6

Холодный туман, словно табачный дым, стелился по улицам. На востоке восходящее солнце пробивалось сквозь облака. С темного неба сыпались редкие снежинки. Редкая тишина царила в этот час в квартале, и только время от времени где-то кричал петух. Стражники уже закончили обход, а городские ремесленники, столяры, плотники, пивовары, ткачи, мясники, извозчики и трактирщики – все они еще спали. Через полчаса откроются ворота и город наводнит всевозможный сброд из предместий: нищие, служанки, батраки и проститутки, которые надеялись наскоро заработать пару монет.

В этот час, незадолго до штурма, тишина была особенно глубокой – а с ней и отчаяние.

Лучшее время для охоты.

Тень вынырнула из полумрака и двинулась по мостам и пристаням городского ручья к церкви Святого Духа. Там, перед статуей Богородицы, охотнику часто попадалась добыча. Юные девицы всегда искали утешения у Девы Марии. В последние годы церковь Святого Духа стала излюбленным местом для тех, у кого не осталось надежды.

Охотник с любопытством приоткрыл дверь, не запертую ни днем, ни ночью. Сердце его забилось чаще при виде девушки, которая в одиночестве молилась перед алтарем. По ее простому платью, по тому, как она всхлипывала, охотник сразу понял, что именно ее он и искал. Ей не было и двадцати. Платье перепачкано сажей, фартук рваный и в пятнах… Скорее всего, она приехала из какой-нибудь баварской деревушки и теперь работает служанкой в одном из многочисленных трактиров в Хакенфиртеле. Скоро она снова будет метаться в грубых башмаках по трактиру и разносить кружки, слишком тяжелые для ее тонких рук. Мужчины хлопают ее по тощим ягодицам, потом кто-нибудь обещает ей великое счастье и уводит в вонючий сарай. Там они сношаются, как животные, и падает семя…

Проникновенные молитвы девушки, ее плач и самоувещевания подсказывали охотнику, что семя это уже дало росток.

Он был на верном пути.

Теперь осталось лишь ждать, как всегда.

Прошло немало времени, прежде чем девушка наконец перекрестилась, встала и направилась к выходу. Охотник, притаившись в нише, рассмотрел ее заплаканное лицо. Такие лица он видел часто. Глаза могли поведать историю о несбывшихся надеждах, угасшей любви и детстве, проведенном в бедности. Он читал по этим лицам, словно по книгам.

И всегда видел в них грех.

Как и в глазах этой юной девицы, которая прошмыгнула мимо него и вышла из церкви.

Охотник выждал немного и вышел следом. Девушка поспешила в направлении Ангера. Мимо низких, приземистых домов протекал зловонный ручей, плескался и журчал, пока не впадал в Конскую заводь.

В Ангере было одно из его любимых охотничьих угодий. Множество тесных переулков и ручьев – в таком лабиринте никто его не заподозрит. Иногда он выманивал девушек на луга и этим облегчал себе задачу. Охотник мог быть очень убедительным, когда хотел. Девушки всегда ему доверяли. А почему бы и нет? Наверняка это удастся ему и сегодня. Короткий разговор, прогулка за городскими стенами, последняя молитва… Охотник стиснул в ладони амулет. Тот всегда придавал ему силы в предстоящем деле.

Женщина с сияющим венцом…

Охотник собрался уже подкрасться к жертве, но тут случилось непредвиденное. Из переулка вышел молодой мужчина – судя по одежде, простой поденщик или конюх. Он тяжело дышал – вероятно, быстро бежал. Завидев девушку, парень несколько раз ее окликнул. Должно быть, он разыскивал ее и наконец нашел. Девушка испуганно оглянулась. В первый миг она словно задумалась, потом со слезами бросилась в объятия парня. Тот гладил ее и утешал тихими словами, и скоро слезы перестали ее душить. Через некоторое время они ушли, взявшись за руки, в сторону Ангера.

Разочарованный охотник остался на месте, спрятав амулет в карман. Но он знал, что пока еще не упустил девушку.

Он видел грех в ее глазах – просто так его не загладить, объятий и слов утешения тут недостаточно. И он знал, что она вернется, чтобы сделать тот, последний шаг.

Нужно только дождаться.

Колокола приходской церкви в Ау отзвонили седьмой час. Магдалена перешла мост через Изар и направилась к мануфактуре. Городские ворота открылись совсем недавно, и навстречу ей нескончаемым потоком двигались жители окрестных селений. Кто-то искал работу на день, другие торговали вразнос, третьи надеялись на подаяние.

Магдалена была в теплом плаще и простом льняном платье с фартуком. Она не стала расчесывать волосы, подол ее платья был забрызган грязью и рыхлым снегом. Отец посоветовал ей выглядеть по возможности бедно, чтобы избежать ненужных подозрений. Хотя, в сущности, Магдалена и прежде принцессой себя не ощущала.

Она до сих пор не знала, как относиться к замыслу отца – раньше дочь палача никогда не сидела за ткацким станком. Но так действительно проще всего было заслужить доверие ткачих и побольше разузнать об этой мануфактуре. В худшем случае ее, наверное, просто вытолкают взашей… Что ж, по крайней мере, отец пообещал ей не принуждать Барбару к замужеству.

«Но, в сущности, иного выхода у Барбары нет, – мрачно подумала Магдалена. – Живот у нее растет день ото дня. Отец тоже рано или поздно заметит. Неизвестно только, до свадьбы или после…»

Ей тяжело было расставаться с Софией. Магдалена понимала, что оставляет девочку в хороших руках и вернется к ней очень скоро. И все-таки при мысли о дочери у нее сжималось сердце. Она опасалась, что София заболеет или же с ней случится что-нибудь еще. В том числе и поэтому Магдалена хотела поскорее покончить с этим делом.

В конце переулка показалось трехэтажное здание. Мануфактура и вправду имела мрачный и грозный вид, какой описывал ее отец. Магдалена дернула цепочку, и в скором времени в двери открылось окошко. Выглянувшая в него накрашенная женщина, по всей видимости, и была матушкой Йозеффой.

– Чего тебе? – спросила она недовольно и почесала под париком.

– Я… я совсем недавно в Ау и ищу работу, – ответила Магдалена робким и напуганным голосом. – Слышала, здесь можно устроиться.

– Так-так, слышала, значит… Хм, давай посмотрим.

Дверь отворилась, и матушка Йозеффа оглядела Магдалену, точно корову на рынке.

– Уже не девочка, – пробормотала она. – Откуда ты?

– Из… из Шонгау. Крестьянин, у которого я была служанкой, вышвырнул меня. Нашел другую, помоложе.

– И теперь она греет ему постель, ха! – Матушка Йозеффа желчно рассмеялась. – А ты решила, что в Мюнхене что-нибудь да найдется… И поняла теперь, что никому здесь не нужна, и шляешься по Ау! Верно я говорю?

– Прошу вас! – взмолилась Магдалена. – Я здесь никого не знаю, а в Шонгау вернуться тоже не могу…

– Хм, так ты здесь одна? – Последние слова, очевидно, пробудили в Йозеффе интерес. Она снова оглядела Магдалену. – Ну, для своих лет выглядишь ты еще пристойно. Ткать умеешь?

– Нет, к сожалению, – Магдалена опустила голову. – Но я быстро учусь.

– Ну, это мы еще посмотрим… Но чтобы сразу было ясно: раз ты ничего не умеешь, получать будешь половину. Это три крейцера в неделю. Кроме этого, можешь здесь спать и дважды в день получать еду. Это тебе понятно?

Магдалена кивнула, хотя плата была нищенская. Три крейцера в неделю! Она знала, сколько зарабатывали ткачихи в Шонгау. Это было настоящее рабство! Но, очевидно, здесь хватало девушек, согласных и на такую грязную работу.

Старуха впустила ее, и до Магдалены сразу донесся равномерный треск и рокот со второго этажа.

– Тебе повезло, – сообщила Йозеффа, поднимаясь по узкой лестнице. – Совсем недавно от нас ушли две девицы. Сядешь за станок вместо одной из них.

– А почему они ушли? – спросила Магдалена.

– Не твоего ума дело! – огрызнулась старуха. – Лучше закрой рот и слушай, пока я буду объяснять.

