9

Под неусыпным взором лакея Магдалена отнесла на второй этаж последнее серебряное блюдо с угощениями.

При этом она чувствовала, что слуга ждет не дождется, когда новенькая уронит этот поднос. Последние несколько часов он только и делал, что донимал ее, без конца следил за ней и поправлял. В какой-то момент Магдалена уже не знала, что ей нравится меньше – сидеть с утра до вечера за ткацким станком или разыгрывать служанку в доме казначея. Она стряпала на кухне со старой ворчливой экономкой, чистила, подметала, полировала серебро – и все ради рокового гостя, которого с нетерпением дожидался Пфунднер. При этом она готова была к тому, что хозяин в любую минуту начнет домогаться ее, как своей личной шлюхи. Но до этого так и не дошло, и в первую очередь благодаря его супруге.

Не будь казначей столь омерзительным, Магдалена могла бы даже испытать к нему жалость. Потому что жена действительно звала его каждые пять минут. Ее часто мучили боли, и она кричала так, что слышно было на весь дом. Ей следовало взбить перину, открыть окно и потом снова его закрыть, вновь разжечь благовонные травы на блюде, опорожнить ночной горшок… В основном Пфунднер посылал к ней слугу, но время от времени и сам поднимался в ее спальню.

Поначалу Магдалена гадала, почему казначей не поручал эту работу ей. Но потом поняла, что он не хотел лишний раз вызывать подозрений. Должно быть, его жена догадывалась, что он развлекался с другими девушками. А миловидная служанка, несомненно, давала повод для вопросов, и не самых приятных.

Даже краткий визит врача, которого Магдалена так и не увидела, очевидно, не принес облегчения. Обещанный мак по каким-то причинам закончился. Супруга Пфунднера продолжала жаловаться и кричать, и Магдалена на какое-то время смогла избежать домогательств.

Она поставила на стол последнее блюдо, когда на лестнице послышались шаги. В комнату вошел казначей и окинул благосклонным взглядом множество угощений и кувшины, до краев наполненные вином.

– Очень хорошо, – проговорил Пфунднер и покивал. – Важно, чтобы вина было в достатке. Оно и в этот раз сделает его сговорчивым. А может, и тебя заодно, – он подмигнул Магдалене и махнул лакею. – Можешь идти, Иоганн. У нас все готово.

– Как прикажете, господин.

Лакей бросил на Магдалену презрительный взгляд и удалился. Пфунднер облизнул мясистые губы и оглядел служанку с головы до ног.

– На кого ты похожа! – посетовал он. – Ты как прачка. В таком виде тебе нельзя попадаться на глаза нашему гостю.

Магдалена посмотрела на себя. Фартук ее был в пятнах после стряпни, на юбке остались следы копоти.

– Нужно найти для тебя что-нибудь подходящее, – продолжал казначей повелительным тоном. – Идем.

Он толкнул высокую дверь, за которой тянулся коридор, увешанный картинами и коврами. Магдалена последовала за ним, и вскоре они оказались в комнате с несколькими сундуками и зеркалом на стене.

– Моя жена хранит здесь свои платья, – сообщил Пфунднер. – С тех пор как она прикована к постели, все зарастает пылью. Размер у вас примерно один, выбери себе что-нибудь. Только, прошу тебя, не слишком броское! Что-нибудь простое, но при этом чтобы смотрелось… Жена у меня невзрачная, и, я уверен, ты что-нибудь подберешь.

Магдалена нерешительно открыла один из сундуков и достала платье из чистого шелка. Она подумала о голодных, отчаявшихся девушках, которые, должно быть, соткали этот шелк. Дочь палача с отвращением отложила платье в сторону и взяла другое, из простого серого бархата.

Тут она почувствовала на ягодицах ладонь Пфунднера.

– Ну же, раздевайся, посмотрим, какая ты без одежды, – прошептал он ей на ухо, и Магдалена почувствовала его неприятное дыхание. – Больше всего девушки нравятся мне в костюме Евы, – он хихикнул, и пальцы его скользнули к ее груди. – Ну, покажи, что ты стоишь своих денег…

Магдалена застыла. Настал момент, которого она так страшилась. Пфунднер заплатил за проститутку и теперь требовал положенных услуг. Магдалена понимала: если она сейчас не повинуется, казначей просто вышвырнет ее. Тогда она уже не узнает, что произошло с Анни и другими девушками.

– Ну, давай! – еще настойчивее потребовал Пфунднер. – Не тяни. – Он стал задирать ей юбку. – У нас не так много времени.

– А… если ваша жена услышит? – неуверенно спросила Магдалена.

Казначей сощурился.

– Пусть кричит сколько ей вздумается, я сыт этим по горло! Черт, не будь я уверен, что она все расскажет отцу, то овладел бы тобой прямо у нее на глазах… Но мне пока нужны его деньги. Хотя это ненадолго.

– Ненадолго?… – Магдалена пыталась высвободиться из его объятий. – То есть как?

Пфунднер рассмеялся.

– Тебя это не касается, шлюха. – Он принялся развязывать брюки, в промежности у него заметно набухло. – Твое дело – раздвигать ноги, и на этом всё.

Магдалена задрожала. Она подумала о том, что произошло с ее сестрой два года назад. Барбара никогда об этом не заговаривала, но рана в ее душе так и не затянулась. Неужели и ее ждет то же самое? Сможет ли она после этого посмотреть Симону в глаза?

Сама того не желая, дочь палача потянулась к маленькому ножику, который по-прежнему держала под передником. Лезвие было такое гладкое и острое…

– Да-а-ни-е-э-эль! – раздался вдруг жалобный голос, так близко, словно жена казначея стояла с ними в комнате и все слышала.

Магдалена застыла и посмотрела вверх. Спальня, должно быть, находилась прямо над ними.

– Да-а-ни-е-э-эль! Мне нужна помощь, в комнате так душно… Да-а-ни-е-э-эль, где же ты?

– Дьявол! – выругался Пфунднер и прекратил домогательства. – Ей богу, я убью эту женщину… Клянусь. Если болезнь не доконает ее, то я это сделаю! Уже иду, ангел мой! – крикнул он.

Затем прижал Магдалену к стене и задрал ей фартук и юбку.

– Я плачу ван Уффеле не для того, чтобы ты накрывала на стол, – прохрипел он. – Ну, давай! Придется все делать по-быстрому.

Магдалена закрыла глаза и приготовилась к неизбежному. И вновь ее пальцы коснулись лезвия.

В этот момент в дверь внизу постучали.

– Этого… просто быть не может, – проворчал Пфунднер. – Сначала жена достает своими воплями, а теперь и гость явился раньше времени!

Он развернулся. При этом ноги его запутались в разбросанных платьях, и казначей с грохотом повалился на пол.

– Да-а-ни-е-э-эль, все в порядке? – снова донесся голос его жены.

– У нас… гости, Агата! – прокричал Пфунднер. – Я же говорил тебе, – он поспешно поднялся и завязал брюки. – Мне нужно встретить гостя. Подожди, я пришлю к тебе Иоганна!

