11
2014 год
Мне на сотовый звонят с какого-то неизвестного номера.
– Алло?
– Привет, как ты? – Мужской голос.
– Кто это? – спрашиваю я, с облегчением улыбаясь. Я сижу в доме уже несколько часов, и мне становится страшно.
– О, извини. Это я. Черт, то есть Джек.
– Я знаю, что это ты, тупица, – говорю я, и он смеется. Я слышу звук подъехавшей машины и выглядываю в окно. К счастью, это мама, а не Андополис.
– Так, э-э, как у тебя дела?
– У меня все хорошо. Не хочешь сходить куда-нибудь вместе? А то я здесь прямо как взаперти.
– О, конечно. Когда?
– Может, прямо сейчас? – спрашиваю я, когда мама входит в комнату, кладет пакет на край моей кровати и тут же быстро выходит.
– Сейчас? О’кей, конечно.
– Заедешь за мной?
– Не переживай. Я уже в пути.
– Отлично, – говорю я и вешаю трубку.
Я улыбаюсь: а день-то налаживается. Пакет с новой одеждой лежит в изножье кровати, прямо как подарки от Санта-Клауса. Я не могу удержаться и заглядываю в него. Запах новых тканей – каждая вещь аккуратно завернута в папиросную бумагу – опьяняет. Мне всегда в нем что-то нравилось, даже слишком. Я помню, как моя мачеха нашла пакеты у меня под кроватью. Упаковку и обувные коробки из самых дорогих бутиков в Перте. Она решила, что у меня есть тайный богатый бойфренд, и я видела, что она счастлива. Она улыбалась мне, положив руку на свой беременный живот, радуясь тому, что я могу съехать к тому времени, как родится ее малыш.
На самом деле никакого бойфренда у меня не было, только ящик, полный кредиток ее друзей. Она очень удивилась, когда на любой, самой убогой вечеринке в нашем доме я начала предлагать гостям помощь в гардеробной – подать пальто, подержать сумку. Я не знала, что за это можно оказаться в тюрьме.
– Ты куда-то идешь? – спрашивает мама, выключая пылесос.
– Всего на пару часов, с Джеком, – отвечаю я. – Ничего?
– Да, конечно, милая. Джек – это брат Лиззи? – спрашивает она.
– Ага, – говорю я.
И прежде чем она успевает включить пылесос, я быстро и крепко ее обнимаю, вдыхаю ее ванильный запах. Если Анрополис и в самом деле отказался от дела, это значит, что она и правда моя, навсегда.
Я выхожу на улицу, чтобы подождать Джека, пачка сигарет лежит в сумке. Но Пол уже там – курит, прислонясь к дереву.
– Ты меня застукала, – говорит он.
– Я никому не скажу, если поделишься.
– Бекки? Никогда не думал, что доживу до этого дня. – Он щелкает по дну сигаретной пачки, одна сигарета выдвигается, и он протягивает ее мне.
– Ловко, – комментирую я, и это правда.
Он приподнимает одну бровь и прикуривает мне сигарету. Мы оба затягиваемся. Я чувствую, что с Полом я чуть более близка, чем с Эндрю. Приятно побыть только с ним одним. Иногда они кажутся настолько близкими, что почти невозможно разглядеть в каждом индивидуальность. К соседнему дому подъезжает универсал, из него выскакивает куча кричащих детей, а следом за ними изможденная мать.
– Макс исчез через несколько лет после тебя, – объясняет Пол, словно я об этом думала.
– А то я уже удивилась, – лгу я.
Наверное, он имел в виду соседа, который жил в том доме еще при Бек.
– Был еще один эпизод, он кричал и ругался всю ночь. А потом однажды ушел куда-то и больше не вернулся. Видимо, он бросил принимать свои лекарства.
– О нет, – говорю я, не зная, насколько сильную обеспокоенность нужно изображать.
Пол пожимает плечами. Я стряхиваю пепел на траву.
