Житомир встретил мелким холодным дождем и пронизывающим ветром, не характерным для последнего месяца лета. Вадим не раз проезжал через этот город, но до сих пор у него не получалось как следует с ним познакомиться. Впрочем, и сейчас он на это не особенно рассчитывал, хотя предполагал пробыть здесь довольно долго. Города, поселки, где он останавливался, как и люди, имели свое лицо. Житомир виделся ему стариком в соломенном широкополом брыле, с рыбацкой сеткой в руках. Почему его подсознание выдало столь странную ассоциацию с городом, который в основном он связывал с добычей гранита в области, Вадим не стал ломать голову. Включив навигатор, он ввел название улицы и стал следовать указаниям лишенного эмоций женского голоса.

Повернув с Киевского шоссе на проспект Незалежности, его автомобиль стал двигаться в засилье одноэтажных домов. Вскоре он увидел вдали длинный, аккуратный и не очень высокий забор с проволочным ограждением, идущим по верху. Он резко отличался от хмурого бетонного забора Лукьяновской тюрьмы. Навигатор велел ему свернуть налево возле пятиэтажного серого здания с множеством окон. Он въехал в огромный двор, с правой стороны тянулся тюремный забор, за которым виднелись здания, водонапорная башня и труба от кочегарки. Вадим подъехал к трехэтажному светло-серому зданию, примыкавшему к тюремной стене, возле него виднелась крытая наблюдательная вышка охраны. На правой стороне здания, на первом этаже, часть стены была выкрашена в грязно-розовый цвет, судя по табличкам, там находился контрольно-пропускной пункт, а рядом с ним — глухие серые ворота, за ними — дверь, ведущая в комнату, где принимали передачи и оформляли встречи с осужденными.

Дождь усилился, и, остановив «тойоту», Вадим размышлял: подождать, когда дождепад прекратится, или идти сразу? Взглянув через окошко на хмурое, без единого просвета небо, не оставляющее надежды на улучшение погоды, он решительно открыл дверцу и вышел из автомобиля. Ледяные капли неприятно забарабанили по легкой кожаной куртке. Открыв багажник, Вадим достал черную кожаную сумку с фотоаппаратом и сменными объективами, треногу и матерчатую сумку с софитами. Тяжело груженный, он поспешно направился к КПП тюрьмы. Подойдя к металлическим коричневым дверям, на которых была табличка, предупреждающая, что вход на КПП разрешен группам численностью не более трех человек, Вадим нажал на кнопку звонка. Справа висела стандартная синяя табличка «Житомирское учреждение исполнения наказаний управления Государственной пенитенциарной службы Украины в Житомирской области». Щелкнув, открылась дверь, войдя внутрь, он подошел к турникету. В стеклянной будке находились два контролера в пятнистой форме — мужчины лет тридцати, настороженно уставившиеся на него.

— Вадим Юр, фотограф,  — представился он.  — Департамент по вопросам исполнения наказаний дал разрешение провести у вас фотосъемку, и ваше руководство об этом поставлено в известность.

— Подождите, сейчас выясним,  — отозвался коротко стриженный темноволосый контролер спортивной комплекции.  — Пока в отношении вас у нас нет инструкций.

Он связался с кем-то по телефону, о чем говорил, из-за толстого стекла было не разобрать. Но, судя по тому, что он то и дело кивал, инструкции получил. Закончив разговор, темноволосый сообщил:

— Вас будет сопровождать заместитель начальника по режиму. Он уже направляется сюда. А пока предъявите ваши документы, сдайте мобильный телефон. И подготовьте к осмотру аппаратуру для фотосъемки. Что-то ее у вас слишком много.

— Все это мне необходимо,  — пояснил Вадим.

— Разберемся,  — сказал напарник темноволосого, приступая к осмотру.

«Он будет решать, что мне нужно, а что нет?!» Вадим молча наблюдал, как дотошно исследуют содержимое его сумок и штатив.

Иллюстрированный журнал, с которым Вадим сотрудничал, заинтересовала серия его фотографий о чудом спасшихся пассажирах после аварии туристического автобуса, унесшей жизни трех и отправившей в больницу с тяжелыми травмами около двадцати человек. В архиве Вадима за два десятка лет работы фотографом собралось много подобных фотографий людей, избегших смертельной опасности после разного рода аварий, несчастных случаев, стихийных бедствий, и у редактора журнала возникла идея опубликовать серию снимков под заголовком «Шок! Избежавшие смерти!». Особое место занимали фотографии, сделанные Вадимом в Южном базовом лагере на Эвересте.

Все началось с того, что Вадим, обладая альпинистскими навыками, полученными при восхождениях на Кавказе и в Крыму вместе с другими членами альпсекции, загорелся желанием побывать в Гималаях. Он купил путевку и отправился в путешествие, которое подарило ему массу ярких впечатлений.

Королевство Непал, его столица Катманду — рикши, пагоды, монастыри, обезьяны. Перелет в Луклу — город, находящийся на высоте почти 3000 метров, откуда началось пешее путешествие с проводниками-шерпами и несущими поклажу на своих спинах могучими яками. С каждым днем они забирались все выше и выше. Белоснежные вершины, стремительные горные реки, незабываемые пейзажи, красоту которых не передаст ни одна фотография. Это надо видеть самому, дышать разреженным воздухом, ощущать всю гамму переполняющих тебя чувств.