Стоптанные ступени вели выше, но Йозеффа открыла дверь на втором этаже. Шум сразу сделался таким громким, что Магдалена поневоле вздрогнула. В вытянутой комнате два десятка девушек работали за ткацкими станками, расставленными вдоль стен. На всех были простые рабочие фартуки, под которыми выпирали худые плечи. Между станками сновали несколько бледных мальчиков лет десяти. Они таскали мотки шелковой пряжи и накручивали ее на катушки. Когда Магдалена с Йозеффой вошли в зал, лишь некоторые из девушек обратили на них внимание. Остальные работали не поднимая головы, словно опасались наказания за какую-нибудь оплошность. Магдалена, быстро оглядевшись, поискала глазами девушку, по описанию похожую на Еву. Но в этих фартуках все они были похожи как две капли воды. Посреди комнаты, точно трон, стоял массивный стул с пухлыми подушками – должно быть, матушка Йозеффа надзирала с него за работницами.

Старуха показала на пустующий станок у левой стены.

– Вот твое место! – прокричала она сквозь шум. – Покажу, как это работает. Но только один раз! Если до вечера не научишься, вылетишь на улицу!

Они подошли к станку, и матушка Йозеффа уселась на скамейку. Она взяла в руку так называемый челнок – продолговатый брусок с катушкой посередине, куда была намотана шелковая пряжа.

– Надо пропустить челнок с нитью через зев между вертикальными нитками, – объяснила она. – Для этого нажимаешь ногой правую педаль. Вот так…

Йозеффа нажала педаль. Раздался щелчок, и между нитями образовался зазор. Женщина толкнула сквозь него челнок, поймала с другой стороны и прижала натянутую нить так, чтобы она плотно прилегла к основе. Потом снова нажала педаль, и челнок прошел в обратную сторону. Все происходило так быстро, что Магдалена с трудом успевала следить за движениями.

– На самом деле все просто, – сказала Йозеффа. – У самых безмозглых и то получается. – Она встала и протянула Магдалене челнок. – Ну, посмотрим, как внимательно ты смотрела…

Под наблюдением Йозеффы Магдалена протянула челнок с пряжей сквозь зазор, с помощью груза выправила нить и нажала нужную педаль. Она сосредоточилась. Это действительно оказалось гораздо легче, чем выглядело поначалу.

– Будешь дальше так ткать, полотно и за сто лет не будет готово, – проворчала матушка Йозеффа. – Но для начала неплохо.

– Откуда вы берете такой красивый шелк? – спросила Магдалена. – Вы и прядете здесь?

– Я тебе разве не говорила, чтоб ты не задавала вопросов, а? – Йозеффа дала ей подзатыльник. – Ваше дело ткать, остальное вас не касается. Ну, принимайся за работу, пока…

Она обернулась. Из соседней комнаты в зал вошел мужчина и с грохотом захлопнул за собой дверь. Это был худющий человек с вытянутым и слегка напудренным лицом и выпученными глазами. Растрепанный парик на голове придавал ему сходство с мокрой собакой. Он был в шелковом сюртуке, широких брюках и туфлях с длинными носками и на первый взгляд выглядел богато. Но при ближайшем рассмотрении нетрудно было заметить на одежде пятна соуса и прорехи. В руке мужчина держал трость с серебряной рукоятью и покачивал ею, как благородный господин.

Точно змея, он продвигался по залу, и Магдалена заметила, что в его присутствии девушки заработали еще быстрее. Вот мужчина остановился за одной из девушек, лет пятнадцати, бледной и довольно красивой. Он хлопнул ее тростью по спине, и девушка вскрикнула.

– Это ты называешь тканью? – заорал мужчина. – А? По-твоему, я смогу продать эту дрянь двору? – Он дернул полотно, и ткань с треском разорвалась. – Нити идут неправильно, здесь соткано грубее, чем в других местах… Вычту этот кусок из твоего жалованья!

– Прошу вас, господин ван Уффеле! – заплакала девушка. – Мне нужны деньги. Моему брату…

Мужчина снова замахнулся тростью.

– Еще возражать будешь? – завопил он. – Это твоя благодарность за то, что мы вытащили тебя из канавы?

– Оставь ее, – вмешалась матушка Йозеффа. – Ты знаешь, девчонка еще нужна нам.

Ван Уффеле опустил трость.

– Черт возьми, ты права, – прорычал он. – Что-то на меня иногда находит… – Он повернулся к девушке, и теперь голос его звучал спокойно: – Нарежь новых нитей. Надеюсь, хоть на это ты способна.

Он ударил ногой по станку, после чего направился к Магдалене и Йозеффе.

– А, новенькая, – проговорил ван Уффеле, оглядев Магдалену с головы до ног. Потом повернулся к Йозеффе: – Годится она на что-нибудь?

– Посмотрим, – ответила Йозеффа и ухмыльнулась. – Может, даже пристроим ее на подработку, – она подмигнула мужчине и подтолкнула Магдалену. – Поклонись, когда говоришь с благородным господином. Лукас ван Уффеле – твой благодетель, он управляющий мануфактурой. Его слово – закон. И он, как и я, не терпит безделья и болтовни.

– Кстати, о болтовне. – Ван Уффеле повернулся к Йозеффе и понизил голос: – Проклятые вкладчики снова спрашивают про свои деньги. Пфунднер и остальные, видно, договорились. Нужно как-то их утихомирить. К тому же надо срочно переговорить насчет Евы. Думаю, пора принять окончательное решение.

– В каком смысле? – резко спросила Йозеффа. – Не хватало еще, чтобы…

Предостерегающий взгляд ван Уффеле заставил ее замолчать.

– Я отлучусь ненадолго с господином, – объявила хозяйка громким голосом. – Только не думайте, что можно в это время плевать в потолок! У меня со слухом всё в порядке, и я услышу, если хоть один станок замрет. Понятно вам?

Она скрылась вслед за управляющим в соседней комнате. Магдалена взяла челнок в правую руку и попыталась пропустить его сквозь веер нитей, как уже проделала до этого. Но в этот раз челнок застрял.

– Ты нажимаешь не ту педаль, смотри, – послышался хриплый голос.

С ней заговорила красивая девушка с черными волосами, по виду чуть старше остальных. Глаза у нее запали, под ними темнели круги, и она постоянно кашляла. Но было видно, что и в таком состоянии она могла еще вскружить голову не одному мужчине. Ловким движением девушка перебросила челнок с одной стороны на другую.

– Нужно вовремя нажимать педаль, иначе челнок так и будет застревать, – объяснила она. – Смотри, так легче.

Магдалена попробовала, и действительно, через некоторое время работа уже не казалась ей такой трудной.

– Спасибо, – сказала она и улыбнулась девушке. – Кстати, я Магдалена.

– А я Агнес. – Девушка вновь закашляла, вынула грязный платок и сплюнула в него. – Здесь не так уж плохо, вот увидишь. Многие хнычут в первые ночи, а потом привыкают. Все-таки у нас есть крыша над головой, и мерзнуть не приходится. Иногда можно и подработать… – она заговорщицки подмигнула Магдалене. – А летом я все равно уберусь отсюда.

– Куда же ты хочешь? – спросила Магдалена.

– Не знаю, – Агнес пожала плечами. – Может, в Пфальц, у меня там сестра. А может, найду себе богатого мужа… – Девушка рассмеялась, но снова закашлялась. – Когда уходила из родного дома, думала, что в Мюнхене устроюсь куда-нибудь служанкой, – продолжила она хриплым голосом. – Но в город работать не пускают. Теперь даже поденщиков и нищих гонят. В любом случае в Мюнхене у меня будущего нет. Да и здесь, в Ау, тоже.

– Я тут пару дней назад повстречала Еву, – словно бы между прочим сообщила Магдалена. – Она сказала, что можно устроиться сюда, как и она. Ты ее знаешь?

– Еву, значит? – Агнес вдруг насторожилась, огляделась по сторонам. – И что она рассказывала тебе про мануфактуру?

– Да почти ничего. Что здесь есть работа, и всё.

– Ну, как бы там ни было, Ева здесь больше не работает, – с холодком ответила Агнес. – Смотри, чтобы пряжа не запуталась.

Она отвернулась и не проронила больше ни слова. Магдалена тоже сосредоточилась на работе. Между тем в голове ее мысли сменяли друг друга. Неужели Еву прогнали после вчерашнего разговора с ее отцом? Магдалена так надеялась поговорить с ней – а теперь получалось, что она опоздала…

Матушка Йозеффа и ван Уффеле еще не вернулись. Чуть поодаль девушка, которую побил управляющий, до сих пор натягивала на станке новую пряжу. По щекам ее текли слезы. Катушка с нитью неожиданно выскользнула из дрожащих пальцев и покатилась по полу. Магдалена вскочила и подхватила ее. А когда вернула катушку девушке, погладила ее по грязным растрепанным волосам.

