Глава 7
Истинного возраста Елены Васильевны Бариной не знал никто.
«Тридцать с небольшим», – говорили одни.
«Тридцать пять», – утверждали другие.
На самом деле ей было под сорок. Просто всех сбивали с толку ее миниатюрная фигурка, гладкая кожа, шикарные волосы и красивое личико без единой морщинки. Этакая маленькая, очень даже симпатичная девушка, имевшая приличный жизненный опыт.
Она окончила институт и интернатуру и была направлена работать на станцию «Скорой помощи». В те годы ее вообще все принимали за тринадцатилетнюю девчонку. Это было нежное создание ростом метр с кепкой, в очочках с тонкой оправой, с хвостиком на затылке и золотистыми завитками кудряшек на висках.
Это чудо носило имя Леночка. Барышня не курила, не употребляла алкоголь, не ругалась матом и вообще не думала о мужиках. Щеночек в стае матерых волков. Разговаривала Леночка тихо, очень тонким голоском, за что сразу получила соответствующее прозвище – Мышь.
Мужское народонаселение станции «Скорой помощи» в присутствии Леночки робело и становилось скромнее. Так вел себя даже огромный, похожий на гориллу фельдшер второй бригады Громов, при появлении которого алкаши и хулиганы растворялись в подворотнях, а бездомные собаки начинали жалобно скулить. Представить Громова в гневе было страшно. Он весил сто тридцать пять килограммов и без мата разговаривать не умел. Однако при появлении Мыши этот гигант почему-то сжимался до размеров ботаника-семиклассника, краснел, становился серьезным и исключительно вежливым. Он вообще относился к ней как к маленькому ребенку, угощал конфетами, печеньками и мороженым, не позволял таскать тяжелый чемоданчик, на дежурстве уступал самое удобное место на тахте для сна.
Несмотря на молодость и миниатюрные размеры, Леночка была очень даже хорошим врачом. Она ничего не боялась, бралась за любую работу, все успевала. С ней было легко и приятно выезжать на вызовы.
Постепенно начальство стало доверять барышне самостоятельные дежурства, но исключительно в дневное время. Если бы оно рискнуло поставить Мышку одну в ночь, то ему пришлось бы иметь дело с Громовым.
Однажды ее бригада примчалась по вызову к старенькому дедушке, ветерану войны. Леночка посмотрела, послушала его. Дед был ходячий, но чувствовал себя, мягко говоря, хреново, потому Мышь и приняла решение транспортировать его до ближайшей «фабрики здоровья», запросила у диспетчера место.
Тот велел ей отправить недужного дедушку в небольшую больничку, состоящей из двух корпусов. В одном размещались терапия, гинекология, неврология, в другом – хирургия с травмой, но приемное отделение было одно.
И вот ведет Леночка ветерана под локоток. Навстречу типичный такой хирург, высокий крепкий детина с волосатой грудью, длинными мощными руками, наглой самоуверенной мордой и бычком в зубах. В зеленой шапочке и «операционнике» того же цвета.
– «Скорая», да? Кого везем? – хмуро поинтересовался он, не глядя на больного.
– Дедушка. Семьдесят пять лет. Пониженное давление, слабость, общее недомогание. Жалобы на тошноту.
– Мы закрыты, – решительно отрезал этот тип. – Я больного не приму.
– Но диспетчер дал место у вас…
– Малявка, твою мать! Ты плохо слышишь?! – повысил голос хирург.
– Не кричите, пожалуйста. Я сейчас позвоню в центр и еще раз выясню.
– Давай-давай, мелочь, выясняй.
События развивались стремительно и принимали крутой оборот. Леночка подошла к телефонному аппарату, который стоял на столе дежурной медсестры, набрала номер диспетчера, объяснила ситуацию и выслушала ответ.
Затем она повернулась к грозному хирургу и заявила:
– Диспетчер сказал, что вы скоро возобновляете прием. Я должна оставить больного у вас. Подскажите мне, пожалуйста, фамилию врача, который его примет.
И тут детину понесло.
– Да ты кто такая, плюгавая сучка?! – взревел он. – Вертел я твоего диспетчера вместо с тобой сама знаешь на чем! Наберут в «Скорую» уродов с улицы, которые не знают ни хрена и слушать никого не хотят! Забирай своего старикана и сматывайся отсюда, пока за шкирку не выкинул!