Ночевка в поселке Намче-Базар, окруженном с трех сторон высоченными горами, словно оказавшемся в гигантской ловушке. Вечерний променад, знакомство со здешней ночной жизнью — здесь были рестораны (!), комфортабельные гостиницы. И местная экзотика — шерпа Кхумжунь, с которым Вадим разговорился на английском, отвел его к шаманке, живущей в ветхой хибарке на окраине поселка.

Морщинистая старуха с коричневым от горного солнца лицом, одетая красочно и опрятно, сидела на корточках, чувствуя себя при этом вполне комфортно. Она предложила гостям последовать ее примеру. Вадим, одурманенный дымом ритуальных ароматических палочек, которых в жилище шаманки было огромное количество, вскоре оказался в состоянии, близком к опьянению. Шаманка вложила ему в руку позеленевшее медное зеркальце, отполированное с обратной стороны. Закатив глаза, пошатываясь из стороны в сторону, старуха стала что-то напевать на своем языке. Кхумжунь, сидя рядом, шептал на ухо Вадиму перевод.

Вадим устал после трудного дневного перехода и одурел от вонючего дыма, окутавшего его, словно туман, затруднявшего дыхание, когда и так непросто было дышать сильно разреженным воздухом. Он почти не воспринимал его слов, их смысл ускользал от сознания. Вадим лишь запомнил, что какие-то духи, заключенные в зеркальце, предупреждают его о кознях других духов, которые собираются ему навредить. По мнению Вадима, это была обычная мистическая несуразица. Оставив шаманке немного денег, Вадим с облегчением покинул ее жилище. Шерпа молча шел рядом и вдруг обеспокоенно сказал:

— Тебе нельзя в Сагарматху

— ты там останешься навсегда!

— Я не собираюсь идти на Джомолунгму.

— Не обманывай — все хотят побывать на высочайшей вершине мира, и я тоже, но, как и тебе, мне туда нельзя!

Затем шерпа стал потчевать его разными местными легендами с трудновыговариваемыми и незапоминающимися названиями, а диктофон Вадим с собой не захватил. При расставании шерпа напомнил Вадиму, чтобы он послушался духов зеркала и поберегся.

На следующий день был трудный поход к высокогорным монастырям Кумджанг, затем к Тьямбоче — лысые монахи-ламы в ярких оранжевых одеяниях и чудесный вид на окружающие вершины, до которых, казалось, рукой подать,  — Лхоцзе, Ама-Даблам и, конечно, сказочную, сверкающую снежной остроконечной вершиной в лучах солнца Джомолунгму!

Через три дня, полные впечатлений от путешествия по рододендроновому лесу, словно побывали в сказке наяву, они поднялись выше зоны альпийских лугов. Первая ночевка была на высоте 4000 метров, а следующая, в Лобуче,  — почти на 5000 метров! Разреженность воздуха все больше давала себя знать, приводила к быстрой утомляемости, вызывала отдышку, сонливость и, особенно в ночное время, бессонницу и ощущение, что нечем дышать. Казалось, невозможно было надышаться ледяным горным воздухом. И вот конечная точка путешествия — Южный базовый лагерь на Эвересте, расположенный на отметке 5486 метров! Здесь национальные экспедиции альпинистов проходят акклиматизацию перед дальнейшим штурмом вершины Джомолунгмы.

Базовый лагерь поразил его — это был целый городок из тысяч разноцветных палаток, где, казалось, говорили на всех языках мира. На такой высоте воздух был еще более разреженным, донимали быстрая утомляемость и сонливость. Вадим ходил с фотоаппаратом по лагерю, ощущая эйфорию, словно при алкогольном опьянении, хотя был трезв как стеклышко. Он нашел много интересных лиц альпинистов и постепенно обрастал знакомствами. За чашкой чая в норвежской экспедиции он слушал рассказы опытных альпинистов, побывавших не на одном семитысячнике и теперь, после многих лет тренировки, приехавших сюда, чтобы исполнить свою заветную мечту — взойти на Джомолунгму.

Вадим ощущал волнение, в душу закрадывался страх, словно ему самому предстояло пройти этот суперсложный маршрут, и он спрашивал себя, достаточна ли его физическая подготовка, сможет ли он дойти до вершины? Ему вспомнилось гадание местной шаманки, предупреждавшей об опасности восхождения на эту гору, и все тело сковал леденящий страх — он, конечно, не пойдет штурмовать вершину, но ведь он уже находится на этой горе! Выйдя из палатки, он взглянул на хорошо видимую заснеженную вершину Джомолунгмы и ощутил: несмотря на страх, его тянет туда!

Вдруг в лагере началось необычное оживление. Вадим узнал, что вернулась шведская экспедиция, успешно штурмовавшая вершину горы. Он подошел к толпе, окружившей смельчаков с обожженными морозом и ветром лицами, они улыбались, кроме одного — словно сошедшего с картинки викинга, мощного бородатого блондина. Тот плакал. Вадим сделал снимок — огромный сильный человек плачет навзрыд! И узнал его историю. Восемь лет тому назад этот швед в составе другой экспедиции вместе со своим братом штурмовал Джомолунгму. И неудачно — они не дошли метров двести до цели, когда поднялась снежная буря. Они потерялись в снежной мгле. Брат шел в связке с другим альпинистом, и они не вернулись. Громадному шведу, получившему обморожения, вместе с напарником лишь чудом удалось спуститься вниз. Он потерял два пальца на правой руке.

