Глава 15
Теперь пробил час поспешных контрманевров. Пришло время распечатывать секретные пакеты с приказами на случай поражения Каттлсона. Люди, незнакомые с хорошими манерами Зате Олаке, могли вооружиться грубо заточенными ножами и устроить мятеж хоть сию секунду.
Она выиграла поединок и завоевала сердце Ордвинна. Но потеряла последние надежды на безопасность в Пактимонте.
Все могло обернуться бедой. Бару рассчитывала, что Зате Ява защитит ее, пока замысел будет развиваться дальше, но теперь полагаться на поддержку старухи ей не следовало. Возвращаться в башню, битком набитую стражами Каттлсона, тоже было нельзя.
— Княгиня! — заорала Бару, перекрикивая грохот колес по булыжной мостовой. — Мне нужна тихая гавань!
Тайн Ху сидела напротив с ножнами на коленях. На ее устах до сих нор не померкла волчья улыбка, хотя они уже давно покинули площадь.
— Мои люди расквартированы в усадьбе князя Отсфира, которая находится возле Северной гавани. На севере он мой соперник, но здесь — союзник. Если вам нужно бежать, он запросто посадит вас на корабль до устья Инирейна, а оттуда князь Унузекоме отвезет вас в верховья, в мой вультъягский замок.
Где ее можно будет спрятать в карман, словно монету… Но, по крайней мере, у Бару был выход.
— Хорошо. Мер Ло?
— Я все передам кучеру.
И секретарь перебрался вперед.
— Как долго вы ждали этого момента? — спросила Бару княгиню, в свою очередь расплываясь в улыбке.
— С тех пор, как самодовольный болван ступил на наш берег. — Тайн Ху потянулась и уселась, приняв позу военачальника на старинном портрете. — Тогда он не умел драться. Я тоже — совсем еще девчонкой была. — Она коротко хохотнула. — Похоже, я оказалась лучшей ученицей, чем он, — с ехидством добавила она.
— Верно! — Как приятно снова побыть легкомысленной! — А где научились владеть мечом?
— У лесников и у дровосеков. В нескольких настоящих стычках, — пожала плечами княгиня. — Осенью из–за Зимних Гребней явились стахечи–браконьеры, но мы их прогнали.
— Вам приходилось убивать? — спросила Бару с болезненным восторгом.
— Человека в железном венце, — ответила Тайн Ху — возможно, обращаясь к какой–то легенде или к личным воспоминаниям.
И в глазах Тайн Ху вспыхнули лукавые искорки. Бару вернулась к мыслям о поспешности и контрманеврах и напомнила себе, что Тайн Ху небезопасна, будучи величиной неизвестной.
В этой игре схлестнулось множество игроков…
Бару придвинулась к Тайн Ху и склонилась к ее уху. От княгини пахло потом и кожей — победой.
— Стоит ли делать вид, что я верю, будто вас выбрала мне в заместители Зате Ява? Что она решила обеспечить победу мне?
— Не важно, — шепнула в ответ Тайн Ху. — Они с братом решили, что поддерживать вас рано, хоть вы и предложили им золотые галеоны. По их замыслу вас должны были ранить и вышвырнуть вон. Но я сделала свой ход и встала на вашу сторону. Если сумеем показать им, что у нас есть шанс, они присоединятся.
— Почему? — недоуменно спросила Бару, имея в виду: почему они обязательно присоединятся.
Губы Тайн Ху остановились на безопасном расстоянии от ее уха.
— Неужели вы не поняли? Смотрите, Бару, — то, кем вы являетесь сейчас, навсегда закроет путь к тому, чего вы заслуживаете. Вы эгоистичны, расчетливы, прозорливы и, не найдя в фалькрестском лабиринте пути вперед, додумаетесь проломить стену. Я знала это еще тогда, когда вы расстроили мое предприятие с фальшивыми деньгами. Я догадалась, что вам наскучит сидеть на цепи. — Она схватила Бару за плечо и болезненно сдавила — перчатка Тайн Ху оказалась усеяна заклепками. — Но моя поддержка — не задаром, счетовод.
* * *
Беспорядки, случившиеся после поединка, встряхнули Пактимонт — и за несколько дней гарнизон израсходовал все наличные запасы кислоты. Суды Загс Явы объявили амнистию и организовали клиники, где обожженные могли получить целебную мазь, просто назвав свои имена. Бару вообразила судебных писарей: они аккуратно заносили имена бунтовщиков в потайные реестры, снабжали их ссылками на уже известные клички и псевдонимы и вписывали виновных в таблицы и формы. Гроза разразится позже. Маскарад никогда не оставлял без наказания даже малейшее неповиновение.