В холле приемного отделения, как и всегда, тусовался какой-то народец. Это были медсестры, нянечки, родственники больных. Все разом примолкли, испуганно оглянулись на злого доктора.
Но тут вдруг случилось то, чего никто и представить не мог. Водитель «Скорой» и фельдшер, прибывшие в больничку вместе с Леночкой, и предположить не могли, что у нее имеются столь мощные голосовые связки.
Она бесстрашно подскочила к человекообразному детине, а потом громко и отчетливо выдала на все фойе:
– Ах ты, образина шерстяная! Да я твой поганый рот сейчас натяну на одно место! Да как ты, поганец, смеешь так с людьми разговаривать?! А ну-ка назови свою фамилию, или я тебя, суку мохнорылую, прямо сейчас ногтями кастрирую без всякого наркоза!
Нежная девочка по прозвищу Мышь вплела в эти фразы и несколько совсем уж нецензурных слов, но их в данном повествовании, наверное, можно опустить. Во-первых, их употребление запрещено законом, во-вторых, и так все понятно.
Покончив с эмоциональной вступительной речью, Мышь оттянула резинку зеленых штанов хирурга, сунула в образовавшуюся щель сопроводительные документы, свернутые трубочкой, и разжала пальцы. Эхо громкого сухого щелчка заметалось под сводчатым потолком.
Хирург дважды натужно кашлянул и пролепетал свою фамилию. Леночка кивнула и покинула отделение. На прощание она крепко шибанула входной дверью.
В фойе повисла тишина. С потолка спланировал шматок белой штукатурки, а изо рта хирурга беззвучно вывалился бычок. Лицо у этого детины было таким, будто ему только что зачитали смертный приговор с немедленным исполнением, прямо сейчас, не отходя от кассы.
Бригада вернулась на станцию. Последовали другие вызовы. Во второй половине дня Мышь привезла в ту больничку еще одного пациента, на этот раз бабушку с подозрением на гангрену.
Тот же самый хирург сидел в смотровой и опять смолил бычок. Только теперь он был печален, а под глазом у него красовался огромный фингал. На столе перед ним лежали сопроводительные документы на мужчину с язвой. В документах было указано, что этого больного доставил в заведение фельдшер по фамилии Громов.
– Товарищи, не забываем о том, что противник имеет на вооружении крупнокалиберные пулеметы и ЗГУ. Я говорю о советской зенитной горной установке с эффективной наклонной дальностью стрельбы до 1500 метров. Поэтому эшелон полета до Рамира 1800, возвращение на 2400, – инструктировал летный состав Карбанов.
Полноценной группы руководства на базе «Сон-мар» не было, поэтому предполетные указания чаще всего сводились к короткому инструктажу. На первом этаже КДП собирался летный состав двух экипажей, штатный руководитель полетов майор Степко, старший инженер авиагруппы капитан Круглый, начальник связи капитан Анисин и метеоролог старший лейтенант Морозов. Он всегда начинал мероприятие – вешал на стену синоптическую карту и докладывал прогноз с фактической погодой. За ним слово брал связист, затем к карте района полетов подходил Миша Гусенко, исполняющий обязанности старшего штурмана авиа-группы. В конце инструктажа слово брал Карбанов.
– Напоминаю, при взлете с площадок время включения посадочных фар должно быть минимальным, – продолжал он, постукивая по краю стола короткой указкой. – Первым поднимается ведущий. Ведомый делает круг, набирает высоту шестьсот метров и пристраивается за ним. Дистанция – восемьсот метров, превышение – сто. Далее пара встает на курс и занимает заданный эшелон. Строевые огни включаем в положение «тускло».
Весь инструктаж записывался начальником связи на магнитофон. Этот своеобразный объективный контроль служил для того, чтобы было кого наказывать. Сами понимаете, без этого в армии никак невозможно. Нагрянет на базу очередная комиссия, проверит документацию, внешний вид личного состава, бытовые условия, дисциплину. Если вдруг все окажется в порядке, то визитеры начнут копать глубже. Они доберутся до этих вот записей, послушают их.
