Глава 10

Ночь прошла спокойно. А утро оказалось богатым на открытия. Кисляр проявил усердие и рвение, лично явился с докладом, когда сотрудники контрразведки Смерш сидели в кабинете и уныло разглядывали содержимое вскрытых банок с перловой кашей.

– Присоединяйся, Федор Ильич. – Шелест кивнул на свободный стул.

– Поел уже, спасибо, – отмахнулся Кисляр. – Работа оказалась на удивление несложной, товарищ майор. Все здесь, рядом, никто не скрывается. Романюк сейчас служит в Процком в отделе НКВД. Устроился он туда недавно, чуть меньше месяца назад. Привез из Чернигова свою девушку, собирается по осени оформить с ней отношения. Мобилизации не подлежит по причине ранения стопы, но выполнять обязанности это ему не мешает. Леся Приходько трудится медсестрой в военном госпитале. У нее незаконченное медицинское образование. Проживает в Возыре с конца июля, имеет две комнаты в общежитии ткацкой фабрики. С ней мать и маленькая дочь, которых она привезла из Ворошиловграда. Партизанским прошлым не кичится. Да оно и опасно в наше время. Теперь этот, третий… – Кисляр щелкнул пальцами, вспоминая. – Тарас Замула. Он действительно местный, сам из Процка, но живет в Возыре на улице Домбровича, в доме помершей родственницы. Служил в Красной армии, воевал в партизанах, работает в местной типографии и ни от кого не скрывает своей лояльности к Советской власти. По поручению руководства занимается агитационной работой в коллективе. Парень резкий, острый на язык. Недавно был случай. Трое каких-то ублюдков напали на него в подворотне с ножами, хотели поквитаться за прошлое и настоящее. Парень не оплошал, выбил у всех ножи, а потом схватил подвернувшийся дрын и так их отходил, что еле уползли.

– И долго здесь живет Замула? – спросил Гальперин.

– Недолго, – отозвался Кисляр. – Кто бы дал ему жить при немцах и националистах? Прибыл в третьей декаде июля вместе с толпой переселенцев. Имеет рекомендации, подписанные лично товарищем Кургановым, командиром партизанского отряда, действовавшего в Турковском районе. Ночью навели справки. Он действительно там числился до прихода наших. Товарищ Курганов, по счастью, жив.

– Да, у всех троих вроде бы достойное прошлое и приличное настоящее, – задумчиво изрек Шелест. – Но факт остается фактом. Полковник Елисеев до базы Кравца не дошел, все куда-то сгинули, ни ответа ни привета. А ночью бандеровцы накрыли базу Глинского. Эти трое живы, но почему-то скромничают. Интересно, контактируют они друг с другом?

– Арестовать их? – осведомился Кисляр.

– Просто доставьте всех сюда, Федор Ильич. Проведем, так сказать, очную ставку.

Прошло не больше часа. Дверь, ведущая в соседнюю комнату, была приоткрыта. Для посетителей кабинета оставалось загадкой, есть ли там кто-нибудь. Половицы не скрипели, из помещения проистекал таинственный полумрак.

Сержант в синей фуражке ввел в кабинет молодую женщину и сказал:

– Входите, Олеся Владимировна, сядьте на стул и ждите. К вам скоро придут.

Женщину не конвоировали, просто пригласили для беседы. Но действия этого сержанта трудно было назвать совсем уж мягкими. Он строго посмотрел на Олесю и закрыл дверь. Она осталась одна в пустом кабинете.

Молодая, в сером жакете, юбке того же цвета. Русые вьющиеся волосы аккуратно пострижены. Курносый нос, привлекательная ямочка на подбородке. Жизнь ее не баловала, проявлялись ранние морщинки, серые круги под большими зелеными глазами.

Женщина мяла в руках простенькую сумочку, растерянно оглядывала голые стены. Она пристроилась на край стула, как ей приказали, стала ждать, заметно нервничала. Глаза ее испуганно стреляли по сторонам. Олеся явно не знала, зачем ее сюда пригласили.