Мер Ло, несмотря на его возражения, был отправлен в башню — объяснять и прикрывать отсутствие Бару. Секретарь исправно писал Бару по уграм и вечерам, но деловитая краткость его записок — «сбор налогов идет по плану, губернатор Каттлсон озабочен мятежами и делами личного характера, а Зате Ява осведомлялась о вашем здоровье» — ясно свидетельствовала о том, что за Мер Ло шпионили сутки напролет.
Бару понимала, что и за ней пристально наблюдают, однако механизм слежки не был очевиден. Тайн Ху тщательно рассчитала свою цену и дала предельно четкие инструкции: Бару ждет в усадьбе Отсфира, пока Тайн Ху не пришлет за ней.
Никто не испытывал терпение Бару. Однажды утром, спускаясь вниз, Бару увидела женщину–стахечи в шерстяном платье, с соломенного цвета косой, обернутой вокруг головы.
— Ваше превосходительство, — с поклоном произнесла женщина.
Бару вздрогнула. Этот поклон застал ее врасплох, заставив замереть на ходу, меж двух ступенек.
— Аке Сентиамут?
Та любезно улыбнулась. Если она и помнила, что Бару сделала с ней — бесцеремонный приказ, устраняющий агента Тайн Ху из Фиатного банка, бездушное простое «Уволить!» — все отразилось лишь в едва заметном прищуре. Без медвежьей шубы она оказалась тонкой, словно поручень перил, почти изможденной. Возможно, в последнее время она лишилась не только дорогой шубы.
— Меня прислала княгиня, — вымолвила она, нянча в ладонях шкатулку, инкрустированную деревом. — Я буду вашим проводником по трущобам Пактимонта.
— Зачем?
— Урок. Княгиня хочет, чтобы вы увидели, как тяжела участь простолюдинов, — сказала она и подала шкатулку Бару. — Откройте ларчик. Вы же теперь стали знаменитостью, и его содержимое вам пригодится.
В шкатулке лежала фалькрестская косметика. Бару пожала плечами и усмехнулась: точно такой же мастерски пользовался и Бел Латеман! Под крышкой был вырезан олень с ветвистыми рогами.
Бару скептически взглянула на пудру и баночки с гримом.
— Ладно, — согласилась она, — но меня трудно будет переодеть мужчиной.
Губы Аке дрогнули.
— Это искусство мы оставим ее светлости, ваше превосходительство. А косметика служит не только украшением для мужчины, но и маскировкой для женщины. — Она сделала вежливую паузу. — Доверьтесь мне — с ту майянской кожей мне и раньше доводилось работать.
С неуверенным любопытством Бару вернула ей шкатулку. Аке отвела ее в гардеробную и велела сидеть не шевелясь. Бару заговорила, стараясь сохранять неподвижность лица, словно оно превратилось в фарфоровую маску.
— Вы учились пользоваться косметикой у Бела Латемана?
Сосредоточенно прикусив кончик языка, Аке вывела какой–то знак или линию на ее лбу.
— Нет. Он учился у меня.
Бару наморщилась, заставив Аке досадливо цокнуть языком.
— Но ведь это — фалькрестские навыки, а он всегда был таким изысканным!
— Он был очень застенчив и небрежно воспитан. И отчаянно старался соответствовать своему положению. — Кисть Аке защекотала Бару веки. — Я помогла ему стать человеком, которого Каттлсон сможет уважать.
Любопытство пересилило деликатность, и Бару спросила:
— А где учились вы?
— Муж был уличным артистом в доках. В гавань заходили ориатийские корабли. В их командах встречались ламены — они и научили его.
— Надо же! — проговорила Бару и усмехнулась.
Сейчас ей все стало понятно.
Очутившись в обществе, признающем только два пола, ламены часто предпочитали выдавать себя за мужчину или женщину и могли достичь в этом немалого мастерства.
— Вашего мужа освободили?
— Значит, вы помните, — произнесла Аке, колдуя над ее носом.
Бару пожалела, что не перевела разговор на другую тему. Истощенность Аке показывала, что три года, прошедшие после того, как Бару сломала ей жизнь, дались ей нелегко. Но сделанного не вернуть.
— Удивительно, что вы помогали Белу Латеману справляться с должностью, когда другие фалькрестийцы бросили вашего мужа в тюрьму за крамолу. Несмотря на то что вы были агентом Тайн Ху в Фиатном банке.
