городам. А князь Пиньягата услышит повесть о том, как остроглазая женщина, которую он перепутал с Наяуру, выступила против Каттлсона, и, естественно, запомнит ее имя.
— Бел Латеман, что вы можете сказать в ответ?
Теперь офицеры и шеренги солдат принялись повторять за Латеманом:
— Бару Корморан принудила меня встречаться с ней, используя свое положение. Ее разрушительные новшества разорили князей Ордвинна, и пятно позора легло и на мою репутацию. Она не подходит для высокой должности счетовода ни умом, ни происхождением, и я не хочу иметь с ней каких–либо отношений — ни личных, ни служебных.
От обвинения в трайбадизме он воздержался. Вероятно, устыдился и хотел избежать неловкости. Или отеческая забота Каттлсона заставила его передумать. А может, вспомнил о хирургах Зате Явы с их скальпелями, лишающими трайбадисток женского естества.
Бару сосредоточилась на собственных вздохах и попыталась зафиксировать результат. Простые числа — один (на данный счет есть разные мнения), два, три, пять, семь…
А Зате Ява могла добавить к вышесказанному кое–что еще… к примеру, процитировать законы, описывающие ошибочность и иррациональность поединков. Но она очень торопилась. Она жаждала увидеть Бару раненой и исключенной из игры.
— Пусть поединок до первой крови покажет нам, кто прав, а кто — нет. Бару Корморан, не угодно ли вам принести извинения и отказаться от боя?
Нет. Она доверится клинку.
— Нет.
— А вам, Бел Латеман?
— Мне — нет.
— Бел Латеман, угодно ли вам призвать того, кто выйдет на бой за вас?
— Я призываю его превосходительство губернатора.
Служащие Фиатного банка и кучка людей возле князя Хейнгиля разразились ревом и рукоплесканиями. В унисон им заржали лошади. Каттлсон распахнул руки навстречу толпе и заключил в триумфальные объятия очерченный мелом круг, булыжники мостовой, аркады и строительные леса, которые облепили уличные мальчишки и мещане.
Зате Ява обратилась к Бару, старавшейся не думать ни о чем, кроме отца Сальма. Он храбро сражался в свете костров с богатырями и никогда не сдавался… Почему же он не вернулся домой с поля битвы? Почему?
Бару посмотрела на Зате. Странно, но в поджатых губах правоблюстителя чувствовался слабый намек на сожаление.
— Бару Корморан, угодно ли вам призвать того, кто выйдет на бой за вас?
Бару решила окончательно закрепить свое уничтожение.
— Я выйду на бой за Бару Корморан.
Толпа ахнула, стихла и взревела, как набежавшая на берег волна.
И в круг ступила княгиня Тайн Ху — звон подкованных сапог по известняковой мостовой, коротко обрезанные волосы, алые штрихи на щеках. Она подняла клинок, приветствуя Каттлсона, взглянула на Бару и отсалютовала, коснувшись лба.
— Приказывайте, сударыня, — вымолвила она, в то время как Зате Ява старалась скрыть бешенство, а офицеры гарнизона повторяли публике все, что говорила княгиня.
А Бару метнула первый из заготовленных дротиков — слова, заставившие откликнуться дружным гласом бондарей, рыбников, знаменосцев Лизаксу, Отсфира и Унузекоме:
— Покажите им, кто и по какому праву должен править Ордвинном!
— Вультъяг! — хрипло, изумленно завизжала публика победнее. — Вультъяг!!!
* * *
«Рогатый камень» увлекал именно своими боевыми сценами — увлекательными и романтичными одновременно: ведь дореволюционный Фалькрест не зря славился ими! Бару проштудировала это произведение от корки до корки и не забыла, что фехтовальные сцены «Рогатого камня» отличались замечательной простотой и откровенностью, свойственной всей Второй Книге, без подробнейших описаний оружия, доспехов и генеалогий, которые переполняли древние эпосы.
Зато описания поединков занимали многие страницы и вызывали у каждого бурное восхищение. Парады, рипосты, финты и прочие маневры в фехтовании превращались в истинное искусство…
По Бару тренировалась по флотской системе. Здесь не было старинного изящества. Любой ответ являлся и атакой — контрударом, выверенным так, чтобы перехватить и отвести удар противника. Следовало резко сбить его с толку, а потом завершить контратаку захватом или нанести последний поражающий удар.
— На палубе, в шторм, в темноте, — рычала Амината, отстукивая костяшками пальцев ритм, — пьяный, загнанный в угол, один против шестерых!..
Это казалось Бару верным, хотя до Аминаты ей всегда было далеко.
Но Тайн Ху не знала флотской системы. А чему обучен Каттлсон, Бару себе даже не представляла. Впрочем, не важно. Каттлсон был выше и массивнее, а ручищи у него оказалась громадными.
Бойцы встали по местам, и площадь замерла. Правоблюститель Зате Ява стояла, вытянув руки но швам, кожа на ее неподвижном лице натянулась, как пергамент.
— Смотрите на ноги, — шепнул Мер Ло на ухо Бару.
Каттлсон принял стойку: согнул колени, выставив левую ножищу вперед, и поднял меч в позицию «вол» из флотской системы. Одна его рука застыла на яблоке — головке рукояти, другая была под самой гардой. Острие, направленное на Тайн Ху, напоминало обвиняющий перст. Обнаженные плечи бугрились от мускулов, клинок был совершенно неподвижен. Невероятная демонстрация статической силы. Похвальба.