– Все будет хорошо, милая, – попыталась она утешить девушку. – Вот увидишь. Через день или два ты уже забудешь об этом.

Девушка кивнула, но тут же снова всхлипнула.

– Все потому, что мне нужны деньги для брата, – сказала она сквозь слезы. – Ему всего пять, и он ночует в сарае возле ручья. Ему ведь нужно что-то есть! А матушка Йозеффа не хочет его брать, он еще слишком мал!

Магдалена сглотнула. Потом вынула из кармана грязную монетку.

– Тут немного, – сказала она тихо. – Но на кусок хлеба должно хватить.

– Спасибо тебе, – девушка улыбнулась и с благодарностью приняла монету. Но в следующую секунду улыбка ее померкла. – Я слышала, как ты говорила с Агнес про Еву. Не верь ни единому ее слову. Она просто боится, как и все мы. Все врут! Ева никуда не уходила.

– Вот как? – удивилась Магдалена. – И где же она тогда?

– Ван Уффеле ее запер! – прошептала девушка. – Где-то здесь, в подвале. Я слышала ее, когда спускалась за сырым шелком для прях. Тонкий, жалобный плач. Мерзавец, видно, бил ее… Это случилось после того, как Ева поговорила вчера с тем громадным типом.

«Отец!» – подумала Магдалена.

– И почему же ее заперли? – спросила она охрипшим голосом.

– Потому что она слишком много знает! Ева давно работает на мануфактуре. По-моему, они хотят убить ее, потому что…

В этот момент отворилась дверь в соседнюю комнату и в зале появилась матушка Йозеффа. Она увидела Магдалену рядом с девушкой, и глаза ее сузились.

– Я разве не говорила, что не терплю бездельниц? – прошипела Йозеффа. – Ну, погодите, угощу палкой обеих!

– Это… это я виновата, – заверила ее Магдалена. – Я забыла, какую педаль надо нажимать. И она показала мне.

Йозеффа поколебалась и в конце концов недовольно кивнула.

– Ладно, так и быть. Но только потому, что ты здесь первый день и у меня других забот хватает. – Она погрозила пальцем. – Однако если завтра ты еще будешь здесь, я тебе такого не спущу!

Словно паук в своей паутине, она устроилась на стуле посреди зала и стала наблюдать за работой девушек.

Магдалена вернулась на свое место и тоже взялась за работу, лихорадочно соображая, как ей попасть в подвал мануфактуры. Туда, где Ева дожидалась своей участи.

Что-то ей подсказывало, что времени у нее не так уж много.

Осторожно, чтобы не поскользнуться, Симон прошел по одному из многочисленных мостов через Ангерский ручей. Стояло раннее утро, но отовсюду уже доносились удары молотов, лязг железа, крики людей, скрип повозок и лошадиное ржание. Город проснулся и уже начинал действовать на нервы.

Прошлой ночью Симон толком не спал. Он волновался за Магдалену: еще на рассвете она отправилась на мануфактуру, где собиралась шпионить для отца и Михаэля Дайблера. Кроме того, ему пришлось распрощаться с первоначальными замыслами, и встреча с прославленным врачом Малахией Гайгером откладывалась на неопределенный срок. Теперь вместо ученого мужа Симон вынужден был разыскивать визгливую собачку курфюрстины. Он понятия не имел, где искать проклятую таксу, и решил по совету Дайблера сходить к городскому собачнику Лоренцу. Фронвизер выругался себе под нос. В таком дурацком положении он еще не бывал! Наверное, легче всего было сжечь этот трактат или выбросить вон в тот вонючий ручей…

Последний протекал под городской стеной рядом с домом палача и разбегался в разные стороны. Несколько его проток текли через Ангерфиртель до скотного рынка и в сторону резиденции. В Ангере, самом большом квартале Мюнхена, многочисленные ручьи составляли кровеносную систему города. По берегам их расположились несколько мельниц и красильная фабрика, а также скотобойня и дом живодера. Многие ремесленники квартала сбрасывали в ручьи отходы. В феврале вонь была еще терпимой, но в темной ледяной воде проплывали такие вещи, о происхождении которых лекарь даже думать не хотел. Ему вдруг вспомнилась убитая девушка, найденная в Конской заводи, – ее тоже прибило к берегу, словно кучу мусора…

Симон перешел очередной шаткий мостик. Он был уже близок к своей цели. Вдоль ручья тянулась узкая тропа; она привела Симона к покосившемуся дому, такому ветхому, что казалось, его снесет очередным порывом ветра. Перед домом играли в грязи несколько уличных мальчишек. Они палками вылавливали из холодной воды всякое тряпье – вероятно, надеялись потом продать его на какую-нибудь бумажную мельницу.

– Здесь живет собачник Лоренц? – спросил их Симон.

Те молча посмотрели на него и захихикали. Должно быть, нечасто здесь появлялись люди, одетые более-менее опрятно.

– Если господин разыскивает свою собачонку, то здесь ему делать нечего, – насмешливо заявил кто-то из ребят. – Лоренц уже давно прибил ее и сожрал.

– Хотелось бы убедиться в этом самому, – с улыбкой ответил Симон.

Собачники, как палачи и живодеры, повсюду пользовались дурной славой. В небольших городах отловом бродячих собак занимались живодеры, они же убирали нечистоты и мертвых животных. Но в Мюнхене количество собак так возросло, что с некоторых пор для этого создали отдельную должность. Время от времени даже собирали толпу бродяг, и те, вооружившись дубинками, несколько дней прочесывали город.

Симон нерешительно постучал в дверь покосившегося дома. Никто ему не открыл. Тогда он заглянул за угол: проход между высокими стенами уводил во двор, уставленный бесчисленными клетками и ящиками. Стоило ему шагнуть во двор, и вокруг поднялся адский шум. Только теперь лекарь заметил, что в клетках находились собаки; как по приказу, они стали лаять, бросаться на решетки и скалить зубы.

Не успел Симон оправиться от первого потрясения, как на него бросился огромный дог. Из раскрытой пасти брызгала слюна, сверкали громадные клыки. У Фронвизера перехватило дыхание. Еще пару прыжков, и монстр его настигнет! Лекарь подобрал до смешного маленький камень, замахнулся и приготовился к неизбежному.

Дог уже изготовился к последнему прыжку, но в этот момент раздался громкий свист, а затем кто-то крикнул:

– Вастль! Место!

Громадный пес сразу подчинился. Он припал к земле и заскулил, но при этом внимательно следил за Симоном, словно только и ждал очередного приказа.

В доме отворилась задняя дверь, и во двор шагнул широкоплечий мужчина с растрепанными волосами, до того грязными, что Симон затруднился определить их настоящий цвет. Косматая борода едва прикрывала длинный, плохо заживший шрам, пересекавший всю правую часть лица. В руке он держал тяжелую, отполированную дубинку и грозно ею покачивал.

Симон поднял руки.

– Э… я стучал! – прокричал он сквозь лай множества собак. – Но никто не открыл!

Мужчина посмотрел на лекаря так, словно не понимал его из-за шума.

– Я говорю… – снова начал Симон.

– Да заткнитесь вы, чтоб вас всех!!!

Мужчина проревел так громко, что его крик перекрыл даже лай. При этом он ударил дубинкой по одной из клеток. Раздался оглушительный лязг. Некоторые собаки заскулили, но потом действительно воцарилась тишина.

– Ты пришел за какой-то конкретной собакой? – неожиданно спросил мужчина, который, вероятно, и был собачником Лоренцом. Он опустил дубинку и медленно двинулся к Симону. Но миролюбия в его облике от этого не прибавилось.

Лекарь облегченно кивнул.

– Ха! Да, действительно. Я ищу маленькую таксу, черную с белым крапинками. У нее еще пятно от лба до мордочки.

– Хм, надо посмотреть…

Лоренц прошелся между ящиками и клетками. Наконец он опустился возле одной из клеток и открыл дверцу.

– Ну, вот он, наш маленький беглец! – сообщил он. – Да еще в неплохом состоянии. Один пфенниг, и он твой.