Тут-то, к безмерной радости председателя комиссии, и выяснится, что на предполетных указаниях никто не обмолвился об орнитологической обстановке, не учли, видишь ли, маршруты миграции птичек. Не важно, что ночью почти все они спокойно спят на ветвях густых деревьев. Главное, что имеется зацепка и причина для наказания.
– Выход на цель осуществляем по курсу и времени, а также по световым ориентирам в виде четырех костров, обозначающих габариты площадки. Посадка на площадку с контролем по допплеровскому измерителю скорости и угла сноса. Первым опускается ведущий. Ведомый встает в круг на высоте тысяча двести на три километра восточнее точки. После разгрузки ведущий взлетает, набирает тысячу пятьсот метров и встает в круг.
Карбанову и Доглину уже пару раз доводилось выполнять здесь аналогичные задачи. Ничего, вполне справлялись. Оба были летчиками первого класса, имели приличный опыт полетов по ночам и в сложных метеоусловиях.
– Построение боевого порядка для возвращения на базу осуществляем на круге восточнее точки. Здесь посадка в том же порядке. Вопросы? – осведомился Карбанов, завершая инструктаж.
Вопросов не последовало.
– В таком случае ждем транспорт с пассажирами и грузом. Вылет по готовности.
Карбанов никогда не слыл героем-любовником. В отношениях со слабым полом он вечно стеснялся и робел, боялся ляпнуть чего-нибудь не то, терялся, с великим трудом подбирал правильные слова для ответов на самые простые вопросы и по большей части отмалчивался.
Познакомившись на базе «Сонмар» с Еленой, майор тоже вел себя сдержанно. Он долго не верил в то, что эта красивая миниатюрная особа одарит его серьезным вниманием и что их приятельские отношения когда-нибудь переродятся в серьезные чувства. Тем не менее именно так все и случилось.
Симпатия к простоватому сильному мужчине с сединой, пробивавшейся на висках, в душе Елены все же появилась. С каждым днем общения она становилась все очевидней. То ли женщина устала от общества инфантильных мужчин, коллег по медицинскому цеху, то ли ощущала нехватку чего-то свежего и важного в жизни. Чем-то подобным на нее внезапно повеяло от нового знакомства, состоявшегося именно здесь, в тропической, безумно жаркой Африке.
Николай не понимал причин, побуждавших Елену улыбаться при встречах, встречать его из рейсов на краю площадки или гулять с ним под ручку теплыми вечерами по главной аллее базы. Он просто был безмерно рад тому факту, что стал вдруг кому-то необходим. Майор и сам с огромным желанием приходил к Елене в кабинет, ездил с ней по выходным в город или слушал ее щебетание во время недолгих прогулок.
Незаметно для них обоих легкая симпатия переросла в глубокое чувство. Карбанов мог поклясться, что не испытывал ничего подобного даже во время второго брака, не говоря уж о первом. Вероятно, до настоящей большой любви он дорос лишь к сорока годам.
К заходу солнца подготовка к ночным вылетам была окончена. На базу начали прибывать автомобили с личным составом и грузом.
– Это же не взвод, а целая рота, – проворчал Карбанов, глядя на бойцов, выпрыгивавших из кузовов двух грузовиков.
– Усиленный взвод, Коля. Их тут пятьдесят человек, – сказал подполковник Баладу. – Завтра возобновятся бои у Рамира. Эти ребята там очень даже пригодятся.
Личный состав стрелкового взвода, прибывшего на базу, был разделен пополам и усажен в две вертушки. Помимо бойцов в грузовые кабины «восьмерок» вошло по несколько ящиков с боеприпасами.
Баладу постоянно крутился у стоянки, помогал с организацией всех этих дел. За четверть часа до назначенного времени вылета его вызвал дежурный сержант-связист.
Вернувшись, подполковник с нескрываемой радостью сообщил:
– В Рамире к приему вертолетов все готово. Площадка расчищена, четыре костра по ее углам солдаты подожгут по вашей команде. Слева и справа установлены грузовые автомобили. Водители осветят площадку фарами.
– Все понятно, – сказал Карбанов. – Отдохнул бы ты, Ува. Или будешь ждать нашего возвращения?
Баладу выглядел очень уставшим. Да оно и понятно. Всю вторую половину дня он носился по территории базы, висел на связи, согласовывал, организовывал.