Аке принялась убирать инструменты.
— А меня поражает другое, — ответила она. — Вы расстроили планы Тайн Ху, а теперь сами начинаете восстание. Но я из простых людей. Наверное, мало понимаю в политике и в интригах, — добавила она и почтительно опустила голову.
«Вероятно, ее собственное искусство маскировки заключается в том, чтобы прятаться под маской приличий, — подумала Бару. — Но всякий выживает, как умеет».
— А что ваша княгиня хотела мне показать?
Аке Сентиамут вывела ее на улицы в неброской одежде.
— Не показывайте зубы, — предупредила она. — Они выдадут вас с головой, а тут не любят знати.
Они направились на север, затем — на восток, покинули могучие, просоленные аркады Северной гавани и оказались в Малом Уэльтоне, где жили семьи портовиков, ныряльщиц и грузчиков.
— Я работаю у химика, — рассказывала Аке по пути. — Он — фалькрестиец.
— Здесь?
Обычно фалькрестийцы селились неподалеку от Южной гавани и казарм гарнизона, где можно было уберечь детей от иолинских языков и ту майянских соблазнов большого города.
Там улицы были полны специально нанятых лицедеев, которые должны были выкрикивать определенные фразы на афалоне — длинные цитаты из революционных наставлений, пропагандирующих инкрастицизм среди подростков и их младших братьев и сестер.
— Здесь можно делать деньги, — проговорила Аке, и за ее смирением сверкнула искра гнева. — Вы понимаете предписания гигиены наследования?
— Зачем мне думать об обязанностях правоблюстителя и службы милосердия. Я — счетовод.
— В наших краях говорят, что это — долг каждой женщины, — парировала Аке. — Иначе и быть не может.
Она рассказала Бару, что детей «недозволенного расового смешения» хватают на улицах, что незаконные браки караются стерилизацией или (желудок Бару сжался в тугой комок) репаративным деторождением.
— Матерям нужна фалькрестская химия, иначе фалькрестский закон заберет их тела. — Аке громко рассмеялась, покачав головой. — Прекрасный рынок сбыта для химиков.
Репаративное деторождение. Женщин изымают в пользу государства и засевают, точно землю, отнятую за долги. Конечно, Бару было известно обо всем — она ведь не спала на собраниях представителей правительства. Но одно дело — быть осведомленной о чем–то и совсем другое — столкнуться с этим лицом к лицу.
Такие же меры будут установлены и на Тараноке. Хотя нет — их установили еще в те годы, когда Бару пряталась в стенах школы.
По пути они слышали детский смех и визг, но не встретили на улице ни одного ребенка. Бару не спрашивала почему. За способной ребятней охотились люди из службы милосердия, и агентом мог оказаться любой человек, даже первый встречный бродяга.
Бару сама видела типовой контракт: «Вознаграждение полагается за выявление способных детей. Особое вознаграждение полагается также и в будущем, в зависимости от назначения, полученного оными детьми после экзамена на государственный чин».
Вероятно, Мер Ло был в числе «избранных». «Способного мальчика оправили в Фалькрест. Наверняка тот, кто выдал его Маскараду, получил очень щедрую награду», — подумала Бару.
Похоже, он не особо горел желанием вновь увидеться с семьей. А его близкие — хотели они обнять Мер Ло или нет?
— Настанет время, — пробормотала Аке, — и город забудет, как он жил до Маскарада. Империя проникнет всюду — в наш язык, в наши дома и в нашу кровь.
В ушах Бару зазвенели отголоски воспоминаний: звуки афалона на Ириадском торгу, точно новый куплет в старой песне…
Ей захотелось возразить Аке: «Не бойся конкретных деяний Маскарада. Страшись его скрытых намерений. Маскарад может убедить вас сделать все за него».
В трущобах ей довелось увидеть много странного. Фалькрестийцы являлись сюда нанимать кормилиц, в надежде, что их младенцы всосут с туземным молоком гормоны иммунитета — защиту от суровых зим и моровых поветрий, погубивших множество местных детей. Некоторые даже искали незаконных благословений иликари. Здесь процветала целая индустрия молока и кощунства — с собственной преступностью, с отравителями младенцев, с шантажистами–мистиками, проклинавшими чей–нибудь дом и требовавшими золото за снятие проклятия. Налицо были и другие преступления. Целые гильдии «желтых курток» — тех, кто пережил мор и занимался уборкой трупов, — предлагали на продажу мертвечину как людоедский прививочный материал. Мошенничество, коррупция, преступная любовь…
И это, конечно, не сводилось к простому противопоставлению «захватчик — побежденный».