– Как все прошло с Винсом сегодня утром? – спрашивает он.
– Он не приехал.
– Правда? Почему?
– Не знаю.
– Думаешь, пошел на попятную?
– Уверена, что нет, – не сразу отвечаю я. Не хочется его расстраивать. – Думаю, ему просто что-нибудь помешало.
Я замечаю старенькую машину Джека, взбирающуюся вверх по холму, и тушу сигарету о ствол дерева. Пол смотрит на машину, потом переводит удивленный взгляд на меня.
– Заткнись! – предупреждаю я и направляюсь вниз к машине.
Джек везет меня в парк Глиб. Знаю, мне не следует появляться в общественных местах, но не могу отказать. Я почти забыла, какой он высокий. Я едва достаю ему до плеча. Мы покупаем кофе и какие-то пирожные в кафе неподалеку и устраиваемся на траве. Джек сидит, поджав ноги по-турецки, и выглядит почти комично, словно его ноги слишком длинные и он не знает, что с ними делать. Мне хочется прильнуть к нему, но я держусь. Нужно, чтобы он почувствовал, что должен заслужить это.
Сегодня чудесный солнечный осенний день. Дети смеются и визжат на игровой площадке, подбрасывают охапки оранжевых листьев. На скамейках по краям площадки сидят матери, некоторые беседуют друг с другом, другие невозмутимо наблюдают за своими детьми. Несколько служащих выбрались на поздний ланч – склонившись над документами, поедают сэндвичи, завернутые в пищевую пленку. Я закрываю глаза и пытаюсь насладиться моментом; сливочностью моего латте и кисло-сладким вкусом малины и заварным кремом пирожного. Теплом в воздухе и запахом древесины и скошенной травы. Открываю глаза и вижу, что Джек пристально смотрит на меня. Я не заметила, что глаза у него замечательного зеленого оттенка, с маленькими золотыми точками по краям. Они правда очень красивые. Честно говоря, все в нем очень привлекательное. Худые, но сильные руки.
Его растрепанные волосы. Эта глуповатая улыбка. Если бы я была собой, то, наверное, уже поцеловала бы его. Но сейчас я Бек и не могу забывать настоящую причину, почему я здесь с ним.
– Так ты уже простил Лиззи? – спрашиваю я.
– Думаю, да. Сама знаешь, на нее сложно сердиться.
– Ага.
Я молчу несколько секунд.
– Вообще-то, – говорю я взволнованным голосом, – я хотела спросить кое-что о ней, но не хочу ставить тебя в неловкое положение.
– Можешь спрашивать. В чем дело? – Он внимательно смотрит на меня, склонив голову набок.
– Просто… Когда мы встречались на днях, у меня возникло странное ощущение. Словно… я не знаю, словно она злилась на меня или типа того. Просто это было… – Я умолкаю и смотрю на землю. Тяжело лгать этим прекрасным глазам.
– Что просто?
– Извини. Мне не следует говорить с тобой о ней. Это не честно.
– Бек, – он слегка толкает меня в плечо, – просто скажи, о чем ты думаешь. Возможно, я смогу помочь.
– Я была так счастлива ее увидеть, но мне показалось, что она не испытывала того же. У меня было ощущение, что она тестирует меня, проверяет, что ли. Как будто не верит, что это действительно я. Меня это расстроило.
Никогда не помешает вызвать немного жалости к себе. Джек грустно смотрит на меня и сжимает мое колено, ладонь у него широкая и теплая. Потом убирает руку, а мне так хотелось бы, чтобы оставил. Он отвечает не сразу.
– Когда ты исчезла, Лиззи было очень тяжело, – наконец произносит он. – Все воспринимали ее как лучшую подругу пропавшей девушки. Людям было или неловко говорить с ней, или они просто выуживали у нее информацию о тебе.
– Это ужасно.
– Я знаю. Наверное, это просто изменило ее. Не знаю, рассказала ли она тебе, но сейчас она очень успешна.
