Глава 8
Он чувствовал! Телефон разбудил его в начале седьмого утра. Матрас, который майор притащил из кладовки, был сущей профанацией. Всю ночь вздутые половицы резали спину. Он кинулся к источнику шума, сбивая стулья и папки, разложенные на столе.
– Это хорошо, что ты уже не спишь и привязал себя к телефону, – изрек полковник Мосин. – Есть подвижки, Попович?
Никита выложил все, что они наработали вчера.
Виктор Ефремович выслушал его и задумчиво проговорил:
– В принципе, я рад, майор, что уже в первый день вы взяли Почтальона и очерчиваете круг подозреваемых. Но я ни хрена не рад тому, что арест Почтальона нам почти ничего не дал. Свой круг подозреваемых можешь засунуть себе в одно место!
– Нельзя в то место, товарищ полковник, – проворчал Никита. – Потом не вынем. Полагаю, уже к вечеру мне найдется, что вам доложить.
– Полагай, – проворчал Мосин. – Знаешь, Попович, у меня не идет из головы тот исследовательский центр восточнее Панинских лесов. В него отправлено подразделение химической и бактериологической защиты. Информации пока нет. Но вот что интересно. Нам подогнали из Рошева одного человечка. Это немец. Его подобрали наши, когда он пробирался лесами на запад. Угодил в болото, молил о помощи на немецком. Это было то ли двадцать девятого, то ли тридцатого сентября. Одет в штатское, весь в болотной тине, запуганный. Расстреливать не стали, доставили в Рошев. Как и в твоем случае, упустили несколько дней, забыли про него, другие дела навалились. Вчера этого типа допросили товарищи из НКВД и решили не брать на себя ответственность, передать в контрразведку. Имя фигуранта – Отто Крузе. Он уверяет, что работал старшим лаборантом в том самом исследовательском центре. Заправлял там доктор медицинских наук, оберштурмбаннфюрер СС Альфред Штеллер. Тебе что-нибудь говорит это имя?
– Нет.
– Мне тоже. Светило одаренное, широко известное в узких кругах. Штеллер разрабатывал какой-то важный препарат, вакцину от сыпного тифа. Крузе уверяет, что вроде бы успешно. Перед нашим наступлением проводились финальные испытания, и все сошлось. Куда потом девался Штеллер, он не представляет. Крузе не военный, не знает, с какого конца хвататься за пистолет. Когда разгорелась стрельба и охрана стала метаться, ему удалось сбежать через КПП. С собой у него был маленький чемоданчик, одет в поношенный костюм. Примерно сутки он блуждал по лесам, шел на запад. У Рошева наш патруль его прибрал и отвез в подвалы тамошней комендатуры. Самое интересное вот в чем. По уверению Крузе, доктор Штеллер вряд ли мог покинуть объект до того, как вокруг него замкнулось кольцо. Крузе чесал по кустам, а за спиной все гремело, наши заблокировали КПП. Он не видел, чтобы кто-то сбежал. Когда покидал бункер, доктор Штеллер точно находился внутри, орал на подчиненных, телефонировал в Оршу. Потом был бой, в горячке которого наши перебили всех фрицев, находившихся на объекте, кроме двух мужчин, позднее доставленных в Калинки. Ряд вопросов, майор Попович. Кого держат на гауптвахте? Погиб ли доктор Штеллер, разработавший вакцину от сыпняка? Имеет ли это отношение к нашим радиограммам? Крузе готов сотрудничать с нами. И вообще, майор, почему я должен делать за тебя твою работу?
– Намекаете, Виктор Ефремович, что мне следует прокатиться в Рошев?
– Нет. Ты знаешь, что бывает, если Магомет не идет к горе, – отрезал Мосин. – Принимай гостя. Его уже везут.
В помещении для допросов сидел довольно крупный мужчина. Он вытирал морщинистый лоб несвежим платком, бегали глаза, обведенные темными кругами. Оперативники устроились вдоль стен, курили, с интересом разглядывали гостя.
Этот тип был какой-то чувствительный. Едва до него добрались завитки табачного дыма, он стал кашлять, с мольбой смотреть на курильщиков, которые и не думали тушить папиросы.