В этот раз швед не только побывал на вершине — ему удалось найти замерзшее тело брата! Поскольку на высоте каждая минута на счету, он смог лишь торопливо с ним попрощаться и оставил его лежать в ледяной безмолвной пустыне. Спустить вниз тело не хватит человеческих сил, ведь все участники экспедиций идут на пределе сил, каждый огромным усилием воли делает еще шаг, и еще шаг…

Позже Вадим услышал трагическую историю супружеской пары — они поднялись на вершину без кислородных баллонов, она стала первой американкой, сделавшей это. На обратном пути их разъединила непогода, муж сумел вернуться в лагерь, она — нет. Тогда муж, захватив кислородные баллоны, пошел на ее поиски — и пропал. Через несколько лет нашли его тело. Американка была жива еще несколько суток, лежала в снегу, у нее не было сил идти. Мимо нее шли участники экспедиций, стремясь на вершину, кто-то пытался ей помочь, другие видели ее — и проходили, не останавливаясь. Ведь, чтобы спасти ее, надо отказаться от штурма вершины, а на подготовку потрачены годы тренировок, уйма денег. Снова ждать не один год? И это не одна такая история, ведь на 7600 покорителей Джомолунгмы приходится около трехсот погибших — на пути к вершине или уже на спуске. С каждым годом все больше смельчаков решается на покорение высочайшей вершины мира, несмотря на бушующие здесь штормовые ветры, снежные бури, жесточайший мороз, гибельную нехватку кислорода. Они проходят мимо замерзших тел в ярких, бросающихся в глаза костюмах, оставшихся здесь навечно, и по мере увеличения количества восхождений разрастается и альпинистское кладбище. Только этот, еще неоконченный сезон унес пять жизней.

Вадиму стало совсем не по себе, когда он представил, что чувствовала в последние часы жизни умирающая альпинистка.

Дополнить галерею имеющихся фотографий портретами осужденных на пожизненное заключение было идеей редактора журнала. Вадим воспринял это без энтузиазма и даже стал отговаривать редактора. Одно дело, когда человек в силу обстоятельств подвергся смертельной опасности, другое — когда совершил преступление, за которое держит ответ. Но выбирать ему не приходилось — «кто платит, тот и заказывает музыку». Да и в деньгах, после того как стал собственником новой квартиры, он испытывал острую нужду. Редактор взял на себя получение разрешения на съемку в тюрьме, и Вадим сдался.

Осматривать аппаратуру еще не закончили, когда на проходную пришел офицер, мужчина среднего роста, смуглый, похожий на молдаванина.

— Помощник заместителя начальника исправительного учреждения по режиму капитан Антонов Владилен Лукич. Буду вас сопровождать.  — Окинув взглядом аппаратуру, капитан поинтересовался, указывая на софиты: — Это зачем?

— Светильники для подсветки.

— Где вы их думаете размещать?

— В зависимости от освещения. Что-то не так?

— Вы встретитесь с осужденными на пожизненное, а это совсем отдельная категория заключенных. Каждый из них совершил два и более убийства. Что этим зэкам может прийти в голову, никакой психолог не сможет предугадать — им уже нечего терять, и больше срока, чем имеют, они не получат. Мы отвечаем за вашу безопасность, поэтому вынуждены принять для этого исключительные меры. Вы просили, чтобы при фотографировании они были без наручников — пожалуйста, но они будут отделены от вас решеткой.

— Как я смогу их фотографировать через решетку? — возмутился Вадим.

— Ваш объектив свободно пройдет между прутьями, а вот софиты вам вряд ли пригодятся — заключенные будут находиться в специально приспособленном для этого помещении в два квадратных метра, ваши светильники там не поставишь.

— Я прошу предоставить мне другое помещение — иначе ничего не выйдет. Я готов подписать любые бумаги, подтверждающие, что ответственность за мою безопасность с вас снимается.

— Это невозможно — за вашу безопасность отвечаем мы! — Капитан Антонов был категоричен.

— Я делаю не просто фотографии,  — попытался объяснить Вадим,  — мне надо уловить и показать суть человека.

— Наше руководство и так пошло вам навстречу.

— Тогда я звоню главному редактору, поясню, что в таких условиях невозможно работать,  — пожал плечами Вадим.  — Пусть договаривается с вашим руководством о подходящих для меня условиях съемки или я возвращаюсь домой.

Капитан задумался и, выйдя с проходной, с кем-то переговорил по мобильному телефону. Возвратившись, он с лучезарной улыбкой сообщил:

— Найден приемлемый для всех компромисс. Недавно у нас проходила съемка популярной телевизионной передачи «Битва экстрасенсов», и для этого специально оборудовали просторное помещение, где за решетками находилось шесть осужденных. Вам повезло: там ничего еще не демонтировали и вы сможете снимать в этом помещении.

— Хотелось бы взглянуть.

— Увидите, но предупреждаю: ничего другого вам предложить мы не сможем.

