Глава 6
Транспортный вертолет успешно сбросил все восемь контейнеров, напугал банду, наступавшую на город Рамир, имитацией атаки и спокойно ушел на базу.
– Ни одной пробоины! – с нескрываемой радостью доложил Тараев, осмотрев грузовую кабину и вернувшись к пилотам.
– Повезло нам, – с улыбкой проговорил Михаил.
Командир тоже улыбнулся, но промолчал.
Да, сегодня им действительно повезло. Поставленную задачу они, можно сказать, выполнили целиком и полностью. Боеприпасов доставили много. Теперь у гарнизона, оборонявшего город, появилась реальная возможность отразить атаку банды.
«Хорошо, что машина не получила повреждений, – выдерживая курс на базу, думал Карбанов. – Мой вертолет стоит на приколе. Еще неизвестно, когда технический состав его отремонтирует. Если бы мы сейчас нахватали пуль, то на пару дней точно остались бы без работы».
Осажденный город остался далеко позади. Солнце стояло в зените, погода радовала безветрием, видимость была просто отличной. Полет проходил над территорией, контролируемой правительственными войсками. Поэтому никаких обстрелов, ракетных атак и прочих нервотрепок не предвиделось до самой посадки. Настроение членов экипажа было чудесным.
Воздушных судов в небе воюющего государства встречалось мало, и в эфире чаще всего стояла тишина. Молчали и пилоты вертолета с бортовым номером 27-120.
Но вот подвижный и разговорчивый Равиль Тараев более пяти минут спокойно усидеть не мог. Он поерзал на своем неудобном месте, надавил кнопку СПУ – самолетного переговорного устройства – и заявил:
– Мужики, отметить бы за ужином надо, а?
– Вчера же отмечали! – заявил правый летчик и удивленно глянул на него.
– Так сегодня тоже хорошо отработали!
– Да, неплохо. Только спиртного больше не осталось. Мы всю водку вечером прикончили.
– Я могу достать спирт! – с жаром предложил техник.
– Равиль, никто с тобой спирт пить не будет, – спокойно сказал Карбанов.
– Почему, Николай Алексеевич?!
– Потому что после спирта ты всегда собираешься лететь в Ленинград.
Михаил тоже припомнил такую вот странную особенность бортача, усмехнулся и добавил:
– А этот самый город на Неве, между прочим, давно переименован в Санкт-Петербург, да и рейсов туда отсюда нет.
Равиль на секунду приуныл, но тут же согласился:
– Это верно. Есть за мной такой косячок. Любовь моя первая там проживает, вот и тянет меня туда каждый раз как магнитом. Так что же, выходит, не будем отмечать?
– Долететь еще надо, – проворчал командир, настраивая радиостанцию на нужную ему частоту.
Он связался с «Восторгом», доложил о выполнении задачи и о расчетном времени посадки.
Тараев в это время проверил приборы винтомоторной группы, а когда общение с базой закончилось, снова стал донимать товарищей.
– Мужики, а если не спирт, то что? – осведомился он.
– А у нас есть выбор? – спросил Михаил и покосился на него.
– Нет, я не о сегодняшнем вечере, а вообще.
– Что значит «вообще»?
– Что вы предпочитаете употреблять внутрь?
– Не знаю, – сказал Гусенко и пожал плечами. – Брат пару раз привозил настоящее грузинское вино. Оно мне очень понравилось. Но где у нас такое найдешь? Поэтому беру спиртное наших проверенных производителей.
– А как называлось то вино?
– Вряд ли вспомню, – сказал правый пилот и мечтательно вздохнул. – Красное, полусухое. Название начиналось на букву «Б».
– Алексеич, а тебе что больше всего нравится? – спросил Равиль, обернулся к командиру и заметил, как тот посмеивается.
– А ты сам-то что пьешь, когда есть деньги и выбор? – осведомился Карбанов.
– Самое крутое, что мне пришлось пить, – это настоящий французский коньяк. Гостил я в Москве у тестя, вот он и угостил. Полторы тысячи евро одна бутылка стоит, представляете?!
– У тебя тесть не в Газпроме работает? – поинтересовался Михаил.
– Не, это ему однополчане на юбилей преподнесли. Он у нас военный пенсионер.
– Ну и как коньячок?
– Божественный. Вкус и аромат до сих пор забыть не могу.
Карбанов сверился с картой, подкорректировал курс и с кислой миной сказал:
– Грузия, Франция, Испания, Италия, прочая экзотика. Все это я пробовал.
– И что? Неужели не понравилось? – полюбопытствовал Тараев.
– Почему же? Пить вполне можно. Но видишь ли, в чем тут дело. В алкоголе главное – вовсе не цена и даже не выдержка с букетом.
– А что же?
– Атмосфера, Равиль. Та самая, которая создается при его употреблении. Для меня, к примеру, самым лучшим напитком по жизни стала дешевая водка сызранского, кажется, завода – мутная, наполовину потерявшая крепость, с радужными разводами и теплая.
Молодые члены экипажа с удивлением посмотрели на командира.
