Глава 5

Около полуночи на западной околице Подъярова остановились несколько грузовых машин. В село они не заезжали. Убитых польских крестьян убрать и похоронить было некому. Тела лежали возле сельской управы, распространяя удушливый смрад.

Машины стояли с погашенными фарами, в кузовах сидели вооруженные люди. Они вели себя на удивление тихо. Только огоньки сигарет мерцали во мраке. Между зачехленными бортами сновали неясные тени.

Приглушенно запищала рация. Наверное, поступил какой-то приказ. Не просто же так тени забегали быстрее, захлопали двери кабин. Ровно заработали двигатели.

Машины уходили из села растянутой колонной, направлялись к западному лесу. Проселочная дорога была разбита, машины медленно переползали рытвины. На опушке они рассредоточились, водители погасили фары.

С западной стороны подошла еще одна машина – легковая. Из нее вышли несколько человек, двинулись к грузовикам. Похоже, их ждали.

Прозвучали приглушенные команды. Вооруженные люди высадились из машин, выстроились в три шеренги. Позвякивали карабины и немецкие автоматы. В тусклом свете луны, раздвинувшей облака, поблескивали пряжки ремней.

Инструктажа и приветственных речей не последовало. Опять раздалась лаконичная команда. Люди выстроились в походную колонну.

Вперед отправился дозор с проводником. Это была некая незаметная личность в капюшоне, пристегнутом к длинному брезентовому плащу. Данный персонаж по приказу сотника Жулебы, ныне уже покойного, пришел в партизанский отряд товарища Глинского. Он сумел пройти все проверки, знал, как охраняется база, но долго не мог выбраться оттуда. Наконец-то ему удалось это сделать.

По деревьям сновали лучи карманных фонариков. Вооруженные люди выждали несколько минут и по команде начали втягиваться в лес.

Колонна шла не меньше часа. Никто не ругался, не кричал. Бойцы, отдуваясь, тащили пулеметы, боеприпасы. Шепотом по цепочке передавались команды. Человеческая змейка обтекала кустарники, скопления бурелома, погружалась в лощины, выбиралась из них, долго ползла по дну извилистого оврага.

Наконец-то по цепи прошла команда: на месте! Вспотевшие вояки терпеливо ждали. Кроны деревьев сомкнулись над их головами, пропала луна.

Три тени прокрались вдоль обрыва, переползли склон, погрузились в высокую траву. Стремительный наскок! Сдавленные хрипы, работа ножами. Внешний пост был ликвидирован за несколько секунд. Три трупа с перерезанными глотками остались в траве.

Двое ползли дальше, третий вернулся к колонне, махнул рукой.

Люди огибали заминированные ловушки, шли на цыпочках очень осторожно. Над их головами высились массивные скалы. Тропа выбралась из оврага, уперлась в невозмутимые мегалиты. Снова тишина, только ветер глухо выл в кронах деревьев. Бойцы лежали и ждали.

Что-то шевельнулось на вершине скалы, там образовался силуэт. Часовой откровенно сглупил, сам подставился под выстрел. Раздался сухой щелчок, словно ветка переломилась.

Советский прибор для бесшумной стрельбы под названием «БраМит» имел ряд существенных недостатков. Он не заглушал пальбу целиком и полностью. Но выстрел все же звучал тише, чем без этой штуковины.

Человек на скале глухо охнул, рухнул вниз.

Вскинулись тени, бросились вперед. Людская змейка вытекла из оврага, заструилась дальше.

Бойцы просачивались внутрь урочища, рассредоточивались вдоль каменных стен, залегали, прятались за кустами. Они знали, что впереди зарыты мины. Полторы сотни боевиков – злобных, мотивированных, вооруженных по самые уши – ждали команды, дрожали от нетерпения.

Вперед поползли саперы. Вскоре они вернулись и доложили, что сделали свое дело.

В маленькой долине, окольцованной скалами, произрастал разреженный хвойный лес. Среди деревьев пряталась партизанская база товарища Глинского.

