Глава 11
Телефонный звонок стряхнул майора Поповича с продавленного матраса. Благодарность всем богам за то, что остались в кабинете, а не на съемной хате! Докладывал взволнованный дежурный по полку.
Какого черта?! Майор чуть не озверел от ярости.
– Почему так поздно сообщили?! Девяткина поощрить, остальных – к чертовой матери под трибунал!
Но он усмирил бешенство. Не все еще потеряно. Противник локализован, принимаются меры к его блокированию. Откуда он вообще взялся, если до линии фронта двадцать километров?
Подчиненные тоже проснулись, хлопали осоловелыми глазами.
– Мама дорогая, там же Кольский! – убитым голосом проговорил Тетерин.
Они понеслись по коридору к лестнице.
Распахнулась дверь, на шум высунулся моргающий Кислевич. Председатель горисполкома тоже ночевал в здании, дела допоздна задержали.
– Что случилось, товарищи офицеры? – пробормотал он.
Попович вдруг встал как вкопанный. Молния просверлила череп.
– Вы же у нас бывший партизан, Георгий Неронович. Воевали здесь, укрывались в Панинских лесах, знаете местность как свое отражение в зеркале?
– Конечно, знаю, – подтвердил Кислевич. – Я эти болота с детства помню. Часто там лазили.
– Так какого хрена вы застряли в дверях?! – взревел майор. – Пятнадцать секунд на сборы, и за нами! Машина у крыльца!
Через пять минут они въезжали в ворота войсковой части. В городке царил переполох. Кругом еще лежали тела советских солдат и диверсантов. Первых было значительно больше. Немцы напали внезапно, действовали жестко. Похоронная команда собирала трупы под лучами прожекторов.
– Вот же суки, двадцать пять наших душ загубили, – глухо ужасался кто-то. – А еще на губе в камерах…
Немцы потеряли человек восемь или девять. Все в одинаковых комбинезонах, при полной амуниции. Их стаскивали в ковш экскаватора как неликвидный строительный мусор.
Нервно курили следователи из военной прокуратуры. Территорию покидал грузовой фургон с красными крестами на бортах.
Метался бледный как призрак начальник штаба, орал на подчиненных, срываясь на фальцет. Командир полка временно отсутствовал, все шишки сыпались на подполковника Юдина. За такой провал его могли и к стенке поставить по законам военного времени.
– Товарищ майор! – Он метнулся к Поповичу. – Мы разберемся! Все виновные будут наказаны!
Майор отмахнулся. Нечего после драки кулаками махать! Он сам тоже был виновен по уши, хотя и приказал усилить охрану.
Толку от нее не было никакого. Трупы в караулке, во дворе, на пустой автомобильной стоянке, у ворот. А еще на аллее военного городка немцы положили из пулемета кучу народа.
С мертвого лейтенанта Рябинина взятки были гладки. Да и капитан Кольский, которого Никита по дурости своей отправил этой ночью на губу…
– Товарищ майор, жив наш Глеб! – сообщил, трепеща от волнения, Борька Тетерин. – Ей-богу жив, товарищ майор! На губе сидел, как вы и приказали. Схватил трубку, успел отзвониться в штаб, когда пальба началась. Потом с лейтенантом Рябининым побежали наверх, их немцы во дворе и подстрелили! Того насмерть, а у Глеба несколько пулевых ранений. Успел за щит нырнуть. Не пошли немцы добивать. Много крови потерял, почти без сознания, но врачи говорят, что ничего серьезного, выкарабкается. Он в полковой санчасти сейчас.
Слава богу! Испарина на лбу выступила от облегчения!
Никита скатился в подвал. Здесь тоже еще лежали тела.
К командиру подошел Василий Дорофеев, бледный как осенняя муха.
– Товарищ майор, вот ведь хрень какая! – У бывалого охотника стучали зубы. – Что хотели эти уроды, то и творили. В самом сердце полка, мать их за душу! Наших клиентов увели с собой.
Прямо из караулки, где еще стоял удушливый запах смерти, он позвонил полковнику Мосину. Докладывал как есть, готовый понести любое наказание.