Тот проводил взглядом извилину узкой реки, проплывшую внизу, и подтвердил:
– Честное слово, ребята, водка была именно такой.
– Рассказывай, Алексеич, не томи!
– Ладно, слушайте. Представьте себе такую дивную картину маслом: теплый июньский вечер, звездное небо, узкая полоска газона между плацем и тротуаром. Три курсанта-выпускника. Один стоит на стреме, двое копают глубокую яму…
– Зачем копают? – опять встрял в разговор не в меру любопытный Тараев.
– Не перебивай, сейчас сам все поймешь. Так вот, до выпуска из училища остается ровно двенадцать часов, а мы – три давних дружка – копаем яму. Форма на нас старенькая, но чистая. Сапоги яловые в последний раз надраили. Лопата всего одна. Один копает, второй подсвечивает зажигалкой, третий сечет за главной аллеей, которая режет все училище пополам. Звезды, тишина и прочая романтика. Копаем час, второй, яма уже полтора метра в глубину. Наконец-то штык обо что-то лязгнул. Отбросили мы лопату в сторону, стали копать руками и какими-то палками. Устали, перепачкались, но все равно шли к цели… – Командир вдруг замолк, приподнял солнцезащитные очки и присмотрелся к обширной поляне, появившейся прямо по курсу.
Дабы лишний раз не рисковать, он отклонил ручку управления влево и повел машину в обход открытой местности.
– Рассказывай, Алексеич! – заявил бортач и нетерпеливо дернул его за рукав. – Для чего вы яму-то копали?! Какая связь между ней и алкоголем?
– Прямая. Слушайте дальше. Последние сантиметры копаем руками, грязные, измученные, но не сдаемся. Наконец-то победа! Осторожно вынимаем нашу реликвию – бутылку водки четырехлетней выдержки. Сели на край ямы, откупорили и пустили по кругу. Вы не представляете, товарищи, какой это был кайф!
– Но как она туда попала?! – спросил Равиль и аж подпрыгнул на сиденье. – Каким чудом бутылка оказалась на глубине полутора метров?!
– Все просто, – проговорил Николай и по-доброму улыбнулся. – Когда были зелеными первокурсниками, наскребли мелочи, перелезли втихаря через забор и купили в магазине эту бутылку. То ли день рождения чей-то хотели отметить, то ли праздник какой – сейчас уж и не вспомню. После отбоя закрылись в каптерке, расстелили газету «Красная звезда» в качестве скатерки, разложили на ней закуску из трех кусков хлеба. Вдруг ключик в замочной скважине хрусть. Открывается дверь, на пороге возникает командир роты.
– Неужто влетели?!
– По полной программе. Взгрел он нас для начала в той же каптерке, объявил по пять нарядов.
Гусенко подпалил сигарету и сказал:
– Пять нарядов?! Это вы легко отделались!
– Так мы ж трезвые были, даже откупорить бутылку не успели. А за попытку, как известно, наказывают не так строго. Ну вот. Ротный зачитал нам приговор, подхватил бутылку, выдал три лопаты и повел к тому злосчастному узкому газону между плацем и тротуаром. Пригнал, показал место и приказал рыть могилу для нашей водки. Мы сначала думали, что он шутит, копнули раза по три-четыре. А ротный как рявкнет: «Или роете настоящую могилу, глубиной метр восемьдесят, или до Нового года будете ходить по нарядам!» Пришлось рыть.
– Так и закопали? – Тараев округлил глаза.
– Так ведь деваться-то нам было некуда. Мы ее не просто закопали, а торжественно похоронили! На первом курсе с непривычки и так ни черта не высыпались, а если через сутки ходить по нарядам, то вообще превратишься в зомби. А ведь надо было еще учиться, готовиться к сессии.
– Да, так и есть, – согласился Михаил, окончивший это же училище на несколько лет позже. – Значит, перед выпуском вы решили откопать реликвию?
– Вот именно, реликвию. После похорон той бутылки ротный отпустил нас помыться перед сном. Мы, мертвые от усталости, смывали с себя грязь и клялись друг другу, что, перед тем как поменяем курсантскую форму на офицерскую, непременно откопаем нашу бутылочку и разопьем. Четыре года проучились и не забывали о той клятве. Время шло, выпуск приближался, а возможности исполнить замысел все не было – полеты, экзамены, отпуска, просто нет времени. В последнюю ночь решились. Откопали. Уселись на краю ямы. Откупорили. Пустили по кругу. Из закуски – пара сигарет. И вот я что я вам скажу, парни: не было в моей жизни лучше напитка, чем та водка.
– Двадцать семь – сто двадцать, я «Восторг», – послышался голос руководителя полетов.
Карбанов поправил микрофон гарнитуры.
– «Восторг», я двадцать семь – сто двадцать. Слышу вас хорошо.
– Ваше место?
– Пятнадцать километров северо-западнее точки.
– Понял. Разрешаю подход на высоте сто пятьдесят метров. Давление семьсот сорок девять, запятая шесть.