В городе Бару увидела то, что чувствовала и в своей душе. Двуличие, боязливый ежесекундный самоконтроль, стелющаяся угодливость и внутреннее неповиновение. Один глаз смотрел в будущее, сверкающее позолотой рабства, другой — в прошлое, вслед уходящей навсегда свободе.
Крепкий пастой империи, одновременно манящий и разъедающий, пропитывал все — мужчин, женщин, детей, разнообразные расы и саму историю человечества. Он перестраивал мир посулами и угрозами.
Когда солнце покраснело и склонилось к закату, Аке Сентиамут взяла Бару за запястье. Ее почтительность вдруг улетучилась.
— Сегодня вы увидели достаточно. Пора к княгине.
— Мы возвращаемся в усадьбу Отсфира?
Аке улыбнулась, как будто Бару неосознанно пошутила.
— Княгине Вультъягской плохо спится под крышей Отсфира. Она будет ждать в моем доме.
«Домом» оказалась единственная комнатушка в узком каменном здании. Для мужа в ней места не было. Тайн Ху лежала на деревянной лавке, растянувшись, как кошка, и при появлении Аке и Бару прищурилась.
— Вы прямо как раскрашенная горгулья. Что вы видели?
— Надежду, — ответила Бару.
— Правда?
— Люди еще чувствуют на себе оковы. Маскарад правит ими, но еще не внушил им желания повиноваться. Оковы пока не стали невидимыми.
Тайн Ху села.
— Вы долго думали над этим, не так ли?
— Надежда, которую я ощутила здесь, в городе, принадлежит и Ордвинну.
— Но этот город создал ваш народ. Настоящий Ордвинн — там, где деревья и соколы в небе. Где нет отвратительных оков. — Тайн Ху поднялась на ноги. — Скажите, чего вам хотелось сегодня?
Бару решила ответить честно. Сейчас нет смысла притворяться.
— Мне хотелось спасти мою родину от того, что было сделано здесь.
— От чего? От новой канализации? От прививок и срочных сделок? — фыркнула Тайн Ху, ища в ней сомнения. — Значит, вот о чем вы мечтаете — вы жаждете повернуть время вспять — и сжечь дотла все, что принес с собой Маскарад?
— Нет, — произнесла Бару, медленно снимая перчатки и тщательно взвешивая каждое слово. — Я собираюсь украсть их секреты и присвоить их себе. А потом — обратить их против их создателей.
Тайн Ху протиснулась мимо Бару к Аке Сентиамут. Та потупилась, но Тайн Ху опустилась перед ней на колено.
— Аке, — сказала княгиня, — ты очень мне помогла. Отправляйся домой.
— Но я понадоблюсь вам, ваша светлость.
— Не здесь, в Вультъяге. Хватит сжигать свою жизнь в этой выгребной яме. — Тайн Ху поцеловала худую, почти прозрачную руку Аке с царственной учтивостью. — Возвращайся в лес.
Сентиамуты будут тебе рады. Набирайся сил, и я призову тебя, когда вернусь сама.
Поднявшись, она стиснула губы и взглянула на Бару.
— Возможно, я вернусь с гостьей. А может, и одна.
* * *
Возвращаясь в свою спальню в усадьбе Отсфира, Бару услышала разговор двух человек. Они перешептывались на афалоне с явным северным акцентом.
— Вультъяг долго пела ей в уши. И наверняка влила в ее мозг столько яда на мой счет.
Второй голос звучал мягче, акцент в нем был выражен чуть-чуть слабее, а речь была предельно грамотной.
— Тогда необходимо преподнести ей противоядие.
— У меня нет твоего обаяния.
— И моей жены, и моего ума, и того, и сего… Друг мой, ты тратишь значительную часть жизни на жалобы и стенания. Отчего бы просто не вспомнить о своих сильных сторонах?
— Ты намекаешь на мои деньги? Хотя — Химу не даст соврать — Корморан и это едва не испортила. Может, я не сумею внушить ей уважение! Что, если Вультъяг рассказала ей о моем неудачном сватовстве?
— Вон! — велела Бару, слишком поздно заметив их отороченные волчьим мехом плащи.
Она резко остановилась, поскользнулась на керамических плитках, но сохранила равновесие. Бару была потрясена до глубины души: эта парочка принадлежала к высшей знати.