Вадим, нагрузившись аппаратурой, последовал за капитаном через вертушку и рамку во двор тюрьмы. Капитан взял на себя обязанности гида и по дороге рассказал:

— Наше исправительное учреждение функционирует с 1914 года. Построено при царизме, вначале это была пересыльная тюрьма. Тюремные здания построены на топком, болотистом месте, что исключает подкоп, а система охраны исключает возможность выбраться отсюда иным путем. Поэтому за все время существования тюрьмы не было ни одного успешного побега, хотя попытки предпринимались. Контингент заключенных тут был самый разный, в том числе матерые уголовники и политические, также приводились в исполнение расстрельные приговоры. Сейчас здесь находятся СИЗО, арестный дом, сектор максимального уровня безопасности для осужденных на определенный срок, хозяйственный блок, в котором работают заключенные, и сектор для содержания приговоренных к пожизненному заключению. Он самый большой в Украине — около двухсот осужденных. Всего в этих стенах пребывают более тысячи человек, имевших проблемы с законом. Отбывал тут пожизненное заключение и Оноприенко — гнусная даже с виду личность, а сейчас содержится другая не менее неприятная «знаменитость» — Ткач.

— Я смогу Ткача сфотографировать? — оживился Вадим.

— Он наотрез отказался. Вы будете фотографировать только тех, кто дал на это согласие.

Пройдя через просторный двор, они вошли в здание из красного кирпича. Здесь было множество решетчатых дверей, повсюду царили удивительная чистота и порядок, встречались надзиратели, но ни одного заключенного видно не было.

— На первом этаже у нас приемное отделение и изолятор. Поступившие к нам находятся тут две недели на карантине для выявления у них инфекционных заболеваний.

Они поднялись на второй этаж, вновь то и дело проходили через решетчатые двери. Вадим заметил выстроившиеся в ряд мощные железные двери камер с круглыми глазками. У него возникло желание заглянуть внутрь через глазок, увидеть, как живут заключенные, но решил, что это в его задание не входит и не стоит проявлять излишнее любопытство. В коридор вышла группа охранников, среди них был и кинолог с собакой, они конвоировали единственного заключенного в оранжевой униформе. Капитан и Вадим стали у стенки, пропуская их.

— Повели осужденного на пожизненное, но не вашего клиента,  — пояснил капитан.  — Как видите, принимаются самые строгие меры, исключающие возможность побега.

Предложенное для фотографирования помещение Вадима устроило. Оно представляло собой продолговатый зал, разделенный решетками на шесть отдельных просторных камер, в каждой в центре стоял стул.

— Ну что, подходит? — спросил капитан.

— Вполне, хотя фотографировать через решетку мне еще не приходилось. В Африке фотографировал из автомобиля семейство львов, так они гуляли на воле.

— Люди бывают гораздо опаснее диких зверей и более непредсказуемые, с такими вы сейчас познакомитесь. Они получили пожизненное не за детские шалости.

— Хотелось бы узнать что-то об этих заключенных помимо сухо изложенных фактов.

— Пообщаетесь с нашим психологом.  — Капитан посмотрел на часы, показывая, что у него лимит времени исчерпан.  — Выбирайте любую камеру для своих подопечных. Заводить будем по одному, это те, кто дал согласие на фотографирование. Кроме меня тут будут присутствовать двое контролеров.

Вадим остановил выбор на камере, расположенной посредине. Он попросил капитана занять место на стуле, чтобы правильно установить свет. Тот снисходительно улыбнулся, но просьбу выполнил. Вадим сделал несколько пробных снимков, на одном капитан как будто находился за решеткой. Улыбаясь, тот потребовал уничтожить эти снимки, что Вадим и сделал. Однако капитан лично проверил, все ли снимки Вадим уничтожил, заставив его прощелкать последние кадры. Капитан достал из папки несколько листков бумаги с текстом:

— Вот краткая информация о тех, кого вы будете фотографировать.

Взяв листки, Вадим сказал, что у него все готово. Капитан тут же связался с кем-то по рации и отдал команду. Вадима охватило волнение — сейчас он встретится с настоящим убийцей, на руках которого кровь как минимум двух человек. И теперь этому преступнику суждено гнить здесь всю оставшуюся жизнь. Вадим просмотрел текст на листке бумаги.

Первым в списке был Валерий Переверзев, 45 лет, киллер, совершавший заказные убийства. Доказанных эпизодов три, был приговорен в 1996 году к высшей мере наказания, впоследствии ее заменили на пожизненный срок. Отсидел в тюрьме девятнадцать с половиной лет.

Контролеры — так здесь назывались штатные работники — привели мужчину среднего роста, с темным «ежиком» на голове, довольно приятной внешности, чисто выбритого и весьма ухоженного. На нем была оранжевая хлопчатобумажная роба, на спине черными крупными буквами надпись «Пожиттєве ув’язнення».

«Переодень его в нормальную одежду, и даже в голову не придет, что это убийца»,  — подумал Вадим и поздоровался с заключенным.

— Вы будете меня увековечивать? Надеюсь, не для пособий студентам, будущим криминалистам,  — улыбнулся заключенный.

Вадим обратил внимание на то, что взгляд у него осмысленный, внимательный, взгляд человека, привыкшего думать, прежде чем говорить, знающего цену словам.