Попович сделал им знак. Мол, ладно, прекращайте дымить, а то еще приступ хватит этого неженку.
– Меня зовут Отто Крузе, – пробормотал немец. – Я родом из Карлсхорста, пригорода Берлина, имею среднее медицинское образование, работал в инфекционной больнице. Я не военный, готов сотрудничать с вами, все рассказать. Я не был в СС, не совершал преступлений, делал только то, что велели начальники. Я человек сугубо штатский, ненавижу нацистов и их партию НСДАП.
– Да, никаких преступлений вы, разумеется, не совершали, – сказал Попович.
Он знал немецкий не в совершенстве, но изъясняться вполне мог.
– Все немцы, которых я встречал, ненавидят фашистский режим и втайне мечтают о коммунизме.
– Нет, что вы. О коммунизме я не мечтаю, – сказал Крузе.
– Так, товарищи офицеры, хватит ржать! – отрубил майор, пряча улыбку. – Давайте к делу, герр Крузе, или как вас там. Вы работали на секретном объекте. Расскажите нам все о нем.
Через пять минут сбивчивого лепета волосы зашевелились на макушке Никиты. Остальные тоже притихли, исподлобья таращились на говорливого немца. Объект работал почти два года и постоянно требовал для испытаний человеческий материал. Сколько же людей успели расстрелять и сжечь в печи эти душегубы? Ради чего? Лекарства?
Майор недоверчиво разглядывал немца. Тот действительно имел медицинское образование, сыпал терминами, которые майор едва понимал. Он якобы не участвовал в вакцинациях и заражении людей, смешивал в лаборатории растворы, корпел над микроскопами.
То, что сыпной тиф разносит платяная вошь, Попович и так знал. Сколько народа погибло в мире от тифа, ему тоже было прекрасно известно.
Но немцы искали вовсе не универсальное лекарство. Его до них изобрели. Чем сыворотка отличается от вакцины, Никита тоже представлял. Первую вводят заболевшим людям, вторую – здоровым. Фашисты хотели заразить обширную территорию, населенную недочеловеками, войти туда и не подхватить сыпняк.
– Прошу прощения, товарищ майор, – подал голос Борис Тетерин. – Я выяснил дорогу к бывшей специализированной психлечебнице. Есть еще в городской больнице старожилы, которые ее помнят. Или вы считаете, что лучше семь раз услышать, чем один раз увидеть?
Их мысли совпали.
– Пять минут на сборы, задействовать две машины! Крузе в наручники! – приказал майор. – Ах, у нас их нет. Значит, одолжить у майора Гапонова!
Он скатился по лестнице, вышел на крыльцо. Молодой лейтенант Орешкин, уперев руки в бока, отчитывал усатого сержанта. Тот помалкивал, но явно выказывал недовольство тем, что какой-то безусый пацан учит его жить.
На пустыре по ранжиру стояло отделение красноармейцев со скучными лицами.
– Орешкин, ко мне! – скомандовал Попович.
– Есть, товарищ майор! – Лейтенант подпрыгнул и пустился на зов.
Сержант отвернулся, старательно скрывая пренебрежительную усмешку.
– Товарищ майор, лейтенант Орешкин по вашему приказанию…
– Вольно, лейтенант. За пьянку отчитываешь? – Никита кивнул на группу индивидуумов с постными физиономиями.
– Да не сказать, что совсем уж накушались, товарищ майор. Работали в городе, на Сухарной, чистили помещение для выделенной нам конторы. Только отвлекся, сбегал в комендатуру – бац, уже готовы. Запашок стелется, сами рыла отворачивают.
– А ты им децимацию устрой, – посоветовал Попович.
– Ага, может, еще лекцию о вреде алкоголизма прочитать?
– Не путай децимацию с политинформацией, – заявил Никита. – Это казнь каждого десятого. В принципе, тоже убеждает.
– Так их всего восемь.
– Ну, каждого восьмого.
– Вы серьезно? – Орешкин захлопал длинными, как у бабы, ресницами.
– Шучу я, Орешкин. Пьянство в Красной армии почему-то не считается серьезным проступком. Потом накажешь своих бойцов. Отряжай пятерых с машиной, поедут с нами.