– Нет, не говорила, – тихо отвечаю я.
– Да. Я очень горжусь ею. Она поднялась по карьерной лестнице на госслужбе. Кажется, некоторые родители ваших одноклассников сейчас у нее в подчинении. Все это взимосвязано. Тогда она была очень одинока. На несколько лет ушла в себя и полностью сконцентрировалась на учебе.
Я не знаю, что сказать. Он смотрит куда-то перед собой, взгляд туманный, задумчивый. Мой план дает обратный эффект; мне нужно заполучить Джека на свою сторону. Я жду, что он продолжит. Если я сейчас переведу разговор на себя, то буду выглядеть эгоисткой. Легкий ветерок колышет молодые зеленые насаждения, нагибая их тонкие стебли.
– От отца тоже никакой помощи, – продолжает он. – Он так пристыдил Лиззи, что ее не было дома, когда ты пришла в тот день… ну, ты знаешь. Все твердил, что наверняка ты просто сбежала. Это заставило ее чувствовать себя виноватой, словно она могла предотвратить случившееся.
– То, что произошло со мной, невозможно было предотвратить, – вставляю я, чувствуя удобный момент.
Его взгляд проясняется.
– Черт. Прости, Бек.
– Ничего, я сама начала. Рада, что теперь я знаю. Бедная Лиззи. Наверняка это было ужасно.
– Ты такая бескорыстная, – говорит он с мягкой улыбкой. – Да, ей было нелегко. Но это не твоя вина.
– Все равно я чувствую себя ужасно, – подыгрываю я.
– Нет, не надо. Лиззи не должна винить тебя. Это смешно.
– Может, поговоришь с ней?
– Без проблем.
– Спасибо, – говорю я, накрывая его руку на траве своей. Он смотрит на руку, потом на меня и улыбается. Обычно, если людей легко надуть, я считаю их слабаками. Даже идиотами. Но по какой-то причине Джек стал нравиться мне еще больше.
– А на тебя она почему злится?
Он вздыхает.
– Она считает, что я лезу туда, куда не следует.
Сейчас я по-настоящему заинтригована.
– И что же это? – наседаю я, пытаясь разговорить его.
– Я покажу тебе, – говорит Джек, поднимаясь и отряхивая джинсы.
Мы подъезжаем к дому Джека, входим внутрь, и я поднимаюсь вслед за ним по лестнице, сокрушаясь, что на мне детское нижнее белье Бек. Это современный и большой дом, намного больше, чем у Бек, и почти такой же просторный, какой был у меня в Перте. Спальня Джека немного неряшливая, но теплая и солнечная. В центре стоит кровать, есть стол и компьютер, весь обклеенный стикерами-закладками. К стене прислонена стопка картонных досок. Глядя в окно, я замечаю блестяще-голубой овал воды. Бассейн.
– Не осуждай меня за то, что я все еще живу дома! – просит он. – Я съезжал ненадолго, но потом у меня…
– Я и не осуждаю, – обрываю его.
– По крайней мере, я перерос увлечение металлом, верно?
– Да, это настоящее облегчение. – Я помню, как сама слушала такую музыку.
Джек замечает, что я рассматриваю картинки на картонных досках. Это детские рисунки, увеличенные до размера постеров.
– Их нарисовали дети, которые живут в австралийских лагерях для беженцев. Сотрудник организации «Спасем детей» тайно вынес рисунки, прежде чем доступ туда запретили, – объясняет он. – Мы сделали из них плакаты для демонстрации, в которой я тоже участвовал несколько месяцев назад.
Я листаю картинки. Простые детские рисунки, большие грустные лица и слезы на щеках. Они поместили себя в клетки. На одном рисунке – гигантское солнце с дьявольским лицом. На другом – мужчина под деревом. Я не сразу понимаю, что он повесился. «Мелика, 6» написано в углу.