– Да слышал я уже, майор, дери тебя за ногу! – взревел полковник и сразу успокоился. – Ладно, Попович, о персональной ответственности будем говорить позднее. Возможно, твоя вина и незначительна, разберемся. Ты понимаешь, что тебя спасет? Только поимка и возвращение сбежавших немецких упырей – это раз. Обязательно в живом виде. Поимка или ликвидация выживших диверсантов – это два. Выявление Вальтера – это три. Дать агенту уйти безнаказанным мы не можем. Думаю, он не сделает ноги, пока не узнает, что посылка дошла до места назначения. Юдин докладывал в штаб дивизии, что Панинские леса оперативно оцепили, подтянули несколько стрелковых рот, божился, что там и муха не проскочит. Думаю, не врал, хотя и не уверен, возможно ли такое. Кстати, откуда взялись эти диверсанты?
– Не знаю, товарищ полковник.
Людей к болотам согнали множество. Серебрился бледный рассвет. Солдаты стояли цепью, через десять-пятнадцать метров. На каждое отделение имелся ручной пулемет Дегтярева. Но перекрыть все щели было невозможно.
В кузове полуторки была разложена карта крупного масштаба.
Взволнованный Кислевич в грубой штормовке и болотных сапогах проводил ликбез:
– Вовсе незачем опоясывать войсками весь лесной массив. На это никаких сил не хватит. Если противник растворился в Машкиных топях, то он определенно направился на бывшую партизанскую базу товарища Донского. Там остались землянки, мостики через трясины, окопы, вырытые там, где позволяет грунт. База замаскирована, просто так ее не раскупорить. Если противник там, то он уже подготовил ловушки. Засады надо ставить только в нескольких местах: здесь, здесь и здесь. – Он тыкал в карту подрагивающим пальцем. – На других участках немцы не выйдут, разве только перелетят через топи.
Председатель горисполкома услышал вопрос, можно ли взять противника штурмом, провалился в задумчивость, скептически покачал головой.
К рассвету пришел приказ из армейского отдела контрразведки: выкурить противника к едреней фене! Диверсантов добить, доктора Штеллера взять живым и вернуть на губу!
Подполковник Юдин снова покрылся смертельной бледностью. Он прекрасно понимал, что если провалит и это мероприятие, то ему не жить.
– Георгий Неронович, выбора нет, – сообщил Юдин сногсшибательную для Кислевича новость. – Вы должны пойти со штурмовой группой, показать дорогу. Мы понимаем, что человек вы гражданский. Не волнуйтесь, вас прикроют.
– Телами мертвых, – пробормотал капитан Ольховский, заместитель начальника штаба.
Судя по каменному лицу, он тоже был не в лучшем расположении духа.
Все вопросительно посмотрели на него.
Ольховский не смутился и проговорил:
– Товарищи офицеры, вам не кажется, что это авантюра? Мы положим людей, и за это нас точно по головке не погладят.
– У вас есть какие-то предложения, Игорь Николаевич? – резко спросил Юдин. – Вы побуждаете нас не выполнять приказ командования?
– Я побуждаю вас, товарищи офицеры, сохранять ясность разума, – сказал Ольховский. – Неужели трудно подойти к делу с умом? Мы закупорили все выходы из болота. На заброшенной базе, по-видимому, нет продуктов. Там холодно, слякотно, жуткая сырость. Нам некуда девать своих солдат? Да немцы выйдут с поднятыми руками уже через три дня. К чему такая спешка? Ладно, молчу, товарищ подполковник. – Он махнул рукой. – Будем выполнять приказ.
Попович тоже молчал. Он тоже предпочел бы брать диверсантов измором. Не от хорошей жизни они туда пошли. Но майор не мог выступать против решений начальства.
– Все в порядке, я пойду, товарищи, – заявил Кислевич. – Какой же я гражданский? Да я два года в этих лесах фрицев стрелял как перепелок! Автомат хоть дадите? – Он исподлобья уставился на Юдина.
Начинался новый день. С самого утра зарядил противный моросящий дождь. Бойцы, закутанные в плащ-палатки, вооруженные жердинами, уходили по тропе, на которой последний раз видели вражеских лазутчиков. Два отделения полковой разведки, двадцать опытных, повидавших виды автоматчиков.