Казначей бросил на Магдалену похотливый взгляд.

– Придется отложить на потом, – проворчал он. – И ради этого я останусь сегодня дома… Ах, черт! – Он показал на смятые платья. – Надень что-нибудь, и будешь прислуживать нашему гостю.

Он вышел из комнаты. Магдалена закрыла глаза и глубоко вздохнула. Она с трудом себе представляла, что было бы, если б Пфунднер действительно ее изнасиловал. Теперь, по крайней мере, она получила отсрочку.

С первого этажа донеслись мужские голоса, а сверху послышались шаги лакея. Потом в спальне открылось окно. Магдалена подобрала платье из серого бархата и быстро переоделась. Платье и вправду подошло ей по размеру, оно было широкого покроя и выполнено в скромных серых тонах. Простой мещанский наряд без украшений и шлейфа, такой вполне могла бы носить служанка или нянька в богатом доме.

Магдалена посмотрелась в зеркало и изумилась. Она и забыла, когда в последний раз видела свое отражение. Да и смотреться ей приходилось в полированное блюдо, а не зеркало из дорогого венецианского стекла. Она видела перед собой зрелую женщину. Женщину, которая за последние годы приучилась к борьбе, пережила немало опасностей и не позволяла каким-то похотливым мерзавцам себя домогаться.

Во всяком случае, пока в этом не возникало необходимости.

Дочь палача постояла еще немного, после чего отвернулась и вернулась по коридору к гостиной. Дверь была закрыта, из комнаты доносились приглушенные голоса. Вероятно, мужчины уже сидели за столом. Магдалена хотела войти, но тут услышала из-за двери обрывок фразы:

– …придется все перенести на сегодняшнюю ночь…

Магдалена прижалась ухом к двери. Теперь она слышала гораздо лучше.

– …нельзя терять времени, – снова донесся скрипучий голос, принадлежавший, судя по всему, гостю; он звучал взволнованно, даже напуганно. – Сегодня ночью мы всё доведем до конца, потом возможности не будет. От них нужно избавиться, пока все не вышло наружу. Избавиться от всех!

Магдалена оцепенела.

Что, если он имел в виду девушек с мануфактуры? Девушек вроде пропавшей Евы?

– Как вы себе это представляете? – с досадой спросил Пфунднер. – Все не так просто. Я рассчитывал на завтрашнюю ночь!

– Я же объясняю вам, потом будет поздно! – взмолился его собеседник. – Эти сведения из первых рук. Из-за чертова бала все наши планы пошли прахом. Сейчас или никогда!

– Тогда… тогда сделайте все сами, – предложил казначей. – Я снабжу вас всем необходимым. Я даже готов…

– Ну уж нет! Я слишком долго делал за вас грязную работу. Или делаем все вместе, или не делаем вовсе, вот мое последнее слово!

Некоторое время оба хранили молчание. Было слышно, как кто-то расхаживает по комнате.

– Что ж, ладно, – вновь послышался голос Пфунднера, довольно близко от двери. – Будь по-вашему. Правда, меня ждали другие… кхм… дела. Но мне потребуется время, чтобы все подготовить.

– Встретимся в десять за вашим домом, как и всегда. Нужно провернуть все очень быстро. А потом, я и слышать не желаю об этой проклятой авантюре! Понятно вам? Нам крупно повезло, что мы не стоим сейчас на эшафоте. За такое преступление палач сварит нас в кипящем масле!

– Вы поздновато об этом задумались, – Пфунднер злорадно рассмеялся. – До сих пор вы неплохо на этом зарабатывали… А сейчас прошу простить меня.

В этот момент дверная ручка повернулась. Магдалена отступила на шаг и приняла самое невинное выражение. В следующий миг дверь распахнулась, и перед ней возник Пфунднер. Казначей на мгновение растерялся, но, очевидно, он был занят другими проблемами, чтобы о чем-то подозревать.

– А, вот ты где, – произнес он рассеянно. – Сегодня мне твои… услуги больше не понадобятся. Ты свободна до завтра. – Он скользнул взглядом по ее груди и вздохнул. – Очень жаль, но меня ждут дела.

– Кто это? – недоверчиво спросил из-за его спины гость. – Прежде я ее тут не видел.

Теперь Магдалена смогла наконец рассмотреть этого странного человека. Он был низкого роста, коренастый и лысый, с бычьей шеей и большими волосатыми руками. Не будь на нем черного сюртука и мантии, Магдалена приняла бы его за простого ремесленника, кузнеца или какого-нибудь извозчика. Он взглянул на Магдалену, и маленькие глазки его беспокойно заблестели.

– Ее нечего опасаться, – сказал Пфунднер. – Это необразованная служанка, только и всего. Она не представляет угрозы и будет держать рот на замке, верно?

Казначей обнял Магдалену за плечи, и его пальцы впились ей в кожу.

– Если кто-нибудь спросит, здесь никого не было, – шепнул он ей на ухо. – Поняла? Иначе я лично позабочусь о том, чтобы ван Уффеле тобой занялся. Если ты понимаешь, о чем я…

Магдалена молча кивнула. Пфунднер ослабил хватку и заботливо похлопал ее по плечу.

– Тогда возвращайся завтра. Платье можешь оставить себе. До тех пор, пока я не скажу тебе снять его, – добавил казначей с улыбкой.

Он шлепнул ее по ягодицам, и Магдалена вышла из гостиной. Спускаясь по лестнице, она чувствовала на себе взгляд лысого гостя, но старалась шагать медленно и самоуверенно, словно ей нечего было бояться.

И только на улице Магдалена бросилась бежать, словно за ней гнался сам дьявол.

– И ты всерьез считаешь, что эта нянька украла собаку?

Пауль уставился на старшего брата, торопливо пережевывая кусочек лакрицы. Они сидели на чердаке в доме палача. Сквозь доски свистел ветер, снизу время от времени слышались шаги Вальбурги и мяуканье многочисленных кошек. Больше в доме никого не было. А если б и были, им пришлось бы постараться, чтобы разыскать мальчиков. Дом был большой и старый, с подвалами и тайными ходами, и ребята обследовали еще далеко не всё.

Хотя здесь стоял ужасный холод, братьям нравилось это загадочное место. Они обнаружили его только накануне. По приставной лестнице с верхнего этажа можно было забраться под самую крышу. Среди паутины, разломанных кирпичей и прочего хлама можно было почувствовать себя как в крепости, где никто не помешает.

Особенно если разговор не предназначен для посторонних ушей.

Петер кивнул и продолжил рассказывать:

– Я осмотрел ошейник. Он разрезан. А нянька сказала, что собака сорвалась. Выходит, она соврала. Не знаю, зачем ей это, но все именно так.

– И мы должны проследить за ней? – спросил Пауль. – Я с ребятами?