Скрипнула входная дверь. Другой сопровождающий ввел в кабинет худого черноволосого мужчину, что-то буркнул ему и удалился. Посетитель был жилистый, остроносый, с каким-то въедливым взглядом. Он повертел головой, сунул руки в карманы широких штанов, помялся на пороге.

– Чего вызывали-то? – спросил он и уставился на женщину, застывшую на стуле.

Она явно не походила на должностное лицо. Парень недоверчиво заморгал. Женщина приоткрыла рот от удивления.

– Леська? – пробормотал Тарас Замула. – Ну, ни хрена себе, сколько лет, сколько зим! Слушай… – Он потер лоб. – Это же не ты меня сюда вызвала?

– Тарас, ты живой, – проговорила женщина, и комната озарилась улыбкой.

Она сорвалась со стула, а мужчина расставил руки. Они обнимались, смеялись, хотя и довольно натянуто. Обстановка не давала им расслабиться. Но недавние партизаны действительно были рады встрече.

– Слушай, ты как здесь?

– Меня вызвали.

– И меня вызвали.

– А кто? За мной вроде люди из НКВД приходили.

– Черт, да где они?

– Сказали, что сейчас придут. Ладно, давай ждать.

Их беседа стала приглушенной. Станиславу, находившемуся в соседней комнате, приходилось вслушиваться.

– А за той дверью есть кто?

– Не знаю, не заглядывала.

– Господи, Леська, не поверишь, как я рад тебя видеть. До чего же глупо все тогда получилось!..

Тут в кабинете появился третий участник этого мероприятия. Это был плечистый светловолосый мужчина в потертом костюме. В руке он комкал клетчатую кепку.

– Ребята, вы что тут делаете? – пробормотал этот человек и тут же кинулся обниматься.

Его мрачноватая физиономия расцвела.

Шелест на цыпочках вышел из комнаты в коридор через другую дверь. Там мялись Настя с Гальпериным.

Он усмехнулся, сделал им приглашающий жест, первым шагнул в кабинет и сказал:

– Добрый день! У нас сегодня встреча товарищей по оружию. Прошу присаживаться. Меня зовут Станислав Игоревич Шелест, я майор, служу в контрразведке Смерш.

За этим последовала немая сцена, почти как у Гоголя. На лицах визитеров остались замороженные улыбки. Они выбирались из оцепенения, покашливали.

Замула снова сунул руки в карманы, хотел, наверное, хоть так продемонстрировать независимость. У Леси вдруг ослабли ноги, она присела на тот же самый стул. Романюк нахмурился, озадаченно почесал затылок.

От кого-то из них исходил не самый слабый страх. Стас его чувствовал. Он не мог объяснить, какие органы и рецепторы при этом включаются, но данной способностью владел. Забеспокоились все. Да и как иначе? Но ведь это совершенно разные вещи – беспокойство невиновного человека и того, кто по уши в дерьме.

В кабинет вошли остальные члены оперативной группы, сели у стола. Гальперин принес с собой чистые бланки – протоколы допросов, начал бегло писать.

Посетителям было не очень-то уютно. Они сидели рядышком на стульях и чувствовали себя так, словно весь кабинет продувал жуткий сквозняк. Тарас непроизвольно косился на Настю, а она и ухом не вела.

Шелест внимательно разглядывал этих людей и все больше убеждался в том, что встал на верный путь. С одним из них было что-то неладно.

– Это будет просто беседа, товарищи, – успокоил гостей Стас. – Нам нужно прояснить некоторые обстоятельства, связанные с событиями годичной давности. Думаю, вы уже поняли, что вас никто ни в чем не обвиняет. Повторяю, это просто беседа. Если вас смущает тот факт, что мой сотрудник ведет протокол, то зря. Это чисто формальность и ничего больше. Так положено. Разговор у нас пойдет только о событиях одного дня, точнее сказать, вечера и ночи. Именно тогда пропал полковник Елисеев. Где он?