– Вас понял. Семьсот сорок девять, запятая шесть. Подход на высоте сто пятьдесят разрешен.
«Восьмерка» приземлилась в центре площадки, подрулила к ее краю и замерла на стоянке, обозначенной флажками. Двигатели смолкли. Пока лопасти по инерции описывали круги, от ближайшего домика подошли техники. Один из них постучал по левому борту пилотской кабины.
Командир сдвинул назад блистер и спросил:
– Есть новости?
– Есть. Тебя, Алексеич, Баладу вызывает.
– А чего он хотел-то?
– Не знаю.
– Ясно. Что с ремонтом сто четырнадцатого?
– Закончили. Экипаж Доглина произвел пробный запуск. Все в норме. Борт заправлен и готов к вылету.
– Молодцы. Спасибо вам.
Члены экипажа собрали вещички, покинули вертолет и направились в жилую зону. Время было обеденное, поэтому второй пилот с борттехником решили сразу зайти в столовую.
– На тебя что-нибудь взять? – спросил Михаил у командира.
Тот пожал плечами и ответил:
– Нет, пожалуй. Понятия не имею, чего от меня хочет Баладу и насколько я у него зависну. Как освобожусь, сам возьму, поем горяченького.
Командир базы подполковник Ува Баладу был кадровым офицером. Военное образование он получал в одном из российских высших командных училищ, поэтому нормальный русский язык знал на твердую четверку, а мат – на пять с плюсом, как и положено. Годков ему было чуть за тридцать. Рослый, тощий, немного сутуловатый, с короткими курчавыми волосами и довольно приятным открытым лицом.
Отучившись в России, Ува вернулся на родину, получил взвод национальных гвардейцев, а через год уже командовал ротой. С началом гражданской войны он показал себя грамотным, смелым и преданным законному правительству офицером. По-этому Баладу стремительно двигался по карьерной лестнице. Он стал начальником штаба батальона, а затем и его командиром.
Со своими соплеменниками подполковник был краток, строг, а подчас и жесток. Другого способа поддерживать дисциплину в местной армии он не знал. Русских коллег Баладу уважал и общался с ними всегда по-дружески, не вспоминая о званиях, должностях и субординации.
Став командиром базы, он довольно быстро вник в особенности работы госпиталя и транспортной авиации, наладил безупречную охрану, снабжение и сносный быт. Надо сказать, что за время учебы в далекой и холодной России Ува постиг тамошний дзен и глубину загадочной русской души. Он очень уважал простую водку под соленые огурчики и сибирские пельмени.
Как человек Баладу был весьма приятен, добр, беззлобен, молчалив и надежен.
– Приветствую, – сказал Карбанов, войдя в кабинет. – Вызывал?
– Здорово, Николай! – Баладу протянул руку русскому офицеру. – Присаживайся. Холодную минералку будешь?
– Наливай. Сегодня не так жарко, но в кабине вертушки кондиционера нет.
На краю начальственного стола красовались остатки российского солдатского сухпая: полбанки тушенки, крекеры, пакетики чая, пустая обертка от шоколадки. Иной раз у подполковника не было времени на прием нормальной пищи в столовой, вот и приходилось ему питаться пайками.
Надо сказать, что в подобных, едва ли не домашних, условиях такая вот пища теряет всю свою прелесть. По законам классики все это надо употреблять в окопе, до колен наполненном ледяной водой. Попробуйте ковырять тушенку замерзшими от холода руками, когда жир в ней плавает отдельной пластмассовой субстанцией, а сверху временами сыплются кусочки земли от близких разрывов вражеских снарядов. Вот тогда калорий становится в десять раз больше, а вкус армейских деликатесов представляется вам божественным.
Жахнув залпом стакан холодной воды, Николай присел в простенькое обшарпанное кресло и вопросительно посмотрел на командира базы.
– Расскажи о полете в Рамир, – попросил тот. – Как там обстановка?
– Долетели без проблем, связались с нашим советником, вышли на восточную окраину городка и осуществили сброс восьми контейнеров с боеприпасами. Основные силы гарнизона находились на западной окраине. Там шла интенсивная перестрелка. Перед уходом мы там прошлись разок, дали длинную очередь по противнику из пулемета. Вот, собственно, и все.
– Наверное, батальону Тронга приходится очень нелегко, – сказал подполковник и тяжело вздохнул. – Сколько туда лету?
– Около сорока минут. Это в зависимости от ветра. А почему ты спрашиваешь?..
– Понимаешь, полчаса назад со мной связался полковник Одени Канет.
– Помощник президента по делам армии?
– Совершенно верно. Майор Тронг доложил ему о вашей своевременной помощи. Идея сброса контейнеров осажденному гарнизону понравилась и президенту, и его помощнику.
Карбанов насторожился. Уж не желает ли руководство страны сделать подобные рейсы в опасные районы постоянными?
Несмотря на близившийся вечер, жара на улице не спадала. Баладу промокнул платком вспотевшую шею, взял пульт, лежавший на столе, прибавил мощность кондиционера. По всему было видно, что он никак не решается сказать нечто важное.