Не в силах сдержать возбуждения, он встал, взобрался на одну из балок и принялся балансировать на ней. Потом вдруг остановился и повернулся к Петеру:

– И что нам за это будет, м-м-м?

Петер вздохнул. В свои восемь лет Пауль был крайне неравнодушен к деньгам и проявлял при этом поразительные способности к счету. Как ни странно, он мгновенно утрачивал их, стоило ему войти в школьный класс. Этого Петер никак не мог объяснить.

Вообще братья во многом отличались. Пауль был невысокого мнения о занятиях, рисовании и письме, зато он мог смастерить маленькую мельницу из ивовых прутьев, вырезал замечательные фигурки и почти всегда выходил победителем из уличных драк, даже если сталкивался со старшими ребятами. Но больше всего Петера поражала тяга Пауля к пыткам и казням. Иногда он даже тренировался на животных. Кроме того, Пауль не сомневался, что однажды станет известным палачом. Петер, в отличие от брата, мечтал стать успешным врачом, а еще лучше – художником, вроде тех, что рисовали огромные фрески в церквях.

Поэтому он был несказанно рад, что у них с братом наконец-то появилась общая цель.

– Обещать ничего не могу, – сказал Петер брату. – Но эта собака принадлежит кронпринцу. Уверен, Макс щедро вознаградит нас, если мы разыщем его любимца.

– Макс, Макс, Макс! – передразнил его Пауль. – Ты скоро небось парик напялишь, как эти пижоны при дворе. И будешь ходить в широких штанах, как в юбке!

– Прекрати! – попытался усмирить его Петер. – Макс не виноват в том, что он кронпринц. Вообще, он славный.

– Ууу, Макс еще и славный! – хихикнул Пауль. – Знаешь, что говорят ребята на улице? Говорят, что его мать – заморская потаскуха, которая по-немецки толком говорить не умеет.

– Не надо говорить так про его мать! Отец с ней знаком. Он говорит, что она очень умная женщина.

– Я думал, отец должен был разыскать эту псину, – заметил Пауль. – Он же сам пообещал курфюрстине, разве нет? Что он скажет, если ты сделаешь это за него?

– Я… я подумал, что отец будет рад, если мы ему поможем, – неуверенно проговорил Петер. – У него и так забот хватает. Дедушка ждет от него помощи в расследовании этих убийств. Тут уж точно не до собаки.

– Да-да, вы с отцом не можете друг без друга… Даже читаете вместе! – Слово «читаете» Пауль произнес так, словно это было нечто постыдное. – Как ни крути, а тебя отец любит больше, – продолжал он упрямо. – Только потому, что я не знаю латыни.

Он надулся и уселся на балке.

– Но это вовсе не так. – Петер взобрался на пыльную балку и устроился рядом с братом.

Они вместе болтали ногами и смотрели в маленькое окошко, из которого были видны обе башни над церковью Богородицы. Недалеко от церкви, как уже выяснилось, находилась Коллегия иезуитов. Для Петера эта школа по-прежнему была недосягаема. Но если он разыщет Артура, возможно, ее двери все-таки откроются перед ним.

– Отец любит тебя так же, как и меня, и маленькую Софию, – сказал он через некоторое время.

Но в глубине души Петер понимал, что это не так. Ему, Петеру, отец уделял куда больше внимания просто потому, что у них было много общего. Пауль, напротив, больше времени проводил с дедом.

– Ну что, поможешь мне последить за этой нянькой? – спросил наконец Петер, чтобы отвлечь брата. – В этом ты, кстати, куда проворнее меня! Может, она как-нибудь выдаст себя, если мы узнаем, куда она ходит… Такое под силу только тебе и твоим друзьям! Никто не сможет так хорошо спрятаться и незаметно за кем-нибудь проследить.

Паулю это явно польстило. Настроение его сразу переменилось.

– Так и быть, я спрошу у ребят, – ответил он деловито. – Но только при одном условии!

– И каком же? – спросил Петер.

– Я буду решать, как мы это провернем. Не ты! Вообще не встревай, понятно?

Петер улыбнулся.

– Ладно, обещаю. Главное, чтобы собака нашлась. – Он протянул Паулю руку. – Значит, договорились?

– Договорились. – Пауль плюнул в правую ладонь и пожал Петеру руку. – Так делают Ангерские Волки, – объяснил он. – Теперь клятва вступает в силу. – Потом он вдруг засомневался: – А если отец не захочет, чтобы мы ему помогали? Что тогда?

– Ну, ему об этом знать не обязательно, – Петер подмигнул брату. – Если мы разыщем Артура, то преподнесем ему как подарок. Тогда он не будет на нас сердиться.

Снизу послышались голоса. Должно быть, вернулся кто-то из взрослых.

– Давай посидим тут еще немного, – шепнул Пауль. – Я вырезал фигурку и повозку с настоящими колесами, сейчас покажу!

Скоро братья сидели на пыльном полу, погруженные в игру, и не слышали разговора взрослых.

Поэтому они не знали, какое судьбоносное решение приняла их мама.

– Они что-то затевают этой ночью! И это как-то связано с девушками с мануфактуры, я почти уверена!

Магдалена сидела за столом рядом с Симоном и никак не могла отдышаться. Ее била дрожь, словно она мерзла, хотя в печи потрескивали поленья и в комнате было тепло. Магдалена была в простом мещанском платье, которого Симон прежде не видел. В суматохе он так и не спросил ее, откуда оно взялось. Между тем за окном сгущались сумерки, солнце уже скрылось за городскими стенами.

Симон взял жену за руку. После визита в больницу и неприятной встречи с безумной старухой он еще побродил по улицам, погруженный в раздумья. Слова старой Траудель не выходили у него из головы.

Эти слова что-то всколыхнули в нем. Но, сколько он ни раздумывал, ничего определенного в голову не приходило. Возможно, стоило еще раз наведаться к старухе, и тогда что-нибудь прояснилось бы.

Симон злился на самого себя, потому что до сих пор не удосужился купить кофейных зерен. Ничто так не подстегивало его мысль, как кофе. Но, ввиду всех последних событий, у него просто не дошли до этого руки.

На обратном пути Фронвизер заглянул к собачнику Лоренцу в надежде узнать что-нибудь о проклятой псине. Но, как он и ожидал, новостей никаких не было. Пропали еще несколько собак из богатых домов – вот и все, что сообщил ему Лоренц. Эти поиски с самого начала были безумием, и Симон в очередной раз в этом убедился.

Куда важнее было то, что узнала Магдалена.

– Так, расскажи все еще раз, по порядку, – попросил Симон.

За столом напротив них сидели Якоб Куизль, Михаэль Дайблер и Георг. Вальбурга качала на руках Софию и, вполголоса напевая, расхаживала по комнате. Все в ожидании смотрели на Магдалену. В первый раз она рассказала все буквально на одном дыхании, и остальные с трудом улавливали смысл ее слов.

– Итак, сегодня утром тебя отправили к мюнхенскому патрицию, – с подчеркнутым спокойствием проговорил Симон. – Для чего? Я думал, ты работаешь на этой мануфактуре.