– Подожду, – заявил подполковник и упрямо мотнул курчавой головой.
– Как знаешь, – сказал Николай, повернулся к коллегам и распорядился: – Поехали!
Вертолетная площадка базы «Сонмар» была оснащена светотехническим оборудованием для ночных полетов по всем международным правилам. Красные огни обозначали зону безопасности, желтые – конечного этапа захода на посадку и взлета, зеленые – приземления и отрыва. Самый центр площадки перед взлетом и посадкой освещался мощным прожектором, установленным на КДП.
Экипажи заняли места в кабинах. Заработал аэродромный подвижной электроагрегат, выпустил клуб сизого дыма. Через несколько минут завыли турбины вертолета с бортовым номером 27-114. Вскоре ожили и пошли по кругу лопасти борта 27-120.
Карбанов проверил оборудование, запросил взлет, вырулил на центр площадки и осторожно оторвал машину от грунта. «Восьмерка» чуть повисела на высоте двадцати метров и начала набор скорости. Вскоре следом за ней пошел вертолет капитана Доглина.
– Что это? – спросила Елена Васильевна.
Она прервала заполнение истории болезни, подняла голову и прислушалась.
– Вертолет запускает двигатели, – пояснила Власта.
– Почему так поздно? Ночь скоро.
– Вы разве не в курсе, что у них сегодня по два ночных рейса?
– Нет, – ответила докторша и качнула головой.
– Простите, я думала, вы знаете, – виновато сказала медсестра. – Мне Миша сообщил, когда забегал в модуль после ужина.
Барина бросила ручку, резко встала, покинула кабинет и направилась к выходу из отделения. Власта последовала за ней.
Когда женщины открыли входную дверь, звук сразу же многократно усилился. Вся вертолетная площадка была залита светом. В ее центре стоял «Ми-8», готовый к взлету. Вторая винтокрылая машина молотила винтами воздух на стоянке и тоже, по всей видимости, намеревалась отправиться на задание.
– Господи, опять. На ночь глядя, – прошептала Елена. – Что же у них за работа такая?..
Женщины довольно долго стояли на крыльце своего отделения. Они дождались, когда транспортные вертолеты по очереди с неспешной солидностью оторвались от площадки и уплыли в непроглядную южную ночь. После сильного шума на базе установилась тишина.
Вернувшись в кабинет, Елена и Власта попробовали продолжить работу. Но их мысли путались, женщины никак не могли сосредоточиться.
– Один черт знает, что со мной происходит, – заявила Барина и откинулась на спинку рабочего кресла.
Власта знала о ее чувствах к Николаю. В свою очередь Барина была в курсе отношений медсестры и Гусенко.
– Елена Васильевна, а давайте понемножку? – предложила девушка и достала из шкафчика бутылку сухого вина, недопитую на каком-то недавнем празднике. – Сегодня у нас с вами было столько работы, что голова уже ничего не соображает. Во всяком случае, моя на это не способна.
– Одиннадцать часов. Ночь на дворе. Пожалуй, можно немного расслабиться.
Власта поставила на стол два бокала, разлила вино, развернула плитку шоколада, выключила верхний свет, оставила гореть лишь настольную лампу. В кабинете сразу стало по-домашнему уютно.
Женщины не спеша пили вино, вспоминали родственников. Елена рассказывала о жизни в России, Власта с теплотой вспоминала родную Чехию.
Казалось бы, обычные посиделки двух женщин, сильно уставших после рабочего дня. Тем не менее беспокойство и нервозность обеих были очевидны.
Вскоре зазвонил телефон, стоявший на краю стола.
– Слушаю, – сказала Барина, подняв трубку.
– Елена Васильевна?
– Да, – подтвердила она, узнав голос Золотухина.
– Наконец-то я вас нашел! – обрадовался главный врач.
– А зачем я вам понадобилась в такой поздний час?
– Тридцать минут назад командир базы сообщил мне важную новость.
Елена напряглась и уточнила:
– В чем дело? Какую именно?
– Наши вертолетчики повезли подкрепление в какой-то осажденный город. Оттуда они наверняка заберут раненых.
– Вот как. – Докторша постучала ногтем по столу. – Тогда у меня несколько вопросов, Леонид Олегович.