– Коля, у нашего президента есть к тебе личная просьба, – наконец-то выдавил он из себя. – Точнее сказать, ко всему летному составу твоего звена.
– Да, я слушаю тебя, Ува.
– Не могли бы вы осуществить еще несколько рейсов в Рамир?
– Опять в Рамир?
– Я понимаю, что в ваших контрактах не оговаривается прямое участие в боевых действиях, но…
– Сколько нужно сделать рейсов? – прямо спросил майор.
– Как минимум четыре.
– Боеприпасы повезем?
– В основном да. Гарнизон Рамира сильно обескровлен. Другого способа спасти людей у нас нет, – с жаром начал объяснять подполковник. – Если Тронгу не помочь в ближайшие двадцать часов, то его батальону придет конец.
– Даже после того, как мы доставили ему восемь контейнеров?
– К сожалению, боеприпасы – не самое главное. В батальоне Тронга большие потери. Поэтому помимо боеприпасов, медикаментов и продовольствия в Рамир нужно доставить подкрепление – свежий стрелковый взвод. А обратными рейсами вывезти тех раненых бойцов, которым требуется срочная медицинская помощь.
– В течение какого времени нужно сделать эти четыре рейса?
– Желательно за ближайшие двадцать часов.
Карбанов задумался. Он прокручивал в голове свой полет до Рамира, прикидывал, удастся ли экипажу управиться за ночь.
– Что ж, ладно, – сказал он спустя полминуты. – Местечко, подходящее для посадки, там есть. Как раз на восточной окраине, куда мы сбрасывали груз. Но рейсы все-таки лучше выполнять в темное время суток. Так будет безопаснее. Ведь вооруженные отряды мятежников ночью воевать не любят, верно?
Баладу был пехотным офицером. В тонкости работы летчиков он никогда не вмешивался, предоставлял им право самим выбирать методы и способы решения поставленных задач. Поэтому подполковник и сегодня спорить не стал. Тем более что светлого времени оставалось не так уж много.
– Думаю, это правильно, – сказал он. – К тому же бойцы Тронга в любое время суток обеспечат охрану места посадки.
– Ува, охрана – не самое важное дело для обеспечения ночных посадок на площадку ограниченных размеров.
– А что вам еще нужно? Говори, не тяни. Мы постараемся обеспечить вас всем необходимым.
– Главное – светотехническое оборудование. Это я очень красиво выразился. Говоря проще, применительно к условиям войны, надо зажечь четыре больших костра по углам прямоугольника размером пятьдесят на восемьдесят метров.
Баладу внимательно выслушал требования пилота относительно подготовки площадки, сделал пометки в блокноте, уверенно кивнул и заявил:
– Ничего сложного, Николай. Мы все сделаем именно так, как ты сказал.
– Договорились, – подвел черту майор. – За ближайшую ночь при хорошей организации мы с Александром успеем выполнить по два рейса. На подготовку к первому вылету нам потребуется полтора часа.
Подполковник заметно повеселел.
– Отлично, Николай! – заявил он.
– Погоди радоваться. Когда личный состав и груз прибудут на базу?
– Взвод на трех грузовиках уже в пути. Наши люди готовят боеприпасы к отправке. Ко второму рейсу они будут доставлены на базу. За организацию всей этой работы не беспокойся. Я лично проконтролирую деятельность всех наземных служб.
– Годится. Сейчас быстренько поужинаю и дам команду летно-техническому составу.
Карбанов покинул домик Баладу, служивший тому не только штабом, но и жильем. Он вырулил на тропинку, ведущую к столовой, и замер от неожиданности. Навстречу ему быстрым шагом шла доктор Барина.
– Николай!.. – выдохнула она.
– Ты почему такая бледная?
– Нет, это я так… – Она вымученно улыбнулась. – Шла очень быстро, вот и запыхалась. Даже голова немного закружилась.
– Давай провожу. Ты куда направляешься? – спросил Карбанов и тут же понял свою оплошность.
К нему она шла. Его искала. Просто стеснялась дать волю эмоциям.
– Я случайно услышала, что тебя вызвал к себе командир базы, – тихо сказала Елена. – Это ведь не просто так, верно?..
Карбанов бережно взял женщину под руку и повел ее в обратном направлении, к госпиталю. В такт неторопливым шагам он говорил о том, каким легким выдалось последнее полетное задание. Не рейс, а так, круиз, приятная прогулка. Слетали туда и обратно. Ни обстрелов, ни сложных метеоусловий. Даже не заметили, как вернулись на базу.
Елена слушала его, вздыхала и улыбалась.
– Ну а сейчас? – тихо спросила она, остановившись у крыльца приемного отделения.
– Что сейчас? – не понял пилот.
– Сейчас ты куда собираешься лететь?
Подивившись про себя ее проницательности, он отшутился:
– На своих орлов и соколов хочу поглядеть. С утра не видел. А что у вас в отделении? Ты говорила, будто много работы.
– Да, второй день запарка. Готовим к выписке партию выздоровевших бойцов, заполняем документацию, приводим в порядок их форму.
