Путь до Прилук оказался непростым. После села Перемога началась скверная дорога из бетонных плит — «бетонка», превратившаяся затем в ужасную явь автомобилиста — сплошные ямы и выбоины. Они планировали заехать в Тростянецкий дендропарк, но Вадим молча, не ставя в известность Марину, отказался от этой идеи. Судя по выражению лица спутницы, ее единственным желанием было поскорее распрощаться с разбитой, словно после артобстрела, дорогой, на которой, несмотря на независимую подвеску, болтало, как на судне во время шторма. Одно дело ехать по такой дороге на внедорожнике, другое — на «паркетнике», только внешне похожем на кроссовер и сразу скисающем на бездорожье. Вадим развлекал Марину рассказом о посещении тюрьмы, о «гене воина», который присущ убийцам. Марина поинтересовалась:

— Эта психолог хорошенькая?

— Без пяти минут доктор наук — «синий чулок». Другую туда не допустили бы.

В пути они делали частые остановки, то и дело пили кофе в различных вариациях. Приятной поездки-прогулки, как они накануне предполагали, явно не получилось. Сто девяносто километров непостижимым образом никак не хотели заканчиваться, хотя пошел уже третий час их путешествия.

— У меня скоро начнется морская болезнь от этой тряски,  — устало пожаловалась Марина.

Загорелая натуральная блондинка, она свои длинные роскошные волосы собрала в «ракушку». У нее было узкое лицо, большие выразительные голубые глаза, сразу притягивающие взгляд.

— А я на кофе смотреть больше не могу, и этой ночью мне не уснуть,  — отозвался Вадим. Его уже достало то, что Марина, завидев очередную «фирменную» заправку, восклицала: «Давай остановимся, я попудрю носик».

— Не надейся, что этой ночью будешь спать! — многозначительно произнесла Марина, завлекающе глядя на него.  — Я что, зря согласилась на эту дурацкую поездку?

— У меня основная цель — побывать в доме бабушки, где прошло мое детство.

— Ностальгия замучила? Когда ты последний раз там был? — со смехом спросила Марина, но тут колесо попало в очередную яму и ее подбросило так, что клацнули зубы.

— Поосторожнее! Не дрова везешь!

— Извини, отвлекся.

Вадим задумался: в самом деле, когда он был последний раз в доме бабушки? Пять лет назад? Десять? Пожалуй, больше пятнадцати. Значительно больше — он тогда был еще подростком. Двенадцать лет тому назад умерла бабушка, он как раз был по делам в Париже, и мама сообщила о ее смерти, только когда он вернулся домой. Бабушку кремировали на Байковом кладбище, а похоронили на Лесном. Бабушка завещала свой дом ему. Мама использовала этот сельский дом вместо дачи и, выйдя на пенсию, жила там с ранней весны до поздней осени, оставляя его одного в квартире в надежде, что это поможет ему поскорее жениться. Мама умерла в конце прошлого года, не дождавшись ни невестки, ни внуков, о которых мечтала. Девушек, женщин у него было в жизни много, может, даже слишком много, но ту, единственную, он так и не встретил. А может, не искал и прошел мимо нее, увлеченный работой, интересными поездками, привыкнув к частым встречам-расставаниям.

Марину Вадим знал давно. Шесть лет назад она претендовала на его личную жизнь и даже рассчитывала создать с ним семью. Когда Вадим бывал в поездках, она вечерами часто навещала его маму, и они быстро нашли общий язык. Мама обожала Марину. Затем он сбежал от Марины, посчитав, что слишком привязывается к ней и это мешает ему в работе. У него была заветная цель — добиться мировой славы, сотрудничать с известными зарубежными иллюстрированными журналами, устраивать персональные фотовыставки в разных странах. Вадим, ничего не сказав Марине, уехал на полгода в турне по странам Индокитая и все это время молчал, а по приезде не спешил объявиться, под различными надуманными предлогами оттягивал встречу. И отношения у них разладились. Когда он узнал, что Марина собирается выйти замуж, он, усмехнувшись, подумал: «Быстро же она из одной кровати перепрыгнула в другую!» Но по сердцу будто провели наждаком.