За этим последовала оглушительная пауза. А потом они заговорили все разом, перебивая друг друга. Даже Романюк утратил невозмутимость, начал что-то яростно доказывать. Майору пришлось остановить этот ор эффективным одесским «Ша!». Визитеры мигом заткнулись, Леся закашлялась.

– Вы в курсе, что выжили не только вы, но и некоторые другие люди из отряда Глинского? – вкрадчиво спросил Стас, переглянувшись с Гальпериным.

Тот с важностью кивнул.

– Я такого не знал, – пробормотал Романюк.

– Не может быть, – заявил Замула. – Я слышал, что пленных бандеровцы не брали. Кто это?

– Не имеет значения, – отозвался Шелест. – Это я к тому, что любая ваша ложь, лукавство, оправдание себя легко проверяются. Давайте просто по душам поговорим. Что произошло? Мы должны знать. Начинайте кто-нибудь один. Вы, Романюк, например.

– В засаду попали, – буркнул, отворачиваясь, свежеиспеченный сотрудник НКВД.

– Да какая там засада, – отмахнулся Тарас Замула. – Случайно нарвались на бандеровцев, никто нас не ждал. Они, наверное, район оцепляли, готовились к ночному налету, а тут мы.

– Значит, это были националисты? – уточнил Шелест.

– Да, – тихо сказала Леся. – Украинская повстанческая армия, как они себя называют. Их сразу по одежде видно.

– Сперва все нормально было, – начал повествовать Иван Романюк. – Задание плевое: вывести товарища Елисеева из точки А и доставить в точку Б. Мы же не знали, что вокруг леса уже банды рыщут. Шли как обычно, соблюдали осторожность. Этим маршрутом мы часто пользовались. Там безлюдье кругом, только раз надо пересечь проселочную дорогу. Она через низину идет. Мы как раз в нее вошли. Там акустика непонятная, все звуки глушатся. Несколько оврагов, участок выгоревшего леса, много кустарника. Мы шли в колонну по одному. Замула впереди, за ним Леся, потом товарищ Елисеев, а я сзади. Если хотите, можем показать это место. Замула предупредил, что впереди дорога, сказал, что сбегает проверить.

– Обстоятельства так вот по-глупому сложились, товарищ майор, – сказал Замула. – Да, сползал я до дороги, убедился в том, что все в порядке, никого там нет.

Они опять перебивали друг друга, расстраивались, вспоминая прошлое. Картина, в общем-то, вырисовывалась. Врать скопом участники тех событий не смогли бы. Это быстро выявляется. Но вполне возможна брехня в отдельных местах, выданная кем-то одним из них.

Тропа в тальниковых зарослях была неплохо протоптана. Замула выполз на дорогу, вернулся, махнул рукой. Мол, вперед! Перебежать колею, заросшую чертополохом, – минутное дело. Все четверо это сделали.

Огонь по ним был открыт уже сзади, когда они ныряли в лес. Подвода выехала из-за кустарника, в ней как селедки в бочке давились бандеровцы. Даже окликать не стали, поняли, кто такие.

Все четверо пустились наутек, беспорядочно отстреливались. Полковник сильно волновался, палил из пистолета, не жалея патронов. Партизаны прикрывали его, как уж могли.

Они уходили перебежками. Их спасали заросли, которых там было немерено.

Партизаны слышали, как подошла еще одна подвода. Из нее с дикими криками вытряхивались повстанцы УПА. Они обходили беглецов, продвигались по флангам. А низина была не такой уж протяженной. Двое или трое горячих хлопцев точно погибли. Им даже падать оказалось некуда, так и повисли на сухих ветвях.

– Уходите, я задержу их! – бросил Замула и стал куда-то отползать.

Он действительно сдерживал натиск врага, но недолго. Загремели взрывы, и вскоре демоны опять наступали беглецам на пятки. Елисеев задыхался, возраст давал себя знать.

Романюк намеренно отстал, начал стрелять, перебегать от дерева к дереву. Он смещался в сторону, и ему удалось ненадолго увести преследование в болото. Но никуда не делись те бандиты, которые заходили сбоку.