— Это будет фотогалерея для иллюстрированного журнала под заголовком «Шок! Избежавшие смерти!».

— Смерти избежать еще никому не удалось,  — снова улыбнулся заключенный.  — Вопрос лишь во времени. Меня зовут Валерий — обращайтесь ко мне просто по имени. И мы смерти не избежали, а лишь отсрочили ее.

— Это так,  — согласно кивнул Вадим, нацелив на заключенного объектив фотокамеры, и сразу заметил, что у того окаменело лицо. «Надо его разговорить, чтобы он расслабился».  — Вы можете рассказать о себе?

— О себе? Каком — нынешнем? Или о том, каким был в прошлом?

Вадим заглянул в листок.

— Вы были в камере смертников, пока вам не изменили меру наказания. Вы можете описать свои чувства, когда узнали, что избежали смерти?

— Девять месяцев после суда моя жизнь висела на ниточке — я и ждал, и не ждал расстрела. Я знал, что это может произойти, и одновременно не верил в это. Хотя в то время многие из приговоренных, чьи бумаги не дошли до тюрьмы, были расстреляны. Я специально этим вопросом позднее поинтересовался — в 1997 году было расстреляно 87 человек, а в 1996 — бог его знает, статистики не нашел. Рядом со мной сидел

Тимофей— он надеялся на чудо, но его расстреляли. Мои чувства тогда? Облегчения, узнав о новом приговоре, я не почувствовал — рассчитывал на двадцать лет тюрьмы. Пожизненное — тоже смерть, только медленная и более мучительная.

Вадим нащелкал первую серию снимков — удалось поймать волнение на лице заключенного, погрузившегося в воспоминания.

— Вы провели в стенах тюрьмы почти двадцать лет — не представляю себе, как это можно выдержать.

— Здесь тоже жизнь, хотя она сильно отличается от той, что на воле. После отмены смертной казни моя жизнь как будто началась заново, я научился ценить любую мелочь. Какой-нибудь пустяк, на который другие не обратили бы внимания, я расцениваю как милость Божью. В первую очередь это возможность каждый день работать.

— Человек на воле чаще всего имеет свою заветную цель, стремится чего-то достичь. Какую цель имеете вы? Или никакой не имеете? Просто жить ради самой жизни?

— Как жить без цели? Могу ответить красиво — умереть на воле. Но это неправда! Хочу дождаться того момента, когда покину эти стены и буду жить не за решетками, и я знаю: это обязательно произойдет! На следующий год можно будет отмечать «двадцатилетие» моего заключения, и я подам прошение президенту о помиловании, а там как Бог даст!

Следующим объектом фотографирования оказался мужчина с бегающими глазами, лет тридцати пяти — тридцати семи, по имени Семен. Он сразу же атаковал Вадима вопросами и жалобами:

— Вы принесли апельсины, шоколад? Нам не выдают фрукты!

— Вот, возьмите.  — Вадим просунул сквозь решетку пакет, тот сразу его раскрыл, достал плитку шоколада, разорвал фольгу и стал есть.

За исключением Валерия, все «пожизненники», согласившиеся на фотографирование, выдвигали свои условия, в основном требовали продукты, сигареты и чай.

— Я соскучился по сладкому! Две передачи в месяц — это мало, а я и того не имею! Меня все бросили! Со мной поступили жестоко!

— На это были основания?

— Какие основания?! — выкрикнул Семен высоким, чуть ли не женским голосом.  — Сволочи они бездушные — вот и все!

— Он изнасиловал и убил с особой жестокостью малолетнюю девочку, дочь своих соседей. Его подозревали в причастности еще к одному подобному эпизоду, но не нашли доказательств. До этого он уже сидел за изнасилование несовершеннолетней,  — пояснил стоявший рядом капитан.  — Родственники от него отвернулись, но иногда присылают передачи мама-пенсионерка и старший брат.

— На меня нашло наваждение! Да и малая сама виновата — зачем пошла со мной?

— Я не могу фотографировать, когда вы едите. Передачу у вас никто не отберет,  — сказал Вадим. Находящийся перед ним человек был ему омерзителен.

— Почему мне дали пожизненное? Это несправедливо!

— Сколько вы находитесь в заключении?

— Два года под следствием и тут полтора. Я требую справедливости — пишу в различные судебные инстанции. Вы журналист? Помогите мне! Напишите обо мне статью, что я несправедливо получил пожизненное за одну смерть. Тут все сидят за убийства двоих и больше людей. Какая это справедливость? Пусть дадут мне десять лет — это будет по закону, но не более того!

Вадиму пришлось все время сдерживать себя, пока он фотографировал этого типа. Впрочем, кого он здесь ожидал увидеть? Убийцы, маньяки, насильники, каннибалы со своими жуткими историями о том, как они отнимали жизнь у других людей ради удовлетворения похоти, из корысти. Надеяться, что хоть кто-нибудь из этих нелюдей вызовет симпатию, было абсурдно.

В этот день Вадим рассчитывал сфотографировать пятерых «пожизненников» и еще пятерых на следующий день.