Время шло, мировая слава все не приходила, а год тому назад он случайно встретил Марину в кафе. Она попыталась пройти мимо, сделав вид, что не заметила его, а у Вадима неожиданно затрепетало сердце, стало горячо в груди, и он ее окликнул. Они сели за столик в углу и стали яростно обвинять друг друга, затем пришли к выводу, что могут остаться друзьями — в их совместном прошлом было много хорошего. Вадим похвастался своим приобретением — новой квартирой в элитной многоэтажке на бульваре Дружбы Народов, и пригласил Марину посмотреть ее, хотя официально дом еще не был сдан. Они пешком поднялись на двадцатый этаж — лифты не работали, затем, как зачарованные, стояли перед панорамным окном, откуда открывался вид на вечерний Печерск. В квартире было пусто, не считая старого узкого туристического спальника, но это не помешало им заняться любовью. После этого случая Марина стала его любовницей.

Муж Марины успешно занимался строительным бизнесом, медленно, но неуклонно расширяя его. Заработки позволяли ему ни в чем не отказывать жене и содержать няню, проводившую целые дни с их трехлетней дочерью. Работа отнимала у него все время, он часто ездил в продолжительные командировки, что любовникам было только на руку. Марина работала юристом в коммерческой фирме, начальником отдела у нее была бывшая однокурсница и близкая подруга Амада, которая знала все об их отношениях, и когда Марине нужно было уйти раньше с работы или взять отгул, всегда шла ей на встречу.

Шикарная квартира в центре города, ремонт вынудили Вадима взять солидный кредит в банке, и проценты, как счетчик в такси, неуклонно щелкали, увеличивая сумму, не давая ему расслабиться. Сразу после смерти мамы он продал ее «двушку» в Дарнице, чтобы частично погасить кредит, а теперь пришла очередь дома бабушки в селе Черниговской области. Оставшаяся сумма кредита была незначительной, и Вадим предполагал в скором времени долг погасить. Вот только на обстановку в новой квартире не хватало денег.

Дом бабушки находился в небольшом селе Власовка, недалеко от широко известного национального заповедника «Качановка», что ощутимо позитивно повлияло на его цену при продаже, и это при всеобщем падении цен на недвижимость. Когда Вадим приехал в село, он не сразу вспомнил, где находится бабушкин дом. В памяти всплыли воспоминания детства, когда каждое лето он проводил здесь,  — ватаги ребят, велосипеды, рыбалка на утренней зорьке и купание в огромных прудах. Он запомнил бабушку сгорбленной, опирающейся при ходьбе на суковатую палку. Если он собирался на дискотеку в дальнее село, бабушка пыталась его удержать, пугая тем, что при возвращении он найдет ее бездыханное тело с разорвавшимся сердцем. И, затаив обиду на бабушку, он все же оставался, тогда когда его друзья, Колька, Васька и Сережка, весело катили на великах к окраине села. Однажды дискотека не удалась, местные ребята решили разобраться с чужаками. Васька после этого долго провалялся в больнице, а Колька и Сережка гордо ходили по селу с синяками под обоими глазами, словно с макияжем, рассказывая о баталии все с новыми и новыми подробностями.

«Где вы теперь, мои закадычные друзья тех лет?»

Подъехав к бабушкиному дому, Вадим почувствовал, как защемило сердце. Казалось, сейчас выйдет на крыльцо озабоченная мама с белыми от муки руками — месила тесто на пирожки, — а за ней, кряхтя, бабушка, которая светилась от радости при виде внука. Посмотрев на часы, Вадим отметил, что добирались они сюда почти три часа — много времени ушло на частые остановки. Подумал о том, что мама каждый раз добиралась в село двумя автобусами, тратя на это полдня. Когда приобрел не без маминой финансовой помощи автомобиль, так ни разу и не свозил ее сюда, откладывая это «на завтра».

«Вот и „завтра“ прошло, мамы уже нет, а обещание так и не выполнил».

Подойдя к калитке, он дотянулся рукой до задвижки с внутренней стороны и открыл ее. Узкая дорожка из потрескавшихся плит, по обе стороны за редким штакетником — фруктовые деревья: яблони, груши, вишни, сливы. Под ними и вокруг все заросло высоким бурьяном. Яблоня белый налив уже обобрана, хотя оставшиеся яблоки на верхушке на вид еще зеленоваты.

По привычке Вадим глянул на соседний участок — когда-то там жила Пелагея Никаноровна, подружка бабушки, ее сверстница. Она навещала бабушку каждый вечер и всегда приносила гостинцы для него. Вряд ли она до сих пор жива, но в доме кто-то был — во дворе стоял красный «Ниссан-Микра».