Лоренц ухмыльнулся и взял таксу за шкирку, черную с белыми крапинками. Симон не мог поверить собственному счастью. Ему и впрямь удалось разыскать маленького Артура, да еще с первой попытки! Сияя от радости, лекарь шагнул к Лоренцу и стал рыться в кошельке в поисках нужной монеты.

– Вот так неожиданность! – воскликнул он. – Даже не верится, что…

Тут в глаза ему бросилась одна незначительная деталь.

– Э… это же девочка, – сказал он. – А мне нужен мальчик. Его зовут Артур.

Лоренц пожал плечами.

– Ну, назовешь ее Артурой. Тоже неплохо звучит.

Симон присмотрелся к собаке.

– И пятна на лбу у нее нет… Во всяком случае, не такое, чтоб до мордочки.

– Могу нарисовать, без проблем, – Лоренц, точно колбасу, сунул ему под нос скулящую таксу. – Берешь или нет?

– Боюсь, все не так просто, – вздохнул Фронвизер. – Я разыскиваю собаку для благородной дамы. Она сразу заметит обман, и я стану на голову короче.

– Понимаю, – Лоренц кивнул и сунул собаку обратно в клетку. – Тогда ничем не могу помочь, прости.

С тающей надеждой Симон оглядел двор. В дальней его части стоял сарай, в котором, по всей видимости, тоже были клетки. Некоторые из собак снова залаяли, другие выли или рычали друг на друга. Громадный дог по-прежнему лежал в грязи и не сводил с чужака кровожадный взгляд.

– Это все собаки, какие у тебя есть? – в отчаянии спросил лекарь.

– Это все собаки, которых, на мой взгляд, имеет смысл немного попридержать, – ответил Лоренц и почесал рубцеватый шрам на лице. – На вид они ухоженные; может, еще объявятся хозяева. Или удастся продать их. Остальных я забиваю и отношу трупы живодеру. Хоть пару крейцеров, а заработаю.

Симон вздрогнул.

– Может, среди забитых была моя такса, – произнес он глухим голосом.

– Я бы запомнил! – рассмеялся Лоренц. – Если эта псинка такая дорогая, как ты говоришь, то я был бы полным олухом. – Он усердно почесал затылок, рассмотрел блоху на пальце и стряхнул. – Хм… странно только, что в последнее время пропадает столько дорогих собак.

– В каком смысле? – растерянно спросил Симон.

– Ну, ты не первый пришел ко мне в поисках собаки. В последнее время приходит много слуг от благородных господ. С десяток милых собачонок пропало, не меньше. Я бы с радостью разменял их на пару звонких монет, только вот нет их у меня, этих шавок! Прямо напасть какая-то.

– И все-таки сделай одолжение, будь повнимательнее, – попросил Симон.

Он вынул несколько монет и отдал их Лоренцу. Это были его последние сбережения. Оставив фальшивые монеты у недоверчивого книготорговца, Фронвизер совершенно разорился. Оставалось только надеяться, что эти деньги окупят себя сполна.

Лоренц взял монеты, понюхал их, словно они были съедобными, потом повертел в ладони и наконец попробовал на зуб.

– Нормальные, – пробормотал он.

– А с чего бы им не быть нормальными? – с улыбкой спросил Симон. Этот тип и в самом деле был чудаком.

– А ты не слышал? – понизив голос, ответил Лоренц. – Опять в ходу появилась легкая монета. За этим стоит какая-то шайка. На днях одного из них чуть не поймали – хотел расплатиться этими деньгами за книгу. Правда, ему удалось улизнуть. И книгу с собой утащил…

– Подумать только, – просипел Симон.

– Да, и этих монет все больше. Пфенниги, бацены, талеры… Они наводнили Мюнхен и сбили все цены. Курфюрст обещает награду любому, кто назовет ему преступников. – Лоренц ухмыльнулся. – Не то чтобы я принял тебя за кого-то из них, но рисковать не хочется. Особенно с серебряными монетами. А иначе самому туго придется.

– По… понятное дело, – ответил Симон. – Подозреваемые уже есть?

– Ну, парень из книжной лавки был такой мелкий пижон, выглядел вполне зажиточным… Может, это и вовсе главарь банды. Его еще разыскивают, но куда важнее отыскать их укрытие. Где-то ведь им нужно чеканить эти свои монеты… – Лоренц подмигнул ему. – Когда мерзавцев схватят, процесс над ними будет знатный. Как тогда, над семейством Пембов. Тех посажали на кол и сожгли, а жене сначала порвали клещами груди и…

– Кхм… мне, наверное, пора возвращаться, – поспешно прервал его Симон. – Я загляну через пару дней. Может, что-нибудь узнаешь к тому времени.

У него вдруг возникло ощущение, что Лоренц разглядывает его чуть внимательнее. Хотя, возможно, он и ошибался.

– А этот шрам, – спросил Симон, чтобы немного отвлечь Лоренца, и показал на его лицо, – это собака цапнула?

Собачник помотал головой.

– Кошка, будь она проклята. Они куда проворнее глупых дворняг. Так я и не поймал скотину…

– Ну, тогда удачной охоты, – Фронвизер приподнял шляпу и напряженно улыбнулся.

Лекарь поспешил убраться со двора. Когда он оказался в переулке, собаки позади него завыли хором, словно на прощание.

Симон против воли зашагал быстрее. Казалось, его проблемы множились день ото дня.

Примерно в это же время Барбара еще лежала в постели в доме палача и прислушивалась, как хихикают племянники в соседней комнате. Она невольно улыбнулась. Это был один из тех редких моментов, когда Петер и Пауль не ругались, а дружно играли. Должно быть, мальчики затащили наверх ящик со старыми костюмами и теперь примеряли их. Там даже нашлось несколько старых масок, какие носили на карнавалах. Компанию братьям составляли несколько кошек Вальбурги. Барбара не переставала удивляться, каким большим и вместительным был этот дом, гораздо больше, чем их собственный дом в Шонгау. Хотя и мюнхенский палач был зажиточнее своего собрата из маленького сонного городка…

«А палач из Кауфбойерна? – подумала Барбара. – Как бы жилось его жене?»

Вчерашняя встреча с Конрадом прошла лучше, чем ожидала Барбара. Неер был очень внимателен, расспрашивал ее о жизни в Шонгау, о ее мыслях и желаниях. Поначалу Барбара была очень замкнута, но напряжение постепенно уходило, и она немного рассказала о себе. Конрад Неер действительно отличался от других палачей – более того, он отличался от всех мужчин, которых до сих пор знала Барбара. Казалось, он и вправду проявлял к ней интерес. Не к ее пышной груди или ягодицам, а к ней самой! Кроме того, он умел слушать, на что способны были очень немногие мужчины. О своей покойной супруге Неер говорил исключительно с любовью.

С другой стороны, он был стар, почти как отец. И Барбара не строила иллюзий. Этот возможный союз был не чем иным, как сделкой. Конрад Неер определенно ждал от нее детей. И был готов одарить ее отца щедрым приданым.

Но разве у нее был выбор?

Рука ее скользнула к животу. В последние дни ей часто нездоровилось, как и теперь. До сих пор беременность была для нее лишь грузом, настоящим проклятием. И прогулка с Неером ничего не изменила. Барбара прислушивалась к себе, но не ощущала ничего, что связывало бы ее с маленьким созданием.

Она не ощущала любви.

Барбара вдруг подумала о Софии. Сегодня Вальбурга взяла ее с собой в город. Она собиралась уладить кое-какие дела и, наверное, навестить кого-то из старых больных и занести им лекарства. София не казалась Вальбурге в тягость, даже наоборот. Должно быть, это нежное создание очаровало и ее. Но любовь, какую Барбара питала к Софии, не получалось перенести на этого… этот плод в ее животе…

Ей снова стало дурно. Барбара встряхнула головой и с трудом поднялась, чтобы выпить стакан разбавленного вина. В этот момент снаружи послышались шаги. Потом в саду скрипнула калитка. Должно быть, Вальбурга с Софией вернулась от больных…

Барбара выглянула в окно, но увидела только, что калитка осталась открытой. Она окликнула было Вальбургу, но тут услышала тяжелые, медленные шаги по гравию. Кто-то обходил дом.

У Барбары внезапно перехватило дыхание. Так мог шагать мужчина, не женщина! Конечно, это мог быть Дайблер, отец или Георг. Но, если ей не изменяла память, этим утром еще собирался Совет. А если это кто-то чужой, то почему он не постучался в переднюю дверь?

