10

– Думаю, мы уже достаточно подождали. Больше никто не придет.

Дайблер тоскливым взором обвел участников собрания. Вернее, тех, кто еще остался. Несколько мест за столом пустовали, и лишь оловянные кружки напоминали об их владельцах. И у стены, где обычно сидели подмастерья и ученики, множество стульев оказалось незанято. Когда стало очевидно, что некоторые из палачей отбыли посреди ночи, среди собравшихся поднялся ропот. Из страха оказаться на эшафоте вслед за мастером Гансом они, вероятно, сбежали вопреки данному обещанию.

Якоб последним присоединился к собранию. Он до последнего надеялся, что Магдалена вовремя вернется с мануфактуры. Пока особых поводов для тревоги не было. Они условились, что дочь до полудня даст знать о себе. Тем не менее Куизль решил сегодня не притрагиваться к пиву. Вполне возможно, что позднее ему понадобится трезвый рассудок.

– Не хватает Михаэля Рознера из Ингольштадта и Людвига Хамбергера из Ансбаха, – заговорил Дайблер, оглядев печальное сборище. – Конрада Неера тоже нет. Значит, теперь нас осталось только восемь.

Иоганн Видман из Нюрнберга язвительно рассмеялся.

– Ха, при этом Неер еще вчера настоял на том, чтобы мы продержались вместе еще два дня… А теперь сам хвост поджал!

– Это и в самом деле странно, – тихо проговорил Дайблер. – Будем надеяться, что с ним ничего не случилось.

– В каком смысле? – Бартоломей, сидевший справа от Дайблера, поставил кружку, которую поднес было ко рту. – Господи, уж не думаешь ли ты…

– Ну а какой может быть еще смысл? – скрипучим голосом спросил Каспар Хёрманн.

Палач из Пассау выглядел совершенно изможденным, его красный нос буквально горел. Должно быть, они с сыном пили всю ночь напролет.

– А я скажу вам, что произошло, – продолжал Хёрманн, едва ворочая языком. – Горожане сцапали еще одного нашего! Дьявол, нам всем надо было убраться отсюда, как Рознер и Хамбергер. Кто знает, кого они прикончат следующим! – Он с трудом поднялся и вскинул правую руку, словно пьяный проповедник. – Вот что я скажу вам, родичи…

Тут раздался жестяной лязг: другой рукой Хёрманн опрокинул полную кружку. Он сердито вытер рукавом пивную лужу, а потом принялся слизывать со стола остатки. Куизль, сидевший рядом, брезгливо отодвинулся.

– Говенный город! – невнятно пробормотал Хёрманн и вытер губы. – Богом проклятый сраный город этот ваш Мюнхен. Всюду только шум, разодетые щеголи и полоумные. Только пиво здесь и радует, да и оно все дорожает…

– Воистину было бы счастьем, если б ты пил поменьше, – заметил Дайблер. – Хёрманн, ты позоришь наш Совет!

– Ну, не так уж и велик этот наш Совет, – ввернул Маттеус Фукс. – Теперь, когда и Неер, вероятно, горит в аду…

– Чепуха! Если б горожане расправились с кем-то из наших, мы давно об этом услышали бы, – возразил Филипп Тойбер, сидевший возле Фукса, почесав растрепанную бороду. – Нет, мне кажется, Неер просто-напросто смылся.

– Или кто-то другой свел с ним счеты, – насмешливо добавил Иоганн Видман и взглянул на Куизля, который не произнес еще ни единого слова. – Ну, что скажешь, Якоб? Может, Неер выяснил, что ты прикончил Ганса? И теперь настала его очередь? Кто же будет следующим?

Бартоломей вскочил, перегнулся через стол и ухватил Видмана за воротник.

– Только попробуй еще раз назвать моего брата убийцей! – прошипел он. – Мы, может, и не ладим между собой, но я никому не позволю оскорблять Куизлей, ты меня понял? Особенно какому-то нюрнбергскому хлыщу, вообразившему себя палачом!

– Брось, Бартоломей, – проворчал Якоб. – Не марай ты об него руки.

Он усадил брата на место, и Видман тяжело опустился на стул.

– Нам бы лучше подумать, что могло случиться с Неером, – продолжил палач из Шонгау. – Насчет Рознера и Хамбергера можно было еще вчера догадаться. Они ведь не пожелали остаться еще на два дня. А вот Неер? Ему непременно хотелось остаться, хотя бы из-за Барбары… – Он досадливо встряхнул головой и пробормотал скорее для себя: – Черт, а я думал, что уже сегодня смогу назвать его зятем.

– Если мне дадут слово…

Со стула у стены поднялся Георг. Все восемь палачей сердито уставились на него.

Дайблер хотел было осадить его, но потом лишь махнул рукой.

– Нечасто бывает, чтобы на Совете Двенадцати выступал простой подмастерье. Хотя этот Совет и без того превратился в фарс… Прошу.

– Я… вчера вечером разговаривал с Барбарой, – неуверенно начал Георг. – Она говорила, что во время прогулки Неер повел себя как-то странно. Он, видимо, встретил какого-то знакомого, и тот здорово его напугал. А потом Неер просто взял и ушел. И больше не возвращался.

– Что значит больше не возвращался? – нетерпеливо спросил Куизль.

– Ну, Барбара больше его не видела, – ответил Георг. – Он просто оставил ее одну. И с тех пор его нигде нет.

Бартоломей схватился за голову.

– Час от часу не легче… Теперь получается, что с Неером расправились не горожане, а какой-то неизвестный!

– Если наш убийца добрался до Конрада, то кто же теперь следующий? – спросил Маттеус Фукс и недоверчиво огляделся. – Сначала Ганс, потом Неер…

В зале поднялся шум. Некоторые из палачей и подмастерьев принялись плеваться через плечо или хватались за обереги и кресты. Якоб воспользовался переполохом, поднялся и подошел к сыну.

– Я хочу, чтобы ты поискал Неера, слышишь? – шепнул он сыну. – Не верю я, что он уехал к себе в Кауфбойерн. На него это не похоже. Расспроси в тавернах и у городских ворот, да хоть среди шлюх. Кто-то должен был его видеть!

Георг нерешительно кивнул. Казалось, он хочет сказать что-то еще.

– Что? – спросил Якоб.

– Ничего. Просто… Барбара сказала, что не доверяет Нееру. Она уверена, что он что-то скрывает.

– Ха! Поверь мне, на этом Совете каждый что-нибудь да скрывает… Ну, ступай, пока Неер и в самом деле не покинул город.

Куизль-старший хлопнул сына по плечу и направился обратно к своему месту. Георг поспешил к выходу.

– Тихо, черт возьми! – проревел Дайблер сквозь шум. – Мы тут поговорить собрались – или обвинять друг друга? Родичи, руганью мы ничего не добьемся!

Он поднялся и широко раскинул руки в отчаянной попытке усмирить собравшихся. За столом действительно стало чуть спокойнее.

– Мы даже не знаем, действительно ли с Неером что-то случилось, – продолжал Дайблер. – Может, он и в самом деле убрался из города. Или заболел и лежит в постели… Давайте сначала подождем.

– Во всяком случае, в комнате его нет, – пожал плечами Тойбер. – Он, как и большинство из нас, живет здесь. До этого я стучался к нему, чтобы переговорить, но мне никто не открыл.

– Я лично по Конраду слез лить не стану, – проворчал Фукс и встряхнул гривой растрепанных рыжих волос. – Он одевается и говорит так, будто чем-то лучше нас!

– Ну, так можно сказать не только про Неера, – хмыкнул Йорг Дефнер из Нёрдлингена. Он подмигнул единственным глазом нюрнбергскому палачу и при этом как-то по-девичьи махнул рукой. – У Видмана тоже вид всегда такой, будто он купается в душистой воде.

– Ха, если ты палач, это не значит, что от тебя должно нести как от скотины. Посмотри на себя, Дефнер, прежде чем…

Вновь раздался грохот, и Видман замолчал на полуслове. Это Каспар Хёрманн повалился на стол. Его спутанные волосы теперь плавали в пролитом пиве.