— Прикольный номер — «купальский»! — сказала Марина, проследив за взглядом Вадима.

— Что? — не понял он.

— День Ивана Купалы! — Марина указала на номерной знак автомобиля с цифрами 06–07.

Вадим пожал плечами: «Он и без аналогии очень легко запоминается». Вытащив длинный ключ с «бородкой», он открыл входную дверь и ощутил запах нежилого помещения, мышей и еще чего-то неприятного. Прошел через коридор-кухню с газовым котлом. Внутри царил порядок, только все было покрыто слоем пыли. Покупатель дал ему время, чтобы он мог забрать из дома все ценное и памятное. Странный нынче пошел покупатель — не потребовалось даже ехать с ним в село, чтобы показать дом.

«Я покупаю землю, мне это место очень нравится. А дом построю новый, так что, если хочешь, забери этот себе!» — сказал он и расхохотался — шутка показалась ему удачной.

«Что здесь может быть ценного?» — спросил сам себя Вадим, окидывая взглядом простую обстановку. Допотопный диван, полированный буфет с поцарапанными не без его участия дверцами, этажерка, тумбочка, на ней цветной телевизор «Радуга», прикрытый вышитой салфеткой, а сверху — фарфоровая статуэтка балерины.

— Премиленько! — воскликнула Марина.  — О-о! Слоники! — Она взяла в руки несколько фигурок этих животных, выстроившихся по ранжиру.  — Как у моей бабушки. Она сердилась, когда я трогала их,  — боялась, что я какую-нибудь фигурку потеряю.

— Можешь взять себе на память! И вообще, если что понравилось — бери, не стесняйся.

— У тебя странный юмор! — обиделась Марина.

— Не возьмешь — отправится на свалку. Тебе не жалко слоников?

В буфете Вадим нашел несколько толстых старых альбомов, полных фотографий, некоторые были вставлены в уголки, а большинство просто наклеены на картонные листы. Особенно не рассматривая снимки, он сунул альбомы в прихваченную сумку — не мог допустить, чтобы запечатленные на фото родственники нашли свой последний приют на свалке. Дал себе обещание посмотреть все фотографии, перевести их в электронный вид и сделать плейкаст, хотя в глубине души понимал, что вряд ли займется этим в ближайшем будущем. Снял со стен фотографии бабушки, дедушки, мамы в трехлетнем возрасте, несколько вышитых картин и писанный масляными красками портрет бородатого мужчины в допотопном глухом пиджаке и котелке на голове — какой-то его далекий предок. Огляделся еще раз — брать что-либо из старья в новую современную квартиру не хотелось, да и то, что взял, скорее всего, отправится в кладовку-гардеробную, до сих пор почти пустую.

Перешел в другую, маленькую комнату, где стояли шкаф с одеждой и пружинная кровать с металлическими шариками на спинках, в раннем детстве он откручивал их и игрался — они служили ядрами пушек, стреляющих по неприятельским солдатам, вылепленным из пластилина. Здесь точно брать было нечего. Но тут его взгляд уткнулся в нишу между шкафом и стеной, где стояло торцом к нему трюмо, завешенное темной материей.

Вадиму вспомнился случай из детства. Ему семь лет, он проводит каникулы у бабушки. Он бегает по дому, держа в руках игрушечный автомат,  — играет в войну. Забегает в маленькую комнату — он партизан, и ему надо устроить засаду на фашистов, для этого где-нибудь спрятаться. Его взгляд падает на стоящий у окна продолговатый предмет, значительно выше его, завешенный черной материей. Он пытается спрятаться под этой материей, но она спадает, под ней оказывается зеркало. Потрясенный, он видит свое отражение во весь рост. В этот момент входит мама и непонятно почему очень пугается, кричит. Приходит бабушка, его выводят из комнаты, мама и бабушка о чем-то горячо спорят. До его слуха доносятся обрывки фраз — «зачем оно», «уничтожить», «проклятие».