Тихо, насколько это возможно, Барбара вышла из комнаты и спустилась по лестнице в общую комнату. Сверху по-прежнему доносился смех мальчиков, увлеченных игрой. Молодая женщина спряталась за печью, не сводя глаз с кухонного окна. Снова послышались шаги, и за окном показалась тень.

Крупная тень.

Барбара вздрогнула. Ее охватил такой ужас, что пришлось зажать рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. И все-таки она не удержалась и пискнула, словно мышь в капкане.

За окном стоял мастер Ганс.

Он заглянул в комнату. Его красные глаза сверкали в лучах утреннего солнца. Барбару он пока не заметил. Она сидела за печью, зажмурившись, и боялась пошевелиться. Оставалось только надеяться, что Ганс не услышал ее вскрика. Господи, что здесь понадобилось этому чудовищу? Может, он пришел за ней? В отличие от других, Барбара чувствовала, что Ганс воспринимал ее совсем иначе, чем остальные. Так было и раньше, когда девятилетней девочкой она познакомилась с ним на Совете в Нюрнберге. Еще тогда глаза его сверкали жадностью, как будто он хотел владеть ею, поиграть с ней, как кошка с мышью. Два года назад, в тюрьме Шонгау, Ганс почти завладел ее телом. Но пытка не состоялась, и разочарованию его, казалось, не было предела. Может, он хотел теперь наверстать то, что не удалось ему тогда?

Снова послышались шаги по гравию. Барбара выглянула из-за печи и увидела, что Ганс направился к задней двери. Еще накануне она заметила, что Вальбурга надежно запирала обе двери. Главное, чтобы и в этот раз она поступила так же.

Барбара затаила дыхание и прислушалась.

И действительно, вскоре она услышала, как повернулась дверная ручка. Кто-то потянул ее и подергал, но дверь не поддалась.

Она была заперта.

Снова шаги. Должно быть, Ганс искал другой способ проникнуть в дом. Барбара понимала, что рано или поздно ему это удастся. Даже если придется выбить дверь. А может, он заберется на второй этаж, где играли мальчики…

«Мальчики!» – пронеслось в голове у Барбары.

Она стряхнула с себя оцепенение и прокралась по лестнице на второй этаж. Оказавшись наверху, бросилась в комнату ребят. Мальчики сидели в куче рваных костюмов. Пауль нацепил соломенно-желтый парик, вероятно принадлежавший когда-то проститутке. Петер играл с изъеденным молью веером и дразнил им маленького котенка, который игриво вцепился ему в палец. Мальчики хихикали, но, когда увидели бледное лицо Барбары, резко замолчали.

– Ребята, послушайте! – прошептала, задыхаясь, их тетя. – Там, на улице, бродит мастер Ганс! Я не знаю, что ему нужно, но рисковать не хочу. Кто-то должен привести отца!

– Я сбегаю, – тут же вызвался Пауль. Он сорвал парик и бросился к лестнице.

– Постой! – прошипела Барбара. – Если ты сейчас выбежишь из дома, то наверняка угодишь ему прямо в руки!

Пауль ухмыльнулся.

– Тут есть другой выход. Ганс точно про него не знает.

В следующий миг он скрылся за дверью. Барбара в недоумении посмотрела на Петера.

– Про какой это выход он говорит?

– Мы вчера нашли коридор; он ведет из дома к одной из башен в городской стене, прямо возле дома, – объяснил Петер. – Тетя Бурги говорит, что раньше оттуда стражники ходили к проституткам. Оттуда можно пробежать по всей стене до самых ворот. – Мальчик пожал плечами. – Попасться никому не хотелось.

– Понятно.

Барбара кивнула и выглянула на улицу из-за занавески. Но в саду никого не было. Она хотела уже отвернуться, но в этот момент у калитки показалась широкая фигура мастера Ганса. Палач оглянулся на дом и медленно двинулся в сторону Ангерских ворот.

Барбара облегченно вздохнула.

– Видимо, сдался, – шепнула она Петеру. – Зря мы отправили Пауля. Не стоило бы отвлекать…

Она вдруг замолчала и задумалась. Ведь в это время собирался Совет Двенадцати. И все-таки мастер Ганс явился в Агнерфиртель… Должно быть, что-то очень важное привело его к дому Дайблера, раз он пропустил собрание. Что, если Ганс пришел за чем-то другим, а вовсе не за ней? В последние дни он и так вел себя довольно странно…

Барбара чуть помедлила, а потом направилась к лестнице.

– Ты куда? – окликнул ее Петер.

– Прослежу за мерзавцем, – ответила она тихо. – Когда придет отец, Ганса уже и след простынет. А мы так и не узнаем, что ему здесь понадобилось.

Петер упрямо посмотрел на тетю.

– Тогда я с тобой. Одну я тебя не отпущу.

– Петер, послушай, это не занятная прогулка в резиденцию. На совести Ганса, возможно, десятки убийств…

– Я иду с тобой, – перебил ее мальчик и схватил маленький нож, оставленный Паулем. – Вы все думаете, что я не умею драться и все такое. Но что я точно сумею, так это защитить свою тетю.

Глаза его горели решимостью. Барбара невольно улыбнулась. Таким она своего племянника еще не видела.

– Ладно, мой маленький рыцарь. Давай поспешим, пока злодей не ушел от нас.

Когда Барбара с Петером выбежали на улицу, она решила уже, что мастер Ганс скрылся. Но потом увидела, как палач повернул в переулок и двинулся вдоль городского ручья. Он шел не спеша, но уверенно, как будто имел вполне конкретную цель.

Молодая женщина выждала немного и двинулась следом. Петер семенил рядом, как собачка, стиснув в руке маленький нож. На лице его, как и прежде, читалась твердая решимость. Барбару немного удивила эта до сих пор не известная ей сторона племянника. Для нее Петер всегда был умным и задумчивым мальчиком и этим отличался от своего драчливого брата. Но он, похоже, был настроен серьезно.

«Надеюсь, его защита мне не потребуется», – подумала Барбара.

Было позднее утро, и на улицах Мюнхена царило обычное оживление. Вдоль ручья ехали несколько ремесленников на своих повозках. На одном из многочисленных мостов пожилая женщина выливала ночной горшок. Мясник плеснул из ведра на залитую кровью брусчатку, и теперь в ручей стекала красная жижа. Среди множества людей нетрудно было идти за мастером Гансом и оставаться при этом незамеченными.

Все изменилось, когда палач неожиданно свернул в тесный переулок. Он пересек оживленную Зендлингскую улицу и вскоре затерялся в лабиринте Хакенфиртеля, примыкающего к Ангеру. Барбара подумала, что теперь-то они его точно потеряли. Но в следующую секунду у какой-то подворотни мелькнула его белая голова.

Многие фасады были украшены статуями Мадонны или святых, и они служили своеобразными ориентирами в хитросплетении улочек. Но через некоторое время Барбара уже не понимала, в каком направлении они движутся. Куда направлялся мастер Ганс? Может, он вообще бесцельно бродит по кварталу?

Барбара с Петером миновала статую Девы Марии, протиснулась мимо повозки, перегородившей проулок, и оказалась на широкой, но при этом безлюдной улице, идущей параллельно с городской стеной. В конце улицы располагалась высокая церковь с кладбищем. Барбара уже двинулась к церкви, но тут увидела, как мастер Ганс торопливо шагает к кладбищу. Он прошел через небольшую калитку и скоро скрылся среди надгробий. Колокола пробили десять часов.

– Что ему понадобилось на кладбище? – шепотом спросил Петер.

Барбара не ответила. Она спряталась в нише городской стены и задумалась. Мальчик прав. Что, ради всего святого, Гансу понадобилось на мюнхенском кладбище? Он был родом из Вайльхайма, и вряд ли здесь находились могилы его родственников. Но чтобы узнать наверняка, похоже, придется проследить за ним.

Барбара взяла Петера за руку и подошла к кладбищенской ограде. Но та оказалась слишком высокой, чтобы заглянуть через нее. Мимо прошла, перебирая четки, горбатая старуха. Других людей поблизости не было. Когда переулок совсем опустел, Барбара прислонилась к ограде и сложила перед собой руки в замок.

– Залезай и посмотри, что там делает Ганс, – шепнула она Петеру.

Мальчик кивнул, встал ей на руки и оттуда забрался на плечи.

– Ну? – спросила Барбара.