Впереди шли двое с баграми, прощупывали дорогу по указке Кислевича, шагающего следом. За ними тянулись остальные. Люди пропадали за деревьями, таяли в пасмурной дымке. Они углубились в болотистую чащу метров на двести, ступали осторожно, выверяли каждый шаг, опасливо поглядывали на пузырящиеся окна, затянутые тиной. В воздухе висела удушливая вонь.
Чем дальше солдаты уходили от лесной тропы, тем тягостнее становилось на душе. Люди прекратили шутить, смотрели под ноги. Иногда кто-то съезжал в тягучую жижу, хватался за ветки деревьев. Товарищи вытаскивали бедолаг из ловушек.
Кислевич приложил палец к губам, присел на корточки. Глаза его блестели от возбуждения. Он посмотрел назад, показал пять пальцев, затем еще раз, сделал круговое движение. Тропа раздваивалась, обе ветки шли параллельным курсом по бокам опасного окна.
Отряд распался на половины. Теперь люди двигались двумя колоннами. Кругом криворукие деревья, переплетенные жилистые ветки, кочки над трясинами, заросшие лишайником. Прямо по курсу непролазная гуща умирающей растительности.
– Хлопцы, шире шаг, – пробормотал Кислевич. – Проскочим эту лихомань, за кустами легче будет, там рассыплемся.
Тут вдруг ударили «МП-40», полетели колотушки с длинными деревянными рукоятками. Разведчики попали в глухую западню. Весь отряд как на ладони, рассыпаться некуда! Немцы били наверняка, методично, из надежных укрытий.
Бойцы валились на тропу, изрешеченные пулями. Несколько человек бросились обратно, но в суматохе сбились с тропы, повалились в трясину и уже не могли оттуда выбраться. Они суматошно били руками, захлебывались, исчезали в топи. За несколько мгновений погиб почти весь отряд.
Председатель горисполкома Кислевич извивался на коряге, вросшей в болотную почву. Пули перебили ноги, разорвали живот. Жизнь по каплям уходила из человека, он вздрагивал, мутнели глаза, бурая рвота шла горлом.
На тропу выбрались только двое. Грязные, оборванные, потрясенные. Повалились на сухую землю, их трясло, рвало.
Все было ясно без слов. Над болотами нависла злорадная тишина.
Доклад руководству полка последовал незамедлительно. Подполковник Юдин задыхался от ярости. Капитан Ольховский благоразумно помалкивал, прятал глаза. Он ведь предупреждал! А этим людям важнее выслужиться!
Прибыл с бойцами своей недоукомплектованной роты капитан Гуревич, метнулся к Юдину.
– Товарищ подполковник, разрешите мне! У меня отличные солдаты, мы пробьемся, покажем этим тварям, где раки зимуют!
– Вы спятили! – Смертельно бледный помощник начальника штаба капитан Квашнин покрутил пальцем у виска. – Мало нам трупов? Мы собираемся замостить эти чертовы болота телами своих солдат? Товарищ подполковник, нужно подтащить артиллерию и ударить прямой наводкой по этому проклятому лесу! Отдайте приказ, мы подтянем батарею, и через час тут ни одной живой твари не останется!
– Так, отставить рационализаторские предложения! – отрезал Никита Попович. – Вы еще бомбометание предложите парочкой фронтовых бомбардировщиков! Никакой инициативы, все выполняют указания дивизионного отдела Смерш. Закупорить выходы из Панинских лесов, ждать, в атаку не переходить! Чтобы ни одна живая душа не выбралась из болот!
Часы показывали начало одиннадцатого утра. В отделе контрразведки на Троицкой улице зависло скорбное молчание. Никита дымил у открытого окна, выходящего на задний двор. Борис Тетерин вертелся на стуле и безбожно окуривал угол, заросший плесенью. Василий сидел за столом. Он вытряхнул на газетку табак из пачки, набивал им полупустые папиросные гильзы и раскладывал их в ряд, как патроны.