На следующий день трюмо, вновь завешенное черной материей, было задвинуто в угол, между шкафом и стеной, как сейчас. Через несколько лет, вспомнив об этом случае, он поинтересовался у бабушки, почему они тогда испугались? Бабушка, вначале что-то невнятно пробубнив, неохотно пояснила, что это зеркало забирает жизни у людей — так оно поступило и с его отцом. Ответ вызвал у Вадима недоумение — его отец был летчиком и погиб, выполняя секретное задание, при чем тут зеркало? А если зеркало виновато, то почему его не разбить на мелкие кусочки? Бабушка снова очень испугалась и пояснила: если что-либо плохое сделать с зеркалом, это принесет еще большую беду. Затем что-то отвлекло внимание Вадима, и он больше не вспоминал о зеркале.

Отца Вадим не помнил. В последнем классе школы он захотел узнать правду, так как был уже уверен, что отец не был летчиком, погибшим при исполнении секретного задания, как рассказывала мама. Когда он задал ей этот вопрос, она замялась, потом все-таки показала ему несколько фотографий темноволосого мужчины, на одной тот был с трехлетним Вадимом на руках.

— Твой отец был геологом, однажды уехал в экспедицию, из которой не вернулся. Его тела не нашли.

Продолжая расспрашивать маму, Вадим пришел к выводу, что она говорит полуправду. Возможно, отец действительно был геологом, но мог из экспедиции вернуться в другую семью. Поскольку этот разговор был маме неприятен, он не стал больше ее мучить и с тех пор никогда не расспрашивал об отце.

Вадим вытащил трюмо из ниши, развернул и сбросил с него ткань. Это было прекрасное зеркало в чудесной черной резной деревянной раме, сделанной из дуба или другого дерева твердой породы. Оно замечательно сохранилось и требовало лишь незначительной реставрации. И Вадиму вдруг очень захотелось отвезти его в свою новую квартиру.

— Как тебе зеркало? — Он посмотрел на Марину, которая сидела на диване и перелистывала альбом с фотографиями.

— Прикольное трюмо, похоже, старинное и ценное.  — Марина внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале.  — Красота!

— Отвезу его в свою квартиру. Мой приятель Феликс приведет его в порядок.

— Супер! Теперь тебе придется подбирать мебель, чтобы она гармонировала с этим трюмо. Хотя бы в одну из комнат.

— Бабушка рассказывала, что оно приносит несчастье. Как ты относишься к мистике?

— Раз такая хрень, то продай! — Марина переменилась в лице.  — Это как держать мину под кроватью — может взорваться, а может, и нет. Лучше продай!

— Для начала отвезу зеркало в Киев.  — Тут Вадим увидел, что на диване выросла приличная стопка постельного белья и всевозможных полотенец.

— Ого! Ты постаралась!

— Не делай большие глаза — это тебе. Я отобрала все новое, пригодится. Будешь постель чаще менять.

Так как настроение у них улучшилось и время было не позднее, они поехали на экскурсию в Качановку. Для этого им пришлось сделать круг, чтобы объехать огромный пруд. Они оставили автомобиль на парковке и направились к сверкающему в солнечных лучах огромному белому дворцу.

— Жили же люди! — восторгалась Марина.  — Хочу в том времени оказаться!

— Одни жили, а другие им прислуживали,  — улыбнулся Вадим.  — Неизвестно, где и кем бы ты была, родись в том времени.

— Вечно ты со своим нездоровым скептицизмом! Уже нельзя и помечтать!

В кассе им сказали, что экскурсий сегодня больше не будет. Они поспешили во дворец и пристроились к группе экскурсантов. Экскурсовод, высокий тощий мужчина с бородкой клинышком и закрученными вверх кончиками усов — Вадим мысленно прозвал его «Дон Кихот Качановский», рассказывал увлекательно и живо, то и дело поправляя круглые очки с толстыми стеклами.

— Григорий Степанович Тарновский был известным меценатом, он превратил Качановку в очаг культурной жизни. В его имении гостили известные писатели, поэты, композиторы, художники. Николай Гоголь, композитор Глинка, художники Василий Штернберг, Николай Волосков, Павел Федотов, прозаик, фольклорист Пантелеймон Кулиш с женой — писательницей Ганной Барвинок и многие другие. Особо почитаемым гостем здесь был Тарас Григорьевич Шевченко, хотя сам народный кобзарь неоднозначно относился к хозяину имения. Шевченко то ли подарил, то ли продал Григорию Тарновскому свою знаменитую картину «Катерина» и в то же время представил его в отрицательном свете в своих повестях «Художник» и «Музыкант».