– Чтоб тебя, Хёрманн, с меня довольно! – вскинулся Дайблер. – Старый пьянчуга, я лично вышвырну тебя…

Хёрманн внезапно затрясся и задергал руками. Потом резко поднял голову, и семеро палачей вскрикнули в ужасе. По губам его стекала слюна вперемешку с рвотной массой, на лбу выступил пот. Изо рта вырвался неразборчивый клекот.

– Господи, да это яд! – вскричал Маттеус Фукс и вскочил из-за стола. – Кто-то отравил Хёрманна!

Каспар с грохотом повалился на пол и захрипел, как задушенный. Язык вывалился изо рта. Палач трясся, словно от холода, и продолжал дергать руками, но движения становились все слабее. Наконец тело его дернулось в последний раз, и он затих, странно выгнувшись, точно сломанная кукла. Только глаза еще двигались и смотрели в потолок, словно там притаилось что-то жуткое.

– Отец! Что с тобой?

Сын Хёрманна Лотар мгновенно протрезвел. Он бросился к отцу, опустился на колени и принялся трясти его, как будто мог вернуть к жизни.

– Помогите ему! Господи, да помогите же ему! – кричал Лотар.

Палачи и подмастерья повскакивали с мест. Они осторожно приблизились к Хёрманну, словно боялись, что проклятье перейдет и на них.

– Он… он мертв? – спросил с опаской Иоганн Видман.

Лотар по-прежнему держал отца за воротник. Он скулил и всхлипывал, так что вопрос Видмана едва ли был услышан.

– Отойди!

Куизль отстранил ревущего подмастерья и склонился над Хёрманном. Затем приложил ухо к его груди, проверил пульс и наконец поднялся. Вид у него был встревоженный.

– Мы не в силах ему помочь, – сказал он и похлопал Лотара по плечу. Тот упал на колени.

– Так мертв он или нет? – вновь спросил Видман, при этом прикрыв рот платком, словно мог таким образом отгородиться от скверны. Сочувствия он явно не испытывал, скорее отвращение.

– Не совсем, – ответил Куизль. – Но и жить ему осталось недолго. Если это то, что я думаю, то смерть станет для него избавлением.

Тут Хёрманн вздрогнул и стал извиваться, как выброшенная на берег рыба. Его била судорога. Якоб вытер ему пот со лба, и он снова затих.

– Ты можешь ему помочь? – взмолился Лотар. – Как-нибудь? Может, есть противоядие?

Но Куизль покачал головой.

– Он уже на пути в лучший мир. Думаю, он ничего уже не чувствует. Надеюсь, по крайней мере…

– Господи, последней собаке не пожелаешь такой смерти, – пробормотал Бартоломей. Он, как и все, с ужасом смотрел на отравленного палача. – Даже крысе. – Повернулся к Якобу: – Что это за яд, по-твоему? Из всех нас ты лучше разбираешься в этой дьявольщине.

– Думаю, это воронец. – Куизль снова склонился над Хёрманном и понюхал у его рта. – Точно не болиголов, он пахнет, как мышиная моча. И не мышьяк, он бы так быстро не подействовал.

– Господи, Господи, воронец! – вновь заголосил Лотар. – Может, правы горожане и в Мюнхене завелся какой-то монстр! Надо нам всем поберечься, надо…

– Черт, да уведите вы его! – рявкнул Дайблер. – Своими воплями он меньше всего поможет отцу.

Двое из подмастерьев вывели завывающего Лотара за дверь. Следовало напоить его, чтобы он забылся на какое-то время.

Когда воцарилось спокойствие, Куизль вновь обратился к собравшимся:

– Воронец – сильнейший из известных мне ядов. Я слышал, раньше с его помощью даже казнили за тяжкие преступления. Смерть от него страшная.

– Яд, наверное, был в кружке, – предположил Дайблер.

Он оторвал взгляд от вздрагивающего тела, в глазах его застыл страх. Как и все присутствующие, мюнхенский палач повидал на своем веку немало смертей, но такое зрелище повергло в ужас даже его. Дайблер побледнел – очевидно, смерть Хёрманна потрясла его до глубины души.

– Но это невозможно, – возразил Бартоломей. – Как он мог отравиться из собственной кружки? Хёрманн пролил свое пиво, в самом начале. Я сам видел!

– Странно, – проговорил Тойбер. – Я отчетливо помню, как он после этого пил из кружки. Господи, неужели…

Тут все взгляды устремились на место Хёрманна. Там действительно стояли две оловянные кружки. Дайблер подскочил к столу и поднял их, чтобы все видели. Посмотрел на выгравированные имена.

– На одной и вправду значится имя Хёрманна, – произнес он громко. – Но кружка пустая. Должно быть, все пиво выплеснулось. А когда ему снова захотелось выпить, он просто схватил ближайшую кружку.

– И?… – взволнованно спросил Маттеус Фукс. – Кому она принадлежит?

– Вы сами знаете, кто сидел с ним рядом. – Дайблер глубоко вздохнул и посмотрел Куизлю в глаза. – Это твоя кружка, Якоб. Ты должен был стать следующим.

Погруженный в мрачные раздумья, Симон брел по Зендлингской улице. Утром дорога была уже забита повозками и телегами. Все спешили на рынок, где торговцы и крестьяне, как и в прочие дни, предлагали самые разные товары. Там были и ароматные экзотические пряности с Востока, сладкие фрукты и даже дорогой сахар, который доставляли из Западной Индии. В последние дни Фронвизер иногда бродил по мюнхенским рынкам в поисках кофейных зерен, но сегодня ему было не до этого.

Прошлой ночью Симон почти не смыкал глаз, так он волновался за Магдалену. Десять часов уже, а от нее по-прежнему не было известий! Может, с ней что-то случилось? Удалось ли ей вызволить Еву или ее все-таки разоблачили?

Симон ругал себя за то, что вообще отпустил туда жену. Но Магдалена всегда поступала по-своему. Когда пробило десять часов, Фронвизер решил наконец наведаться в Ау. Может, на месте все прояснится…

Но по пути в Ау Симон собирался уладить еще одно дело. Оно касалось этих странных убийств.

Вскоре он подошел к дому Малахии Гайгера, расположенному на Зендлингской улице. С собой у него было письмо, составленное еще прошлой ночью. Помимо забот о Магдалене, еще одна мысль не давала ему покоя – мысль сумасбродная, если признаться, но она не выходила у него из головы. Визит к доктору Гайгеру должен был все расставить по местам.

Симон поднялся по широкой лестнице к двери и позвонил. Как и в прошлый раз, ему открыл ассистент Гайгера. Когда он узнал лекаря, губы его насмешливо скривились.

– А, любезный коллега, – произнес он желчно. – А вы настойчивы… Но я и в этот раз вынужден вас разочаровать. Доктор отправился к пациенту в Кройцфиртель. Так что придется вам…

– Благодарю, мы уже виделись с доктором Гайгером накануне, – прервал его Симон. – У нас состоялась интереснейшая беседа в больнице Святого Духа.

Ассистент выглядел несколько растерянным.

– О, в самом деле? Что ж… Но почему же вы снова здесь?

– Потому что я должен передать доктору важное письмо, – ответил Фронвизер и вынул из кармана маленький запечатанный конверт. – Будьте любезны, проследите, чтобы он сегодня же его прочел.

Симон и не надеялся застать Гайгера дома в это время. Поэтому он и написал это письмо.

– Кхм… сделаю все возможное, – пробормотал ассистент и принял конверт. – У доктора очень много дел.

Лекарь резко схватил ассистента за предплечье и притянул его вплотную к себе.

– Это письмо касается одного очень важного пациента, – проговорил он с угрозой в голосе. – Завтра мы с доктором вновь увидимся. Если я узнаю, что он так и не получил письма, последствия будут крайне печальными. Для пациента… и для вас, – добавил он с улыбкой. – Надеюсь, мы поняли друг друга?

– Да… вполне…

Ассистент неуверенно кивнул, и Симон выпустил его руку.