Я возвращаю плакаты на место. На них слишком тяжело смотреть.
– Это ужасно, – говорю я.
– Я знаю. – Он садится на компьютерный стул. – Смотри, я тебе кое-что покажу…
Джек открывает блог и прокручивает содержимое. Похоже на страничку активиста, занимающегося вопросами беженцев. Размытые фотографии белых политиков, курящих сигары в фешенебельных ресторанах, а рядом – фотография арабского подростка с зашитыми губами, маленькой африканской девочки, прижатой к забору.
– Это было до запрета на публикацию.
– Эмм, – говорю я, – я не настолько разбираюсь в политике. – Быть жертвой похищения – отличное оправдание неосведомленности о событиях в мире.
– Извини! – говорит он. – Я не забыл. Просто…
– Да нет, все в порядке. Я хочу понять. Объясни мне.
– Ну, – он задумывается на мгновение, – останови меня, если уже знаешь это, о’кей? Не хочу умничать.
– Вряд ли у тебя получится. Продолжай. – Я действительно мало знаю о подобных вещах. Политика никогда меня особо не интересовала.
– Ну, в отличие от других стран Австралия направляет нелегальных мигрантов, желающих получить статус беженцев, в спецлагеря, так называемые буферные зоны. Когда мы были маленькими, существовали Вумера и Виллавуд, помнишь? Они находились далеко в пустыне.
Я киваю. Его глаза горят. Он по-настоящему увлечен этим делом.
– Так вот, сейчас закон изменили, и все стало еще хуже. Теперь мы отсылаем их на острова Науру и Манус в Тихом океане. Условия там ужасающие – люди буквально живут в палатках в нестерпимой жаре.
– Новое правительство запретило распространять информацию об этих спецлагерях. Сейчас очень опасно пытаться выяснить, что там происходит. Правительство не хочет, чтобы мы знали. Но у нас есть эта фотография. Ее сделали с вертолета.
Он показывает мне снимок лагеря из палаток и грязи, окруженного высоким проволочным забором. Люди поднимают над головой какие-то таблички, но они слишком далеко, чтобы разобрать, что на них написано.
– Их держат здесь уже три года, и детей тоже. Содержание этих лагерей обходится нам в миллиарды, а мы даже понятия не имеем, что там происходит. Однако произошла утечка кое-какой информации. Один мужчина умер от излечимой инфекции. У него был просто порез на ноге. Беженцы в массовом порядке подвергаются сексуальному насилию со стороны охранников. Даже дети, Бек, но никто ничего не предпринимает. Там есть дети, которые пытались покончить с собой.
Он сглатывает и смотрит на фотографию.
– Все боятся, что эти люди окажутся монстрами, и не понимают: это мы превратились в монстров.
Я не знаю, что ему сказать. Я чувствую себя ужасно, потому что всегда переключаю канал, если начинаются новости, считая, что все это просто политика, а не реальная жизнь людей. Но чувство вины не поможет мне в этой ситуации, поэтому я пытаюсь сменить тему.
– Но как это связано с тем, что Лиззи злится на тебя?
Он внимательно смотрит на меня.
– Парень, который ведет этот блог, представляется Кингсли, но никто не знает его настоящего имени. Наверное, таких называют подпольными журналистами. Он один из тех, кто организовал протест, хотя это мало что изменило.
– Зачем ему сохранять анонимность? – Я думала, человеку хочется славы, если он вкладывает столько сил в подобное дело.
– Раньше с ним работал еще один парень. Тот использовал свое настоящее имя. Он был гордым, дерзким. Около года о нем ничего не было слышно. В один прекрасный день, – Джек щелкает пальцами, – он просто исчез. Кингсли должен сохранять анонимность, чтобы довести задуманное до конца. Он хочет пойти дальше, и ему нужна моя помощь.
– Твоя помощь? Это опасно?
Его взгляд вдруг смягчается.