– Он… медленно идет вдоль надгробий, – взволнованно шепнул Петер. – Как будто ищет какую-то конкретную могилу. Теперь остановился в дальнем углу! Он… Боже мой!

– Что такое? – сдавленным голосом спросила Барбара; ее плечи начинали болеть под грубыми башмаками племянника.

– Он оглянулся! – просипел Петер.

– Он тебя заметил?

– Не знаю. Он… двинулся дальше. Теперь его не видно. Кажется, он зашел за церковь.

Барбара колебалась. Хотелось узнать, что мастер Ганс искал на кладбище. Но что, если он заподозрил неладное? В конце концов Барбара решила попытать удачу. Она опустилась на корточки, чтобы Петер смог слезть, и они вместе прокрались через калитку. Кладбище примыкало к западной стене церкви, повсюду в хмурое февральское небо тянулись узловатые кресты. Многие надгробья среди вековых деревьев покосились. Барбара прочла надписи, некоторым из могил было по двести лет, другие были поновее. Среди них были и богатые, с белыми каменными крестами и статуями, и довольно простые. Подул холодный ветер, и Барбара поежилась. Кроме нее и Петера, на кладбище никого не было.

– Возле какой могилы останавливался Ганс? – спросила она шепотом.

Мальчик указал направление. Они поспешили в ту сторону, обходя надгробия и деревья, и остановились перед свежевырытой могилой. Похороны, судя по всему, предстояли совсем скоро. На куче земли покоилась новая надгробная плита.

– Здесь он и… – начала Барбара.

Из-за плиты внезапно высунулась рука и схватила ее за плечо.

Барбара вскрикнула, но рука неумолимо тянула ее вниз. В конце концов молодая женщина потеряла равновесие и, отчаянно взмахнув руками, свалилась в могилу. В яме, на глубине примерно двух шагов, пахло сырой землей и стоялой водой. К ним примешивался едва уловимый сладковатый запах, от которого к горлу подступала тошнота. Должно быть, трупы в соседних могилах были похоронены совсем недавно.

Барбара с трудом поднялась, в правой ноге пульсировала боль. Она посмотрела вверх, небо вырисовывалось над ней серым прямоугольным пятном. Петера нигде не было видно. Зато над могилой показалось знакомое лицо.

Это был мастер Ганс.

Палач из Вайльхайма бросил на Барбару задумчивый взгляд – так смотрят на жука, когда тот попадает в песчаную ловушку и отчаянно пытается выбраться.

– Посмотрите-ка, милая Барбара, – произнес он бесстрастно. – Вот так радость. Впрочем, я предпочел бы более приятное место для встречи…

При виде Ганса у Барбары перехватило дыхание. Сердце забилось с такой силой, что заболело в груди. Положение ее казалось безвыходным.

– Что бы ты ни задумал, – выдавила она хриплым голосом, – я начну орать так, что в Ау будет слышно.

– Что бы я ни задумал? – Мастер Ганс нахмурил лоб и почесал нос; казалось, все время мира было в его распоряжении. – А мне вот интересно, что ты задумала, Барбара. Зачем ты за мной следишь, ммм? Уж не отец ли твой тебя подослал?

– Мой… отец? – В первый миг Барбара растерялась, но потом увидела свой шанс выпутаться из этого дела невредимой. – Ха, угадал! – прошипела она. – И скоро он будет здесь. Тогда уж тебе несдобровать!

Петер так и не показался. Барбара надеялась, что он сумел улизнуть. Может, ему удастся привести помощь… В противном случае ей придется убедить Ганса, что скоро к ней придут на выручку. Главное, чтобы он купился на ее уловку.

– Признайся, что боишься моего отца, – сказала она. – Так что убирайся поскорее, пока он не пришел!

Мастер Ганс не ответил. Вместо этого он принялся засыпать могилу землей. Барбара зажмурилась и опустила голову. Комья земли падали на нее холодным черным дождем.

– Я никогда не понимал твоего отца, – бормотал Ганс, загребая землю руками. – Такой хороший палач, так ловко орудует мечом, и в травах отлично разбирается… Только вот слишком уж мягок. Тому, кто хочет стать мастером, нельзя проявлять мягкость, – он загадочно улыбнулся. – Иногда в сбивчивых признаниях можно уловить настоящие сокровища. Нужно лишь отыскать их, тогда и в жизни тебе повезет.

Барбара понятия не имела, о чем он говорил. Она раздумывала, что ей следовало делать, если Петер не сможет привести помощь или Ганса не испугают ее выдумки. Если сейчас закричать, сколько времени пройдет, пока кто-нибудь явится? Успеет ли Ганс убить ее? Она вспомнила о надгробной плите возле могилы. Если палач сбросит ее в эту тесную яму, Барбару раздавит, как блоху. Разумнее было бы тянуть время, пока Петер не приведет помощь.

– Про какое такое сокровище ты говоришь? – спросила она неуверенно.

Мастер Ганс заговорщицки подмигнул ей красным глазом.

– С радостью бы узнала, правда? Да и твой отец, этот умник… Ха! В этот раз я оказался умнее, и скоро у всех вас глаза на лоб полезут! – Он рассмеялся своим тихим, мелодичным смехом, который еще в детстве так пугал Барбару. – Вот увидите, я далеко пойду, дальше, чем Видман в своем Нюрнберге!

Тут глаза его подозрительно сверкнули.

– А может, твой отец уже раскрыл тайну? – прошипел он. – Он все пронюхал? Ну, говори!

Ганс принялся обеими руками загребать землю, и могила постепенно наполнялась. Барбара стояла уже по колено в грязи.

– Пронюхал он?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь! – закричала Барбара. – Ты… пес полоумный!

Платье на ней было изорвано и перепачкано, по лицу размазался пот вперемешку с грязью. Она увидела, как Ганс подобрал крупный обледенелый ком земли и прицелился в нее, словно играл. Барбара пригнулась, и снаряд пролетел над ней. Но Ганс тут же подобрал второй ком.

«Он хочет забить меня! – пронеслось у Барбары в голове. – Утопили, задушили, пронзили колом, замуровали живьем… а меня забьют камнями!»

– Что известно твоему отцу? – прорычал палач. – Отвечай, пока я не размозжил тебе голову, как перезрелое яблоко.

Барбара набрала в грудь воздуха и собралась крикнуть.

В этот момент мастер Ганс потянулся к надгробной плите.

– Боже правый! Если так и дальше будет продолжаться, нас всех повесят, как жалких воров! Бу… будь я проклят! Чего только не выпадает на долю нашего брата!

Каспар Хёрманн грохнул по столу выпитой наполовину кружкой, так что пиво расплескалось и забрызгало Куизлю последнюю чистую рубашку. Палач из Пассау громко рыгнул и плюхнулся на свое место, едва не упав при этом. Судя по всему, он снова выпил лишнего – и это ранним утром…

Куизль задумчиво отвернулся. Совет в трактире у Радля начался примерно час назад. Палачи, как всегда, сидели с именными кружками за длинным столом посреди зала, подмастерья – на грубых скамьях у стены. В свете черных свечей собрание выглядело довольно зловеще. Тем более что ставни закрыли из-за холода. Было душно, дым от множества трубок густым облаком нависал над залом. Георг сидел рядом с храпящим сыном Хёрманна и внимательно слушал разговор палачей; глаза у него слезились от дыма.

Поначалу говорили на самые обычные темы, о повышении жалованья и запрете на врачевание, которым грозились немецкие курфюрсты. Но многочисленные слухи просочились и в ряды палачей. С тех пор как юную Терезу Вильпрехт нашли убитой, все больше горожан видели в собрании истинную причину всех таинственных происшествий.

Рядом с Куизлем сидел Филипп Тойбер, его давний друг из Регенсбурга. Он нахмурил лоб.

– Можно сколько угодно орать друг на друга, только это не поможет, – сказал он, обращаясь к пьяному Хёрманну. – Давайте лучше вместе найдем решение, пока нам в таверну красного петуха не подпустили.

Остальные молча покивали и уставились в свои кружки. Потом Бартоломей Куизль, сидящий в дальней части стола, сердито встряхнул головой.

– Черт возьми, как им вообще в голову могло прийти, что мы имеем какое-то отношение к этим убийствам? В чем только меня не обвиняли – и кровопийцей звали, и посланцем беды… Но подлым убийцей мне бывать еще не приходилось.