– Замечательно. Тогда хорошего вам дня и занимательных опытов с мочой.

С этими словами он развернулся и стал спускаться. Дверь за ним медленно затворилась. История с пациентом была чистейшей выдумкой, но похоже, оказала желаемое действие. Теперь оставалось только надеяться и ждать. Хотя возможно, что его предположения и не оправдаются…

Симон двинулся дальше по Зендлингской улице и спешно пересек рыночную площадь. Народу на рынке было столько, что он с трудом проталкивался вперед. Торговцы кричали, зазывая покупателей, мимо пробежали несколько уличных мальчишек, преследуемых рассерженным стражником. Несколько монашек, словно стадо коров, неторопливо шествовали к Ангерскому монастырю, загораживая путь. Симон миновал ратушу и по мощеной улице направился к Изарским воротам, где народу было поменьше.

Дорога в Ау заняла еще полчаса. Фронвизер чувствовал, как в душе нарастает беспокойство. Как же там Магдалена? Встретит ли он ее невредимой на мануфактуре? Симон по-прежнему надеялся, что все прояснится. Но недоброе предчувствие, которое овладело им еще накануне, с каждым шагом становилось все сильнее.

Симон остановился перед зданием мануфактуры и окинул взглядом зарешеченные окна. Со второго этажа доносился стук ткацких станков, но человеческих голосов различить не удалось. Лекарь позвонил, но открывать никто не спешил, и не было слышно шагов. Он снова дернул шнур, потом еще раз, уже сильнее, и в конце концов стал стучать в дверь. Никакой реакции. Тогда Симон принялся кричать:

– Эй, открывайте! Открывайте сейчас же!

Он несколько раз пнул по двери. В этот момент открылось небольшое окошко на уровне глаз. Из него высунулось грубое, небритое лицо.

– Cosa c‘e? – прорычал незнакомец, очевидно по-итальянски.

– Я… я ищу женщину, – проговорил Симон, сбитый с толку внезапным появлением мужчины. – Ее зовут Магдалена. Она здесь?

– No capisco, – ответил незнакомец и закрыл окошко.

Но Фронвизер не думал сдаваться. Он снова принялся бить по двери. Наконец внутри скрежетнул засов, и дверь распахнулась.

– Vattene! – рявкнул итальянец. – Subito!

– Никаких субито! – закричал на него Симон. – Там моя жена! Не понимаешь, болван заморский? Моя жена, Магдалена! Она здесь, у вас. И если ты сейчас же меня не впустишь, я приведу палача! Это мой тесть, чтобы ты знал!

Но угроза не подействовала. Незнакомец пнул Симона по голени так, что тот потерял равновесие и повалился в грязь. Дверь с грохотом захлопнулась, и в этот раз один за другим громыхнули сразу три засова.

Лекарь вновь принялся барабанить по двери. Он вышел из себя и кричал в бешенстве:

– Что бы вы ни сделали с моей женой, клянусь, я отправлю вас на виселицу! Откройте сейчас же чертову дверь! Сейчас же!

Но так ничего и не добился.

Симон в последний раз пнул по двери и наконец сдался. Тяжело дыша, он опустился на землю. Ноги дьявольски болели, но еще больше его терзал страх. Что же ван Уффеле и Йозеффа сделали с Магдаленой? И что, черт возьми, ему теперь делать?

– Эй! Эй, ты! Псст!..

Симон вздрогнул. Тихий голос донесся откуда-то снизу, словно из преисподней. Фронвизер огляделся и наконец обнаружил маленькое зарешеченное окошко, ведущее в подвал. За решеткой угадывалось лицо женщины, очевидно жестоко избитой. Правая половина лица, пересеченная кровавыми бороздами, сильно распухла, веко набрякло над заплывшим глазом. К тому же у нее не хватало нескольких зубов.

– Ты разыскиваешь Магдалену? – спросила она шепеляво.

– Да, господи, да! – взволнованно ответил Симон и наклонился к окошку. – Ты знаешь, где она? Она моя жена!

– Только поэтому я и говорю с тобой, – прошептала незнакомка и вытерла присохшую кровь с распухшей губы. – Храбрая была у тебя жена. Черт, побольше бы таких людей, и этот мир был бы совсем другим… Но Господь всегда призывает их первыми.

– Так ты знаешь, где Магдалена? – упорствовал Симон, не придав значения последнему замечанию.

– Ты не понял? Она… – Женщина помедлила, потом добавила тихим голосом: – Мне очень жаль, но мне кажется… что твоя жена мертва.

У Фронвизера словно земля ушла из-под ног. Он машинально протянул руку к стене в поисках опоры.

– Что… как ты сказала? – переспросил он хрипло.

– Магдалену вывезли рано утром на телеге. Ее накрыли старыми лохмотьями, но я увидела ее ноги и узнала по башмакам, – женщина закашлялась. – Меня зовут Агнес. Вчера я помогла Магдалене спуститься в подвал. Она хотела вызволить другую девочку…

– Еву, – прошептал Симон, еще не в силах пошевелиться.

Агнес, похоже, удивилась.

– Да, Ева. Зачем я только ввязалась в это… Теперь мы все поплатимся!

– Люди с телегой, это были ван Уффеле и Йозеффа, так? – спросил Симон.

Агнес кивнула.

– Они, наверное, свалили бедняжку в какую-нибудь канаву. Еще одна девица из округи, одной больше, одной меньше… Кому есть дело до нее?

– Мне, – тихо проговорил Симон. – Мне есть до нее дело, – голос его стал громче. – Что происходит в этих стенах? Что произошло с другими девушками? Почему… почему Магдалена…

Он не смог договорить – на глазах у него выступили слезы ярости и скорби.

– Послушай, от меня ты ничего больше не узнаешь, – ответила Агнес и поджала губы. – Я сказала тебе только потому, что ты, видимо, ее муж. Непонятно только, что она вообще забыла в этой дыре. А теперь исчезни, пока не вернулись венецианцы!

– Куда они отвезли Магдалену? – взмолился Симон. – Куда пошли ван Уффеле и Йозеффа?

– Они… они сегодня не вернутся. Даже если ты увидишь их, что это изменит? Твоя жена мертва! Эти двое избавляются от всех, кто встает у них на пути! – Агнес дернула решетку. – Черт, все, что я хотела, это заработать немного денег. Еще пара недель, и я бы убралась из этого проклятого города. А теперь посмотри на меня… Убирайся! – Она зашипела на него, как змея. – Убирайся, пока они не прибили меня, как твою жену! Прочь!

Симон отпрянул. Он понял, что Агнес ничего ему больше не скажет. Кроме того, откуда-то из глубин подвала послышались шаги.

– Магдалена жива, – произнес он тихо, скорее для себя самого, и медленно поднялся, опираясь о стену. – Нет, я не верю, что она мертва.

Но сомнение маленьким злобным червем начинало грызть его изнутри.

– Не верю, – повторил он глухим голосом.

Симон развернулся и как пьяный поплелся по безлюдному переулку, не в силах решить, что ему теперь делать.

Семеро палачей сидели на своих местах и наблюдали за Каспаром Хёрманном в последние мгновения его жизни.

Палач из Пассау еще слабо вздрагивал. В последний раз, когда Куизль склонялся над ним, он с трудом уловил его дыхание. Только глаза мигали, как две свечи на ветру, метались то в одну сторону, то в другую, словно высматривали убийцу своего хозяина. Подмастерьев между тем выпроводили, и воцарилась полная тишина. К пиву никто больше не прикасался. Хёрманну невозможно было помочь, и семеро палачей своим молчанием отдали дань уважения своему родичу. Все они были орудиями смерти и обращались с ней на свой лад.

– Черт возьми, пусть кто-нибудь положит этому конец! – проговорил Иоганн Видман, глядя на вздрагивающее тело Хёрманна; он побледнел и нервно грыз ногти. – Я этого не вынесу!

– Ждать уже недолго, – проворчал Куизль и понюхал пивную лужу на столе. – Воронец действует быстро. Но если тебе невтерпеж, Иоганн, можешь свернуть бедняге шею.