– Есть! Что-то интересное, товарищ майор? – В глазах лейтенанта заблестел плутоватый огонек. – Супостатов будем брать?
– Отставить супостатов! – отрезал Никита. – Ознакомительная поездка в бывший санаторий. По местам немецкой, так сказать, боевой славы.
Он вернулся в здание, спустился в подвал.
Майор Гапонов, весь задумчивый, словно решал сложную математическую задачу, вышагивал по коридору и окутывал себя табачным дымом.
– Подкинули вы мне проблему, товарищ майор, – пробормотал он, обнаружив рядом с собой офицера контрразведки. – И что прикажете делать с этой бабой?
– А что с ней не так? – не понял Попович. – В камеру не пролазит?
– Нет, в камеру вполне пролазит. Но это же баба, ей какие-то особые условия требуются. А тут на арестантов всего один толчок, умыться нечем, кормежку ей добывай. Вон, принесли из столовой. Охрана опять же расхолаживается, на нее глядя. Не приспособлено тут у нас пока для женщин, товарищ майор.
– Терпи, Алексей Романович, это временные неудобства. Выводи ее, кстати. Хочу забрать под свою ответственность на время, для проведения, так сказать, следственного эксперимента. Отпустишь?
– Чего спрашиваете-то? – буркнул Гапонов. – Ваша арестантка, вы ею и пользуйтесь. Хоть расстреляйте, мне до лампочки.
Охранник повозился с ключом, распахнул зарешеченную дверь.
Женщина вздрогнула, обняла себя за плечи. Она сидела на нарах, плотно сжав коленки, опустив голову. Приказ, похоже, выполнялся. Ее не донимали.
Никита кивнул охраннику, мол, можешь идти, сам застыл на пороге, скрестив руки на груди. Горло его снова наполнялось желчью.
Она смотрела на него полумертвыми глазами, скорбно опустились краешки губ. Щеки за ночь ввалились, кожа стала какой-то тонкой.
Даша прерывисто вздохнула и спросила глухо, каким-то чужим голосом:
– Уже пора, Никита… простите, товарищ майор?
«Думает, что на расстрел», – сообразил майор.
Он помялся, опустил руки.
– Доброе утро, Дарья Алексеевна. Это не то, что вы подумали. Предлагаю прогуляться в компании моих оперативников. Вам, человеку с высшим медицинским образованием, это будет интересно. Хотите развеяться?
– Вы не шутите? – Женщина сглотнула, в глазах ее пробудилось что-то, отдаленно напоминающее жизнь. – Куда вы меня повезете?
– Больно не будет. – Никита сухо улыбнулся. – Вам вернут ремень и пилотку. Руки будут свободны, но помните, что любая попытка к бегству станет пресекаться очень жестко.
– Что вы. – Она задрожала. – Я не сбегу.
Судя по спидометру, они проехали четырнадцать километров. Дорога тянулась по заболоченной местности. Не лес, не поле, какое-то месиво из низкорослых кустов, холмов, лощин, впадин. Дорога петляла, то взмывала, то проваливалась. С возвышенностей открывались виды на черную массу деревьев, восточную опушку Панинских лесов.
В первой машине сидели Тетерин с Кольским. Второй управлял Дорофеев. Никита расположился на заднем сиденье. Автомат между дверью и бедром, кобура расстегнута. Маленькую колонну замыкал «газик» с красноармейцами.
К правой двери прижался Крузе в наручниках. Он узнавал местность, тяжело дышал, подавшись вперед. Немец потел, хотя не сказать, что было жарко.
Даша сидела между мужчинами, съежилась, почти не шевелилась, только глаза перебегали от одного окна к другому. В них просыпалась жизнь, появлялось недоумение.
Тела на объекте убрали, но искореженная техника осталась. На проезжей части темнели расплывшиеся кровяные пятна. Скоротечные дожди пока не смыли их.
У остовов КПП колонну остановил боец в фуфайке, с противогазной сумкой на поясе. Удостоверения контрразведки его вполне устроили.
Здание бывшей больницы частично обгорело, чернели обожженные оконные проемы. За ним стояли несколько относительно свежих кирпичных построек, между корпусами тянулись аллеи, за колючей проволокой виднелись бараки концлагеря.