Вадим слушал вполуха, его больше занимал богатый интерьер дворца, картины и сохранившиеся с того времени вещи. Зато Марина проявила интерес к рассказу экскурсовода, а тот продолжал:

— Так как детей у Григория Тарновского не было, после его смерти имение наследовал его племянник Василий Васильевич Тарновский-старший. Он пригласил на должность управляющего Афанасия Марковича, женатого на Марии Вилинской, известной писательнице, публиковавшей свои произведения под псевдонимом Марко Вовчок.

— Скажите,  — подал голос до этого уже задававший вопросы долговязый очкарик, похожий на Шурика из фильмов Гайдая,  — правда, что причиной скорого отъезда этой супружеской пары стал роман Марии с хозяином имения?

— Маловероятно, ведь Василию Тарновскому в то время было всего шестнадцать лет.

— Возраст особой роли не играет,  — многозначительно произнес очкарик.  — Да и Марко Вовчок была роковой женщиной. Ее любовники и мужья умирали практически у нее на руках, а один даже застрелился из-за неразделенной любви.

— Относительно того, что Марко Вовчок — роковая женщина, я с вами не согласен. В этом имении обитала действительно роковая женщина — Мария Тарновская, урожденная графиня О’Рурк, жена сына Василия Васильевича Тарновского-младшего — тоже Василия, «Васючка», как его называл отец. Она обладала демонической властью над мужчинами, завоевывала их сердца в Киеве, Петербурге, Вене, Дрездене. Говорили, что четырнадцать из них покончили жизнь самоубийством. Ее муж из ревности застрелил ее любовника, ее любовник, исполняя ее хитроумный план, совершил убийство. На судебном процессе ее прозвали «Черный ангел». Но это было значительно позднее, и если будет желание, в конце экскурсии я немного о ней расскажу.

— Ой, как интересно! Сплошные страсти-мордасти! — прошептала стоявшая рядом с Вадимом Марина.  — Чем тут только ни занимались — «крепостной гарем» у Григория Тарновского, романы у Василия Тарновского-старшего и младшего. А тут еще и «Черный ангел»!

Внимание Вадима привлекло трюмо в раме черного цвета, стоявшее в зале, очень похожее на трюмо из бабушкиного дома. Дождавшись, когда экскурсовод сделает паузу, он обратился к нему с вопросом:

— Это зеркало осталось от обстановки того времени? Оно очень старое?

Экскурсовод внимательно посмотрел на Вадима.

— Судя по имеющимся фотографиям, подобное трюмо было в качановском дворце, однако утверждать, что это оно, нельзя. Возраст у него, безусловно, солидный, но пока неизвестно, когда оно было изготовлено.

Экскурсовод продолжил свой рассказ о дворце и сообщил, что они переходят в зал-«фонарик». Оставшись один, Вадим стал внимательно рассматривать зеркало, решив обязательно забрать трюмо из бабушкиного дома. У него теперь и в мыслях не было его продавать, он уже прикидывал, где поставит трюмо в своей квартире.

Марина прослушала рассказ экскурсовода до конца, хотя Вадиму очень хотелось пройтись по парку, по знакомым с детства местам.

— Еще нагуляемся,  — заявила Марина, горя желанием узнать о судьбе «Черного ангела».

Экскурсовод, остановившись возле единственной сохранившейся статуи, изображавшей старика, почему-то названного «Зима», начал свой рассказ о роковой женщине Марии Тарновской. Вадим стоял в сторонке — история «Черного ангела» его не интересовала, а когда он увидел, что Марина принимает активное участие в разгоревшейся дискуссии, он решительно увел ее.

Они вышли из дворца-музея и направились к «беседке Глинки», где знаменитый композитор на протяжении нескольких месяцев работал над оперой «Руслан и Людмила». Павильон оказался закрытым на замок, как и искусственный грот под ним. Спустившись к пруду, они прошлись мимо арочного моста, ведущего в никуда. Окруженный громадными деревьями, он даже днем имел весьма мрачный вид. Экскурсовод с восторгом рассказывал о «Романтических руинах», а они оказались поросшим зеленью и деревьями крутым горбом, на котором виднелись разрушенные кирпичные постройки с толстыми крепостными стенами и где имелось небольшое подземелье.

— Это остатки былого — большую часть стен разобрали на кирпичи для строительства новых зданий.  — Марина, внимательно слушавшая экскурсовода, взяла на себя обязанности гида.