Малым ходом вперед! Повстанцы поднялись, стали спускались вниз. Терпения им не хватало, накопилась, лопнула критическая масса. Смерть большевикам! Боевики переходили на бег, перепрыгивали через траншеи. Пошла неудержимая волна! Прозвучал тревожный крик, хлопнул выстрел. Поздно. Фактор внезапности был использован безупречно. Часовой повалился, напичканный свинцом.

Оглушительный рев огласил урочище. Боевики прыгали в ямы, ногами вышибали двери в землянки, швыряли туда гранаты, ждали, пока разлетятся осколки, врывались внутрь, паля из автоматов. Накаты на многих землянках не выдерживали и осыпались, хоронили под собой всех, кто там был.

В урочище воцарился адский грохот. Бандеровцы расстреливали всех, кто вставал на их пути. Они поджигали заранее припасенные факелы, швыряли их под навесы, где стояли деревянные столы, в приямок с полевой кухней, в баню.

В первых землянках сопротивляться было некому. Их обитатели погибли, не успев взяться за оружие.

Орда валила дальше, растекалась на фланги, к отхожим местам, складам, к мусорным ямам. Основная толпа прорвалась на небольшой плац, пятачок, застеленный досками, где проводились построения личного состава, зачитывались приказы.

Несколько полуодетых партизан выскочили из штабной землянки, истошно орали, поднимали выживший народ.

– Цвигун, к лодкам! – надрывался хриплый голос.

Двое упали, истекая кровью, третий бросился в темень. Из прочих землянок тоже валил народ, полусонный, растерянный. Люди сталкивались, падали, беспорядочно стреляли. Их косили плотным пулеметно-автоматным огнем. Те, кому пока посчастливилось уцелеть, бросались в темноту, отступали к юго-западной оконечности лагеря.

Тряслись ветки, длинноногий парень в исподнем карабкался на дерево, где партизаны оборудовали «гнездо глухаря». Пулеметчик был убит, запутался в ветках. Парень отпихнул его, передернул затвор, направил ствол вниз, приложился к спусковому крючку и ударил веером, в самую гущу вражеского войска. Он дико кричал, удерживая гашетку, водил стволом, спешил уничтожить как можно больше врагов. Пули ложились в цель, мертвые валились густо, и атака чуть было не захлебнулась.

Бандеровцы не сразу опомнились и ответили ураганным огнем. Лихого пулеметчика порвали пули. Он тоже запутался в ветках, повис, болтая руками.

Кучка выживших партизан смогла в критический момент сгруппироваться. Они поняли, что им осталось лишь как можно дороже продать свои жизни. Полуодетые, едва вооруженные, кто с автоматом, кто с лопатой, смертники кинулись врукопашную. Дрались беспощадно, орали, посылали как можно дальше ненавистных фашистских прихлебателей, положили нескольких бравых хлопцев. Бандеровцы отскочили назад и открыли беглый огонь, косивший наседающих партизан.

Нескольким защитникам лагеря удалось отступить к обрыву. Они лежали в высокой траве, отбивались последними патронами. Двое поднялись, кинулись к лестнице, врезанной в обрыв. Одного срубило очередью, другой успел нырнуть вниз.

– Парни, сюда, на плот! – выкрикнул он, покатился, ударился головой о камень, закричал от боли.

Под обрывом гудела речушка, стремительно несла свои воды. Узкая полоска берега, зачехленные плоты. Именно на этот случай их тут и держали.

Длинноногий молодой партизан кряхтел, стаскивая плот в воду. Но для кого? Все полегли на краю обрыва. Да и он продержался недолго. Сил осталось с гулькин нос. Разрывая жилы, парень передвинул громоздкую конструкцию, связанную из бревен, оступился, повалился на плот. Нет, не мог он уйти один. Где все?

Парень задрал голову, увидел бандитов, приплясывающих на обрыве, и завыл от безысходности. Они потешались, тыкали в него пальцами.