Видман промолчал и вновь занялся своими ногтями.

Тщательно, как собака, обнюхав лужу, Куизль поднялся и подошел к Хёрманну. Как и в прошлый раз, склонился над умирающим, чтобы вытереть холодный пот со лба, затем приложил ухо к его груди.

– Сердце едва бьется, – сообщил он. – Сомневаюсь, что он вообще что-либо воспринимает.

– Но эти глаза, – прошептал Маттеус Фукс. – Вы посмотрите на его глаза! Просто ужас.

– Мы уже не в силах ему помочь, – вздохнул Дайблер, сидевший во главе стола. – Но мы можем отомстить за него, разыскав убийцу. Здесь и сейчас. – Он выдержал многозначительную паузу. – Потому что ясно одно: убийца по-прежнему в этой комнате.

– Хочешь сказать, кто-то из нас прикончил Хёрманна? – спросил Йорг Дефнер. Одноглазый палач из Нёрдлингена до сих пор не произнес ни слова, но теперь ему стало явно не по себе. Его единственный глаз нервно подергивался.

– Вот умник! – Бартоломей пренебрежительно фыркнул. – А как иначе? Пиво было отравлено! Выходит, кто-то во время собрания подсыпал в кружку яд. А умереть, кстати, должен был мой брат. Вот я и думаю, кому из присутствующих хотелось свести счеты с Куизлем… – Он взглянул на Иоганна Видмана. – Ты всегда зуб на нас точил, признай! И столько лет не желал принимать Якоба в Совет. А теперь, когда его дочь приструнила тебя на глазах у всех, ты решил отомстить и отравить его. Прав я или нет?

– Как ты смеешь! – вскинулся Видман. – Это… это злостная клевета. За это мои подмастерья плетьми прогонят тебя по улицам!

– Ты не у себя в Нюрнберге, где они зад тебе целовать готовы, – вмешался Филипп Тойбер. – Так что возьми себя в руки, Иоганн. – Затем он повернулся к Бартоломею: – Хотя я тоже считаю, что подобные заявления нам следует держать при себе.

– Но если это так, – упорствовал тот. – Видман в последние дни уже несколько раз пытался обвинить Якоба. Из этого ничего не вышло, вот он и решил воспользоваться ядом…

– Довольно! – вскричал Дайблер. – В конце-то концов! – Он вскочил и со злостью ударил по столу. – Вот уже несколько дней вы ведете себя как стая гадюк! Люди зовут нас нечестивыми, и они правы. Мы позорим нашу гильдию! Наш родич при смерти…

– Он мертв, – перебил его Куизль.

– Что ты сказал?

Злость Дайблера угасла так же быстро, как и вспыхнула. Теперь он смотрел на Якоба, присевшего на колени рядом с Хёрманном.

– Я сказал, он мертв. Сердце наконец-то остановилось.

Хёрманн теперь совершенно затих, глаза тоже перестали двигаться, и в облике его проступило какое-то умиротворение. Куизль закрыл ему веки и вытер губы от рвотных масс. Могло даже показаться, что Хёрманн просто спит.

– Слава Богу! – вырвалось у Видмана. – Просто невыносимо было смотреть на его глаза.

– Наверное, потому, что они то и дело глядели на убийцу, – съязвил Бартоломей.

– Успокойся, Бартоломей. – Якоб поднялся и взял со стола свою кружку. – Руганью и криками убийцу не разоблачить.

Он сунул нос в кружку и принюхался, при этом громко пыхтя и причмокивая.

– Я с такими методами, наверное, так и не свыкнусь, – пробормотал Дайблер.

Остальные палачи тоже следили за действиями Куизля с любопытством и некоторой долей отвращения.

Якоб наконец закончил обнюхивать кружку.

– Воронец, как я и сказал, – проговорил он. – Известный также как борец или аконит. Даже прикоснувшись к нему, можно отравиться. И уж тем более если выхлестать целую кружку.

Куизль перевернул кружку. Из нее тонкой струйкой вытекли остатки пива.

– Выпито до дна. И все-таки кое-что осталось.

– То есть как? – спросил Йорг Дефнер.

Палач из Шонгау наклонил кружку, чтобы каждый мог заглянуть в нее.

– Видите, на дне осталось что-то темное? Судя по запаху, это дикий мед, смешанный с ядом. Убийца смазал кружку изнутри. Кружка оловянная, так что со стороны ничего не заметно. А потом яд растворился в пиве, – Куизль усмехнулся. – Из-за меда сложно что-то разобрать, особенно в таком вкусном мюнхенском пиве. Хмель, солод, аконит, ваше здоровье!

– Постой-ка! – вмешался Тойбер. – На это нужно время. Хочешь сказать, убийца заранее подготовил кружку?

Куизль кивнул и повернулся к Дайблеру.

– В первый день, когда мы только собирались, кружки раздавал ты. Это знак нашей принадлежности к Совету. Где ты держал их после этого?

– Хм… если честно, я никуда их не убирал, они всегда тут стояли, – пожал плечами Дайблер. – Никто не притронется к кружке палача, это сулит несчастье. Так что я не опасался, что кто-то их украдет.

– Проклятье! – прошипел Маттеус Фукс. – Выходит, кто угодно мог прийти сюда и измазать кружку?

– Например, Конрад Неер, – сказал Йорг Дефнер, и глаз у него нервно дернулся. – Может, поэтому он убрался по-тихому?

– Да, это мог быть Конрад Неер, – проговорил Куизль. – Как и любой из нас. Все, кроме Дайблера, ночуют здесь. Все, что нужно, это пробраться сюда посреди ночи и намазать кружку ядовитым медом. Большого ума здесь не нужно… – Он почесал нос. – Поэтому вопрос не в том, кто это сделал, а зачем он это сделал. И я, кажется, уже знаю ответ.

Тут Якоб показал на мертвого Хёрманна.

– Но, по-моему, самое время позвать стражников. А то, чего доброго, явится хозяин, и мы все окажемся на эшафоте как отравители.

– По-твоему, она когда-нибудь выйдет?

Пауль вопросительно посмотрел на брата, поигрывая маленьким ножом, взятым из дома. С полудюжиной других мальчишек они караулили на углу Швабингской улицы, недалеко от ворот резиденции. Несколько раз их уже прогоняли стражники. Но ребята просто перебегали на другое место, и солдаты вскоре махнули рукой.

– Кронпринц сказал, что его нянька собиралась за покупками, – Петер пожал плечами. – Наверное, пойдет к портному в Граггенау, а потом к ювелиру.

– Слышали? – хихикнул Зеппи, маленький мальчик с веснушчатым лицом. – Ему сам кронпринц об этом сказал!

– Конечно. А я вчера, пока облегчался, в кайзера через плечо поплевал, – добавил худой мальчишка, которого все звали Мозером. Он известен был своими едкими насмешками.

Остальные засмеялись, но Пауль резко свистнул, и все мгновенно затихли. Он свирепо уставился на мальчишек.

– Если мой брат сказал, что знаком с кронпринцем, значит, так оно и есть, – произнес он твердым голосом. – Кто-то хочет поспорить? Я жду!

Пауль выставил перед собой нож, и мальчишки невольно отступили. Петера всегда изумляло, как Паулю удавалось приструнить даже старших ребят. Другие словно бы чувствовали, что этот восьмилетний мальчик не просто так сотрясает воздух словами и готов, если дойдет до этого дело, пустить нож в ход. По виду Пауля несложно было догадаться, что ему не раз приходилось им пользоваться. Кроме того, ребята знали, что их дед – самый настоящий палач, да к тому же очень большой и свирепый. По крайней мере, к Паулю следовало проявлять должное уважение.

Он, как и обещал, переговорил кое с кем из уличных мальчишек, и те с готовностью согласились последить за придворной нянькой. Возможно, свою роль сыграла и щедрая награда, которую Пауль посулил ребятам, если они разыщут собаку. Тем не менее некоторые из ребят до сих пор считали это все выдумкой. Но ни за что бы не сказали об этом в присутствии Пауля.