– Нет, конечно нет! – отвечает он. – В любом случае я должен отвезти тебя домой. Мне нужно на работу.
– О’кей. – Я разочарованно соглашаюсь. Я еще не совсем готова вернуться домой. Пытаюсь придумать какую-нибудь причину, чтобы заставить его остаться, но Джек уже схватил ключи и вышел из комнаты. Я следую за ним вниз по лестнице.
– Пока! – кричит он кому-то. Поворачиваясь, я осознаю, что в гостиной сидит мужчина. Он отрывает взгляд от айпада на коленях и смотрит на меня с легкой ухмылкой. Хотя он выглядит на пятьдесят, его тонкие волосы зачесаны назад, а одежда новая и модная. Я узнаю нос Джека, глаза Лиззи. По всей видимости, это их отец.
– Привет, – говорю я, ожидая увидеть неизбежный шок узнавания. Я начинаю к нему привыкать.
– Привет, Бек, – отвечает он все с той же ухмылкой. И снова утыкается в свой айпад, словно мое появление ничего для него не значит.
Джек выруливает с подъездной дороги и направляется к моему дому. Что-то в поведении его отца смутило меня, но я пытаюсь не думать об этом и сконцентрироваться на Джеке. Его манера изменилась, наверху в комнате он был немного уклончив и осторожен. Но не думаю, что это связано со мной. Он что-то скрывает, но расспрашивать еще слишком рано.
– Твой отец не удивился, когда увидел меня, – брякнула я.
– Нет. Должен признаться, последние несколько дней я говорил только о тебе.
– Правда? – удивляюсь я.
– Конечно. И вот что, – он делает паузу, – думаю, он еще не забыл, что ты сказала о нем Лиззи.
– А что я сказала?
Он пристально смотрит на меня. Видимо, это я должна помнить.
– Не важно.
– Ну ладно, – продолжаю я, надеясь снова разговорить его о себе, – а где ты работаешь?
– Красный Крест, – отвечает он, вытягивая угол красной жилетки из-под свитера. – Сегодня у меня ночная смена.
– Серьезно? Господи, Джек! – восклицаю я.
– Что?
– Да ты же чертов святой или типа того!
– Нет, это не так. – Но он слегка краснеет; ему нравится, что я о нем так думаю.
– Ты такой славный, я даже не знаю, что с тобой делать.
– Я вовсе не славный, – возражает он, стараясь говорить грубовато.
– Даже не пытайся! – Я больно пихаю его в плечо. Он смеется, явно смущенный. Меня удивляет, что он был фанатом хеви-метал в старших классах. Он такой нелепый. Я скорее представляю его робким ботаником, который не решается пригласить тебя на уроке танцев.
Джек берет мою руку и держит ее, а рулит одной рукой. Поглаживает пальцем мои костяшки – и я чувствую, как внутри меня начинает бурлить волнение. Может, он был не таким уж и занудным подростком. Всю дорогу в лобовое стекло светит солнце. Я не думаю ни об Андополисе, ни о том СМС, я не думаю об отце, который в одиночестве рыдает в спальне. Единственное, о чем я думаю, – это пальцы Джека, переплетенные с моими. И тут я вижу его.
– Притормози, – говорю я.
Он выпускает мою руку.
– Прости!
– Нет, не это. Просто притормози.
Он включает поворотник и останавливается у обочины. Фургон делает то же самое, прячась за припаркованными машинами.
– Вон тот фургон. Он преследует меня.
– Что? – ужасается Джек. – Как давно?
– С тех пор, как я вернулась.
– Не думаешь, что это… – Он осекается и смотрит в зеркало заднего вида.
– Я не знаю, – отвечаю я и задаюсь новой целью. – Давай выясним.
Я отстегиваю ремень безопасности и вылезаю из машины. Когда Джек рядом, я не чувствую себя беззащитной, и меня уже достало бояться. Я слышу, как он тоже выходит из машины.