Романюк не вернулся, и Лесю охватило отчаяние. Боевики бежали по кустам, трещали сучья, хлопали беспорядочные выстрелы. Женщина сбилась с тропы, потеряла ориентиры.

Елисеев был красный от натуги, но пока еще передвигался.

– Леся, уходите! – прохрипел он, махая пистолетом. – Зачем умирать двоим? Расскажете Глинскому обо всем, что случилось.

Но она не могла его бросить. Сам погибай, а товарища выручай! Этот принцип впитался ей в кровь. Патроны в автомате заканчивались. Боевики уже были рядом. Под боком пролегал овраг, очень глубокий, сущая пропасть. Леся подталкивала к нему Елисеева. В голове у нее что-то стучало про последний шанс.

– Уходи! – прорычал Елисеев. – Это приказ! Дура, что ты делаешь? Все равно догонят.

На самом краю обрыва он подвернул ногу, закричал от боли, повалился в мох. Как тащить такую тушу? Все же Леся не оставляла попыток, тужилась, тянула его за руку. Он понял, что эта упрямая особа сдохнет тут, но не уйдет, оттолкнул ее от себя.

Леся потеряла равновесие, загремела в овраг. Она катилась по крутому склону, билась обо что попало, вопила от боли и отчаяния, влетела в гущу кустарника на дне оврага, ударилась головой и потеряла сознание. Впрочем, в отключающемся мозгу отметилось, как возбужденные бандеровцы наперебой палят сверху, кусты трясутся, комья глины катятся по склону.

– Так вот всех вас и убили, – обдумав услышанное, проговорил Шелест и хмыкнул. – Тем не менее вы сидите здесь и как-то не похожи на сгнившие тела.

– Контузило меня, когда ребят прикрывал, – буркнул Замула, опуская глаза в пол. – Башкой ткнулся в листву, так и провалялся целую вечность. Бандеровцы решили, что я помер, мимо пробежали. Когда очнулся, уже темно, ни фонаря, ни спичек. А ночь безлунная. С башкой стряслось что-то. – Он для наглядности постучал себя по черепу, мол, я не виноват, голова отключилась. – Помню, брел куда-то, потом опять упал, в обморок провалился. Кричать боялся, не знал, где противник. Полночи выходил на ту дорогу, по которой подводы прибыли.

– А я на нее даже не вышел, – проговорил Романюк. – Увел за собой погоню. Несколько человек за мной бросились. Помню, стрелял, последнюю гранату в них кинул. А там болото, не такое, чтобы намертво провалиться, но по пояс точно засосет. Поскользнулся, с тропы съехал, да в эту жижу и угодил. Всосало меня так, что только голова осталась, и та вся в ветках и лишайнике. Нахлебался досыта, чуть не задохнулся. Руку вытянул, а там под обрывом корни старой ивы. Вцепился в них, да так и лежал. Хлопцы мимо меня бегали туда-сюда, ругались страшно. Слышал, как Леська товарища полковника уводила. Только у нее «ППШ» и остался. Потом жуткая пальба учинилась. Тогда-то я и скис, решил, что хана всем. Рука отнималась, кое-как сам себя вытащил, а когда вставал, ступню чуть не насквозь сучком коряги проткнул. Сапог прохудился, подошва отошла, все раскисло. Ощущение – озвереть, словно всего до макушки проткнуло. Крови вытекло до черта. Вроде сознание терял, ни хрена не помню. Вещмешок за спиной, все насквозь мокрое, а бинты в водостойком пакете. Я ногу обеззаразил, как уж смог, замотал, сапог не стал надевать, от него уже толку не было. Так и ковылял. На дорогу не пошел, двинул туда, где Леська с полковником сгинула. Но, видать, промахнулся. Плутал, пока светать не начало. Наткнулся на двух дохлых бандюков, больше никого не видел.

– Я вообще не помню, как очнулась, – сказала Леся. – Повезло, что в меня не попали. Весь склон оврага пулями изрисовали. Головой ударилась очень сильно, тупо сидела, понять не могла, кто я, что со мной. Потом вспомнила, полезла на склон, искала товарища Елисеева. Если бы его убили, тело осталось бы. Но не было трупа, значит, живым взяли, с собой увели.