– Все дело в самих убийствах, – заметил Михаэль Дайблер. – Жертвы задушены, похоронены живьем, утоплены… Каждое из них похоже на казнь. А казнями занимаемся мы, палачи.

– Глупости какие! – проворчал Маттеус Фукс, рыжий палач из Меммингена, сидящий справа от Бартоломея. Это был гордый человек, который не терпел возражений. – Утопить кого-то может даже безмозглый пекарь. И мне еще ни разу не приходилось сажать кого-то на кол. Сейчас к таким способам уже не прибегают!

Его собратья из Ингольштадта и Нёрдлингена согласно поворчали. Только Конрад Неер улыбался, словно услышал плоскую шутку.

– Не вижу повода для веселья! – вскинулся Фукс.

– Прости, любезный братец, я ни в коем случае не хотел тебя обидеть, – ответил Неер, как обычно мягким, чуть елейным голосом. Он смахнул со лба тронутую сединой прядь волос и вздохнул. – Но это уже старая песня. Разве вам непонятно? Совершенно неважно, имеем мы отношение к этим убийствам или нет. Двенадцать палачей! – Он тихо рассмеялся и продолжил: – Один палач и тот приносит несчастье. А уж с дюжиной беда обрушится на целый город. Так рассуждают люди. Боюсь, обвинения прекратятся только в том случае, если мы распустим Совет.

– Это немыслимо! – Михаэль Дайблер с такой силой ударил по столу, что пламя на свечах задрожало. – Чтобы вновь провести такую встречу, придется ждать не один год. А нам еще многое следует обсудить!

– Может статься, что Совет уже начал распадаться, – едко заметил Иоганн Видман из Нюрнберга и огляделся с наигранным удивлением. – Что-то я не вижу нашего мастера Ганса. Он уже второй раз пропускает собрание.

Бартоломей Куизль, сидящий справа от Видмана, почесал бороду и повернулся к Дайблеру.

– Я тоже давно хочу об этом спросить. Куда он подевался?

Теперь уже все смотрели на мюнхенского палача.

– Я… не знаю, – неуверенно ответил Дайблер. – Он мне ничего не говорил.

– Ничего не говорил? Ну, в Нюрнберге, у меня на Совете, ничего подобного не случилось бы, – самодовольно заявил Видман. – Все участники были бы на местах, и я…

– Ай, да заткнись ты, хвастун! – оборвал его Куизль. До сих пор он молчал, но теперь с него было довольно. – Речь идет не про тебя, а про наше достоинство! – прорычал он. – Неер прав. Неважно, имеем ли мы отношение к этим убийствам, людям хочется возложить на нас вину. Просто потому, что мы палачи… – Он понизил голос. – Но в одном я с тобой согласен, Видман: мастер Ганс слишком много на себя берет. У него свои пути, и никто не знает, куда они ведут.

Куизль и сам раздумывал, почему мастер Ганс не появлялся на собраниях. Может, он снова разыскивал девушек с мануфактуры? Что же он замышлял? У Якоба появилось скверное предчувствие при мысли, что его собственная дочь сейчас на той самой мануфактуре, выслеживает неизвестного убийцу. Убийцу, которого связывало что-то с мастером Гансом. Куизль был в этом уверен.

– Как знать, может, люди все-таки правы, утверждая, что убийца может быть одним из нас, – заметил Куизль со зловещей интонацией.

Остальные заворчали и стали сердито переглядываться.

– Довольно! – Дайблер вновь ударил по столу. – Черт возьми, Якоб, мы договорились, что не будем без веских причин подозревать никого из наших! Тем более что доказательств никаких нет. В городе и без того достаточно болтают!

– А я слышал, что ты умен, Якоб, – усмехнулся Видман и самодовольно пригладил бороду. – Ну так что? Может, ты уже знаешь, кто убийца? – Он широким жестом обвел присутствующих. – Если это один из нас, кто следующим отправится на эшафот? Ганс? Дайблер? А может, твой собственный брат? Ну, не молчи!

Бартоломей вскочил из-за стола. Казалось, он готов вцепиться Видману в горло.

– Пес, как ты смеешь оскорблять нашу… – начал он.

Но снова вмешался Дайблер.

– Прекратите! – закричал он. – Взаимные оскорбления не принесут никакой пользы! Давайте лучше…

В этот момент резко распахнулась дверь и в зал влетел Пауль. Он судорожно хватал воздух ртом, словно пробежал через полгорода. Его била дрожь.

– Дедушка, ты… надо срочно идти! – просипел мальчик.

– Замечательно! – съязвил Видман. – Теперь и внукам палачей можно прерывать заседание Совета.

Куизль не обратил на него внимания.

– Что случилось, Пауль? – спросил он с тревогой.

– Ма… мастер Ганс! – с трудом выговорил мальчик. – Он пришел к дому Дайблера. Наверно, ему что-то нужно от Барбары!

– Ха! Хоть кто-то научит девчонку манерам, – усмехнулся Видман. – Ему вполне можно… Эй!

Конрад Неер отвесил ему звонкую пощечину. В следующий миг палачи бросились друг на друга. Полетели кружки, стулья разбивались о головы и спины. Подмастерья тоже бросились в свалку, а Михаэль Дайблер тщетно пытался восстановить порядок.

Но Якоб ничего этого не видел. Они с Георгом уже мчались по улице.

Петер бежал, пригнувшись, к кладбищенской ограде и отчаянно озирался в поисках помощи.

Когда мастер Ганс столкнул Барбару в могилу, мальчика в первую секунду охватила паника, и он сбежал. Но любовь к тете пересилила страх. Он ведь поклялся защищать Барбару. Стать ее отважным рыцарем. Поэтому вернулся и, спрятавшись за дубом, стал наблюдать за происходящим. Когда палач принялся засыпать могилу землей, Петер понял, что должен как можно скорее привести взрослых, которые остановили бы этого безумца. Один он с мастером Гансом не справился бы.

Петер бросился к калитке, но, пробегая мимо церкви, заметил, что дверь западного портала чуть приоткрыта. Изнутри донесся грохот и тихая ругань. Похоже, в церкви кто-то был! Петер взлетел по ступеням к порталу, распахнул дверь и, к своему великому облегчению, увидел пономаря, занятого украшением алтаря. По всей видимости, старик уронил кубок и теперь с проклятиями наклонился за ним. Услышав скрип двери, пономарь оглянулся на Петера.

– А тебе чего надо? – проворчал он. – До следующей мессы еще пара часов. Давай, проваливай!

– Мне… мне нужна ваша помощь! – просипел Петер. – Моя тетя… она на кладбище. За ней погнался палач! Он столкнул ее в могилу и хочет убить!

– Палач? – Пономарь уставился на него покрасневшими глазами; должно быть, он уже приложился к церковному вину. – Что ты болтаешь, малец? Иди-ка ты домой и поиграй с друзьями в прятки.

– Но это правда! – заверил его Петер. – Вы должны нам помочь, иначе… иначе Ганс убьет Барбару. Прошу вас!

– Ничего я не должен, – невозмутимо возразил пономарь и снова занялся алтарем. – Откуда мне знать, может, ты решил разыграть меня? Ты, видно, хочешь, чтобы я вышел из церкви, а сам присвоишь пожертвования из чаши… Знаю я вас, уличных мальчишек!

– Но… но…

Надежда Петера таяла на глазах. Этот человек ему не поможет. Придется бежать на улицу и там искать взрослых. А то и вовсе кого-то из стражников. Но это будет слишком долго, он может и опоздать!

Петер предпринял было новую попытку разжалобить ворчливого пономаря, но тут взгляд его упал на нишу за алтарем. Оттуда вверх уводила винтовая лестница. Мальчика внезапно осенило.

Без предупреждения Петер пробежал мимо алтаря и бросился к лестнице.

– Эй, ты чего удумал? – крикнул ему вслед пономарь. – Ты, сопляк, а ну стой именем Господа!

Но Петер его не слушал. Он поднимался по лестнице так быстро, что закружилась голова. Сердце бешено билось в груди, дыхания не хватало, но мальчик не замедлял шага. Снизу доносились крики пономаря, голос его становился все тише и, наконец, совсем умолк. Лестница вела все выше; время от времени Петер пробегал мимо узких окошек, похожих на бойницы. В них задувал холодный ветер. Где-то наверху каркали вороны. Когда же закончатся эти ступеньки?

Наконец-то над головой показался люк. Петер протиснулся в него и оказался у цели.

Колокола.