– Бек! – зовет он. Но я игнорирую, хотя мое сердце колотится изо всех сил.
Приближаясь к фургону, я стараюсь разглядеть что-нибудь за стеклами, но они тонированные. Джек догоняет меня и пытается остановить.
– Нам следует позвонить в полицию.
– Нет. – Я пытаюсь обойти его, но он снова встает на пути.
– Мы должны! Это может быть опасно! Я… мы уже потеряли тебя однажды.
Он достает из кармана сотовый, чтобы связаться с полицией. Я кладу руку ему на плечо – Джек замирает и поднимает на меня глаза. Я не могу позволить ему сделать этот звонок.
– Ты пойдешь со мной? С тобой я тоже буду в безопасности.
Джек медлит, смотрит на меня, его палец застыл над кнопкой телефона.
– Я устала бояться, Джек. Я должна это сделать.
Он берет мою ладонь и крепко сжимает ее.
– О’кей.
Когда мы подходим к фургону, мои ноги хотят развернуться и бежать прочь. Перед глазами вспыхивает образ безликого мужчины из моего сна, и меня начинает трясти. Я останавливаюсь, когда мы оказываемся близко к двери водителя, но все равно достаточно далеко, чтобы суметь убежать.
– Эй, говнюк! – кричу я. – Почему ты преследуешь меня?
Ничего. Все, что я вижу, – мое собственное бледное отражение в стекле.
– У меня есть твои номера, и я позвоню в полицию через десять секунд.
Я слышу какое-то шарканье внутри фургона.
– Десять, девять, восемь. – А потом стекло начинается опускаться. Я чувствую, как каждая клетка моего организма напрягается в ожидании монстра.
Но это не монстр. А жирный парень в очках, который смотрит на меня через открытое окно.
– Да ладно, не звони копам, – говорит он ноющим голосом.
– Почему ты преследуешь меня? – спрашиваю я.
– Ребекка? – Он внимательно всматривается в мое лицо.
– А кто спрашивает? – вмешивается Джек, прежде чем я успеваю открыть рот.
Мужчина прочищает горло.
– Джейсон Борка, восьмой канал. Ты Ребекка Винтер?
– Почему бы тебе сначала не ответить на ее вопрос? – говорит Джек.
– Разве это не очевидно? Я должен быть уверен, – произносит парень своим неприятным голосом, оглядывая меня с головы до ног, – и теперь убедился. Если дашь мне эксклюзивное интервью, то я сделаю тебе очень щедрое предложение.
Несколько месяцев назад я бы еще могла соблазниться на подобное. Но теперь даже не раздумываю.
– Я не Ребекка, – заявляю я. Как же приятно произнести правду вслух.
Он с сомнением смотрит на меня.
– Я ее кузина, – добавляю я.
– Я тебе не верю, – говорит он, щуря свои свинячьи глазки.
– Верь чему хочешь, козел. Если ты еще раз приблизишься ко мне, если снова пришлешь СМС, я в два счета натравлю на тебя копов. – Я щелкаю пальцами и поворачиваюсь на каблуках. Джек идет за мной следом.
– Последний шанс! – кричит парень. – Я могу устроить, чтобы тебя пригласили на телешоу!
Садясь в машину Джека, я чувствую выброс эндорфина и нарастающее блаженство. Не могу поверить, что этот подонок так напугал меня. Прятался за тонированными стеклами и посылал анонимные сообщения – какой трус.
– Вау, Бек, – говорит Джек, подсаживаясь ко мне с другой стороны, – не знал, что ты можешь так задать жару!
Я наклоняюсь и смотрю на него вблизи. Он удивленно глядит на меня. Потом, очень осторожно, поднимает руку и касается моей щеки. Я медленно его целую. Его рот мягкий и теплый, и щетина царапает мне кожу. Мои мышцы расслабляются, растворяются и превращаются в трепещущих бабочек. Он притягивает меня ближе, и мир вокруг нас исчезает.