– Хреново! – буркнул Романюк.

– Хреново, – согласился Замула. – Не желаю я ему смерти, но лучше бы убили.

– Все равно убили, – заявил Романюк. – Думаешь, дали ему долго пожить? Пытали, допрашивали, волю ломали. Будем надеяться, что он ничего не сказал.

– А мы не выполнили задание. – Голос Леси дрогнул.

Настя, тоже строчащая протокол, подняла голову и с интересом на нее уставилась.

– Вы даже не пытались вернуться в отряд? – осведомился Шелест.

– Наоборот, я сразу же пошла назад, – возразила Леся. – Тропу не нашла, топтала новую через ивняк. Опять не повезло. – Она невесело усмехнулась. – Вышла на дорогу, но только в поле. Крестьян увидела, они подводу чинили, у нее колесо отвалилось. Я их обойти хотела, чтобы к Росомачу полем выбраться. Они увидели меня, давай орать, вилы выдернули из подводы, кинулись. А у меня никакого оружия, автомат потеряла. Да он все равно пустой был.

– Несознательный здесь народ, – с усмешкой проговорил Романюк. – Надо усиливать агитационно-просветительскую работу.

– Расход патронов надо увеличивать, – заявил Замула. – Вот только тогда и толк будет. Другого языка местные не понимают.

– Ты вроде тоже местный, – заметил Гальперин.

– Так не горжусь я этим. Обо мне Советской власти беспокоиться незачем, я всегда за нее…

– Ребята, дайте досказать, – попросила Леся. – Убежала я от этих бесов, испугалась, чего уж там. Они давай орать, а неподалеку бандеровцы оказались, давай преследовать, палить в чисто поле. Я зарылась в борозду, накидала на себя какой-то ботвы…

– То есть до отряда товарища Глинского вы не добрались, – заключил Стас.

– На опушку выползла, когда стрельба в урочище началась. – Леся закрыла лицо руками. – Вроде далеко, а такая слышимость! Я сразу поняла, что на лагерь напали. Бежала по лесу, несколько раз обходила посты бандеровцев, потом поняла из их разговоров, что с отрядом Николая Федоровича все кончено, уничтожили всех до единого.

– Понятно, – сказал Стас. – Судьба полковника Елисеева, стало быть, продолжает оставаться загадкой. После всего случившегося вы не пытались найти друг друга?

Они смутились, стали как-то стыдливо переглядываться.

– Все это довольно странно, – подала голос Настя Кутепова. – Трое партизан сопровождают важного человека, при этом печальная участь постигает только его. Все прочие остаются живы.

– Не виноваты мы в том, что живы! – Леся не сдержалась, смерила неприязненным взглядом офицера контрразведки.

– Пусть нас расстреляют, если Советской власти от этого легче станет, – выдал Замула.

– Это за что же? – встрепенулся Романюк. – Я свой долг выполнял честно. Но не всегда же обстоятельства идут нам навстречу.

– Поговорим о том, что с вами случилось дальше, – предложил Шелест. – Кто начнет? Вы, Тарас?

– Да хоть бы и я, мне скрывать нечего, – проворчал Замула. – На рассвете увидел, как колонна бандеровцев выходит из леса. Они везли на подводах своих раненых, какие-то грузы. Присмотрелся – да это же хозяйство с нашей базы! Не все пожгли, уроды. Довольные такие шли, хохотали, мол, конец большевикам, скоро и до остальных доберемся. Я в Подъяров, а там запустение, только трупы валяются. Забрался в какой-то дом, переоделся в крестьянские тряпки. По дороге человека встретил из Лубков. Он кобылу с жеребенком гнал. Рассказал, как бандеровцы ночью порезвились в Росомаче. Всех партизан перестреляли и перерезали, потом в Лубках на радостях всю горилку выжрали. Пошел я на восток, обходил посты на дороге, встретил партизан товарища Курганова, действующих в Турковском районе. Рассказал ему, что да как, перекантовался там годик. Тоже славно проводили время. Один только немецкий гарнизон, разгромленный в Писухе, чего стоит!