Они спустились к воде, намереваясь искупаться, но Марина, увидев заросший камышом берег, наотрез отказалась, заявив, что боится пиявок, а они обязательно тут должны быть. Да и погода резко испортилась.

Марина мечтательно смотрела на пруд.

— Раньше на середине пруда находились два искусственных острова, и влюбленные парочки ездили туда на лодках в вечернюю пору.

— В парке сколько угодно места для любовных свиданий, зачем ехать на остров?

— Неромантичный ты человек, Ромео! — недовольно отозвалась Марина.  — А может, ты Отелло?

— Я человек, которому с детства присущ скептицизм, так что мне ближе Гамлет.

— Он не белый и пушистый — на нем была кровь!

— Зато он во всем сомневался и много размышлял. Вот и я думаю, не пора ли нам покинуть это чудесное место и двигаться к месту ночлега?

— Здесь есть гостиница! — сообщила Марина.  — И не одна. Можно арендовать целый корпус, маленький старинный дворец, всего за семьсот гривен! Ты помнишь дома напротив дворца? В них раньше жил обслуживающий персонал.

— Смею напомнить, что у нас другие планы — провести ночь в бабушкином доме, предавшись ностальгическим воспоминаниям. Ты хочешь меня этого лишить?

Марина тяжко вздохнула и тут же просияла от посетившей ее идеи:

— Скоро мой день рождения — тридцатник, если ты не помнишь. Я его отпраздную здесь. Сниму целый корпус, чтобы не мешали посторонние, и оторвемся по полной! Приедешь?

— Супруга куда денешь?

— С ним и родственниками отпраздную в Киеве — это будет официоз. А здесь — небольшой корпоративчик с сотрудниками для души. Супруга, конечно, приглашу, но, думаю, он увильнет от этого мероприятия. А даже если приедет — мой праздник, кого хочу, того и приглашаю. Приедешь?

— Будет видно. Пойдем скорее к автомобилю. Посмотри, что на небе делается!

Глянув вверх, Марина весело произнесла:

— Кажется, дождик собирается! С любимым человеком любая погода прекрасна!

Еще недавно ясное небо затянуло черными тучами, подул холодный ветер. Бирюзовая вода пруда резко поменяла цвет на свинцовый, и вся местность приобрела враждебный, угрожающий вид. Совсем по-другому стали смотреться «Романтические руины», теперь они казались зловещими.

— Подходящее место для съемки фильмов ужасов! — Марина не спешила уходить, жадно вглядывалась в полуразрушенные «Руины».  — При свете солнца в них присутствует некая декоративность, словно они созданы для забавы. А сейчас видно их истинное лицо, и оно ужасает! Не удивлюсь, если с этим местом связана какая-нибудь жуткая история.

— Ага! Отец-деспот, дочь — красавица и умница, ну и неразумный прекрасный юноша, попавший в плен любви. Убежать любовникам не удалось, юношу живым закопали в землю, а девушка с горя бросилась вниз с самой высокой точки этой крепости и сломала себе шею. С тех пор их призраки ночами шляются в этих местах, пугая парочки, ищущие здесь уединения,  — протараторил Вадим только что придуманную версию легенды для этих мест.

— Неплохо, порекомендуй экскурсоводам рассказывать нечто подобное. Мистика привлекает!

— Ходу! Дождь начался! — воскликнул Вадим, увидев, как первые капли пали на землю и зарябили поверхность пруда.

Добежать до автомобиля они не успели — начался ливень. Они укрылись под дубом, обнявшись, тесно прижавшись друг к другу, ощущая тепло любимого человека. Густая крона дерева немного сдерживала падающие с небес потоки воды, однако уже через несколько минут они промокли до нитки. Дождь был ледяной, и Марину стал пробирать озноб. Вадим все крепче прижимал ее к себе, чтобы хоть немного согреть. Вдруг сверкнула молния, озарив все вокруг, и сразу же над головой ужасно загрохотало. Снова вспышка и оглушающий треск, похожий на артиллерийский залп. Казалось, небо раскололось.

— Гроза прямо над нами! — испуганно закричала Марина, стараясь перекрыть шум дождя.  — Опасно стоять под дубом! Молнии любят попадать в эти деревья!

— Это в поле. Здесь у них выбор велик!