– Потому что… потому что мне поручили отнести им белье и помочь по дому, – поспешно ответила Магдалена. – Ван Уффеле и Йозеффа иногда отправляют к ним своих девушек. За такую работу хорошо платят, а заодно можно отдохнуть от станка. Вот я и подумала, что смогу что-нибудь разузнать.

У Фронвизера возникло странное ощущение, что она чего-то недоговаривает.

– И к кому ты ходила? – спросил он.

– Его имя Даниель Пфунднер. Это городской казначей.

– Пфунднер? – Симон подскочил. – Знаю я этого надменного хлыща! Повстречал его в опере. Мне бы не хотелось, чтобы ты…

– Черт возьми, пусть сначала расскажет все до конца, – прервал его Куизль и усадил на место. – Потом можешь ругаться сколько влезет. – Он взглянул на дочь. – Ну? Что произошло в доме этого казначея?

– К нему кто-то приходил, лысый такой тип. Я подслушала их разговор. Как я поняла, этой ночью что-то должно произойти и с этим нельзя тянуть, – Магдалена вздохнула. – Я так и не узнала, кто это такой, но боюсь, что девушки с мануфактуры в опасности.

– Почему ты так решила? – спросил Георг.

Магдалена явно хотела что-то сказать и не решалась. В конце концов она вздохнула и продолжила:

– В действительности эта мануфактура служит лишь прикрытием. На самом деле матушка Йозеффа и ван Уффеле отправляют своих работниц в качестве проституток к богатым патрициям. Убитые девушки, Эльфи и Анни, тоже были из их числа. Анни раньше обслуживала этого Пфунднера. Ева, по всей видимости, пыталась рассказать об этом, и теперь от нее хотят избавиться. А может, и от других девушек… От них нужно избавиться. Они говорили про девушек, я в этом уверена!

– Минуточку! – Симон совершенно по-новому взглянул на свою жену. – Хочешь сказать, вы с этим чванливым хлыщом… что ты с ним… – Ему не хватило духу закончить.

Магдалена помотала головой.

– Так далеко я заходить не стала.

– И правильно сделала, – проворчал Куизль. – Моя дочь не станет шлюхой, я запрещаю тебе!

– Я тебе, конечно, не отец, – добавил Георг, – но скажу как брат: женщины позорят себя этим ремеслом! И, надеюсь, никто в нашей семье заниматься этим не станет.

– Может, вы и мне позволите вставить словечко? – сдержанно проговорил Симон. – Я все-таки ее муж и не желаю, чтобы…

– Господи! Может, выслушаете меня до конца? Или так и будете умничать до самой ночи? – не выдержала Магдалена. – Все вы, мужчины, одинаковы! Показываете пальцем на проституток, а сами тайком развлекаетесь. Разве я не права?

– Ладно, ты права, в Бамберге я разок-другой пользовался их услугами, – признался Георг. – Но когда речь заходит о родной сестре, это совсем другое…

– Речь идет о жизни девушек, а не о чести или позоре! – перебила его Магдалена. – Как еще объяснить, чтобы до вас дошло?

Некоторое время за столом царило молчание. Слышно было, как напевает в углу Вальбурга, укачивая Софию.

Михаэль Дайблер первым нарушил молчание:

– Ты права, Магдалена. Порой мы не отличаемся сообразительностью. Рассказывай дальше.

Дочь палача рассказала обо всем, что выяснила, о скверных условиях на мануфактуре, о том, как напуганы девушки, и о торговле проститутками. Под конец она упомянула и о странном происшествии в подвале.

– Я услышала плач, – закончила Магдалена. – Вполне возможно, что в подвале держат Еву, а может, и еще кого-то из девушек! Эти венецианцы, наверное, заодно с ван Уффеле и Йозеффой и служат там надзирателями.

– Хм, если это правда, то эти двое довольно хитро все устроили, – проговорил Дайблер, нахмурив брови. – Проституция в Мюнхене запрещена еще со времен герцога Вильгельма Благочестивого. Тому, кто нарушит запрет, грозит позорный столб, и богатые мещане боятся этого, как дьявол – святой воды. А так они могут предаваться утехам, ничего при этом не опасаясь… Йозеффа и ван Уффеле, должно быть, неплохо на этом зарабатывают.

– Но зачем было убивать Анни и Эльфи? – спросил Симон.

– Может, те хотели обо всем рассказать? – предположил Георг. – Во всяком случае, это могло бы послужить причиной.

– Наверное, эти лживые патриции вытворяли с девушками что-нибудь похуже и пришлось это замять, – сказала Магдалена. – Об этом вы не думали?

– Не знаю. Кое-что здесь не складывается… – Симон покачал головой. – Как это все связано с убитой женой патриция, Терезой Вильпрехт? Не говоря уже о мумии в погребе… Не вижу никакой связи.

– Мастер Ганс, наверное, знал, какая между ними связь, – проворчал Куизль, немного помолчав. – И он знал, кто за этим стоит. Но Ганс теперь мертв… – Якоб сердито стукнул по столу. – Черт, я чувствую, что все ответы у нас перед носом! Какая во всем этом связь? Какая, черт подери…

– Тсс! – шикнула на него Вальбурга. – Смотри не разбуди еще Софию, она только что уснула. Малютка не виновата в этих злодеяниях.

Магдалена неожиданно улыбнулась, впервые за все это время. Симон был рад, что Вальбурга в эти минуты находилась рядом, хоть и не участвовала в разговоре. Своей заботой и теплотой она помогла Магдалене отвлечься от всех ужасов, пережитых за последнее время.

– Ты права, Бурги, – сказала дочь палача. – И спасибо тебе за то, что ты присматриваешь за Софией. Без твоей помощи мне, наверное, не удалось бы все это выяснить. – Она вновь повернулась к мужчинам. – Так или иначе, я уверена, что ван Уффеле и Йозеффа имеют какое-то отношение к этим убийствам. Все-таки из всех убитых девушек две работали на них.

– Может, эта Тереза Вильпрехт тоже на них работала? – задумался Георг. – Не ради денег, а чтобы насолить престарелому мужу…

– Думаешь, все жертвы были проститутками? Даже не знаю… – Дайблер почесал затылок. – Поговаривали, что у этой Вильпрехт есть любовник. Но опять же, что связывает их с нашей мумией? Ее-то убили лет двадцать назад.

– Амулеты, – неожиданно проговорил Куизль.

Дайблер перевел на него растерянный взгляд.

– Что?

– Амулеты. Он помечает своих жертв этими медальонами. Неважно, двадцать лет назад или сейчас. Сначала у мумии, потом у Анни… Готов поспорить, что при Эльфи тоже был такой амулет! Впрочем, доказать мы ничего не сможем, она ведь уже в могиле. – Палач принялся набивать трубку. – Утром, когда мы хоронили Ганса, я спросил у Лойбля, не было ли у Терезы Вильпрехт какого-нибудь медальона. И что вы думаете? Он у нее был – лежал в мешке, в котором убийца бросил ее в заводь. Лойбль не мог точно припомнить, но возможно, что на медальоне была изображена Мадонна, как и у других жертв.