– Не кипятись, малец, никто не хотел обидеть ни тебя, ни твоего брата, – сказал Шорш, сын ангерского живодера и предводитель шайки. – Но мы торчим тут с самого утра и продрогли до костей. Если эта ваша нянька сейчас не появится, мы тут примерзнем. Подождем еще до полудня, потом расходимся по домам.

Остальные согласно забормотали, и Пауль не стал возражать. Он лишь бросил на брата предостерегающий взгляд. Петер невольно сглотнул. Если Пауль потеряет лицо перед этими ребятами, то впредь уж точно не станет ему помогать. В их последнюю встречу Макс рассказал ему о покупках Амалии, и теперь оставалось только надеяться, что кронпринц не ошибся. Кроме того, Петер пообещал ему, что вечером придет на этот странный бал, о котором они говорили еще в саду. На балу он должен будет рассказать Максу обо всем, что им удалось выяснить.

Следующие полчаса прошли в молчании. Некоторые из ребят собирали камни для рогаток, но в основном все таращились на ворота. Показались несколько лакеев и ремесленников, однако женщин среди них не было. Петер уже готов был признать поражение, но тут створки ворот снова открылись, и он увидел благородную даму. На ней была муфта и длинный меховой плащ, из-под которого выглядывало зеленое платье. Но примечательнее всего были волосы, золотистые, как пшеница на солнце, уложенные в изящную прическу, увенчанную слишком маленькой шляпкой. Петер издал радостный возглас. Именно такой описывал Макс свою няньку!

Из резиденции, несомненно, вышла Амалия.

– Это она! – шепнул Петер.

Мальчишки тут же сбежались и уставились на другую сторону улицы.

– Нечего так пялиться! – прошипел Шорш.

Он наклонился, будто подбирал с дороги конские яблоки, остальные последовали его примеру. Теперь за нянькой следил только Петер.

До сих пор он особо не раздумывал над тем, что они станут делать, когда увидят Амалию. Только теперь мальчик понял, что столь благородная дама наверняка возьмет карету. Но, к его радости, Амалия пошла пешком. Она повернула налево, в сторону Граггенау, и ребята последовали за ней на некотором расстоянии.

Следить оказалось легче, чем они предполагали. Амалия не оглядывалась, она явно куда-то спешила, а на улицах царило такое оживление, что ребятам всегда удавалось спрятаться за какой-нибудь повозкой или среди прохожих. Как и обещал Макс, сначала Амалия отправилась к портному, у которого провела какое-то время. Далее путь ее лежал к ювелиру, недалеко от старого двора, где прежде обитали баварские герцоги. Здесь ребятам тоже пришлось дожидаться в подворотнях на противоположной стороне улицы. Чтобы скоротать время, они перебрасывались снежками и лизали сосульки.

Охватившая их радость испарилась довольно быстро. Все, включая Петера, совсем иначе представляли себе эту слежку. Но, в сущности, они просто наблюдали за придворной дамой, которая вышла за покупками. Через некоторое время нескольким ребятам пришлось вернуться домой. В конце концов из Ангерских Волков остались только Шорш, Зеппи и Мозер.

– Чего она там застряла? – проворчал Зеппи и потер костлявые руки. – Черт, ей-то тепло, а мы тут жопы морозим!

– Наверное, покупает какую-нибудь игрушку для принца, – съязвил Мозер. – Золотой волчок или маленький механикус, который хлопает в ладоши. Я как-то видел такой на ярмарке. Эта штука стоит как весь наш Ангер!

– Если ты и в самом деле подружился с кронпринцем, он наверняка что-нибудь подарил тебе. – Зеппи пристально посмотрел на Петера. – Выкладывай, пока…

– Тихо, она выходит! – прошипел Пауль.

– Конечно, и пойдет обратно в свою позолоченную спальню. А мы вернемся в свой вонючий квартал, – протянул Шорш со скучающим видом. – Ну, по крайней мере, мерзнуть больше не придется.

Но, вопреки ожиданиям, Амалия пошла не в сторону резиденции, а свернула в один из тесных проулков. Места, куда вел этот переулок, выглядели уже не столь опрятно. Здесь держали свои мастерские сыромятники и кожевники. В воздухе стоял запах мочи и фекалий, которые плавали в протекающем неподалеку ручье. Зеппи сморщил нос.

– Да уж, я бы лучше к резиденции сходил, – проворчал он.

Но было видно, что и ему не терпится узнать, что понадобилось няньке в этом сомнительном месте.

Через некоторое время Амалия снова повернула и двинулась по переулку, который вел к площади с колодцем. С правой стороны стояло массивное строение с воротами, через которые то и дело проезжали повозки, нагруженные пивными бочками.

– Ты смотри, придворная пивоварня! – удивился Мозер. – Вот это уже странно. Что она здесь забыла?

– Может, пришла за пивом для кронпринца? – ухмыльнулся Зеппи. – Интересно только, как она потащит бочку до резиденции. Наверное, в своей нарядной карете?

Шорш наморщил лоб.

– Там варят пиво для курфюрста. Господа из знати просто жить не могут без этого белого пива. Может, ей велели что-нибудь разузнать для двора. Или сделать заказ перед каким-нибудь праздником… Кто ж ее знает.

– Это няньке дали такие поручения? Даже не знаю…

Петер вместе с другими ребятами спрятался за колодцем и смотрел, как Амалия подходит к воротам.

– И вот что еще странно, – продолжал он. – Она все время оглядывается. Как будто боится, что кто-то ее заметит.

– Ты прав, черт возьми! – прошептал Шорш. – Она за всю дорогу даже не оглянулась ни разу. А теперь крадется, как воровка… Что-то здесь нечисто!

Амалия оглянулась в последний раз и подошла к воротам. Там она перекинулась парой слов с извозчиками и скрылась во внутреннем дворе.

– Дьявол! Пропустим самое интересное! – выругался Мозер. – Уличных мальчишек на пивоварню ни за что не пустят.

– Значит, надо попасть туда по-другому. Только вот как?…

Петер стал лихорадочно соображать. Он понимал, что ребята считали его лишь досадливым придатком к своему брату. И это при том, что вся затея принадлежала ему. Вот если он сможет доказать им, что иногда от головы пользы больше, чем от кулаков!.. Петер понятия не имел, что понадобилось няньке на пивоварне. В любом случае это было что-то запретное. Только вот что?

Мимо прогремела очередная повозка, нагруженная бочками. Извозчик со скучающим видом стал дожидаться, пока ему откроют ворота. Голова его клонилась вперед, как будто он задремал. А Петер тем временем думал.

И тут его осенило.

– Бочки в повозке! – прошептал он взволнованно. – Они пустые и открытые! Видите?

– Черт, а ведь ты прав! – проговорил Шорш. – Может, так мы и проскользнем… За мной!

Не дожидаясь других, он запрыгнул в повозку и забрался в одну из бочек. Извозчик ничего не заметил. Тогда остальные вскарабкались следом и спрятались в объемистых бочках. Петер оказался последним. Он сел вместе с Шоршем, прислонившись спиной к сырым доскам. Резкий запах старого пива кружил голову. Ворота со скрипом отворились, и повозка тронулась с места.

Вскоре повозка снова остановилась. Лошади заржали, что-то скрипнуло и затрещало. Петер догадался по звуку, что извозчик спрыгнул и отошел. В некотором отдалении слышался смех других извозчиков, гремели кружки, кто-то громко рыгнул. Должно быть, несколько человек в устроенной неподалеку комнате пили положенное им в обед пиво.

Но среди гомона были слышны и другие звуки.

Петер затаил дыхание. Нет, он не ослышался, это был женский плач!

Шорш тоже ее услышал. Мальчики медленно приподнялись и высунулись из бочки. Петер осторожно огляделся. Вокруг стояли несколько повозок. Крепкие мужчины снимали пустые бочки и нагружали новые. Повозка, в которой прятались ребята, стояла чуть в стороне. Неподалеку, в затененном углу, Петер увидел Амалию, погруженную в разговор с молодым мужчиной. У него были густые черные волосы и черные глаза, по его рукам и широкой спине легко было предположить, что за свою жизнь он перетаскал немало пивных бочек.