К вышедшим из машин участникам «экскурсии» подбежал бледноватый лейтенант в застегнутой под горло фуфайке, козырнул.
– Здравия желаю, товарищ майор. Лейтенант Завьялов, взвод химической защиты. Выполняем распоряжение полковника Мосина. Объект в целом зачищен. Думаю, тут и до нас не особо разгуливали вирусы. Не та специфика, за исключением нескольких боксов в бункере. Трупы, правда, за неделю разложились. – Завьялов смутился, покосился на женщину, выглядывающую из-за спины майора. – Пришлось повозиться. Мы извели чуть не тонну извести. Чувствуете, какой тут запашок?
Да, дух над округой висел убийственный. Его не прогонял ветер, он впитался в землю, в стены строений, сладковатый, отвратительный.
– Проведите нам экскурсию, Завьялов, – попросил Никита. – Что тут вообще происходило? – Он кивнул на Крузе. – Вот этот парень уверяет, что работал в здешних лабораториях.
– Мы не ученые, товарищ майор, – сказал лейтенант. – Лично у меня полтора курса биологического факультета. Здесь людей убивали, массово причем. – Он скрипнул зубами и глянул на Крузе так, словно прикидывал, куда бы ударить, чтобы насовсем. – Да, лабораторная база приличная. Пойдемте, провожу. Немцы, когда наши подошли, стали тут жечь все, ломать, бить. Почти ничего не осталось. Все, что уцелело, мы отдельно сложили, можете посмотреть.
«Экскурсия» началась с концлагеря. Здесь тоже цвела гарь, характерные ароматы. С уцелевших стен свисали обугленные балки.
– Человек сорок здесь расстреляли перед нашим приходом, – мрачно поведал Завьялов. – В бараки врывались и свинцом косили, суки. Но их тоже всех наши перебили, никто не уцелел.
– Давайте, герр Крузе, – подтолкнул Попович пленного немца. – Излагайте, пришел ваш час. С ностальгией по знакомым местам все в порядке?
– Да пошевеливайся, падла! – процедил впечатленный Дорофеев. – А то недолог час и по черепу получить.
Крузе вряд ли понимал по-русски, но на всякий случай втянул голову в плечи.
– Я не имел к этому отношения, поверьте. Здесь хозяйничали доктор Штеллер и унтерштурмфюрер Зингер, комендант и начальник охраны. У них в подчинении были солдаты СС. Сюда привозили евреев из Оршанского гетто. У доктора Штеллера сложились хорошие отношения с оберштурмбаннфюрером Зольтке, комендантом гетто. Я видел его пару раз. Он приезжал в гости к своему приятелю, они жарили мясо на опушке. Людей здесь не били, не пытали, их нормально кормили, работал врач. Доктору Штеллеру для опытов требовались здоровые мужчины и женщины. Раз в неделю он сообщал Зингеру, какое количество опытного материала перевести в лабораторный корпус, возраст, пол. Иногда требовались подростки. Доктор Штеллер выяснял, связана ли восприимчивость к препаратам с возрастом.
– Я сейчас ему точно двину, – пообещал Тетерин.
– Но я всего лишь мелкий научный сотрудник! – жалобно воскликнул Крузе.
Он не понимал слов советских офицеров, но интонации вполне хватало.
В концлагере визитеры не задержались, в здание больницы тоже не пошли.
– Нет там ничего интересного, – уверил Завьялов. – Жилые помещения выгорели, кабинеты и склады пусты. Все мало-мальски достойное внимания бойцы собрали в кучу на контрольно-пропускном пункте.
В бункер они спускались, ломая себя через колено. Дорофеев ворчал, что лучше бы в тайгу ушел на неделю, без ружья, продуктов и спичек, и то чувствовал бы себя лучше. Тетерин споткнулся, куда-то загремел, начал некультурно выражаться.
– А еще москвич, – процедил Кольский, хватая его за шиворот.
Электричество по понятным причинам в подземелье отсутствовало. У всех имелись фонари. Люди спускались по пандусу в бункер, втягивались в узкие переходы.