– Выходит, мы были правы, – прошептала Магдалена и плотнее закуталась в шаль. – Какой-то безумец занимается этим уже лет двадцать.

Куизль склонился над столом и принялся растирать табак в мелкие крошки. Затем насыпал все в трубку и поднес к ней зажженную лучину.

– Казни, медальоны… – бормотал он, раскуривая трубку. – Мерзавец не изменяет себе. Неизвестно только, зачем он это делает. Но никто не станет убивать без причины. Что им движет? Выясним это – и он, считай, у нас в руках… – Он выпустил в потолок облако дыма, и оно расплылось по всей комнате. – Должны быть свидетели. Невозможно, чтобы все эти годы его действия оставались незамеченными. Не исключено, что Ганс таких свидетелей разыскал. И что-то я сомневаюсь, что в этих убийствах замешаны ван Уффеле и его потаскуха.

– А кто же тогда, по-твоему? – спросил Георг.

Но Куизль выпустил облако дыма и промолчал.

Симон кашлянул.

– Я тоже хотел кое-что рассказать. Я был сегодня в больнице Святого Духа и заходил в дурдом. Есть у них одна сумасшедшая старуха, ее уже двадцать лет там держат. Она была совершенно вне себя и говорила, что знает, кто всех убил.

– По-твоему, она может стать свидетелем, про которых говорит отец? – спросил Георг с сомнением. – Куда вероятнее, что она сама уже не понимает, о чем говорит… Нам ее слова хоть чем-то могут быть полезны?

– Нет, не думаю. Но в какой-то момент она показалась мне не такой уж сумасшедшей. Она сказала, что все мы виноваты.

Дайблер посмотрел на него с изумлением.

– Все мы?

– Да, так и сказала. Вот я и думаю, может, мне еще раз…

Тут София вдруг заплакала, и Вальбурга посмотрела на них с упреком.

– Ну вот, все-таки разбудили своими разговорами! – проворчала она. – А девочка так сладко уснула…

Магдалена поднялась, и женщины принялись успокаивать девочку. Симон, Георг и Якоб молча смотрели на них. Разговаривать в таком шуме было невозможно. Идея сходить еще раз к старой Траудель уже не казалось Фронвизеру такой уж разумной. Она просто сумасшедшая, вот и всё.

Дайблер тем временем смотрел в маленькое зарешеченное окно. На улице уже темнело. Мюнхенский палач встряхнул головой.

– Как бы там ни было, – вздохнул он, – предположения Магдалены сейчас вернее всего. Если то, что она слышала, правда, то казначей и этот лысый тип замышляют какое-то преступление. Анни раньше ходила к Пфунднеру, а теперь она мертва. Вполне очевидно, что наш казначей как-то в этом замешан.

– Если они действительно собираются кого-то убить сегодня, я должна вытащить Еву из подвала, – заявила Магдалена, укачивая Софию.

– И как ты собираешься это сделать? – спросил Симон.

– Я снова заночую на мануфактуре. И в этот раз спущусь в подвал, а там будь что будет.

– Ты с ума сошла? – Симон в ужасе посмотрел на жену. – Счастье, что ты выбралась живой из этой дыры… Больше я тебя туда не отпущу!

– Речь идет о жизни девушки, как ты не понимаешь? А возможно, и не одной! На ее месте могла бы оказаться я или Барбара.

– А как же София? – Симон посмотрел на дочь, снова уснувшую. – Неужели снова хочешь оставить ее? Вальбурга не может вечно за ней присматривать. Ты – ее мать!

Магдалена поджала губы, и Фронвизер понял, что обидел ее. Он сразу пожалел о своих словах и хотел извиниться. Но в этот момент Вальбурга положила руку ему на плечо.

– Всё в порядке, Симон. Мы с Софией неплохо поладили, а я только рада, когда рядом есть кто-то еще, кроме кошек. Пусть Магдалена отправляется на мануфактуру, – Вальбурга покивала. – Она права. Речь идет о жизни ни в чем не повинных людей. Нам не всегда по вкусу то, что мы делаем. Но у нас порой не остается иного выбора.

– Ну… ладно, – с некоторой неуверенностью ответил Симон. – Похоже, я тут единственный считаю, что моей жене грозит опасность.

– Мы всегда рядом, – успокоил его Георг. – Если что-нибудь случится, мы с этого ван Уффеле шкуру спустим.

«Если не будет слишком поздно», – подумал Симон. Несмотря на все уговоры, у него было дурное предчувствие.

– А где, собственно, Барбара? – неожиданно спросил Куизль. – Где она шатается? Не хватало еще, чтобы и она ночью где-то пропадала…

– Насколько мне известно, она собиралась еще раз встретиться с Неером, – ответил Дайблер и усмехнулся. – Скажем так, на смотрины. Поэтому Неер раньше всех убрался с собрания. Как знать, может, вечером еще посмотришь на своего будущего зятя…

Барбара глотнула подогретого вина с пряностями и улыбнулась. Валентин между тем рассказывал ей очередную свою историю. Они уже два часа сидели в одной из многочисленных таверн на Зендлингской улице, разговаривали, ели ароматное жаркое или просто смотрели на других посетителей. К собственному удивлению, Барбара заметила, что впервые за долгое время не чувствует себя несчастной. Даже наоборот, она ощущала прилив жизненных сил.

И повинен в этом был сидящий напротив юноша, в чьих голубых глазах Барбара готова была утонуть.

Всю дорогу от Зендлинга Валентин играл для нее, танцевал и всячески веселил. Хотя Барбара думала, что давно уже разучилась смеяться. С Валентином она вообще не вспоминала о своем мрачном будущем. Когда они оказались в Мюнхене, Валентин провел ее по нескольким лавкам. Они померили дорогие наряды у портного и вели себя так, словно могли себе их позволить. У шорника Валентин присмотрелся к дешевым украшениям и торговался до тех пор, пока мастер не вышвырнул его вон. И вот они сидели в теплой таверне, и Валентин, сын уличного музыканта, рассказывал о своей жизни.

– Я еще ходить толком не умел, а уже играл на скрипке! – говорил он со смехом. – Отец вывел меня на сцену, и я плясал, как обезьянка. И при этом водил смычком по струнам. Звук был настолько ужасный, что люди сбегали толпами. После этого отец давал мне только тамбурин.

– И как, с ним получалось лучше? – спросила Барбара и глотнула еще вина.

– Ну, как сказать… Кто-то из зрителей сжалился и заплатил отцу три крейцера, лишь бы я убрался со сцены. – Валентин с улыбкой поднял кружку. – Ну вот, мы только обо мне и говорим. О себе ты пока ни словом не обмолвилась. Но я этого так не оставлю! – Он посмотрел на нее с нарочитой строгостью. – Итак, сознавайся, что привело тебя в Мюнхен?