– Это ты про тех, которые вчера вечером хором пели в курилке?
– Про них самых. Не бойцы, а дикое племя какое-то. Скорее бы от них отделаться.
Они поболтали еще с минуту и попрощались.
– Елена, а ты не желаешь в выходной съездить в город? – спросил он, сделав пяток шагов в сторону столовой и повернувшись.
Она остановилась в дверях отделения и сказала:
– С удовольствием. Давно там не была.
– Значит, договорились?
– Да, – подтвердила женщина, улыбнулась и исчезла в коридоре.
Доглин познакомился с Карбановым в одном из сибирских гарнизонов, куда его направили после окончания Сызранского училища. Николай тогда был капитаном. Именно в его экипаж молодого лейтенанта и назначили летчиком-штурманом. Вместе они пролетали три года, хорошо узнали друг друга и подружились, несмотря на разницу в возрасте. Затем Доглина назначили командиром экипажа, Карбанов также пошел на повышение, получил под начало звено.
Со стороны их крепкая дружба казалась странной. Средней комплектации, подвижный, разговорчивый, шумный Александр и медлительный, немногословный, беззлобный здоровяк Николай вроде бы как-то не очень соответствовали один другому. Готовясь к полетам, Доглин не умолкал и сыпал остротами. Карбанов же лишь кивал в ответ и мог за полдня не проронить ни слова.
Вся история краха первого брака Карбанова прошла на глазах у его товарища. Как-то раз он заметил, что после ужина тот повернул не к дому, а к офицерскому общежитию. Ничего удивительного в этом не было. Командиры звеньев и эскадрилий иногда навещали обитель холостяков с целью проверки порядка и бытовых условий. Но в этот вечер поступила заявка на вылет, и отыскать Николая должен был Доглин.
– Понятия не имею, где он околачивается, – открыв дверь квартиры, равнодушно заявила Ирина, супруга Карбанова.
В итоге Александр нашел своего друга на старом диване в пустующей комнате общежития.
Заявка на вылет в тот вечер была отменена.
Возвращаясь в городок с аэродрома, Доглин поинтересовался:
– А чего это ты в общаге поселился?
Поначалу тот решил отмолчаться, но в комнате за рюмкой водки его прорвало:
– Да чего рассказывать-то, Саша? Ушел от Ирки. Сил никаких больше нет. Служишь, летаешь, по нарядам таскаешься. Иной раз на ногах еле стою от усталости, когда домой возвращаюсь. А у супруги все эти годы, прожитые вместе, только капризы. То денег не хватает, то внимания не уделяю. А какое, к черту, внимание, если я домой только поспать прихожу? Сама нигде не работает, постоянно нервы скандалами выматывает. Устал. Хоть бы ужины какие-то сочиняла или в квартире убиралась. Где там. Не понимаю, чего ей надо. Не пью, по бабам не шляюсь, семью нормально обеспечиваю.
Сашка слушал старшего товарища и не переставал удивляться его многословности. Ранее с ним такого не случалось.
– Даже не знаю, что тебе посоветовать, Алексеич, – выдавил он. – Может, ко мне переберешься? Раскладушка найдется. Неудобно здесь, в общаге-то. Ты же не молодой лейтенант. Оно тебе уже не по годам, да и не по чину.
Доглин был холостяком, однако, став командиром экипажа, получил служебную однокомнатную квартиру в стандартной панельной пятиэтажке. Так что место у него действительно было.
Но старший товарищ мотнул головой и заявил:
– Нет, спасибо. Не хочу никого напрягать. Сам как-нибудь разберусь. И вот что. Ты не распространяйся пока о предстоящем разводе в эскадрилье.
– Само собой. Значит, решил разводиться?
– Да, решил.
Так вот и жил Карбанов в общаге. Слухи о бракоразводном процессе до начальства, конечно, дошли. Командир полка позвал Николая в кабинет, расспросил, слегка пожурил для порядка. Но дело-то житейское. Так часто бывает. Тем более что летчиком и офицером Николай Алексеевич был исключительным, в полку его уважали.
А потом он вдруг с общаги съехал, расцвел, начал улыбаться.
– Ты чего такой сияющий? – как-то раз шутливо поинтересовался Доглин. – Второе дыхание после развода открылось?
– И второе, и третье, – в тон ему отвечал Карбанов.
Потом они шли с полетов вместе, и у майора ожил в кармане сотовый телефон.
– Привет, милая, – проговорил он и расплылся в улыбке. – Подъехала? Ждешь? Да, прилетел. У меня все нормально. Освободился. Уже иду.
Друзья дошли до столовой, а Николай и не думал в нее заходить, на повышенных оборотах двинулся в сторону КПП.
– Ты же холостяк! – крикнул ему вслед Александр. – Кто тебя ужином накормит?
Тот в ответ лишь засмеялся и заявил:
– Не переживай. Найдутся добрые люди.