– Эй, товарищ, помочь?

Партизан снова навалился на плот, потащил его к воде, опять не удержался, ударился животом. Бурная вода подхватила бревна, понесла их в разрыв между скалами. Парень не смог удержать их. Он со стоном подался вперед, чтобы добраться до воды.

Тут сверху прилетела граната, попрыгала и застыла у ног. Боевики с хохотом отпрянули от обрыва за секунду до взрыва.

Никому не удалось уйти. В стороне еще гремели выстрелы. Бравые бойцы за независимость выковыривали из щелей партизан, прячущихся там. Пленных они не брали, расстреливали и взрывали всех.

Горстку защитников лагеря бандиты пинками и прикладами пригнали на центральный пятак, построили в шеренгу.

– Равняйсь, смирно! Вольно! – изгалялся Кишко. – Есть вопросы? Нет вопросов! Огонь!

Когда Назар Иванович Горбацевич спустился со скал, с последними партизанами было покончено. Он испытывал чувство глубочайшего удовлетворения. Ноги тянулись в пляс. Конец товарищам, окопавшимся в Возырском повете. Отомщены Жулеба и все остальные боевые товарищи. Но Назар Иванович держал себя в руках.

Местность освещалась. Горело все, что только могло, включая одежду на трупах. Подчиненные майора потрудились на славу. Весь лагерь завалили телами.

Среди мертвецов бродили не насытившиеся боевики, добивали шевелящихся партизан, уносили своих убитых и раненых. Такие тоже были. На краю базы трещали доски. Мародеры взламывали двери сарая, где хранилось какое-то имущество.

Горбацевич прохаживался среди тел, светил фонарем. Он остановился, и настроение сразу подскочило еще на градус. Майор нашел то, что хотел!

Николай Федорович Глинский погиб вместе со своими людьми. Милиционер из Львова, командир роты НКВД по охране тыла действующей армии, главарь партизанской банды. На что он рассчитывал здесь, на западе Украины, где народ хронически не выносит большевиков? Чьей поддержкой собирался заручиться?

Давний обидчик Горбацевича лежал на пригорке, откинув голову, оскалился, глаза распахнуты до неприличия. В животе чернела дыра размером с хороший кулак.

Назар наслаждался этой вот дивной картиной. Нет зрелища краше, чем труп заклятого врага.

Николай Федорович сильно постарел, заметно осунулся. Не способствует омоложению бесперспективная борьба за идеалы марксизма-ленинизма. Да и хрен с ним. Собаке собачья смерть, как говорят большевики, приканчивая своего очередного преданного сторонника.

Подошел Младко, заместитель по боевой части. Ему тоже основательно досталось, весь в золе, щека обгорела, из уха шла кровь, которую он вытирал скомканным бинтом.

– Жить будешь? – спросил Горбацевич.

– Пока буду, – ответил заместитель. – Чуть больше сотни рыл уделали, пан командир. Пленных по вашему приказу не брали. Наших пятнадцать погибло. Четверо легкораненых, у одного нога сломана. Трое тяжелых. Думаю, нет смысла тащить их через лес.

– Не тащи, – сказал Горбацевич и пожал плечами. – Хлопцы выполнили свой долг, вечная им память. Многовато наших полегло, Макар. Я рассчитывал, что потерь будет меньше.

– Да и я на это надеялся, – проговорил Младко. – Зато великое дело сделали. Плюс тот полковник из Москвы, которого мы еще по дороге сюда взяли. Это редкая, знатная добыча, Назар Иванович. У него должна быть информация по всем краснопузым, окопавшимся в нашем районе. Отнекиваться будет, в героя поиграет, но расскажет, никуда не денется. И не такие раскалывались. А ведь толковым оказался тот человечек, которого покойный сотник Жулеба внедрил в эту красную банду. Прекрасно сработал. Без него у нас тут ничего не вышло бы. Полегли бы мы все до единого.