Барбара долго собиралась с ответом. Она знала, что рано или поздно этот момент настанет.

– Если я скажу, пообещаешь, что не сбежишь от меня? – сказала она наконец.

Валентин рассмеялся.

– Только если ты не переодетый мужчина!

– Ладно, – Барбара глубоко вздохнула. – Я – дочь палача из Шонгау. Может, слышал, что палачи собрали Совет в Ау? Вот мы и приехали всей семьей в Мюнхен.

Об истинной цели своего приезда она промолчала. Как и о том, почему сидела за одним столом с Конрадом Неером. Для нее по-прежнему оставалось загадкой, почему палач из Кауфбойерна так поспешно исчез.

Валентин, как ни странно, почти не удивился. Он лишь на миг вскинул брови, после чего губы его растянулись в ухмылке.

– Дочка нечестивого палача, значит, – проговорил он. – Боже, спаси и сохрани! Где же твой хвост? Спрятала под юбкой? Ну, хотя бы волосы у тебя черные, как адова смоль… – Тут лицо его вновь стало серьезным. – Мой отец был уличным музыкантом, таким же изгоем. Сейчас мы, конечно, получили бюргерские права, но нам пришлось дорого за них заплатить. И все равно для людей я – беспутный скрипач, в самый раз, чтобы сыграть на свадьбе. Музыканта приветствуют с распростертыми объятиями, потом дают несколько монет и прогоняют. Так уж повелось.

– Ты, по крайней мере, можешь жить в городе, – сказала Барбара. – В Шонгау палач живет в провонявшем кожевенном квартале. И в трактир его пускают лишь при условии, что никто из гостей не против. А…

В этот момент зазвонили колокола Старого Петра.

– Господи! – воскликнула Барбара. – Уже пять часов? Надо скорее возвращаться, пока отец не рассердился. Я же с полудня не давала о себе знать!

– Жаль, – Валентин выглядел опечаленным. – Может, на днях увидимся еще раз?

Барбара почувствовала, как тепло стало на сердце. Странно, что один этот вопрос привел ее в такое замешательство.

– Надеюсь… хм, думаю, это можно устроить, – проговорила она с запинкой. – Скажем, завтра утром у Зендлингских ворот?

Валентин подмигнул ей.

– Ты, видно, не хочешь, чтобы твоя семья обо мне узнала?

– Если б ты познакомился с моим отцом, то понял бы почему, – вздохнула Барбара. – С ним очень непросто.

Она встала и пожала Валентину руку.

– Спасибо, – проговорила она почти шепотом.

– За что? – удивился юноша.

– За то, что развеселил меня и я… на какое-то время позабыла о своих заботах.

– Это из-за твоего дяди? – с сочувствием спросил скрипач. – Ты из-за этого плакала в таверне?

– Это… он мне не дядя. Он… – Барбара запнулась, потом отвернулась. – До завтра, – добавила она сдавленным голосом и вышла из трактира.

Оказавшись на улице, молодая женщина не знала, плакать ей или смеяться. Казалось, она впервые повстречала человека, который действительно понимал ее. Более того, с ним ей было весело и он ее слушал…

И был одного с ней возраста.

Барбара подумала о Конраде Неере. Тот и вправду годился ей в дяди. Если она станет его женой и поселится в Кауфбойерне, каково ей будет через десять, двадцать лет? Жить со стариком! Будет ли он по-прежнему таким чутким и обходительным? Барбара вновь подумала о той странной встрече в трактире Зендлинга. Разве она выйдет замуж за человека, о котором вообще ничего не знает? После встречи с Валентином многое переменилось.

Барбара вдруг поняла, что никогда не сможет стать женой Конраду Нееру.

С чувством вины она запустила руку под плащ, тронула подаренный Неером шелковый платок. Он, как и прежде, был мягким и нежным, но что-то неуловимо изменилось. Платок, словно камень, тянул ее к земле. Он напоминал об обязательствах, принять которые Барбара не могла.

Она рывком сорвала платок, скомкала как тряпку и швырнула в сточную канаву.

Погруженная в мрачные раздумья, Барбара двинулась по узким проулкам Ангерфиртеля. Ремесленники уже закрывали свои лавки. Почти у самого дома она встретила Георга.

– Ну наконец-то! – воскликнул он с облегчением. – А то мы уже волноваться начали… – Он двусмысленно ухмыльнулся. – Где-нибудь задержались с Неером? Гуляли вы с ним о-о-чень долго.

– Ой, оставь ты меня в покое! – прошипела Барбара. – Глупое мужичье! Что вы вообще понимаете в женщинах?

В полном недоумении Георг встал посреди улицы. А Барбара просто двинулась дальше.

Поэтому Георг не видел, что по щекам ее вновь потекли слезы.

Охотник стоял у окна и смотрел, как тьма и туман окутывают город.

Несмотря на холод, на сердце у него было тепло. В холодные месяцы работы всегда было в избытке. Люди лежали, тесно прижавшись друг к другу, точно звери, и это происходило. Это могло происходить сейчас, в эту минуту, за каждым окном, за каждым освещенным квадратом. Охотник буквально слышал разгоряченное дыхание, стоны и хрип. До него доносилась неумолчная какофония криков, и они резали слух.

В руке у него лежал теплый амулет. Охотник сжал его и сразу почувствовал прилив сил. Чтобы исполнить миссию, которую он возложил на себя, требовались силы. Сколько таких амулетов и медальонов он раздал за последние двадцать лет? Он сбился со счета. Они служили предостережением для других заблудших девиц и защитой для его паствы. Охотник кивнул. В сущности, он был пастырем, да. Пастырем, который заботится о своих невинных агнцах и бережет их от волков… Он вдруг задрожал и, чтобы успокоиться, произнес псалом, который и раньше приносил ему утешение.

Они преследовали его по пятам, он чувствовал это. Чувствовал их дыхание у себя за спиной. При этом он вовремя предпринял нужные действия, и мастер Ганс понес заслуженное наказание! Но это словно лавина, которую невозможно было остановить, рано или поздно она сметет его вниз. Он размозжит себе голову и предстанет перед Творцом. Наконец-то…

Вопрос только когда.

Что ж, оставалась еще возможность задержать их. Но он не решался ею воспользоваться. Приходилось выбирать: миссия, возложенная на него Творцом, против жизни, невинной жизни. В случае с мастером Гансом решение далось ему легко. Этот монстр был повинен в грехах. А сейчас?

Охотник снова сжал амулет. И чудо, Господь вновь ниспослал ему сил! На него возложена слишком важная миссия. Он не мог допустить, чтобы его остановили именно сейчас. Господь указал ему путь!

Поэтому он убьет, чтобы уберечь добро. Чтобы спасти жизнь.

Однако на него не должно пасть и тени подозрения. Нужно подойти к этому делу с умом. В этот раз нельзя совершать ошибок. Но кому суждено умереть первым? Кто из них опаснее? Кто подобрался к нему ближе всех?