– Слушаю.
– Сколько будет раненых? Когда ждать возвращения вертолетов?
– О количестве ничего сказать не могу. Этого не знает даже подполковник Баладу. А вернутся наши пилоты примерно через полтора часа.
– Хорошо. Поняла. К их прилету усиленная дежурная бригада будет в полной готовности.
Барина положила трубку на аппарат, тяжело вздохнула и вновь посмотрела в окно на звездное небо. Потом она рассказала Власте о том, что сейчас услышала.
– Не переживайте, Елена Васильевна, – попыталась успокоить ее девушка. – Николай Алексеевич очень опытный пилот. Он довольно часто летает ночью. Все будет хорошо.
Барина вымученно улыбнулась, кивнула и спросила:
– Ну а ты-то когда у нас замуж выйдешь? Миша еще не сделал тебе предложение?
– Ой, да что вы! Мне еще рано. – Молодая женщина залилась густым румянцем. – Вот вернусь из этой командировки, пару месяцев отдохну от жары и буду поступать на медицинский факультет университета.
– Ну а если он предложит тебе стать его супругой, неужели ты откажешься?
Лицо девушки вдруг озарилось счастливой улыбкой.
– Нет, конечно. Миша замечательный человек и очень красивый мужчина. Я обязательно соглашусь!
– Да и правильно сделаешь.
Елена и Власта сделали еще по глотку вина и засобирались. Им следовало обойти жилые модули и выдернуть оттуда некоторых специалистов. Бригада, дежурившая в госпитале каждую ночь, была весьма малочисленной. Она не справилась бы с большим наплывом раненых.
Потушив везде свет и заперев двери отделения, женщины неторопливо направились в сторону жилой части базы. Елена часто смотрела в ночное небо и прислушивалась. Не возвращаются ли вертолеты, отправившиеся в неизвестность?
Но до времени, обозначенного главврачом, оставался еще целый час. Вокруг по-прежнему было тихо.
– Давайте я пойду за младшим персоналом, а вы – по врачам, – предложила Власта.
– Договорились, – согласилась Барина. – Пусть минут через сорок подходят к приемному покою.
Медсестра исчезла на темной тропинке, а док-торша направилась дальше по дорожке. Вечер был удивительно тихим, совершенно безветренным.
«Хорошо бы в такую погоду прогуляться под руку с Николаем», – подумала Елена, мечтательно вздохнула и в который уже раз посмотрела на звездное небо.
От мысли о том, что скоро он вернется, а завтра они обязательно встретятся и вместе поедут в город, на душе у нее стало теплее.
«Дождаться возвращения Николая здесь, прогуливаясь по дорожкам жилого сектора, или пойти в модуль? – размышляла Елена, медленно вышагивая по аллее. – А что мне там делать? Совершенно нечего. Только сполоснуться в душе и лечь спать. Но не усну ведь, пока не услышу знакомый шум вертолетов».
Она дошла до развилки двух дорожек и остановилась. Главная аллея вела дальше, к столовой, штабным зданиям, гаражу и КПП. Та, что поуже, поворачивала к модулю, в котором жила докторша. Елена немного постояла в нерешительности и направилась обратно – в сторону госпиталя.
Так она и курсировала туда-сюда минут двадцать, размышляя о своей жизни, о работе, о далеком доме в России. Но в первую очередь об отношениях с Николаем, понемногу развивавшихся.
Карбанову всегда нравились ночные полеты. В это время суток воздух спокоен, о восходящих потоках, нагретых дневным солнцем, остаются одни воспоминания. В кабине царит уютный полумрак, разбавленный спокойной подсветкой панелей и приборов. Правда, линии горизонта не видно. Вместо красочных и разнообразных ориентиров на подстилающей поверхности мерцают россыпи однообразных огоньков.
Но эти самые россыпи светятся на просторах мирной и относительно цивилизованной местности. А здесь, в небольшом африканском государстве, охваченном гражданской войной, электроэнергией обеспечивались лишь два крупных города. В восточном регионе это столица под названием Бакул, в западном – мятежный Дамар. На всем остальном пространстве изредка можно было заметить разрозненные огоньки костров или электрических фонарей, питавшихся от дизельных генераторов.
Слава богу, что звезды пока еще оставались на своих местах.