Рыжий веснушчатый парень в оранжевой робе изъявил желание рассказать свою историю:

— Забрались мы ночью в дом, связали хозяев, не было даже мысли убивать. Но тут хозяин узнал меня по голосу — живем же в одном селе! Я запаниковал и стукнул его по голове топором, сам не понимаю, как это произошло. Пришлось убрать и его жену. И кто его за язык тянул? Узнал — молчи! Потом пошел бы в милицию, себе жизнь бы спас и мне не испаскудил. Напарник остался чистеньким, все на меня свалил — ему дали «червонец».

Угрюмый немногословный брюнет с жестким внимательным взглядом, назвавшийся Виталием, оказался одним из давних сидельцев, находился в заключении с конца 90-х и избежал смертной казни. Он рассказал:

— Пожизненное заключение пострашнее пули. У вас не хватит воображения, чтобы представить себе весь ужас такого бытия. Преступник наказан. Он сам себя наказал, сам, своими деяниями. Выбрал свой крест и теперь несет его. Он навсегда остается наедине со своим прошлым. Многих в жизни держит лишь надежда на пересмотр приговора. Они надеются на то, что рано или поздно выйдут на свободу. Если у них отнять надежду, то что их ждет? Болезнь, безумие, волчья тоска по свободе. Многие предпочли бы умереть.

Завершал список «фотомоделей» Василий Тимофеевич, мужчина лет пятидесяти пяти, полный, круглолицый, с глубокими залысинами. Вадим, когда увидел этого заключенного, мысленно прозвал его «бухгалтер». Типаж из старых советских фильмов, ему не хватало только темных нарукавников, жилетки и счётов. Вид у него был чрезвычайно добродушный, вот только на его совести было три человеческие жизни!

— Я — сумасшедший, а меня держат здесь! Меня нужно лечить, а не наказывать! Жил бы я в свободном западном мире, был бы оправдан и отправлен на лечение! Я такой же, как Билли Миллиган, только они не хотят изучать личности, которые живут во мне! — разглагольствовал «бухгалтер».

Из всех увиденных в этот день натур «бухгалтер» Вадиму показался самым неподходящим — добродушный вид и его заявления заставляли думать, что у него и в самом деле не все в порядке с головой. Когда Василия Тимофеевича увели, Вадим поинтересовался у капитана:

— Его психиатру показывали? Вид у него, мягко говоря, нездоровый.

— Безобидный старичок? — ухмыльнулся капитан.  — Счастье, что ему не дали разгуляться, а то бы он вполне мог со своей внешностью претендовать на лавры Оноприенко или Ткача! Доподлинно неизвестно обо всех его художествах — жертвами его оказывались случайные люди. Только в трех эпизодах смогли доказать его вину, хотя их может быть значительно больше.  — Он взглянул на наручные часы.  — На сегодня все? Будем прощаться?

— Мне хотелось бы побеседовать с вашим психологом.

— Ах да! — Капитан скривился, словно в рот ему попало что-то кислое.  — Я отведу вас к психологу, а вернусь за вами минут через тридцать — для общения достаточно будет времени?

— Надеюсь. У вас можно будет до завтра оставить аппаратуру? С собой возьму только фотоаппарат — посмотрю в гостинице, что нащелкал.

— Сохраним вашу аппаратуру в лучшем виде — за это не переживайте. У нас тут надежно. Оставляйте прямо здесь — закроем помещение на ключ.

И снова переходы, решетки, многочисленные двери. Вадим, не жалующийся на память, подумал, что, оставь его тут одного и без запоров на дверях, в этих лабиринтах переходов было бы проблематично найти выход.

Открыв дверь в конце коридора, капитан сделал приглашающий жест, и они вошли в просторное помещение с выстроившимися в ряд мягкими креслами и экраном на стене.

— Это комната психологической разгрузки — здесь работают наши психологи. А вот и Валерия Валентиновна Сорокина — прошу любить и жаловать.

Психологом оказалась симпатичная темноволосая девушка с короткой стрижкой, на вид лет двадцати пяти, в коротеньком белоснежном халатике.

Она, здороваясь, протянула руку и представилась:

— Лера.

— Вадим Юр.  — Фотограф усмехнулся.  — Вы в халате словно врач.

— Я и есть врачеватель человеческих душ. Медицинский халат способствует налаживанию диалога с заключенными и ставит между нами блок на уровне подсознания.

Капитан сказал, направляясь к выходу:

— Я вас оставляю — вернусь ровно через полчаса. Пожалуйста, никуда отсюда не выходите!

— Разве я могу сбежать от такой охраны? — Вадим взглядом указал на психолога, и капитан, недовольно хмыкнув, скрылся за дверью.

— В халате вы очень соблазнительная — это тоже работает на позитив при общении с заключенными? — не удержавшись, спросил Вадим.

Лера задиристо рассмеялась:

— Женщина своим видом должна вызывать позитивные эмоции.

«Представляю, какие „позитивные“ мысли возникают у заключенных, пожирающих тебя взглядом. Ведь они не имели близких отношений с женщинами годами и маловероятно, что будут еще иметь».

— Признаюсь, удивлен. Вы такая светлая — и в столь мрачном месте!

— Я вообще-то помощник штатного психолога — мужчины. Он в данный момент отсутствует, вот я его и заменяю. Я не в штате этого учреждения и работаю тут временно. Учусь в докторантуре в Киеве и пишу диссертацию, здесь собираю для нее материал.

— Ого! Будущий доктор наук — и такая молодая!