Охотник подбросил амулет.

Лицевая сторона или оборотная…

Медальон со звоном упал на пол.

Господь решил. Жертва избрана. Осталось только придумать план.

Охотник задумался. И улыбнулся.

Примерно в это же время Магдалена вновь отправилась к шелковой мануфактуре в Ау.

На улице совсем уже стемнело. С севера подул слабый ветер, и зима вновь напомнила о себе. Дочь палача не стала надевать платье, которое подарил ей Пфунднер. Она снова облачилась в простой наряд, в котором накануне предстала перед матушкой Йозеффой. Грубый шерстяной платок едва защищал от холода.

Перед самым ее уходом Барбара наконец-то вернулась. Выглядела она подавленной и сразу поднялась к себе в комнату. Очевидно, прогулка с Конрадом Неером прошла не так удачно, как ожидалось. Магдалена надеялась, что утром сможет обстоятельно поговорить с сестрой.

Но этой ночью она попытается спасти другую девушку.

Вместе с последними поденщиками Магдалена прошла через Изарские ворота. Такое решение далось ей непросто. Конечно, возвращаться на мануфактуру было опасно. И далеко не факт, что ночью ей удастся попасть в подвал. Но она должна была хотя бы попытаться.

Магдалена по-прежнему была уверена, что в смерти Анни и Эльфи виноваты ван Уффеле и Йозеффа. Возможно, их убили, потому что они, как и пропавшая Ева, о чем-то проболтались. Как эти два убийства связаны с другими жуткими происшествиями последних десятилетий, для Магдалены оставалось загадкой. Может, эта банда, торгующая девушками, существовала долгие годы? Что, если ван Уффеле и матушка Йозеффа были последними звеньями в цепочке заговорщиков? Что же в действительности происходило на этой мануфактуре?

Магдалена вдруг засомневалась, правильно ли поступает. Но вот впереди показалось здание мануфактуры. Из трактиров на главной улице еще доносились музыка и смех, однако в переулке царила тьма. Магдалена чуть помедлила и в конце концов дернула шнур звонка.

Послышались шаги, и через мгновение матушка Йозеффа отворила дверь. Без лишних слов она втащила Магдалену внутрь и отвесила ей звонкую пощечину.

– Ты где шляешься, потаскуха? – прошипела хозяйка. – Остальные вернулись несколько часов назад. Отвечай, где пропадала столько времени?

– Пфунднер… не отпускал меня! – всхлипнула Магдалена и опустила голову. – Ему все мало было. Он сказал, что… что вы и так ему задолжали, – она вспомнила, что ван Уффеле и Йозеффа были в каком-то долгу перед казначеем.

После этой фразы матушка Йозеффа действительно поостыла.

– Задолжали мы ему, тоже мне! – проворчала она. – Назад он получает вдвое, а то и втрое больше… Ну ладно, пусть себе развлекается, – она хмуро взглянула на Магдалену. – Только не думай, что получишь за эту переработку! И вообще деньги получишь только в конце месяца, если мы убедимся, что ты чего-то стоишь.

Дочь палача молча кивнула.

– Так он еще и белье тебе не вернул! – снова рассердилась Магдалена. – Тебе повезло, что ты не попалась стражникам на глаза… Белье служит тебе маскировкой, понятно? Ты простая служанка, и только!

– Я… сожалею… – тихо проговорила Магдалена.

– Ну, завтра все заберешь. А теперь живо наверх! Свечи давно погашены. И на ужин ничего не осталось. Сама виновата.

«Я эту жратву и свиньям не дала бы», – со злостью подумала Магдалена.

При этом она и дальше делала вид, что напугана. Вслед за Йозеффой женщина поднялась наверх. В спальне царила тишина, девушки уже спали на своих соломенных матрасах, и только некоторые приподняли головы, когда вошла Магдалена.

– Завтра с утра приступишь к работе, – резко бросила Йозеффа. – Сначала за станком, потом можешь сходить к Пфунднеру, – она ухмыльнулась. – А вечером у нас на тебя особые планы… Ну, пусть это будет сюрпризом.

Она захлопнула за собой дверь и ушла.

Тихо, чтобы не разбудить других, Магдалена прошла к своему месту. Она собралась уже лечь, но тут ее окликнула Агнес.

– Вот она, наша радость, – сказала она насмешливо и подняла одеяло, под которым прятала маленькую свечку. – Как прошел день у почтенного казначея? Он небось угощал тебя вином и белым хлебом да еще дал несколько монет? Ну же, дай посмотреть!

– Нам помешала его жена, – вполголоса ответила Магдалена. – Думаю, она о чем-то догадывается, поэтому без конца звала его к себе.

Агнес хихикнула.

– Ну, по крайней мере, тебе не пришлось раздвигать ноги… – Она запнулась и кивнула куда-то в сторону. – Кому-то повезло меньше.

Только теперь Магдалена заметила лежавшую чуть в стороне Шарлотту. Девушка зарылась лицом в тонкое рваное одеяло и вся дрожала. Теперь Магдалена услышала и тихий плач.

– Мерзавец выжал из нее все, – прошептала Агнес. – Он, видно, был в восторге, что сможет оприходовать девственницу. Я за сегодня и двух слов из нее не вытянула.

Магдалена вспомнила, с какой гордостью Шарлотта говорила, что у них с братом скоро все наладится.

Глаза постепенно привыкли к темноте, и Магдалена посмотрела на лицо Агнес, когда-то очень милое. Теперь, при тусклом пламени свечки, она выглядела как древняя старуха.

– Она привыкнет, – сдавленным голосом проговорила Агнес. – Мы все привыкаем.

– Про Еву что-нибудь слышно? – неожиданно спросила Магдалена.

– Черт, да забудь ты про Еву! Ты не поняла еще? То, что с ней произошло, грозит и нам, если не будем держать рот на замке!

– В этом все дело, да? – Магдалена схватила Агнес за плечо и встряхнула. – Ева чуть не проболталась и теперь сидит в подвале, ждет своей смерти… А может, она уже мертва? Как Анни и Эльфи?

Дочь палача сдавила ей плечо, и Агнес тихонько вскрикнула. Некоторые из девушек заворочались, другие смотрели на них с любопытством.

– Говори, сколько их пропало с тех пор, как ты работаешь здесь? – прошипела Магдалена. – Сколько?

– Я… я не знаю, – просипела Агнес. – Трое или четверо. Может, и больше. Кто же их всех считает – одни приходят, другие уходят… Но… ходят слухи.

– Что за слухи?

– Слухи про какие-то балы. Ван Уффеле иногда посылает туда сразу по нескольку. Анни с Эльфи тоже бывали на таких балах, и Ева, скорее всего. Там все носят маски и играют. В жуткие игры, – Агнес сглотнула. – Они никогда об этом не говорили.

Магдалена в ужасе выпустила плечо Агнес. Ей вдруг вспомнилось, что говорил казначею его странный гость.