– …ты же обещал! – всхлипнула Амалия. – Сказал, что ему не причинят вреда!

– А что мне оставалось делать? – прикрикнул на нее мужчина. – Я не мог больше держать его здесь. Теперь он в хороших руках.

– В хороших руках, как же! Я знаю этого типа, про него и слова доброго не скажут… Он наверняка уже утопил его в Изаре.

– Было бы глупо. Он же знает, сколько можно выручить за эту псину.

Петер вздрогнул. Теперь он не сомневался: Амалия и этот мужчина говорили про Артура! Он оказался прав. Они на верном пути!

– Я… я по ночам спать не могу, – пожаловалась Амалия и снова всхлипнула. – Всякий раз, когда кронпринц на меня смотрит, мне кажется, будто он знает, что я сделала!

– Амалия, у нас не было другого выбора, – мужчина положил руку ей на плечо. Они стояли за повозками, в дальнем углу, и другие извозчики не могли их видеть. – Ты же не убивала пса, – продолжал шепотом мужчина. – Тебе не за что терзать себя.

– Ох, Маркус, тебе… не следовало отдавать его! – Амалия упала в объятия мужчины и заплакала навзрыд. – Если вдруг выяснится…

– Эй, вы!

Громкий, басистый голос раздался вдруг над самым ухом Петера. В первый миг он решил, что кто-то окликнул молодую пару в углу. Но потом кто-то встряхнул бочку, и мальчики кубарем полетели друг на друга.

– Чертовы негодники, что вам тут надо? – вновь раздался сердитый голос. – Ну, погодите, я поучу вас уму-разуму!

Петеру вовсе не хотелось знать, что собирался с ними сделать этот сердитый тип. Он выскочил из бочки и увидел перед собой извозчика, с которым они въехали во двор. Тот уже потянулся за кнутом.

– Сволочи! – бранился он. – Наверняка из какой-то дыры явились… Бестолочи! Что вы тут забыли, а? Вздумали украсть что-нибудь?

Петер не ответил. Вместе с остальными ребятами он спрыгнул с повозки и побежал к открытым воротам. Над головой просвистел кнут, но его не задело.

– Ворье! – закричал извозчик. – Держите их!

Остальные извозчики бросились ребятам наперерез. Шорш и Зеппи метнули по снежку, попав в лица двоим преследователям. Пауль раскрутил свою пращу, послышался угрожающий свист. Петер заметил краем глаза, как один из извозчиков схватился за голову и упал на колени. Другие тем временем опрокинули несколько бочек, и они покатились на рассерженных мужчин. Кто-то попытался схватить Петера справа, но он увернулся в последний момент и ринулся к выходу. Ворота медленно закрывались. Петер выскользнул наружу и побежал к площади. Потом ребята помчались по тесным проулкам Граггенау, и крики преследователей постепенно затихли.

Сердце готово было выскочить из груди, но Петер не мог сдержать улыбки. Нужно было хорошенько поразмыслить – и вот они у цели! Как в уравнении с несколькими неизвестными, ему в конце концов удалось отыскать решение. И не пришлось применять для этого грубую силу.

Отец будет гордиться им.

– Замечательно! Если так и дальше будет продолжаться, в Баварии палачей не останется.

Скрестив руки на груди, Йозеф Лойбль откинулся на спинку стула. Куизль заметил насмешливый блеск в его глазах. Они с Дайблером сидели в здании главного караула на рыночной площади, недалеко от Швабингской улицы. Капитан пригласил их, чтобы разузнать подробности отравления. Тело Хёрманна между тем унесли и оставили на время у живодера, поскольку церковь отказывалась хоронить палача на освященном кладбище.

– Сначала мастера Ганса четвертуют на эшафоте. Еще одного травят в разгар собрания, – продолжал Лойбль. – Теперь чего ждать? Чтобы кого-нибудь колесовали или сварили в кипящем масле?

– Нам не до шуток, – резко ответил Куизль. – Лучше помогите нам выяснить, на чьих руках кровь девушек и палачей. Потому что убийства эти связаны между собой. Ясно как божий день.

– Это всё слова, палач, – заметил капитан. – Где доказательства?

– Черт подери, мастер Ганс знал убийцу – и поплатился за это жизнью! И я должен был стать следующим, потому что преследую мерзавца по пятам. – Куизль перегнулся через стол. – Мы разыскиваем одного и того же человека, неужели так сложно понять? Я где, в мюнхенском карауле или в доме для сумасшедших?

Лойбль смерил Куизля холодным взглядом.

– Следи за словами, палач. Ты, может, силен и умен, но в этом городе ты нечестивый чужак. И рискуешь оказаться в башне за оскорбление.

Дайблер тронул Куизля за руку.

– Он прав, Якоб. Криками ничего не добьешься. Лучше расскажи, что ты выяснил об убитых девушках.

Капитан покровительственно махнул рукой.

– Пожалуйста. Почему бы и нет? Мы благодарны за любые сведения, пусть они и получены от палача.

Куизль прокашлялся и заговорил:

– Теперь я твердо убежден, что наш убийца орудует уже много лет. В последние годы вокруг Мюнхена то и дело находили убитых девушек. Он действует всегда одинаково: казнит их определенным способом и вкладывает в руку амулет.

– Амулет? – удивился Лойбль.

– Что-то вроде медальона с Богородицей, – пояснил Дайблер. – Я вчера поговорил с живодером, тот часто приносит к нам покойников из округи. Он припоминает подобные амулеты и говорит, что некоторые девушки умерли очень странно. Задушены, утоплены, похоронены заживо… Только до сих пор до них никому не было дела. Родственников не объявлялось, многие приезжали издалека в надежде устроиться служанками. Потому и расследований не проводили.

– Когда мы хоронили мастера Ганса, вы сами сказали, что у Терезы Вильпрехт, жены патриция, тоже нашли такой амулет, – добавил Куизль. – Такой же был у мумии. Это и есть связующее звено между всеми убийствами. Амулеты и сходство с казнями.

– Вздор! – отмахнулся Лойбль. – Набожные девушки часто носят такие медальоны. И бывает, какой-нибудь ублюдок задушит или утопит девицу – это тоже не редкость. Что мне делать с этими догадками? Таинственные амулеты, убийства вековой давности… Доказательства или свидетели, вот что мне нужно! – Он взглянул на Дайблера. – А что с этим Конрадом Неером? Говорят, он исчез. Мог он приложить руку к этому отравлению? А может, и к остальным убийствам? Или он станет очередной жертвой?

– Мы… мы пока ищем его, – ответил неуверенно Дайблер. – Когда найдем, дадим вам знать.

От Георга, который отправился на поиски Неера, до сих пор не было никаких вестей. Куизль и сам понимал, до чего огромен Мюнхен. Легче было бы найти иголку в стоге сена.

– Никто из стражи не удосужился разузнать, может, убитые девушки кого-нибудь знали в городе? – спросил Якоб. – На могиле Эльфи я видел новый крест и венок. Кто-то же положил его туда… К тому же Эльфи, в отличие от Анни, похоронена в отдельной могиле. Кто заплатил за это?

В последние дни Куизль старался вытеснить из памяти ту зловещую встречу на кладбище. Прежде всего потому, что она напоминала ему о смерти жены и собственных мыслях о кончине. Он по-прежнему не мог с уверенностью сказать, что из случившегося произошло в реальности и что стало плодом его фантазии. Но теперь ему вспомнился венок из свежих еловых веток, деревянный крест с надписью, еще пахнущий смолой…

Капитан пожал плечами.

– Насколько мне известно, деньги на похороны получены от неизвестного благодетеля…

– Неизвестного благодетеля? – Куизль ударил кулаком по столу. – Дьявол! Девушке кол вогнали в грудь – и кто-то украшает ее могилу. И никто даже не задумается, кто этот неизвестный! У вас в страже одни пропойцы сидят?