Злость приутихла, настала пора принимать взвешенные решения. Никита уже доложил полковнику Мосину о бесславном штурме. Потом офицеры перекусили в столовой.
– Как бы не последний завтрак перед справедливым приговором трибунала, – мрачно пошутил Тетерин, дохлебывая чай.
Из динамика, прикрученного к столбу на Троицкой улице, лились бравурные военные марши. За ними последовало новое сообщение Совинформбюро. Диктор Левитан торжественным голосом перечислял города и поселки, отвоеванные Западным фронтом, назвал точное количество уничтоженных фашистов, сказал, сколько танков, орудий, минометов захвачено советскими войсками в ходе победоносного наступления.
Никита давно научился критически оценивать информацию такого рода. За каждым взятым городом и поселком стояло огромное количество погибших, покалеченных людей, разбитой техники. Немцы теряли в разы меньше, отступали, в принципе, организованно, но их все равно гнали.
– Скоро наступление, – пробормотал Дорофеев. – Отобьем Белоруссию, освободим Польшу…
– Потом весь мир, – продолжил Тетерин и смутился.
«Сначала Польша, потом весь мир!» – орал в тридцать девятом бесноватый фюрер на одном из своих партийных сборищ.
Полчаса назад офицеры побывали в госпитале, где недавно начальствовала Дарья Алексеевна Меркушина. Капитан Глеб Кольский не мог вставать, ворочаться, делать глубокие вдохи, даже толком шевелиться. Но прекрасно ругался! Матерщина в палате стояла коромыслом. Даже нянечки и медсестры, привыкшие ко всему, краснели и стыдливо отворачивались. После первых же глаголов такого рода офицеры успокоились. Жить будет.
– Кого тут списали с парохода? – со смехом спросил Борис, сгружая на кровать больного яблоки.
Ответом был новый залп непечатных оборотов. Глеб лежал на койке, весь замотанный, истекающий желчью. Немецкие пули попали в руку, в обе ноги. Одна угодила в череп, отскочив от щита с наглядной агитацией. Плечо пробило навылет, остальные пули хирурги вытащили и положили в блюдечко, стоявшее на прикроватной тумбочке. При этом они дали клятвенное обещание, что через пару месяцев капитан вернется в строй, будет бегать и прыгать, как раньше, но если вдруг что-то заболит, то они не виноваты.
Офицерам пришлось успокаивать товарища. Мол, поболит и перестанет, еще послужишь Родине. Он не мог себе простить, что попался на удочку. Меньше всего ожидал чего-то подобного. Это форменная наглость со стороны немецко-фашистских захватчиков!
Да и очевидец из него хреновый. Сидел в каморке для дежурных, листал журнал посещений в свете настольной лампы, неподалеку прохлаждался лейтенант Рябинин. Они не слышали, как началась пальба в городке, а потом и в караулке. Подвал глубокий, звукоизоляция идеальная. Опомнились, когда захлопали выстрелы во дворе караулки. Кинулись вверх, выбежали во двор.
Навстречу шли немцы. Все в маскировочном одеянии, увешаны оружием. Лиц не запомнил, у всех фрицев рожи одинаковые. Они с Рябининым стреляли из пистолетов, кого-то положили. Потом он видел, как погиб молодой лейтенант, сам катился за какое-то препятствие, получая пулю за пулей. Потерял сознание, но ненадолго. Очнулся весь в крови.
Красноармейцы вытаскивали его во двор, кто-то истошно орал, мол, здесь живой офицер Смерш! Дальше санитары, носилки, весь набор.
– Перелистывал журнал посещений, говоришь? – Никита нахмурился. – Ну и что узрел там новенького?
– Ничего, – проскрипел раненый. – Из фигурантов, к которым мы присматриваемся, за последние два дня в подвал никто не спускался, к немцам не подходил. Естественно, агент побаивался это делать. Да и была ли к тому нужда? Он все провернул раньше. О прежних посещениях вы знаете. Там и Юдин был, и Ольховский, и Квашнин. Капитан Гуревич приезжал, даже майор Гапонов из НКВД. У каждого имелся свой благовидный предлог. Там ведь и офицеры из стрелковых батальонов сидели за пьянки и драки, предатели трудового народа, проворовавшийся кладовщик.