— Конечно. Сию минуту, — ответил бородатый, низкорослый и коренастый князь, отшатнувшись от дверного косяка.
Он оказался при оружии, с нескромным, но хотя бы не назойливым взглядом.
— Но мы будем рады пообщаться с вами, ваше превосходительство. Тайн Ху удовлетворена вашими способностями. Пора пригласить вас к нам в гости.
Второй соглядатай тоже был из князей. Бару внимательно посмотрела на этого бледного тонкогубого мужчину с безмятежным лицом, в накидке из рыжих куньих шкурок. Его афалон звучал намного правильнее и грамотнее.
— Отсфир, князь Мельниц, к вашим услугам. Надеюсь, вам понравился мой городской особняк. Я заплатил за него сполна, вопреки всем вашим стараниям, — с низким поклоном произнес бородатый. — Наши вожди созывают совет, а поводом будете вы, Бару.
— Я бы сказал, также и причиной, — добавил его долговязый спутник. — Лизаксу, князь Высокого Камня, западный и более воспитанный сосед Вультъяг. Надеюсь, княгиня Вультъягская была с вами любезна?
— Ее переменчивость всем известна, — заявил Отсфир и помахал ладонью, изображая птичье крыло.
— Только не в отношении тебя, — заметил Лизаксу, насмешливо блеснув глазами.
— Да уж, в моем отношении она непоколебима!
Бару нашла обоих раздражающими и решила не поддаваться их обаянию.
— Мне, как лояльному имперскому счетоводу, понадобится пара недель, прежде чем приступать к чему–либо. Передайте вашему совету: пусть подождут.
— Каттлсон ищет вас повсюду. Медлить нельзя, — возразил Лизаксу, оттолкнувшись от дверного косяка и осматривая перчатки — не испачкались ли о побелку. — Опасно как в духовном, так и в практическом смысле. Оба Зате…
— Да не удостоимся мы их внимания!.. Что угодно, только не это!
— Верно. Итак, оба Зате считают, что пора привязать вас к остальным.
— У нас есть причины не доверять вам, Бару.
Лизаксу хмуро взглянул на своего спутника.
— И ты действительно вознамерился перечислить их все? — Да.
— Тогда приступай.
Отсфир забарабанил костяшками пальцев по стене, выстукивая медленную боевую барабанную дробь:
— Иноземка. Популистка. Имперский технократ. А ее секретарь является имперским шпионом.
— Вы, Бару Корморан, разорили меня дотла, — добавил Лизаксу и невесело усмехнулся. — Сильнее даже, чем Радашича. Я накупил столько идиотских бумаг!
Привстав на цыпочки, Отсфир хлопнул его по плечу.
— Недвижимость, друг мой. Я же советовал: дома, золото и все такое прочее! Значит, ваше превосходительство удостоились редкостного благоволения нашей соседки Вультъяг, этой дерзкой девицы из северных краев. Идемте с нами, присоединитесь к нашему великому бунту.
— Подожди, старина. Не будем стесняться наших целей, — проворчал Лизаксу, становясь между Бару и своим бородатым товарищем. — Мы хотим побеседовать с вами по душам, прежде чем вы ввяжетесь в заварушку. Кстати, я полагаю, что Вультъяг рассказывала о нас. Вероятно, она поведала вам о наших биографиях и, конечно, успела вам пожаловаться насчет наших хищнических намерений относительно ее долинки?
Бару изогнула бровь, смущенная его откровенностью.
— Вы ошибаетесь.
— Неужели? — Лизаксу поднял брови. — Но обыкновенно она весьма…
— Прямолинейна.
— И бестактна.
— Старина, ты утомляешь ее превосходительство.
— Прошу прощения, — Лизаксу откашлялся. — Вот какую тему мы хотели бы обсудить. Поскольку вы женщина…
— Поддерживаю, это очевидно.
— Заткнись, ваша светлость, — Лизаксу выпрямился во весь свой немалый рост. — Ваше превосходительство, у меня имеются дочери. Как и у моего друга. Я женат по любви, а он разведен по причине отсутствия оной. Нам очень не хочется видеть наших детей… размножающимися для улучшения породы согласно планам Маскарада. Ведь мы заняты не только охотой и вопросами чести, как идиот Хейнгиль. Некоторым из нас нравится философствовать, беспокоиться о собственных отпрысках и размышлять о всяческих…
— Женских штучках, — продолжила за него Бару ледяным тоном.