– С меня хватит! – вскинулся Лойбль. – Я не намерен оправдываться перед палачом. Убирайся, пока…

Шум снаружи прервал его тираду. Капитан поднялся и распахнул дверь.

– Что тут стряслось? – проревел он. – Я же сказал, чтобы мне не мешали! Замолчите, или я за себя не отвечаю!

– Но мне нужно поговорить с капитаном! – воскликнул нарушитель спокойствия. – Моя жена, она пропала. Может… может, она мертва! Мне нужна помощь, немедленно!

Куизль вздрогнул. Он узнал голос за дверью. Его охватила дрожь, волосы на затылке стали дыбом.

Он сразу понял, о ком идет речь.

Человек, который так молил о помощи, был его зятем.

В скором времени Куизль с капитаном и Дайблером слушали Симона. Лекарь с трудом подбирал слова. Белый как полотно, он с трудом переводил дух. Рубашка после столкновения со стражниками была порвана, шляпа слетела и валялась, смятая, на полу.

У Якоба пересохло во рту. Всякий раз, когда его охватывал страх, он испытывал непреодолимое желание выпить. И сейчас это был именно страх.

Страх за свою дочь.

– Эта Агнес сказала, что ван Уффеле и Йозеффа увезли Магдалену на… телеге. Точно овцу какую-то! – закончил Симон. – Она, кажется, увидела ее под покрывалом. Должно быть, Магдалена что-то выяснила и поэтому от нее решили избавиться. – Он взглянул на Куизля. – Не следовало нам отпускать ее вчера!

– Еще неизвестно, действительно ли она мертва, – монотонно проговорил Куизль; казалось, голос принадлежал другому человеку. – Может… может, она была без сознания или просто связана…

– С другими девушками ван Уффеле не церемонился, – упорствовал Симон. – Так с чего бы ему сейчас поступать иначе?

– Потому что я знаю, что моя дочь жива, понятно? – закричал на него Куизль. – Знаю!

– В любом случае стражники должны обыскать мануфактуру, снизу доверху, – сказал Дайблер, положив мозолистую ладонь на плечо Куизлю. – Нужно узнать, что там происходит. Немедленно.

– Это… это не так просто, – Лойбль закусил губу.

– Что значит «не так просто»? – прорычал Куизль. – Отправьте своих людей в Ау, пусть все там перероют.

– Ну, пока это просто догадки, – попытался оправдаться капитан. Он явно чего-то недоговаривал. – Какая-то девушка что-то рассказала…

– Говорите как есть, Йозеф! – повысил голос Дайблер. – Почему вы не хотите обыскать мануфактуру?

– Потому что… потому что для этого нам потребуется разрешение курфюрста, – Лойбль вздохнул. – Мануфактура подчиняется непосредственно ему. Производство шелка держится в секрете, и никому не хочется, чтобы посторонние все проведали. Этот ван Уффеле – скользкий торгаш, согласен, но у него связи на самых верхах. У нас нет возможности обыскать мануфактуру – разве что сам курфюрст отдаст приказ. А на это уйдет время. Насколько я знаю, его высочество сейчас на охоте, а вечером он отправляется на какой-то бал с курфюрстиной, – капитан пожал плечами и взглянул на Симона. – Мне очень жаль. Все, что я могу, это отправить людей на поиски вашей жены. Может, она где-нибудь объявится…

– Речь идет о жизни моей дочери, скотина, а не о пропавшей собаке! – прорычал Куизль и сжал кулаки так, что хрустнули костяшки. – А ты прикажешь пьяному сторожу сделать на круг больше, и этим отделаешься? Да я… я тебе…

Якоб готов был броситься на капитана, злость захлестнула его волной. Лойбль напрягся и взялся за рукоять клинка.

В этот момент в дверь снова постучали.

– Что на этот раз? – рявкнул капитан, не спуская глаз с Якоба.

В комнату вошел стражник и вытянулся перед капитаном.

– Вы… вы сказали докладывать вам о любом странном происшествии, – сказал он неуверенно. – Все, что может быть связано с этими убийствами. Ну, я, правда, не знаю…

– Выкладывай уже! – приказал Лойбль. – Что там у тебя?

– Только что в город прибыл торговец из Фрайзинга. И теперь рассказывает на рыночной площади жуткие вещи.

– И что за история на этот раз? – спросил со вздохом капитан.

Он убрал руку с клинка, но продолжал смотреть на Якоба.

Стражник уставился в пол, робко перекрестился и прошептал:

– На кладбище в Богенхаузене кто-то живьем похоронил женщину. Крестьяне клянутся, что сегодня в полдень видели, как из земли появилась женская рука. Пресвятая Дева Мария! Будто нежить какая…

На мгновение в комнате воцарилось молчание. Потом Куизль вскочил так резко, что стул с грохотом опрокинулся.

– Далеко до этого Богенхаузена? – спросил он у капитана.

– Ну… мили четыре… Ты же не думаешь…

Но Якоб его уже не слышал. Он бросился на улицу, и Симон, бледный как покойник, помчался следом.

– А ты оказался прав! Мое почтение! – Задыхаясь после долгого бега, Шорш прислонился к ограде заброшенного сада в Граггенау. – Теперь не побоюсь сказать это, умник, – предводитель Ангерских Волков ухмыльнулся. – Поначалу я думал, ты врешь и просто набиваешь себе цену.

– Я же вам говорил, что мой брат не врет, – с гордостью заявил Пауль. – И ясно было, что он разыщет этих плутов. Он чертовски умен, чтобы вы знали. Даже на латыни читать умеет, и не только «Отче наш».

Петер улыбнулся. Из уст родного брата подобный комплимент звучал особенно приятно. Он вдруг почувствовал, что ребята теперь смотрят на него совсем по-другому. Они слонялись по заброшенному заднему двору какой-то мастерской. Несколько кур копались в грязном снегу в поисках семян, где-то в отдалении раздавались удары кузнечного молота. О стремительном бегстве с пивоварни, казалось, никто уже не вспоминал.

– Я не то чтобы жалуюсь, – проворчал Мозер. – Да только у нас до сих пор ничего нет. Хорошо, мы узнали, что нянька украла собаку. Но где эта псина теперь, мы не знаем. А нет собаки – нет и награды, разве не так?

– А еще эта дама говорила, что собаку, возможно, уже утопили, – добавил Зеппи, целясь из рогатки в одну из кур. – Тогда про награду вообще можно забыть!

Камень ударил в землю рядом с курицей, та закудахтала и бросилась наутек. Зеппи выругался. Ощущение триумфа мгновенно пропало. Ребята были правы. Какая им польза от того, что они знают вора, если собаки у них по-прежнему нет? Кроме того, Петеру не давала покоя еще одна мысль: когда отец или дед рассказывали о погонях за убийцами и ворами, те неизменно выходили злодеями. Однако он не мог представить в этой роли Амалию. Нянька плакала, ее действительно заботила судьба Артура. К тому же этот бородатый мужчина – вероятно, ее друг – говорил, что у них не было выбора. Сложно было усмотреть в этом что-то дурное.

Но почему тогда Амалия украла Артура?

– Ну и?… – спросил Шорш. – Что нам теперь делать? Возвращаться в Ангер? Я лично ума не приложу, как нам теперь поступить.

Внезапно все, включая Пауля, посмотрели на Петера. Должно быть, они ждали от него какого-нибудь решения. Мальчик прокашлялся.

– Вы правы, – признал он. – Нам пока ничего не ясно. Но мы многое разузнали. Теперь нужно обстоятельно расспросить воровку, куда она подевала добычу.

– Как? Вообще ничего не понимаю, – Зеппи почесал затылок.

– Он, наверное, хочет устроить Амалии пытку, – сказал Пауль. – Дед всегда так делает, если кто-то упрямится и не желает говорить.

Петер вздохнул. Ну почему все такие непонятливые?