– Я на север подался, – сказал Романюк. – В Кивелине на базаре все узнал про ночной налет. И куда пойти? Я же был уверен в том, что Леська с Тарасом мертвы, да и Елисеев вместе с ними. Войдите в положение, товарищ майор. В сортире за базаром подкараулил бандеровца. Горластый был хохол. Я шею ему свернул, напялил его тряпки, документами обзавелся и на паровоз в Возыре. Якобы на лечение, хромал по-настоящему. Через Мазовую, Ковель, Луцк. А там и Чернигов. Наши уже в городе были. Мне снова пришлось переодеваться. Наташка, невеста моя, так обрадовалась!.. – Романюк робко заулыбался. – Не верила, что дождалась. Прошел проверку в особом отделе, нашлись люди, подтвердившие мою личность. Два месяца в Чернигове, потом опять на запад. Все это можно проверить, товарищ майор, – не преминул добавить Иван. – В личном деле все отражено и пропечатано.

– Я тоже на перекладных до Киева добралась, – сказала Леся и поежилась. – В селе Осинники родня живет, приютили. К женщинам не так придирчиво относятся, как к мужчинам. Да и не до нас фашистам стало, наши в наступление перешли, в ноябре Киев отбили. Я со справкой отдела гражданского учета в Ворошиловград приехала. Господи, все живые – и мама, и дочурка Лиза.

Шелест курил у окна и едва сдерживал раздражение. Муторное дело – проверять все учетные записи, связываться с соответствующими органами, ждать подтверждения. Один из этих людей мог предать товарищей, а по возвращении – сотрудничать с УПА.

– Ребята, нас, кажется, подозревают, – пробормотал прозревший Романюк. – Это смешно, товарищ майор. Мы не подставляли товарища Елисеева, не сдавали бандеровцам базу товарища Глинского.

– Кто бы сомневался, – проворчал Замула. – Конечно, мы этого не делали. Нас подозревают не больше, чем кого-либо другого. И все равно, ребята, я очень рад вас видеть. Как же славно, что все вы живые.

– Товарищ Замула прав. Вас ни в чем не подозревают. – Шелест оторвался от окна. – В противном случае вы уже сидели бы. Спасибо, что согласились прийти, товарищи. Вы свободны. Просьба не уезжать из города. Товарищ Романюк, свяжитесь с начальством в Процке, сообщите, что задержитесь. Вам временно предоставят койку в общежитии. Я распоряжусь. Все свободны. Дежурный! – Появился сержант. – Проводите товарищей до выхода, – распорядился Шелест. – И пригласите капитана Кисляра.

Он пристально смотрел, как они уходят, фиксировал мимику, непроизвольные жесты. Задержался взглядом на фигурке Леси Приходько.

Кисляр явился как по волшебству, практически мгновенно.

– Отправьте людей понаблюдать за ними, Федор Ильич. Только незаметно. Есть у вас опытные работники? Если попытаются уехать, то задерживайте. Выполняйте!

Кисляр козырнул и испарился. В комнате повисло подозрительное молчание.

– А вот те взгляды, которыми вы, товарищ майор, удостаивали эту симпатичную женщину, если не ошибаюсь, мать очаровательного ребенка – это что было? – осведомилась Настя.

– Галлюцинация это была! – отрезал Шелест. – Не о том думаете, товарищ старший лейтенант.

– По существу можно, командир? – встрепенулся Гальперин. – Ты их подозреваешь?

– Не всех, Леша. Но кто-то из них замаран.

Я это чувствую. Они наткнулись на боевиков. Скорее всего это случайность. Кто-то ею воспользовался, затаился. Не стал выходить с поднятыми руками. Бандеровцы – народ горячий, могли по незнанию пристрелить. Когда отлежался, побежал к Горбацевичу в Возырь. Раньше он не мог покинуть Росомач без риска попасть под подозрение. В тот день случай выпал отменный. Вот этот самый человек и провел карательный отряд по тайной тропке.