– Хорошая погодка. Не обманул нас Серега Морозов, – поглядывая на небо, усыпанное бриллиантами, сказал Гусенко.
– Да, ни одного облачка, и видимость отличная, – согласился командир. – Как там народ?
Бортовой техник заглянул в грузовую кабину и доложил:
– Сидят и от страха едва дышат.
– Пускай совсем не дышат. Главное, чтоб ни с кем из этих воинов истерики не случилось.
– О, смотрите – звезда падает! – Равиль ткнул пальцем вперед.
Прямо по курсу с неба действительно падал яркий красно-желтый огонек. Быстро и почти вертикально.
– Ну, раз первым заметил, то загадывай желание, – сказал Карбанов и добродушно улыбнулся.
Тараев отчеканил:
– Хочу, чтобы народ в нашей России всегда жил мирно и счастливо!
– Ты идиот? – мрачно выдал Гусенко.
– Почему?
– Кто ж загадывает желание вслух?..
Полет пары транспортных вертушек прошел без проблем до самого Рамира. Лишь километров за пятнадцать до цели справа по курсу в черное небо взметнулся веер трассирующих пуль.
Тараев беспокойно заерзал на сиденье, но Карбанов оценил дистанцию по скорости полета этих светлячков и успокоил его:
– Не пугайся. Далековато.
Гусенко выполнил штурманские расчеты и вывел ведущую машину точно на город.
– Командир, до точки десять километров, – доложил он, колдуя над картой.
– Понял, – сказал тот и не мешкая вышел в эфир: – «Мак», я двадцать семь – сто четырнадцать.
– Сто четырнадцатый, «Мак» на связи, – моментально ответил российский военный советник.
– Мы на подходе, удаление десять километров. Готовьте к приему площадку.
– Понял вас. Начинаем.
Пара вертолетов встала в круг на три километра восточнее предполагаемой точки посадки. Машины выполнили по два виража, прежде чем Михаил Гусенко заметил четыре слабых огонька, образующих ровный прямоугольник.
– Наблюдаю, командир, – доложил он. – Правее сорок градусов.
Карбанов приказал Доглину оставаться на месте, сам приступил к снижению и запросил у «Мака» условия на площадке. Советник передал ему параметры ветра. Никакими другими данными он просто не располагал.
Костры постепенно разгорались. Желтовато-красные точки становились ярче.
Во время дневного рейса Николай хорошо запомнил очертания городка Рамир и то место, где происходила ожесточенная перестрелка. Теперь майор выстроил заход на площадку таким образом, чтобы глиссада снижения находилась как можно дальше от позиций противника. Навигационные огни экипаж выключил, едва вертолет начал опускаться, но бандиты могли открыть огонь из стрелкового оружия, ориентируясь по звуку.
– Равиль, время на разгрузку – одна минута, – произнес Карбанов на удалении километра от площадки. – Дуй в грузовую. Как только коснемся колесами земли, подгоняй народ пинками. Смотри, чтобы солдаты ящики сразу с собой прихватили.
– Понял, командир, – заявил бортач и исчез во мраке грузовой кабины.
– «Мак», высота сто, к посадке готов, – коротко доложил Николай.
В ответ центр площадки осветился желтоватым светом фар машин, стоявших по обе стороны от места приземления.
«Молодцы, хорошо сработали», – отметил про себя пилот.
Через минуту его машина ткнулась колесами в грунт, покрытый густой травой. Из грузовой кабины тут же один за другим посыпались бойцы национальной гвардии. Последние солдаты выволокли из чрева «восьмерки» несколько ящиков с боеприпасами, пригнулись и трусцой потащили их в сторону городка.
Им на смену спешили защитники Рамира. Они тащили на самодельных носилках своих раненых товарищей. Загрузкой руководил бортовой техник.
– Все! – крикнул он, когда места в грузовой кабине не осталось. – Остальных поместите в следующий борт!
Карбанов посмотрел в сторону ближайших строений, где толпились вооруженные люди. Он насчитал около полусотни раненых солдат, нуждавшихся в медицинской помощи. Многие из них лежали на траве, некоторые сидели. Их одежда была насквозь пропитана кровью.
«За второй рейс всех не вывезем, – подумал майор и вздохнул: – Тут на третий хватит».