Больше всего на свете майор ненавидел терять своих людей. Успехи – дело наживное, а человека не вернешь. Прошло полчаса. Они пожелали раненому товарищу долгих лет, выслушали его мнение по этому поводу и были таковы.
Прибыл Ольховский, с мрачным видом доложил, что войсками обложен солидный район, но лично он сомневается в эффективности принятых мер. А вдруг диверсанты настолько хитры и изворотливы, что уже вышли оттуда?
Никита разозлился, уверил штабиста в том, что здесь и без него есть кому сомневаться и строить версии, и выставил его за порог.
– Кретины! – пробормотал он, дрожа от злости. – Сами безрукие как та баба, а сомнения у них, видите ли!
– Какая баба? – осведомился Дорофеев.
А вот Борька Тетерин хихикнул. Он понял. Про Венеру Милосскую, коротающую деньки в парижском Лувре, знали почти все школьники Советского Союза.
– Кстати, насчет бабы, товарищ майор, – сказал Тетерин. – Я так понимаю, вы уже укротили свою строптивую, и мы можем ее использовать в своих корыстных целях. Я имею в виду, конечно, увлекательные радиоигры с техническими службами абвера.
– Ума не приложу, как мы можем ее использовать, – проворчал Никита. – Она не знает агента, а тот об этом, разумеется, в курсе. Радистка сейчас бесполезна. Она сможет нам помочь только в дальнейшем, если мы вовремя нейтрализуем Вальтера и он не сообщит хозяевам о провале Почтальона. Давайте прикинем, что мы имеем, товарищи офицеры. Начальство поняло, что погорячилось, отдав приказ о штурме. Не разобравшись, бросили в болото лучших бойцов, и они почти все погибли. Вторично атаковать нельзя. Немцев немного, но они знают местность. Возможно, среди них есть люди, когда-то выбивавшие партизан из этих болот. Там сюрпризы, ловушки, растяжки и тому подобные прелести. Ольховский прав. Мы могли перекрыть не все. Немцы знали про тропу, ведущую в болота, и применили запасной план, когда подразделение наших солдат перерезало им путь. Они сидят на замаскированной базе, выставили посты и ждут. Чего именно? Что наша бдительность притупится и они смогут улизнуть по тропинке, известной только им? В таком случае у нас нет времени. Брать фрицев на измор – не тот случай.
– Разрешите, товарищ майор? – сказал Тетерин. – Все говорят про их запасной план. А какой же был основной? Хоть кто-то об этом подумал? Откуда они вообще взялись?
– Пешком через линию фронта. – Дорофеев задумчиво корябал широкий нос. – Далековато, товарищ майор. На западе от Панинских лесов повсюду наши части. В этом случае было бы логичнее одеться в советскую форму и обзавестись документами. Но нет – приперлись в своем. Явно пришли не от линии фронта. Да и не на машине прибыли. Хотя не похожи и на парашютистов.
– Да, – согласился Тетерин. – Хотели быстро выполнить задание и свалить тем же путем, которым прибыли. Черт возьми, это самолет, товарищ майор! Гадом буду! – Борис подался вперед, глаза его заблестели. – В болоте сесть не могли, это ясно. Но что мы вообще знаем про эти леса? Мы сами не местные, да и вся куча народа в погонах, что тут отирается, тоже не из здешних.
«А ведь мы действительно не знаем, что тут было до войны и при немцах, – подумал Попович. – Многим современным самолетам не требуются полосы с искусственным покрытием. Они могут сесть на поле, лишь бы кочек было поменьше. Но такая куча диверсантов, не считая экипажа и тех, кого надо забрать! Самолет явно грузовой или пассажирский».
– А может, правы штабисты? – сказал Дорофеев. – Подтянуть артиллерию и хорошенько вмазать! Подохнет этот Штуллер, да и хрен с ним.
– Штеллер, – поправил Тетерин.
– Да мне без разницы, – заявил Василий. – Он немцам нужен, а не нам. Пусть у них за него голова болит, мы-то тут при чем?