Что привело ее в такое раздражение? Может, то, что князь начал разговор издалека, точно имел в виду нечто постыдное? Или его собственнические чувства, дескать, «мы не любим, что другие командуют нашими женщинами»?
— Ваше превосходительство, — вымолвил Отсфир, — мы вот вокруг чего выплясываем. Вышел среди нас спор. Что, если для спасения Ордвинна потребуется иноземец? Как отрицать указания Маскарада, связанные с наследственностью, если мы нуждаемся в чужой крови, чтобы получить свободу?
Бару и раньше задумывалась о том же. Иногда она представляла себе, что какой–нибудь ориатийский принц освобождает ее родной остров и мажется с ног до головы жирной вулканической почвой, будто был рожден именно для Тараноке. Как приняла бы это мать Пиньон?
— Но Ордвинн, в общем–то, основан иноземцами. Он — словно шрам, оставленный чередой чужих вторжений. Почему же иноземец не подойдет на роль освободителя?
— Честная рука! — завопил Лизаксу, подражая скандирующей толпе. — Хотя эта длань была очень занята, дабы написать мне пару строк.
Он рассмеялся. Бару тотчас почувствовала себя виноватой — из–за рефлекса, вбитого еще в школьные времена.
Отсфир не разделял веселья Лизаксу. Он затряс своей бородой, и его лицо приняло серьезное выражение.
— Когда бунт, к которому вы с Тайн Ху подталкиваете нас, закончится, мы либо погибнем, либо победим. Если победа будет за нами, Ордвинн должен остаться единым целым. В таком случае без единоличного правителя, стоящего выше князей, нам не обойтись! Вспомните, как стахечи прогнали ту майя: одна общая нужда мгновенно объединила все дворцы. И прогоним Маскарад, когда они явятся снова, — подытожил он.
Лизаксу торжественно кивнул.
— Единоличный правитель. Король или королева. К этой награде, не названной вслух, постоянно устремлены наши помыслы. Самый близкий и самый жадный до власти претендент — Наяуру, Строительница Плотин. У нее есть дети от Отра и Сахауле. Если она поженит их наследников с отпрысками Игуаке или родит ребенка от одного из ее сыновей, то сумеет узурпировать владения Коровьей Княгини, прикончить старого Пиньягату и объединить пять княжеств под одним троном. Соединив, наконец, свои водохранилища с пастбищами Игуаке, она получит в свое распоряжение плодородные земли, запросто прокормит миллионы! А в итоге она создаст королевство, способное потягаться даже с Фалькрестом. По мы приструним ее, Бару! Вы же понимаете ход моих мыслей, не так ли?
— Наша вражда складывалась столетиями. Десятка лет хватит, чтобы пустячные ссоры въелись в плоть и кровь. Когда возвышается один из нас, в конкурентах просыпается ревность. Только королева, рожденная в иных землях, стоящая в стороне от ордвиннских дрязг, имеет право править нами. — Отсфир покосился на Лизаксу, намекая на какие–то общие воспоминания, призрачный шрам прошлых бед или предчувствие бед грядущих. — Союз Внутренних Земель долго не протянет. Игуаке боится плодовитости и амбициозности Наяуру. Ну а мы наделали изрядное количество ошибок на севере. К примеру, Лизаксу грызется с Эребог. А сама Эребог дала своим помещикам слишком много власти и теперь не может забрать ее обратно. А я из–за жадности до земель и ископаемых решил замахнуться на Вульгъяг, да только все пальцы исколол. Нам нужен настоящий лидер, вождь.
Бару моргнула.
— Вы просите меня стать вашей королевой? Но мы пока не начали восстания.
— Не все сразу!
— Сейчас мы всего лишь рассказываем вам о ваших потенциальных возможностях, — произнес Отсфир, протягивая к ней раскрытую ладонь. — И присовокупляем сюда условия нашей поддержки.
Лизаксу выгнул брови.
— Иноземная королева будет нуждаться и в ордвиннском короле. Это неоспоримо.
— Жаль, что он женат, — ухмыльнулся Отсфир. — Я же знаю, что он симпатичнее. — Гремя сапогами по плиткам пола, он двинулся мимо Бару к выходу. — Ваше превосходительство, совет ждет вас.
Бару встретилась взглядом с великаном Лизаксу.
— Я читала ваши письма, — отчеканила она. — Все до единого. И на каждое хотела ответить, но времени не хватало.
— Конечно, — ответил он, разводя руками. — Сперва дело, а уж затем — философия.