Доглину стало интересно, куда же так торопится его друг. Он поднялся на второй этаж столовой, подошел к окну. За воротами КПП стоял белый «Фольксваген», из которого навстречу Николаю вышла роскошная дама. Они поцеловались, о чем-то коротко переговорили, сели в машину и умчались в сторону города, на окраине которого располагался летный гарнизон.
На следующий день Сашка не стал устраивать товарищу допрос. Он сделал вид, будто ничего не видел, но, похоже, чем-то выдал себя.
Карбанов заметил в глазах друга неподдельный интерес и наконец-то признался:
– Месяц назад в городе случайно познакомился с симпатичной женщиной, пробитое колесо помог поменять. Настей зовут. На три года младше меня. Недавно к ней переехал. Живем душа в душу. Добрая, спокойная, мягкая. Настоящая вторая половинка! Прекрасно готовит, в квартире идеальный порядок. Никогда не думал, что в браке может быть так хорошо. В общем, у нас все нормально.
Доглин и сам видел, что у друга сложилось с личной жизнью. Какие могут быть сомнения в этом, если женщина каждое утро за несколько километров везет любимого мужчину в гарнизон, а вечером забирает его оттуда?
– Какая же аккуратная попка у этой Маринки! – заявил Равиль по дороге из столовой в жилой модуль и глубоко вздохнул.
– Нравится? – с усмешкой осведомился Гусенко.
– Фигурка и мордашка у нее – полный отпад. Разок-другой я бы с ней ночью подежурил.
– Как это разок-другой?! А жениться не изволите? – подколол товарища летчик.
– С ума сошел? Ее тут почти все обиходили, кому не лень было. Она у нашего коменданта первый кандидат на досрочное прекращение командировки.
Пожилой комендант Ивлев старательно следил за дисциплиной на вверенной ему территории и слыл грозой девочек легкого поведения.
«Вы приезжаете сюда работать и выполнять интернациональный долг, а не позорить нашу страну!» – распекал он очередную девицу, пойманную в компании авиационных техников или местных гвардейцев.
Честно говоря, его лекции о «руссо туристо облико морале» положительных результатов не давали. Но девочки его побаивались. Все, кроме одной.
Тридцатилетняя официантка Марина Силантьева работала в зале столовой, где ежедневно кормился летный состав, и неизменно привлекала к себе пристальное внимание такового. Еще бы не привлекать! С шести до восемнадцати лет она занималась бальными танцами, была стройной, складной, чуть выше среднего роста, с идеальными ровными ножками и приятной смазливой мордашкой, обрамленной коротко остриженными темными волосами.
Даже на работе эта особа носила тонкую блузку, которая едва сходилась на выпиравшей груди. О существовании лифчика эта девица, вероятно, сроду не слыхивала и дразнила мужчин сосками, четко проступавшими сквозь тонкую материю. Форменная столовская юбочка была намеренно укорочена и имела сзади чудовищный разрез, дразнящий мужское воображение.
Подойдет, бывало, Маринка к столику, подастся вперед и с таинственной улыбочкой опустит на его край поднос с блюдами. Те мужики, которые сидят с фронта, забирают тарелки и по очереди заглядывают в декольте, сквозь которое не то что грудь – пупок видно. А те, которые с тыла, любуются нижним бельишком, едва заметным меж округлых ягодиц.
В свободное от работы время эта барышня еще меньше заморачивалась вопросами морали. По жилому модулю она без всякого смущения рассекала голышом, загорала, лежа на травке в одних стрингах, вечерами с нескрываемым удовольствием принимала участие в бурных застольях с реками спиртного, неизвестно где и как добытого.
В хорошем подпитии эта особа часто приговаривала: «Случайными бывают только браки, а в любовники нужно брать людей надежных».
Следовала ли она этому принципу в жизни, не знал никто, кроме самых близких подруг.
Как только Генка Рыбин приехал на базу «Сон-мар», он сразу загляделся на Маринку. Как не заинтересуешься такой красоткой с божественной фигурой и смазливой мордашкой? Ведь на лбу у нее не написано желание переспать со всей мужской половиной человечества. Да и не только с ней. Кто-то из местных старожилов попытался его образумить, да он не поверил.
– Наговаривают на нее, – отмахнулся тогда Генка. – Хотят устранить конкурента.
Именно так и думал, пока однажды после ужина не сунулся на столовскую кухню. Рыбин загодя раздобыл коробку дефицитных конфет. Он хотел поздравить красавицу с Восьмым марта, заодно напроситься в гости.
Ужин в зале летного состава закончился. Маринка собрала посуду, стрельнула в Рыбина томным взглядом и исчезла за дверью кухни. Несколько минут назад туда с какой-то картонной коробкой прошмыгнул метеоролог Морозов. Оттуда только что доносились голоса и звон посуды. Но теперь вдруг стало тихо. Видимо, все лишние персоны удалились через служебный вход.
«В самый раз», – подумал Генка, приоткрыл дверь и замер в полном изумлении.
Девушка его мечты стояла у разделочного стола и взасос целовалась с молоденькой посудомойкой. Рядом на табурете сидел старлей Морозов. Маринкины трусики были спущены до колен, точеные ножки слегка раздвинуты. Одной рукой Морозов придерживал дурацкую картонную коробку, другая находилась под юбкой Маринки.