Он уже слышал их звон, когда пришел с Барбарой на кладбище. Они звонили громко и пронзительно, наверняка их было слышно даже за городскими стенами. Петер знал, что в церковные колокола звонили в случае пожара или в других чрезвычайных случаях. И сейчас был именно такой случай.

Поэтому он попробует позвонить.

Колокола, один большой и второй поменьше, находились примерно в трех шагах над головой, под сводами островерхого купола. С каждого свисало по толстому канату. Петер выбрал колокол поменьше. Он резко дернул за канат, но колокол, к ужасу мальчика, даже не шевельнулся. Петер был слишком слаб и легок! Снизу уже доносились торопливые шаги пономаря. Времени оставалось не так много.

В такие моменты Петеру хотелось быть таким же сильным, как дед, – ну, или таким же необузданным и решительным, как младший брат. Но все его умения – рисование, письмо и чтение – оказались в нынешнем положении бесполезными. Здесь имела значение лишь грубая сила.

Шаги пономаря приближались.

– Ну, маленький мерзавец, погоди у меня! – кричал он. – Собственная мать тебя не узнает!

У Петера от злости выступили слезы на глазах. Он смахнул их и сдержался, чтобы не заплакать. И тогда заметил в углу несколько кирпичей, вероятно оставшихся еще после строительства. Это были покрытые пылью блоки, угловатые и тяжелые.

Очень тяжелые.

Отчаяние придало Петеру решимости. Он стянул с себя рубашку, сложил в нее три кирпича и связал рукава на шее. Кирпичи тянули его вниз, как мельничные жернова. Ему вспомнилось, как назвала его Барбара.

Петер подпрыгнул, схватился за канат и повис. Рубашка потянула его вниз и затрещала. Никогда в жизни он не ощущал себя таким тяжелым. Словно повешенный, Петер принялся дергать ногами. В люке показалась голова разъяренного пономаря.

И в этот момент колокол зазвонил.

Куизль и Георг с Паулем тоже услышали колокол. Они спешили вдоль городской стены к дому Дайблера. Пауль рассказал на бегу о том, что произошло в их отсутствие.

Якобу до сих пор не верилось, что мастер Ганс действительно положил глаз на его младшую дочь. Он знал, что палач из Вайльхайма был очарован ее красотой и необузданностью. Куизль припоминал, как несколько лет назад Ганс совершенно открыто спрашивал, свободна ли еще Барбара. Куизль тогда не воспринял его всерьез, и Ганс безропотно принял его отказ. А позавчера, когда он увидел Барбару, в нем, вероятно, проснулась прежняя страсть. Но чтобы он так нагло за ней увязался!

Прохожие, завидев разгневанного гиганта в сопровождении молодого мужчины и мальчика, испуганно сторонились. При этом страх внушал не столько рост палача, сколько его свирепый вид. Куизль просто кипел от злости. Пусть только Ганс попадется ему в руки, он все кости мерзавцу переломает! Якоб не сразу обратил внимание, что колокол еще продолжает звонить. Должно быть, в городе что-то случилось, но сейчас палача это нисколько не заботило. Сейчас он должен был спасти свою дочь, остальное не имело значения!

Между тем они подошли к дому Дайблера. Куизль быстро пересек сад и толкнул дверь. Та с грохотом распахнулась. Палач вбежал внутрь. Возле очага стояла Вальбурга с Софией на руках и кормила ее кашей. Увидев палача, запыхавшегося и красного от злости, она вздрогнула и уронила ложку.

– Господи, Якоб! – воскликнула Вальбурга, заметно побледнев. – Что на тебя нашло? Врываешься, как грабитель… Постучаться нельзя было?

– Про… прости, Бурги, – просипел Куизль. – Но Барбара в опасности. Похоже, здесь побывал мастер Ганс, и он разыскивал мою дочь. От него чего угодно можно ожидать!

– Мастер Ганс?

Вальбурга нахмурилась и покачала Софию: девочка громко плакала и, очевидно, требовала каши. Некоторые из кошек, которые нетерпеливо дожидались возле очага, принялись мяукать. Вальбурга не сразу смогла продолжить.

– Ну, здесь, во всяком случае, никого нет. Ни мастера Ганса, ни Барбары. И мальчики тоже куда-то запропастились. Я только недавно вернулась и уже начала волно… – Тут в комнату вошли и Георг с Паулем. – Ну, по крайней мере, Пауль объявился! – Она погрозила пальцем. – Не ты ли, бесстыдник, стоишь за всем этим переполохом?

– Дедушка говорит правду! – заверил ее Пауль. – Ганс был здесь, ходил вокруг дома!

– Дьявол, если Барбара с Петером пропали, значит, Ганс увел их! – пропыхтел Георг, еще не отдышавшись. – Если он ее хоть пальцем тронул, я… я…

– Пустые угрозы нам сейчас не помогут, – проворчал Куизль. – Нужно выяснить, куда Ганс мог увести их.

– Куда он мог их увести? – Георг обреченно рассмеялся. – Отец, это Мюнхен, а не Шонгау! Этот город просто огромен. Ганс может быть где угодно!

– Дедушка… – Пауль потянул Якоба за рукав, но тот резко отдернул руку.

– Пауль, разве ты не видишь, что взрослые разговаривают? Так что помолчи и…

– Но я знаю, кто может нам помочь! – взмолился Пауль. – Правда!

– Ладно, – нетерпеливо простонал Якоб. – И кто бы это мог быть? Может, святой Николай?

– Нет, мои новые друзья.

Все трое уставились на него в недоумении. Пауль гордо выпрямился.

– Я познакомился тут кое с кем из ребят, – продолжил он решительно, и вид у него был очень важный. – Зеппи, Мозер и Шорш, сын живодера. У них тут целая банда, и они про каждого знают! Сами они зовут себя Ангерскими Волками. Может статься, что они и видели Барбару с Петером.

Куизль презрительно фыркнул:

– Стану я полагаться на сопляков…

– Предложение очень даже здравое, – возразил Георг. – В Бамберге тоже хватает этих уличных мальчишек. Они как назойливые дворняги. Если им не нужно помогать родителям или сидеть в школе, они шатаются по улицам. Вполне возможно, что Барбара с Петером попадались им на глаза. А уж на мастера Ганса трудно не обратить внимание.

– А что, если все это сплошное недоразумение? – ввернула Вальбурга. – Может, Ганс разыскивал моего мужа, только и всего? А Барбара с Петером ушли совсем по другим причинам…

– Твой муж сейчас в Ау, на Совете. Ганс должен знать об этом. Все-таки он тоже был приглашен – и не явился… – Куизль покачал головой. – Нет, он пришел сюда за Барбарой. – Он похлопал Пауля по плечу. – Ну, иди спроси у своих друзей, не попадались ли они им. Ступай!

Пауль благодарно улыбнулся и выбежал за дверь. Якоб повернулся к Георгу.

– Не стоит нам сидеть сложа руки и ждать. Хорошо бы тебе сообщить обо всем капитану Лойблю. Кажется, он человек порядочный. А я тем временем осмотрюсь по улицам… – Палач сердито топнул. – Где, кстати, мой бестолковый зять? Каждый раз, когда он нужен, его нет!

– Если вы не против, я пока присмотрю за Софией, – сказала Вальбурга. – Малютка кушает за двоих, – она зачерпнула кашу из горшка и дала Софии. – Я купила на рынке высушенной арники, хочу наложить ей новую повязку на ножку. Потом еще кошек нужно накормить… Как видите, дел невпроворот и без всяких убийц.

Куизль кивнул. Он вышел в сад и уже двинулся по мерзлому, забрызганному звериным пометом переулку, но увидел бегущую к нему ораву ребят. Впереди всех бежал Пауль.

– Мы уже нашли Барбару! – радостно кричал Пауль. – И Петера! Они идут вдоль городского ручья, со стороны Хакенфиртеля. – Он показал на высокого растрепанного мальчишку в рваной рубашке, и тот с ухмылкой поклонился Куизлю. – Шорш видел их, с двумя стражниками. Говорят, Петер, несмотря на запрет, звонил в колокол. И теперь стражники разыскивают его отца, чтобы наложить на него порядочный штраф.

Якоб облегченно вздохнул и опустился на садовую скамейку. Он вдруг почувствовал себя ужасно усталым.

– Его отца здесь нет, – проговорил палач. – Стражникам, видно, придется довольствоваться дедом. И мне не терпится послушать, что расскажут мне дочь с внуком.