— Внешний вид бывает обманчив. Скажем так, мне за тридцать.

— В моем представлении доктора наук — это убеленные сединой старцы.

— Время так быстро летит, не успеешь оглянуться, а молодые доктора уже стали брюзжащими старцами.

— Если не секрет, какая тема вашей диссертации?

— Очень длинное и для непрофессионалов непонятное название. Вы что-нибудь слышали о «гене воина»?

— Ого! Человек запрограммирован стать воином с момента рождения?

— Не совсем так. Просто у людей имеется предрасположенность на генетическом уровне, которая может проявиться при соответствующих внешних факторах. Таким есть ген МАО-А, с легкой руки публициста Энна Гибсона названный «геном воина», а также героя, монаха, лидера и… — психолог сделала паузу,  — убийцы!

— Странная компания — герой, монах — и убийца!

— Однако же все перечисленные категории людей обладают схожими качествами. После Второй мировой войны довольно часто бывшие воины, героически проявившие себя во время боевых действий, оказывались по другую сторону закона. Так было в США после вьетнамской войны и в СССР после афганской.

— Может, «ген убийцы» и у меня есть? — посмеиваясь, спросил Вадим.

— Не исключено. Этот ген имеется у трети европейцев, и при обычных условиях он «дремлет».  — Лера лукаво прищурилась, глядя на Вадима.  — Хотите узнать? Можно пройти тест и не проводить сложные медицинские обследования.

— Обожаю тесты! Обещаю отвечать как на духу, ничего не утаивая.

— Тогда приступим. Ради уникального снимка готовы ли вы рискнуть жизнью и здоровьем? Если этот снимок будет бомбой?

— Пожалуй, рискнул бы.

— Вероятно, вы оказывались в экстремальных ситуациях. Как вы себя проявляли — паниковали или, сконцентрировавшись, находили выход?

— Не паниковал, мой жизненный девиз — из каждого затруднительного положения обязательно имеется выход.

Задав еще несколько подобных вопросов, Лера подытожила:

— Очень большая вероятность того, что «ген воина» у вас имеется.

— Этот ген, с ваших слов, не только воина, но и убийцы? Я себя как-то совсем не представляю убийцей.

— Я уже говорила, что в обычных условиях этот ген весьма инертен, «дремлет» и зависим от внешних обстоятельств, даже от воспитания. Но он может активизироваться даже тогда, когда его носитель еще находится в утробе матери. Обычно провоцирует его активность избыток серотонина — «гормона счастья», отвечающего за настроение, сексуальное желание, память, способность к обучению, социальное поведение. К переизбытку гормона может привести употребление наркотиков, некоторых лекарств, например антидепрессантов. Если у будущей матери в организме избыток серотонина, мозг плода буквально купается в удовольствии, что активирует «ген агрессии». «Разбудить» «ген воина» может также пережитое в детстве насилие. Часто насильниками становятся люди, сами перенесшие подобное в детстве или «опущенные» в зоне. Немаловажное значение играет среда, общение, воспитание. Исследования американских ученых показали наличие «гена воина» практически у всех заключенных в тюрьмах.

— Выходит, я могу спать спокойно? «Ген убийцы» во мне не проявится? — иронизировал Вадим.

— Если вы сможете контролировать свои эмоции. При переизбытке дофамина в крови человек становится чересчур возбудимым.

— Выходит, ваши исследования здесь связаны с «геном убийцы»?

— Мне более импонирует название «ген воина». Да, я изучаю его проявления, связанные с наследственностью.

— При чем тут наследственность?

— Проверяю гипотезу, что, если в роду были убийцы, то этот ген неизбежно себя проявит в последующих поколениях. Это как висящее на стене ружье в первом акте пьесы, которое обязательно выстрелит.

— И есть подтверждение этому? Но это ужасно — прадед в силу обстоятельств совершил убийство, и это «выстрелило» через несколько поколений!

— Пока выводы делать рано. Конечно, все не так печально, как вы говорите, но предполагаю, что вероятность такого развития событий высока.

— У вас тут много работы?

— На ее отсутствие жаловаться не приходится. Мы проводим исследования и получаем интересные результаты. Казалось бы, осужденные на пожизненное заключение обречены провести в тюрьме остаток жизни, есть лишь иллюзорная возможность освободиться через двадцать пять лет в случае помилования президента. И ведь эти два с половиной десятилетия надо еще прожить в условиях, далеких от комфортных! Однако случаев суицида среди осужденных на пожизненное значительно меньше, чем среди лиц, получивших срок заключения пять-семь лет. «Пожизненники» в большинстве своем настроены во что бы то ни стало выбраться отсюда.

— Я это почувствовал, когда сегодня общался с заключенными. У меня к вам просьба. Дайте психологическую характеристику этих заключенных — меня просил об этом редактор. Ему это понадобится при подготовке сопроводительного текста к фотографиям. Вот список — я сейчас выпишу вам фамилии.

— В этом нет необходимости — у меня хорошая зрительная память.  — Лера взяла список и, быстро просмотрев, вернула Вадиму.  — На когда вам эти характеристики нужны?

— Рассчитываю закончить съемку здесь завтра, в первой половине дня, но вы можете прислать мне их на электронную почту, адрес есть на моей визитке.