Обыденность этой сцены, сигаретка, тлевшая в зубах старлея, и его безмятежный вид вразумили Рыбина быстрее самого красочного рассказа об интимных похождениях бравой официантки. Генка осторожно прикрыл дверь и поплелся на выход. На крыльце он с размаху запустил конфеты в урну и с тех пор смотрел на Маринку с нескрываемым презрением.
– Так, Миша, ты занимаешься закуской, а я бегу на стоянку за спиртом, – распределил обязанности Равиль, выходя из столовой.
– Мы же недавно покушали, – заявил Гусенко и икнул после сытного ужина.
– Ну и что?! Сперва я сбегаю, потом соорудим стол, дождемся, пока командир вернется. Мы же должны отметить успешный боевой вылет!
Летчик-штурман пожал плечами. С одной стороны, да, вроде должны. С другой, команды от Карбанова не поступало. К тому же пока неизвестно, чем закончится его вызов к подполковнику Баладу. Кроме того, он сегодня собирался заглянуть на огонек в модуль Власты.
По гороскопу Равиль Тараев был Тельцом. А пить с ними, как всем известно, та еще пытка. Каждый индивидуум, родившийся под этим созвездием, во время любого застолья делает вид, будто он трезв. Даже когда ползает по полу и, подобно слизню, оставляет за собой мокрый след. Напившись в зюзю, Телец думает, что праздник только начался, и продолжает бухать до последнего осмысленного звука.
Равиль был истинный Телец. Он брал от жизни все: деньги, веселье, развлечения, секс. Ну и алкоголь в придачу.
Спорить с ним Гусенко не стал.
«Пусть бежит на стоянку и достает из заначки спирт, – подумал он. – Все равно это добро нам пригодится. Не сегодня, так завтра».
После ужина Михаил вернулся в модуль, прошел на маленькую кухню и сделал ревизию продуктов. Из того, что оставалось в холодильнике, он решил соорудить салат и мясную нарезку-ассорти. Чем плоха такая закуска?
Вскоре возвратился и Тараев.
– Вот! Полная! – заявил он, с нескрываемой гордостью достал из-за пазухи и продемонстрировал армейскую фляжку. – Правда, технический, с запашком резины, но нас этим не испугаешь. Пивали и не такое!
– Что-то командир задерживается, – заявил летчик-штурман, глянув на часы.
– Не беда, придет, никуда не денется. Давай помогу.
Вдвоем они шустро управились с приготовлением закуски, разбавили спирт в нужной пропорции и поставили его в холодильник.
– Ну так что, долбанем по маленькой? – предложил бортовой техник, потер ладони и уселся за стол.
– Предлагаю дождаться Алексеича. Заодно можно и покурить.
– А у меня другой случай был, – отсмеявшись над историей, рассказанной Равилем, заявил Михаил. – Заканчивал я школу, готовился поступать в училище. Тут умер мой престарелый родственник, живший в соседнем доме. Похоронили его нормально, как полагается, помянули. После сорока дней вдова попросила помочь разобраться с вещами покойного – что-то выкинуть, другое людям раздать, третье взять себе.
Спирт остыл в холодильнике до приемлемой температуры, Гусенко с Тараевым успели выкурить по паре сигарет, а командир все не возвращался. Однако подчиненных это пока не тревожило. Николай Алексеевич отправился к командиру базы, от него наверняка завернул в столовую, а после мог наведаться в госпиталь к своей зазнобе Елене Васильевне.
– В ближайшие выходные мы с мамой отправились в соседний дом и принялись перебирать шмотки, – полулежа на кровати, продолжал Миша. – Вещи в основном старые, из восьмидесятых годов. Правда, попадались и новые, почти не ношенные. Ведь в ту далекую эпоху дефицита было принято покупать все с запасом и беречь на всякий случай. Но не в этом дело. Наткнулся я в шкафу на собственную кожаную куртку, которую подарил родственнику за пару лет до этого. Я как-то слишком уж быстро вырос из нее, а она была еще вполне ничего. Повертел я ее в руках, вспомнил, как рассекал в ней по улицам. Надел для прикола, помаячил перед зеркалом. Вдруг чувствую, во внутреннем кармане что-то лежит. Залез, а там мой паспорт. Представляешь, а я думал, что потерял его, едва получив. Господи, сколько тогда пришлось помучиться! Писал заявление об утере в паспортном столе, платил штраф, собирал справки, маялся в очередях. А он, сволочь поганая, все это время преспокойно лежал в кармане куртки в соседнем доме. Новенький, пахнущий типографской краской, в классной обложке. В серединке аккуратно свернутая купюра в пятьдесят тысяч образца девяносто пятого года.
– Это из тех, что деноминировали в девяносто восьмом?
– Точно.
– Ну и что же ты со всем этим богатством сделал?
– Да ничего, – с усмешкой ответил Михаил. – Пришла, правда, в голову одна совершенно бредовая идея.
– Какая?