– Нам он тоже нужен, – заявил Никита. – Что мы знаем про бактериологические, вирусологические и прочие подобные тайны фашистской Германии? Ни хрена. А этот вурдалак знает. Живой он требуется. Желательно с помощником. Тот тоже фигура не последняя. Так что давайте без глупых инициатив. Что за идеи вообще? – Он снова разозлился. – С вами общаться, товарищи офицеры, сам глупеешь.
Зазвонил телефон. Попович схватил трубку так резко, словно знал, что этот трескучий аппарат сейчас взорвется.
– Твое счастье, что ты на месте, майор Попович, – проворчал полковник Мосин. – Кстати, почему ты прохлаждаешься в кабинете? Не работаешь? Отчаялся и свесил лапки?
– Работаем, товарищ полковник, – сказал Никита. – Обсуждаем с личным составом план первоочередных мероприятий.
– Придержи пока свои мероприятия, – буркнул полковник. – Итак, первое. Командование полка божится, что лес они закрыли. Второе. Сегодня ночью в районе Рошева был замечен самолет. Это «Ли-2», военно-транспортный, шел на средней высоте. Откуда взялся, непонятно. Наши тогда не летали. Время обнаружения – после полуночи. Вынырнул из тучи, шел на юг, предположительно к Панинским лесам. Куда и как садился, никто не видел. В принципе, не иголка, двадцать метров в длину, на рытвины не сядет, да и полоса для приземления нужна приличная. Третье. В самой глуши Панинских лесов, на открытом участке шириной в полкилометра, когда-то функционировал военный аэродром. Его забросили еще в тридцатые за ненадобностью. Если найдешь старую топографическую карту… в общем, разберешься. Имелись дороги, ведущие на этот объект, но можно представить, в каком они теперь состоянии. Сможет ли пилот посадить самолет на то, что раньше было посадочной полосой, зависит от его квалификации. Асов у немцев хватает. Четвертое. Командование дивизии подняло в воздух бабское звено «У-2». В данный момент они на низкой высоте прочесывают небо над Панинскими лесами, осматривают старое аэродромное поле и болота, где предположительно прячутся немцы.
– Вот здесь, пожалуйста, подробнее, товарищ полковник, – встрепенулся Попович.
– Что я непонятного сказал? – рассердился Мосин. – Героическая женская эскадрилья легких ночных бомбардировщиков сейчас приписана к стрелковой дивизии. Нам выделили три самолета, и в данный момент они работают. Командир звена – старший лейтенант Зинаида Куприянцева. Она должна прибыть к тебе с докладом по итогам полета. Думаю, немцы не будут стрелять по нашим бравым девушкам, им важна скрытность. Так что жди свидания с красивой женщиной. Все. – Полковник прекратил разговор.
– Уверен, он пошутил насчет красивой женщины, – задумчиво пробормотал Никита и аккуратно, словно она была из хрупкого стекла, положил трубку на рычаг.
На часах было ровно двенадцать.
Офицеры контрразведки изумленно таращились на красивую молодую женщину. Она стояла перед ними навытяжку. Летчице идеально шла военная форма – узкая юбка выше колен, сапожки с набитыми каблучками, лихо заломленная пилотка. На умопомрачительной груди висели ордена Красной Звезды и Красного Знамени. Волнистые волосы были заправлены под пилотку. Большие карие глаза насмешливо взирали на остолбеневших офицеров. Но от буквы устава она не отступала ни на йоту.
– Здравия желаю, товарищ майор! – произнесла летчица звонким певучим голосом, от которого Василий Дорофеев чуть окончательно не свалился со стула. – Старший лейтенант Куприянцева прибыла для доклада о проделанной работе. Вы разрешите?
– К чему эти церемонии? – зачарованно пробормотал Тетерин. – Мадам, вы можете входить без стука куда угодно.
Попович схватился за спинку стула, выдвинул его из-под стола.
– Присаживайтесь, товарищ старший лейтенант.