– Блок номер два, блок номер четыре, – монотонно бормотал Крузе. – Здесь держали испытуемых, тут они принимали душ, отсюда их распределяли по боксам. Вот инфекционная, где помощница доктора фрау Клара Зиверс заражала людей сыпным тифом.
Узкие камеры за толстым стеклом. Лаборатории, перевернутые стеллажи, ворохи горелой бумаги, колбы, мензурки, инструменты. Ящики шкафов были выдвинуты, содержимое разбросано. В подземелье стояла удушливая вонь.
Лестница, обрывающаяся тупиком, стена, забрызганная кровью. Отверстие с наклонным желобом, вроде тех, что используются для сброса мусора.
– Здесь эсэсовцы ликвидировали отработанный материал, – бормотал Крузе. – Дальше утилизация. Трупы по желобам съезжали вниз, в подземный тоннель, завершающийся печью крематория. Каждый раз по окончании процедуры все полости и каналы подвергались тщательной дезинфекции.
– Не уверен, товарищ майор, что вам следует туда спускаться, – заявил Завьялов. – Зрелище – туши свет. А уж девушке там точно делать нечего.
– Девушка потерпит, – проворчал Никита, покосившись на смертельно бледную Дашу. – Ей очень хочется это увидеть. Верно, Дарья Алексеевна?
Примерно через полчаса они покинули бункер. Познавательная прогулка завершилась. Офицеры глухо ругались, игнорируя присутствие женщины. Похоже, они открыли для себя что-то новое. Тошнота теснилась у горла. Смерть шагала в ногу с жизнью, а дикости Третьего рейха принимали новые образы. Охранники поглядывали на них с сочувствием.
Дашу вырвало. Она едва успела попятиться за угол. За арестанткой присматривали, но куда ей бежать?
Крузе был жалок. Глаза его затравленно блуждали.
– В чем состояли ваши обязанности, герр Крузе? – поинтересовался Попович. – Вы только лишь смешивали содержимое пробирок и разглядывали капли под микроскопом?
– Да-да, совершенно верно. – Немец энергично закивал. – Под надзором доктора Штеллера и его заместителя Клауса Эрдмана. Еще здесь работала подлая белобрысая ехидна Клара Зиверс, она была помощницей доктора, его личным секретарем, любовницей и специалистом, координирующим работу лабораторий. Я не имею ни малейшего понятия о том, как сложилась судьба этих людей.
– Судьба белобрысой ехидны сложилась именно так, как надо, – подал голос Завьялов. – Был такой хорошо подгнивший труп. Мужские же тела еще до нас стаскали в яму, вон там, за околицей, и подожгли. Видимо, это сделали бойцы капитана Чеснокова. Им было невдомек, что для начала нужно кое-кого идентифицировать.
– Вы уверены, что доктор Штеллер закончил работу над вакциной?
– Да, я уверен. – Немец снова закивал как китайский болванчик. – За неделю до того… как все закончилось, в кабинете доктора Штеллера пили шампанское. Я слышал, как провозглашали тосты за завершение напряженной, столь необходимой рейху работы, за новый вклад в арсенал орудий возмездия. Клара смеялась. Обычно такое поведение нашим научным руководителям несвойственно.
Все, что могло иметь ценность, подчиненные Завьялова стаскали на КПП. У будки громоздились коробки, валялись скрученные узлом медицинские халаты, почему-то эсэсовская форма. Немцы физически не успели уничтожить все, и какое-то барахло уцелело.
Оперативники несколько минут копались в бумагах. Фрагменты отчетов, описаний лабораторных исследований – черт ногу сломит!
Тут же стояли несколько емкостей с мутноватым содержимым.
– Мы тоже не поняли, что это такое, – сказал Завьялов. – Но на всякий случай решили собрать. Пусть умные головы разбираются.
Стальные сосуды, закрытые колбы, пробирки с остатками каких-то жидкостей. Блокноты с записями, подшитые листы с графиками и диаграммами. Целый мешок обгорелой документации. Какие-то пропуска, справки, паспорта граждан Советского Союза, трудовые книжки, несколько комсомольских билетов. Почти все эти люди были евреями.