– Подумалось тогда, а не напялить ли мне на себя всю эту одежду, вышедшую из моды. Можно прихватить документы, старые деньги и заявиться по адресу, где мы когда-то жили. Он как раз значился в прописке, проштампованной в паспорте. Закатить там скандал, вызвать полицию и косить под чудака, переместившегося из прошлого. При этом удивляться современным приблудам типа мобилок, пугаться обилию иномарок на дорогах. Представляешь, понаехали бы журналисты из телевидения и газет. Сенсация! Путешественник во времени!..
– Угу. Но, скорее всего, такой вот путешественник сразу угодил бы в дурку, – оценил задумку Равиль. – И больше тебя никто не видел бы.
– Может, и так.
В кои веки парни бездельничали и говорили не о своих служебных проблемах, а о чем-то отвлеченном. Но кайф был сломан. В коридоре раздались торопливые шаги, дверь резко распахнулась.
– Наконец-то наш отец-командир пожаловал! – проговорил Тараев и поднялся с кровати. – Мой руки и садись. У нас уже все готово.
Карбанов глянул на закуску, стоявшую на столе, качнул головой и заявил:
– Отставить посиделки, парни! Этой ночью нам предстоит тяжелая работа, по два рейса на каждый экипаж.
– Опаньки! – Гусенко аж подскочил на месте. – И когда первый вылет?
– Сразу после захода солнца. Техники уже готовят машины. А отпразднуем после окончания работы.
– Черт побери!.. – Михаил почесал затылок.
– Что такое?
– Да я хотел сегодня в гости сходить к одной милой знакомой.
– Ну так сходи сейчас, пока есть время.
– Разрешаешь?
– Давай-давай! – с усмешкой сказал командир.
Михаил прибежал в госпитальное отделение, но там Власты не оказалось.
– Я отпустила ее на часок отдохнуть, – пояснила ему Елена Барина. – Она весь день на ногах, очень устала.
Тогда он отправился к ней в модуль, желая предупредить об изменившихся планах на ближайшую ночь.
Девушка встретила его с чашкой кофе в руке.
– Ты? – удивленно прошептала она. – Но мы же договорились встретиться позже!
– Нам подбросили работу, по два вылета на экипаж. Так что сегодня не получится. Я для того и пришел, чтобы предупредить тебя.
– На ночь глядя? – Власта пришла в ужас.
– Работа такая. Вы ведь тоже по ночам иногда дежурите.
– Случается. Проходи. Кофе хочешь?
– Нет, спасибо.
В модуле она была одна. Все соседки еще находились в госпитале.
Молодой человек окинул взглядом небольшую комнату Власты, опять поразился идеальному порядку и удивительно приятному аромату.
Он подошел к девушке, обнял ее, прижал к себе и прошептал:
– Как же хочется побыть с тобой наедине. Чтобы никаких соседей через тонкие стенки!
– Мы можем посидеть в курилке.
– Это тоже не то.
Власта хитро прищурилась, посмотрела на Михаила и осведомилась:
– Что же тогда-то?
– Ты необыкновенная девушка. Лучшая из всех, которых я встречал. Красивая, умная, с чудесным мягким характером. Но мы очень редко видимся. Я хотел бы проводить с тобой гораздо больше времени.
– Ты умеешь произносить комплименты, – сказала Власта и легонько потрепала его волосы.
Он обнял ее еще крепче. Она не возражала, и скоро их губы слились в поцелуе.
Впервые они поцеловались в местной столовой на праздновании Нового года. Было много выпивки и хорошей закуски. В этом мероприятии участвовали медицинский персонал госпиталя, летно-технический состав базы и все местное начальство.
После часового застолья эпицентр веселья переместился на свободное от столиков пространство, где проводились какие-то конкурсы. Гусенко угораздило попасть в один из них вместе с Властой. Суть конкурса состояла в том, что участникам показывали довольно сложную бумажную снежинку, которую требовалось воспроизвести карандашом на ватмане по памяти. Тот, кто выиграл, выбирал из корзинки записку с заданием, проигравший его выполнял.
Власта очень старалась, выводила карандашом замысловатые узоры. Но безупречная зрительная память Михаила взяла верх.
– Проигравший должен поцеловать победителя! – громко зачитала задание ведущая конкурса и, вероятно, от себя добавила: – Взасос!
Тот поцелуй получился жарким. Но все же оба они ощущали себя актерами на сцене.
А сейчас Миша почувствовал страсть, внезапно проснувшуюся во Власте. Она дрожала и не хотела отпускать его.
Он скользнул ладонями по легкому халату, расстегнул пуговицы, нащупал упругую грудь.
– Сколько у тебя времени? – заметно волнуясь, спросила Власта.
– Час.
Она быстро стянула с него футболку, осыпала поцелуями шею, плечи, пробежала метеором по комнате, задернула шоры, закрыла на ключ входную дверь и решительно потянула его за руку:
– Пойдем.
Они упали на кровать.
Власта освободилась от халатика, стянула с себя тонкие трусики и шепнула:
– Иди скорее ко мне.