Разве место на фронте таким красавицам? А если убьют, не дай бог? О подвигах этих женщин знали все. Они летали в любую погоду, совершали на своих утлых лодочках дерзкие рейды в глубокий тыл противника, бомбили железнодорожные станции, опорные пункты, узлы связи, позиции войск, при этом несли немалые потери. Немцы боялись их как огня, прозвали ночными ведьмами.
– Хотите чаю, товарищ старший лейтенант? – осведомился Дорофеев. – Мы это мигом.
– Вы очень любезны. – Женщина мило улыбнулась и грациозно присела на стул. – Спасибо, не надо ничего. Расстелите карту на столе, если вам не трудно, товарищ майор.
Попович сделал это.
– Мне очень жаль, но это неправильная карта, – тут же сказала летчица. – Она составлена с грубыми ошибками. Возможно, это делалось намеренно, чтобы еще больше засекретить объект, но, по нашей информации, им даже не пользовались. Посмотрите сюда. – Она очертила вытянутый овал аккуратным пальчиком. – Здесь нет никакого леса, а есть заброшенная взлетно-посадочная полоса. Она заросла травой, мелким кустарником. На краю аэродромного поля были дощатые строения, сейчас они развалились от сырости и постоянных ветров. Мы полтора часа барражировали над районом на сверхмалой высоте. В отдельных местах чуть не касались деревьев. Бывшая партизанская база замаскирована, ее не обнаружить с воздуха. Люди, если они там и есть, попрятались. По нам не стреляли, мы никого не видели. Местность глухая, укрыться несложно.
– Но что-то вы нашли, Зинаида, – догадался Никита. – У вас такое загадочное и одухотворенное лицо.
– Да, товарищ майор, – сказала женщина. – Я сама обнаружила это странное местечко. Намеренно не летала над ним, держалась в стороне, изучала сбоку. Мне почему-то показалось, что не стоит демонстрировать немцам мой интерес.
– Товарищ старший лейтенант, вы не только красивая, но и чрезвычайно умная и дальновидная женщина, – заявил Тетерин. – Мы сгораем от нетерпения. Что же это может быть?
– Самолет это может быть, – сказал Дорофеев. – Не троллейбус же.
– Это край старого аэродромного поля, северо-восточная сторона, вот здесь. – Летчица показала на карте. – Все замаскировано на совесть, но есть одна несуразность. Сейчас осень, листвы на деревьях немного, а тут ее прямо изобилие. Словно специально стаскивали в одно место. Это не хвойный лес, который вечно зелен. По очертаниям напоминает самолет.
– Людей в тех краях не видели?
– Нет, никого. Повторяю, я не подала вида, будто что-то заметила. Мы намеренно ушли на запад и там еще полетали минут десять, пока не стало кончаться горючее.
– Вы правильно сделали, Зинаида, спасибо вам огромное, – с чувством поблагодарил Попович. – Вы никому не говорили о своей находке?
Щеки летчицы слегка заалели.
– Мой муж, пока не погиб, служил в комиссариате государственной безопасности. Я это к тому, что умею хранить военные и государственные тайны. О том, что я видела, не знают даже мои девочки.
– Отлично, товарищ Куприянцева! – заявил Попович. – Вот и дальше никому не говорите. Будут спрашивать в полку или в дивизии, отвечайте, что даром провели время в воздухе, видели только наших солдат, стоящих в оцеплении.
– Надоест летать, приходите к нам, – сказал Тетерин. – Будете незаменимым сотрудником.
– Не надоест, товарищ старший лейтенант, – с обворожительной улыбкой отозвалась летчица. – Мы будем летать, пока не кончится война. Да и потом тоже. Кукурузные поля опылять, к примеру.
– Ай да Зинаида!.. – мечтательно пробормотал Тетерин, когда за женщиной закрылась дверь. – Просто луч света в темном царстве. Ушла, и снова все те же опостылевшие лица. Прошу прощения, товарищ майор. У этой дамы серьезный радиус поражения.
– Она про самолет, вообще-то, рассказала, – буркнул Дорофеев. – Может, очнемся уже, товарищ майор?
– Очнулись уже. – Никита размял одеревеневшую шею, потянулся к телефонной трубке. – А теперь посмотрим, товарищи офицеры, как мы умеем хранить секреты.