Когда сверкания молний и грохот грома стали удаляться, Вадим и Марина покинули свое убежище и направились быстрым шагом к автомобилю, пытаясь согреться на ходу. Ливень перешел в мелкий надоедливый дождик. Мокрая холодная одежда неприятно прилипала к телу, затрудняя движение. Они принялись бежать, чтобы согреться, но опасно скользили на раскисшей земле, а дорогу им то и дело преграждали образовавшиеся после ливня ручьи. Замерзшие, уставшие, они сначала направились к кафе, где согрелись горячим чаем с пирожными, и лишь после этого пошли к автомобилю.

Погода продолжала буйствовать, очевидно готовя очередной сюрприз. Они подъехали к бабушкиному дому уже в сумерках. Следующей неожиданностью стало то, что в доме не было света — последствия недавней грозы. Вадим всегда возил с собой в автомобиле аккумуляторный фонарь, но оказалось, что после недавней рыбалки поставил его на подзарядку и забыл взять с собой в поездку. К счастью, в ящике буфета нашлась упаковка стеариновых свечей. Вадим расставил их по кругу в комнате и протянул светящуюся дорожку до кухни.

— Завораживающее зрелище! — восхитилась Марина.  — Горящие свечи помогают расслабиться, ощутить умиротворение. От светящейся электрической лампочки никакого удовольствия и глаза болят. Другое дело пламя свечи — на него можно смотреть бесконечно! Вот что надо для того, чтобы стало хорошо на душе,  — ты, я и чарующий свет свечей! Вадик, спасибо за поездку!

Вадиму вдруг показалось, что он в своей новой квартире, светящаяся дорожка ведет в коридор. Он идет по этой дорожке, и его охватывает беспокойство — что там, впереди?

— Ау! Ты где? — сквозь пелену наваждения прорвался голос Марины.

Вадим увидел, что стоит перед зеркалом, в полумраке едва заметно его отражение, позади него огоньки расставленных на полу свечей. Вадим тряхнул головой — «Привидится же такое!».

— Извини, задумался.

— Ты слышал, что я тебе только что сказала?

— О чем ты?

— О зеркале, перед которым ты стоял как столб и глупо улыбался своему отражению.

— Неужели глупо?

— По крайней мере не с умным видом. Я вспомнила, как твоя мама рассказывала о проклятом зеркале, думаю, что речь шла об этом трюмо.

— Тебе?!

— Я была твоей невестой, если ты забыл. Не помню, с чего начался тот разговор, но Валентина Даниловна сказала, что иногда вещи заряжены бедой. Что твоего деда и отца убило проклятое зеркало.

— И это все?

— Тебе мало? Оставь зеркало здесь — зачем оно тебе? Оно не впишется в интерьер твоей квартиры.

— Что же ты так резко поменяла свое мнение?

— Когда я увидела, как ты с блаженным видом рассматриваешь себя в зеркале, я испугалась и сразу вспомнила тот разговор с твоей мамой.

— Ты предлагаешь оставить зеркало здесь? Это старинное зеркало, возможно, стоит больше, чем дом с участком.

— Хорошо, забирай, только не оставляй его себе, а сразу продай.

— Можно я сам решу, как поступить с зеркалом?

— Решать тебе, я только высказала свое мнение.

Вадим нежно обнял Марину:

— Не обижайся — твое мнение для меня очень важно!

— Ты сейчас говоришь, как телефонный автоответчик, лишь поменял слово «звонок» на «мнение»,  — обиделась Марина.  — Не представляешь, как ты мне дорог! Я переживаю за тебя. Я понимаю, что у нас нет будущего,  — я не оставлю дочь без отца, она очень любит Алексея, а ты рано или поздно женишься, и я отойду на задний план твоей жизни.

— Не надо говорить о грустном,  — демонстративно тяжело вздохнул Вадим, а про себя сказал: «Начинается!»

— Даже если бы случилось невероятное и мы с тобой стали бы жить вместе, из этого не получилось бы ничего хорошего. Это как склеить разбитое зеркало и…

Вадим не дал Марине договорить — впившись в губы, опрокинул ее на диван, привычным движением задрал юбку, ощутив под рукой горячее, упругое тело. На мгновение получив возможность дышать и говорить, уже полураздетая, она жалобно произнесла:

— Я не успела постелить… — и больше она уже ни о чем постороннем думать не могла, как и Вадим, — они оба отдались овладевшей ими страсти.