— Постараюсь успеть до вашего отъезда.

— Как вам здесь работается? Вы ведь постоянно общаетесь с преступниками, а никому не известно, что у них в голове и как это может проявиться. Особенно у тех, кто осужден на пожизненное заключение.

— Это моя работа. Тюрьма живет по своим законам, зачастую диким и абсолютно необъяснимым для человека с воли, но прочно укоренившимся и неуклонно соблюдающимся. Внутри тюрьмы значительно безопаснее, чем за ее стенами.

— Я сегодня общался с пятью «пожизненниками», из которых двое через пару лет могут подать прошение о помиловании и теоретически еще через пять лет освободиться. Как вы думаете, оказавшись на воле, они будут опасны или нет?

— Это предугадать невозможно. Бывает, человек вполне разумный, но при определенных обстоятельствах бессознательное берет верх над рассудком, и он совершает нечто ужасное, в чем потом раскаивается. А тут убийцы, отсидевшие четверть века в тюрьме, у них, естественно, имеются различные психические нарушения.

— Не представляю себе, как это — провести четверть века в таких условиях! — Вадима передернуло.  — Что им помогает как-то справляться с этим — мечта выйти на свободу?

— Порой ими руководят более сильные чувства. История мести Дантеса из романа Дюма основана на реальных событиях, за исключением того, что на самом деле бывший заключенный не нашел сокровища.

Желание отомстить помогло ему не сойти с ума, проведя два десятка лет в мрачных казематах, где условия были в десятки раз хуже здешних.

— Скоро вернется капитан и уведет меня, а мне хотелось бы продолжить нашу беседу. Предлагаю вместе поужинать, правда, еще не знаю где. Может, вы мне подскажете? Очень прошу вас составить мне компанию этим вечером.

Лера протянула ему свою визитку:

— Вынуждена отказаться — у меня весь этот вечер уже распланирован.

— Очень жаль.  — Вадим действительно огорчился, он не любил одиноких вечеров в незнакомом городе.

Покинув здание тюрьмы, Вадим с облегчением вздохнул — обстановка пенитенциарного учреждения давила на психику даже при кратковременном нахождении там. Ему вспомнилась старинная пословица: «От тюрьмы и сумы не зарекайся». Он усмехнулся: хорошо быть фотографом, эта сфера деятельности не такая рискованная, как любой бизнес, она далека от всего того, что может невольным образом привести в эти мрачные стены. Идея создать галерею портретов преступников, приговоренных к пожизненному заключению, теперь казалась ему лишенной смысла. Это отребье — убийцы, маньяки — не заслуживали этого. Их фото и биографии могут пригодиться разве что для учебников по криминалистике.

Вадим заранее арендовал квартиру в центре Житомира, чтобы, когда будет свободное время, побродить по улицам, познакомиться с достопримечательностями древнего города. Он уже подъезжал к нужному дому, когда прозвучала мелодия мобильного телефона, на экране отобразилось имя звонившего — «Покупатель Василий».

Неделю тому назад Вадим продал ему дом, доставшийся по наследству от бабушки, который мама использовала вместо дачи. После смерти мамы Вадим пришел к выводу, что дача никак не вписывается в стиль и ритм его жизни, выставил дом на продажу, и довольно быстро нашелся покупатель.

— Добрый день.  — Василий был деловит и краток.  — Вы забрали вещи из дома? Через два дня его не будет, и все, что осталось, окажется на свалке.

— Там нет ничего ценного,  — машинально ответил Вадим и подумал, что негоже, чтобы портреты бабушки, дедушки, фотоальбомы оказались среди мусора, не по-людски это. Да и стоило последний раз взглянуть на место, связанное с детством.  — Я завтра съезжу туда.

— Я вас предупредил, а вы поступайте как знаете. Всего вам хорошего!

Не откладывая, Вадим созвонился с капитаном и договорился о переносе съемки на два дня. Решив, что одному будет ехать скучновато, он позвонил Марине, своей любовнице.

— Расстаюсь с маминым наследством, завтра съезжу на денек во Власовку.

— Ты же в Житомире!

— Сейчас возвращаюсь в Киев.

— Ты мне не просто так позвонил?

— Помнится, обещал свозить тебя на экскурсию в Качановку, это недалеко от дома бабушки. Есть желание и возможность увидеть это чудо?

— Когда ты собирался в Житомир, я тебе говорила, что могу взять отгул, так как Алексей в командировке, с тех пор ничего не изменилось, могу ехать. Вот только странно — в Житомир мне ехать было нельзя, а в Качановку, выходит, можно?

— В Житомире у меня работа, и ты скучала бы одна, пока я не освобожусь. Эта поездка будет ностальгически-развлекательной.

— Во сколько ты заедешь за мной утром?

— Жди меня на нашем месте в восемь, хорошо?

— В выходной так рано? Это жестоко!

— Почти двести километров, и, кроме посещения бабушкиного дома, у нас будет экскурсия.

— Ладно, уговорил.

Приехав домой, Вадим включил телевизор, чтобы посмотреть новости. Как обычно, они были перегружены насилием и смертью — кровавые ДТП, убийства на бытовой почве и заказные, семейные драмы. Под эти ужасы Вадим заснул, не выключив телевизора, зная, что в полночь сработает программа и тот автоматически отключится.