– Конечно, мы не станем ее пытать, – проговорил он терпеливо. – Нам и не придется. Нам же теперь известна ее тайна. Если она не скажет, куда подевала собаку, мы пригрозим, что расскажем все кронпринцу.

– Хочешь сказать, ты расскажешь кронпринцу, – поправил его Шорш. – Нам до него как до луны. И вообще, где ты хочешь поговорить с ней? Она, наверное, уж вернулась давно.

– Не думаю, – возразил Петер. – Она лила слезы; теперь лицо у нее заплаканное, все растеклось. В таком виде она не может вернуться, иначе возникнут вопросы. Остаться у этого пивовара или извозчика ей тоже нельзя, это вызовет подозрения… – Он нахмурился и проговорил скорее для себя: – Значит, она до сих пор где-нибудь бродит. Но на улице слишком холодно. Значит, она пойдет в такое место, где сможет успокоиться… Где найдет утешение.

– В трактир? – предположил Пауль. – Дед всегда ищет там утешения.

Петер улыбнулся.

– Дед, может, и да. Но не благородная дама. – Он неожиданно кивнул. – Думаю, она отправилась в какую-нибудь церковь. Это единственное место, где в разгар дня можно побыть наедине с собой. Может, она даже исповедуется… – Мальчик решительно поднялся. – Поищем ее в церквях. Если за два часа нам не повезет, то на сегодня всё. Согласны?

Ребята покивали, и Петер заметил, к своему удивлению, что они действительно прислушались к его словам. Всю жизнь другие ребята смотрели на него либо с завистью, либо презрением. Впервые Петер увидел в чьих-то глазах уважение. Более того: на какое-то время он стал для них предводителем.

И добился этого не криками и кулаками, а исключительно силой слова.

Это было сродни чуду.

Они разыскали Амалию в церкви Богородицы.

Увидели ее Пауль и Зеппи, уже под самый конец. Амалия как раз выходила из исповедальни. Печальная и сгорбленная, она походила на старуху, да еще повязала на голову платок, так что мальчики с трудом ее узнали. Когда остальные вошли в церковь, Амалия еще сидела на скамье и молилась с закрытыми глазами. В это время народу было не так много, пономарь зажигал свечи в часовнях и боковых нефах. Он смерил ребят недоверчивым взглядом и двинулся в их сторону.

– На скамью, быстро! – скомандовал шепотом Шорш. – Если будем молиться, он не посмеет нас выставить.

Ребята расселись по скамьям и молитвенно сложили руки. Пономарь действительно замедлил шаги и прошел мимо, никого не потревожив.

Краем глаза Петер рассматривал громадный неф, длинный, как деревенская улица. Свет лился сквозь высокие витражи, падал на ромбовидный узор на полу. Многочисленные алтари были украшены резьбой и фресками. Петер решил, что непременно придет сюда еще раз. Может, ему даже удастся порисовать…

– Что теперь? – прошептал Мозер, вернув его к действительности. – Что теперь будем делать?

Петер задумался на мгновение.

– Я подойду к ней и поговорю, – ответил он наконец.

– С благородной дамой? – Зеппи бросил на него удивленный взгляд. – Ты… ты хоть знаешь, как это делается?

– Мой брат знаком с кронпринцем Баварии. Уж с его нянькой он точно сможет поговорить, – прошипел Пауль. – А теперь закройте рты, бестолочи вшивые!

– Сам ты бестолочь вшивая, – пробормотал Зеппи.

Ребята замолчали, и Петер дождался, пока пономарь не повернется к ним спиной. Потом он поднялся и прокрался к скамье, на которой сидела Амалия. Пододвинулся к ней почти вплотную, опустил голову и сложил руки, словно молился. Потом собрался с духом и прошептал:

– Жаль, что так вышло с собакой.

Амалия вздрогнула. Судя по всему, она даже не заметила, что к ней кто-то подсел. Лицо у нее было в слезах, пудра растеклась.

– Что… как вы сказали? – неуверенно спросила женщина. Когда же она увидела перед собой маленького уличного мальчишку, глаза ее превратились в узкие щелки. – Ты кто такой, грязнуля? Ты хоть знаешь, с кем говоришь?

– Вы – Амалия, придворная дама и нянька кронпринца, – спокойно ответил Петер. – И вы украли его собаку.

– Что… что ты себе позволяешь… – возмутилась Амалия.

Залившись краской, она попыталась встать, но Петер мягко удержал ее.

– Отпираться бессмысленно. Мы слышали ваш разговор на пивоварне.

– Вы? – Амалия опасливо огляделась – и только потом догадалась. – Конечно, это вы сегодня убежали от извозчиков! – Она окинула его насмешливым взглядом; к ней, похоже, вернулась былая гордость. – С чего ты взял, что мы говорили про собаку кронпринца? Глупости какие!

– Это не глупости, – настаивал Петер. – Вы перерезали ошейник в саду и отдали Артура этому человеку. А тот передал его кому-то еще. У нас есть доказательства.

– Доказательства… ошейник… сад? – Амалия, очевидно, начинала понимать, что перед ней не простой грязнуля с улицы. – Откуда ты все это знаешь? – выдавила она наконец.

– Послушайте, – проговорил Петер, оставив вопрос без ответа. – Я не хочу, чтобы Макс сердился на вас. Он считает вас довольно милой нянькой.

– Так он считает, значит… Макс, – глухо отозвалась Амалия; казалось, она вот-вот упадет в обморок.

– Да, так он и сказал. Но ему хочется вернуть собаку. Просто скажите, где Артур, и я обещаю, что мы вас не выдадим.

– Но я сама этого не знаю! – посетовала Амалия. – Артур теперь у этого ужасного человека, и…

Тут на них посмотрел пономарь, и она запнулась.

– Возьмите меня за руку, будто вы моя мать или тетя, – велел Петер. – Пусть думает, будто я вас слушаю.

Точно под гипнозом, нянька взяла Петера за руку. Пономарь смерил их недоверчивым взглядом и отвернулся.

– Я… я этого не хотела, – продолжила Амалия, запинаясь. – Но, Господь свидетель, у меня не было выбора!

– Почему? – с любопытством спросил Петер.

– Мы… мы с Маркусом вот уже полгода любим друг друга. Но нельзя, чтобы об этом узнали при дворе, – стала объяснять Амалия. – Все-таки я придворная дама, а Маркус простой подмастерье у пивовара. Однако Керль, видимо, прознал об этом.

– Учитель Макса по скрипке, – кивнул Петер.

– Да, так и есть, – Амалия вздохнула. – А ты и впрямь обо всем осведомлен… Так вот, Керль загнал меня в угол и велел мне избавиться от собаки. В противном случае он все рассказал бы курфюрсту. Тогда я потеряла бы место, а Маркуса, наверное, отправили бы в какую-нибудь баварскую глушь, в Штраубинг или еще дальше.

– Но почему Керлю хотелось избавиться от собаки? – спросил Петер. – Что она ему сделала?

– Артур постоянно тявкал и выл, когда кронпринц играл на скрипке, – прошептала Амалия. – Это и впрямь было невыносимо! И собачий лай, и эта игра принца… – Она печально рассмеялась. – Керль просто с ума сходил. Но его высочество настоял на том, чтобы во время занятий Артур был рядом. Вот Керль и решил избавиться от пса. Я… я должна была утопить его. Но у меня не поднялась рука, поэтому я отнесла его к Маркусу на пивоварню. Он хорошо о нем заботился.

– Но потом Маркус отдал Артура кому-то другому, – проговорил Петер, испытывая дурное предчувствие. – И тот оказался не таким заботливым.

Амалия кивнула.

– Этот мерзавец иногда ворует собак у знатных горожан и перепродает. Так рассказывал Маркус. Он, наверное, надеялся, что так Артур найдет новый дом. Только вот я боюсь, что этот мерзкий тип просто избавится от него. Кому понравится, если собака будет без конца выть? Он, наверное, прибьет ее, если уже не прибил. Ему ничего не стоит. Это жуткий человек.

– И как зовут этого жуткого человека? – спросил Петер.

Амалия назвала ему имя.