Тайн Ху, оскорбительно повернувшись к противнику спиной (толпа со стороны банка разразилась свистом), стряхнула с плеч куртку и с лаконичной уверенностью развернулась к Кагглсону в полувыпаде, склонив корпус вперед. Ее мышцы заходили ходуном и взмокли от пота. Левая рука ее стиснула яблоко, правая ухватила рукоять под гардой, клинок она наклонила назад и положила на плечо, точно рабочий, несущий жердь.
Мощный, словно нос корабля, подбородок Каттлсона шевельнулся, и его сторонники вновь засвистели и заулюлюкали.
— Подними клинок! — крикнул кто–то.
— Могла бы выбрать позицию посильнее, — пробормотал Мер Ло.
Бару, в кровь изжевавшая правую сторону нижней губы, закусила ее слева.
— Это прекрасная позиция, — возразила она. — Я знаю наверняка.
Зате Ява встрепенулась.
— До первой крови! — провозгласила она. — Готовы?
В детстве Бару наблюдала за птицами не меньше, чем за звездами, — смотрела на взмахи их крыльев и пыталась разгадать механику полета.
За спиной Тайн Ху кто–то громко хлопнул в ладоши и насмешливо, визгливо рявкнул. Княгиня Вультъяг не шелохнулась. Икры Каттлсона непроизвольно напряглись при резком звуке.
Зате Ява хлопнула в ладоши, шагнула за меловую черту.
И Каттлсон атаковал.
То был чудовищный удар, невероятной дальности, остановленный одной лишь силой Тайн Ху. Острие меча, направленное вниз (позиция «хвост»), засвистело в воздухе и едва не воткнулось в мостовую. Тайн Ху, все так же держа клинок на плече, отступила назад и вовремя увернулась из–под удара. Проиграла, отдала пространство, очерченное ударом Каттлсона.
Очередная волна свиста и гвалта поднялась в ответ на ее отступление. Губернатор принял высокую позицию «вол» и двинулся по кругу длинными ровными шагами. Тайн Ху, не меняясь в лице, последовала за ним. Дыхание ее было почти незаметно — лишь плечи медленно покачивались вверх–вниз.
— Нет, — пробормотал Мер Ло, судорожно стискивавший кулаки где–то рядом, в уголке зрения. — Он слишком…
Стойка Каттлсона резко опала, словно перед прыжком. Тайн Ху и не шелохнулась в ответ. Губернатор хмыкнул, оскалил зубы в улыбке.
— Как ты думаешь, была бы твоя карьера намного лучше, — процедила Тайн Ху, — если б ты, как намеревался, всадил ей меч в спину, когда она…
Фраза оборвалась. Пальцы ног и икры Тайн Ху сработали, как пружины, меч вспорхнул с плеча и ударил наискось сверху вниз.
Каттлсон взмахнул своим смертельным оружием и принял меч Тайн Ху на гарду. Раздался металлический звон, на секунду Бару почудилось, что два клинка намертво сцепились между собой. Рык Каттлсона слился с лязгом и скрежетом. Он продолжил наступать на Тайн Ху, тесня ее назад — меч в меч…
Тайн Ху, потеряв равновесие, прогнулась. (Бару почему–то опять вспомнила, как в детстве она следила за взмахами птичьих крыльев.)
Тайн Ху сумела выйти из клинча, но пропустила яростный натиск Каттлсона справа от себя. Его меч скользнул вдоль ее клинка, пройдя над ее плечом, и Каттлсон шагнул вперед, чтобы сохранить контакт, пересилить и обезоружить княгиню.
Сталь взвизгнула, скрестившись со сталью.
Плечи Тайн Ху выдавали анатомический рельеф. Она развернулась, позволяя инерции увлечь Каттлсона вперед, и ее рука в перчатке легла прямо на яблоко губернаторского меча.
Бару удалось разглядеть движения Тайн Ху: она сумела перехватить клинок под гардой у незаточенного основания и развернула холодное оружие во мгновение ока.
Коротко рыкнув, княгиня всадила яблоко в лоб противника. Яростный натиск Каттлсона в буквальном смысле сыграл ей на руку: удар рукоятью пришелся как нельзя кстати.
Оглушенный губернатор боком рухнул на мостовую. Толпа взвыла. Мер Ло издал неясный звук и подпрыгнул на носках.
Тайн Ху опустила острие меча и рассекла кожу на лбу Каттлсона. То был след победителя, издевательская царапина, лоботомия прямо под шапкой из волчьей головы. Отступив на шаг, княгиня встретилась взглядом с Бару и широко улыбнулась — без расчета, без насмешки, торжествующей улыбкой хищника.
Все продолжалось секунду. Может, две.
— Победа за Бару Корморан! — выкрикнула Зате Ява, разорвав тишину.
Опасаясь беспорядков, солдаты гарнизона загремели щитами еще до того, как толпа разразилась воплями. Бару оцепенела, и Мер Ло схватил ее за плечо. Чистый Лист скользнул к губернатору и опустился на колени, чтобы оказать ему помощь. Бел Латеман обхватил голову руками и затрясся.
— В карету! — прошипел Мер Ло. — Быстро, пока толпа не перекрыла дорогу!
Мер Ло потянул ее куда–то в сторону, но Бару вырвалась и кинулась к Тайн Ху — к ее кривой ухмылке и дурно вправленному носу. Она увлекла Тайн Ху за собой в надежный полумрак экипажа имперского счетовода.
А толпа вокруг бушевала:
— Честная рука! Честная рука!