– Готово, командир, загрузились, дверь закрыта. Можем ехать! – плюхнувшись на место, крикнул Тараев.
Николай нажал на кнопку «радио»:
– «Мак», двадцать семь – сто четырнадцать разгрузку закончил. Взлетаю.
– Взлетайте, сто четырнадцатый. Спасибо вам.
На высоте тысяча двести метров экипаж Карбанова включил навигационные огни. Майор установил визуальный контакт со второй машиной, занял высоту тысячу пятьсот и встал в круг. Вертолет Доглина пошел на снижение и вскоре исчез из поля зрения. Далее Николай с товарищами лишь слышали скупой радиообмен Александра с «Маком».
– Похоже, у них все нормально, – проговорил Равиль, беспокойно ерзая на сиденье.
В это время машина развернулась правым бортом к площадке, и Михаил радостно доложил:
– Да, вижу их. Подходят к освещенному центру. Есть, приземлились!
Полдела в этом рейсе было сделано, но ликовать Николай не спешил. Во-первых, Доглину еще следовало разгрузиться, принять на борт раненых, произвести взлет и занять нужный эшелон. Во-вторых, обоим экипажам предстояло добраться до базы. Ну и в-третьих, данный рейс был всего лишь началом тяжелой работы, рассчитанной на всю ночь.
– «Мак», двадцать семь – сто двадцать разгрузку закончил. Взлетаю, – послышался голос Доглина.
– Влетайте, сто двадцатый. Спасибо вам за помощь.
– Счастливо оставаться.
Никаких намеков на следующие рейсы в эфире не прозвучало. Это было одно из обязательных условий, четко оговоренное в процессе подготовки к работе.
«Молодцы», – отметил про себя Николай.
Через пару минут глазастый Михаил заметил включившиеся навигационные огни второго борта.
– Вижу их, командир! – Он показал рукой вправо и вниз.
– Хорошо. Значит, они заняли тысячу двести.
Ведущий борт вышел из виража и взял курс на базу.
– Сто двадцатый, наблюдаешь меня? – спросил Карбанов.
– Наблюдаю. Тысячу пятьсот занял.
– Пристраивайся, идем на базу.
– Понял.
– Равиль, медработников с нами нет, так что поглядывай за бойцами, – сказал командир уже по внутреннему переговорному устройству.
Бортовой техник исчез в полумраке грузовой кабины, вернулся минут через пять и доложил:
– Там паренек какой-то с медицинской сумкой ползает. Вроде все под контролем.
Отдельный приводной радиомаяк работал устойчиво, да и ветерок этой ночью был слабым. Благодаря этому второй этап полета прошел без напряжения.
– Удаление двенадцать, командир, – доложил Михаил, выполнив расчеты.
– «Восторг», это двадцать семь – сто четырнадцать, – сообщил Карбанов на базу.
– Двадцать семь – сто четырнадцать, «Восторг» на связи.
– Входим в зону парой на тысяча пятьсот.
– Вход в зону парой разрешил. «Гирлянда» в работе.
– Понял. Передайте в госпиталь, что мы везем около полусотни раненых. Прошу обеспечить встречу.
– Да-да, медицина в курсе. Она уже встречает.
Едва руководитель полетов проговорил эту фразу, как впереди по курсу вспыхнули ровные разноцветные квадраты вертолетной площадки базы «Сонмар». Гусенко вновь подтвердил свои отличные штурманские навыки и вывел пару вертолетов точно на цель.
– «Восторг», сто четырнадцатый над точкой в составе пары. Прошу снижение шестьсот.
– Сто четырнадцатый, снижайтесь до шестисот. Готовность к посадке доложите.
– Доложим. Сто двадцатый, занимай посадочную дистанцию.
– Понял, занимаю, – ответил Доглин.
Карбанов уменьшил мощность двигателей и перевел машину на снижение. Через пару минут он выполнил очередной разворот и вышел на посадочный курс. До площадки оставалось не более трех километров.
Вскоре на стоянке, залитой светом прожекторов, появился только что приземлившийся «Ми-8» с бортовым номером 27-114. Вторая винтокрылая машина плавно снижалась по глиссаде и через несколько секунд намеревалась произвести посадку.