В стопке бумаг Тетерин отыскал несколько фотографий приличного качества. Как они оказались в этой куче, оставалось только догадываться. Он осторожно извлек одну из расколотой рамочки. На ней женщина со светлыми волосами каталась на качелях.
Остальные фотоснимки были свернуты трубочкой. Кольский разглаживал их на коленке, брезгливо оттопырив губу. Позировали люди в черных эсэсовских мундирах. Вальяжные позы, снисходительные улыбки. Фоном мотоцикл с автоматчиками и группа понурых людей с баулами и чемоданами. Знакомое здание бывшей психлечебницы. Перед ним группа лиц в медицинских халатах. Потом отдельные из них в рабочем кабинете.
Двое в белых халатах как-то нахмуренно взирают на фотографа. Их явно оторвали от важного дела. Под халатами воротники мундиров, характерные молнии в петлицах. Эти типы уже мелькали на предыдущих снимках, где-то вместе, где-то по отдельности.
Попович насторожился, подумал, что это важно.
Они отдаленно походили друг на друга, примерно одного возраста, роста, комплекции. Но лица были разные. Первый остроносый, волосы зачесаны назад, глубокие залысины. У второго физиономия круглее, очки на носу.
Никита поманил Крузе. Тот с готовностью подбежал, встал в позу полового в трактире. Дескать, чего изволите?
– Я правильно понимаю, герр Крузе?…
– Да, это он, – заявил немец, тыча пальцем в остроносого типа. – Это Альфред Штеллер, доктор медицинских наук, профессор, работал в институте бактериологии в Дессау. Мы, собственно, и являлись филиалом этого института.
– Кто рядом с ним?
– Доктор Клаус Эрдман, заместитель господина Штеллера.
Попович пристально разглядывал фотографии. Под его левой лопаткой вдруг образовалось жжение.
«Неправильная последовательность действий, товарищ майор, – проскочило под темечком. – Ты даже не посмотрел, кого охраняют на губе в Калинках».
– У Штеллера есть особые приметы?
– Есть. – Крузе продолжал кивать как заведенный. – Палец у него искривленный. Мизинец левой руки, вот здесь. – Он зачем-то стал показывать свой грязный мизинец. – Это еще в молодости доктору не повезло. В поезде ударили дверью. А сросся неправильно.
«Какие интимные подробности, – подумал майор. – Этот парень был не последней сошкой в окружении Штеллера. Но хочет жить, как и все двуногие».
– Эй, военный! – позвал майор сержанта, прибывшего вместе с ним из Злотова.
Тот подбежал, козырнул.
– Поступаете в распоряжение лейтенанта Завьялова. Время – до темноты. Осмотреть здание, еще раз проверить бункер. Возможны скрытые хранилища, кладовые и тому подобное. Искать все, что имеет отношение к научной работе. Вам необязательно знать, что это такое. Документы, любые записи, медицинская аппаратура, все, чему не можете найти объяснения. Чайники и кухонную утварь не надо. Оглядеть окрестности объекта на предмет могильников, тайных захоронений. Как стемнеет, вернуться в Злотов и доложить в отдел Смерш. Не будет никого – майору Гапонову. Выполняйте, сержант!
Военный козырнул и удалился исполнять.
Офицеры подобрались, догадались, что они на очереди.
– Кольский за старшего, – сообщил Попович. – Вам троим доставить господина Крузе в штаб дивизии. И чтобы ни один волосок не упал с его плешивой головы.
– Ох, ни хрена себе! – Дорофеев мысленно прикинул расстояние. – На чем везти-то, товарищ майор? На этой вот развалюхе? – Он покосился на видавший виды «газик».
– Да хоть в пломбированном вагоне, – проворчал майор. – Лишь бы доставили и не растрясли. Вы люди обученные, знаете, что к чему, справитесь. Сдать на руки полковнику Мосину. Он уже знает о существовании данного това… тьфу, фашиста.
– Подожди, командир, – сказал Кольский. – А сам-то ты куда собрался? Что-то глазки у тебя заблестели.
– На гауптвахту в Калинки, – с ухмылкой сказал Тетерин. – Хочет лично удостовериться в том, что в самом сердце полка не припрятана та посылка. Я так не думаю, товарищ майор. Это вряд ли.