Он имел в виду один из таких балов? На которых играли в какие-то жуткие игры и девушки расплачивались своей жизнью?

– Про какие такие… балы ты говоришь? – неуверенно спросила она у Агнес.

– Маскарады! – Агнес теперь шептала ей на самое ухо. – Я слышала, что завтра тоже состоится такой бал, в Нимфенбурге. Ван Уффеле говорил об этом с Йозеффой. Нас троих отправят туда, других девушек у них сейчас нет… Господи, как же мне страшно!

– А если нам просто сбежать? – спросила Магдалена. – Тебе, мне и Шарлотте?

Агнес печально рассмеялась.

– Ева уже пыталась. А теперь она сидит где-то в подвале или уже мертва.

– Агнес, послушай, – прошипела Магдалена. – Ты должна мне помочь! Если Ева до сих пор там, мы должны вытащить ее сегодня же.

– Но как ты себе это представляешь? Дверь-то в спальне заперта! А потом, эти венецианцы, наверное, караулят… Невозможно!

Магдалена принялась лихорадочно соображать. Должен быть выход, какой-то выход всегда есть! Но в этот раз рядом не было ни отца, ни мужа и помочь ей было некому. Она осталась одна.

В самом деле?

Магдалена закусила губу и кивнула.

– Это возможно, – произнесла она с мрачной решимостью. – Но только если вы мне поможете. Мы еще покажем этим ублюдкам. Слушай внимательно…

Барбара лежала у себя в комнате и, как это часто бывало, прислушивалась к окружающим звукам. За стеной взволнованно перешептывались племянники, снизу доносились возбужденные голоса. Тихонько хныкала София, потом мягким голосом запела Вальбурга…

Ощущение счастья то и дело сменялось унынием.

Как бы ей хотелось, чтобы Магдалена была сейчас рядом! Рассказать ей обо всем, что произошло… Она познакомилась с молодым парнем, и все, что прежде имело для нее значение, вдруг потеряло всякий смысл. Барбара пыталась сохранить благоразумие, но любовь вскружила ей голову.

Любовь…

– Валентин, – произнесла она одними губами, – Валентин, Валентин…

Ее пробрала дрожь.

Несколько лет назад, в Бамберге, Барбара уже переживала нечто подобное. Они навещали дядю Бартоломея. Барбара совершенно случайно повстречала красивого юношу. Она хотела даже сбежать с ним. Но ей тогда едва исполнилось пятнадцать, она была еще глупой девчонкой, и страсть ее быстро угасла. В этот раз все было по-другому, и чувство оказалось сильнее. Не было сил сопротивляться.

Теперь Барбара была совершенно уверена, что не сможет стать женой Конраду Нееру. Более того, после той странной встречи в зендлингском трактире она даже побаивалась его. Почему Неер так встревожился, что даже прервал разговор с ней? Кто был этот незнакомец? Обо всем этом Барбара хотела поговорить с Магдаленой, о своей радости и печали. Но сестра сломя голову отправилась на мануфактуру. И вот Барбара лежала наедине со своими мыслями и не знала, кому излить душу…

Она положила руку на живот. Внутри что-то урчало, словно там жил маленький злобный кобольд. Именно так она себя чувствовала – женщиной с кобольдом в животе! Научится ли она когда-нибудь любить это… это существо?

Барбара вздрогнула.

На лестнице послышались шаги, потом в дверь осторожно постучали. Барбара не ответила, но дверь приоткрылась, и показалось встревоженное лицо Георга.

– Всё… всё в порядке? – спросил он.

В первый миг у Барбары возникло желание рассказать Георгу о Валентине. Все-таки они близнецы и в детстве ничего друг от друга не скрывали. Однако Георг ведь тоже был мужчиной. Разве он поймет ее чувства? Но Барбара решила хотя бы отчасти открыться брату.

– Ну заходи давай, пока к полу не прирос, – вздохнула она.

Георг сел на край кровати и взял Барбару за руку. На мгновение все стало как прежде, совсем как в детстве.

– Сейчас все пошло кувырком, – устало заговорил Георг. – Все эти убийства и жуткие слухи! А мы только и хотели, что подыскать тебе мужа в Мюнхене… – Он улыбнулся. – Ну, может, теперь ты его наконец нашла.

– Послушай, – неуверенно начала Барбара. – С этим Неером что-то не так. Не знаю что, но он чего-то недоговаривает.

Георг нахмурил лоб.

– В каком смысле?

Барбара взволнованно рассказала брату о встрече в зендлингском трактире. Георг молча ее выслушал, а потом укоризненно покачал головой.

– Ну хоть ты не начинай! – проворчал он. – Сначала Магдалена с отцом и Симоном что-то выдумали, теперь и ты туда же… Неер повстречал знакомого и захотел поговорить с ним с глазу на глаз. Что в этом такого особенного? У мужчин так заведено.

– И он в таком смятении, что забывает о своей будущей невесте? Ты бы видел его лицо. Он побледнел как покойник! – настойчиво говорила Барбара. – Говорю тебе, что-то здесь не так. Этим двоим явно есть что скрывать.

Георг посмотрел на нее с недоверием.

– Можно подумать, ты нашла себе другого и теперь ищешь причину, чтобы избавиться от Неера… Не в этом ли все дело? – Он крепко сжал ее руку. – Я твой брат, Барбара! Ты можешь рассказать мне все без утайки. Я ведь чувствую, тут есть что-то еще.

– А если и так, тебя это не касается! – огрызнулась Барбара, чувствуя, что краснеет. – У нас у всех есть свои секреты. Ты ведь тоже не говоришь отцу, что вынужден уехать из Бамберга.

Георг простонал.

– Потому что тогда он начнет приставать, чтобы я вернулся в Шонгау. Но я не хочу! Я рад, что смог наконец-то выбраться из этой глухомани.

– А я не хочу выходить за человека, которому не доверяю, – прошипела Барбара. – Неужели так сложно понять?

– Барбара! – взмолился Георг. – Не разрушай то, что твой отец выстроил с таким трудом, только потому, что какой-то парень понравился тебе больше! – Барбара попыталась перебить его, но он поспешно добавил: – Меня ты не проведешь. Я же вижу, что появился кто-то другой… Но такое замужество с любовью никак не связано. Речь идет о семье и о средствах к жизни. Неужели ты не понимаешь? Ты носишь под сердцем ребенка, и ему нужен отец, который позаботится о нем. Не какой-нибудь шут или мечтатель!

– Отец сказал, что не станет заставлять меня, если я не захочу, – упрямо проговорила Барбара. – Он дал обещание. Так поможешь ты мне теперь или нет?

Георг долго молчал. Потом встал с кровати.

– Ладно, у меня к тебе предложение, – сказал он, пожав плечами. – Завтра после собрания я понаблюдаю за Неером. Но если я не замечу за ним ничего подозрительного, ты прекратишь это дурачество. Согласна? У нас сейчас совсем другие заботы.

– Разве я могу отказать брату? – со слабой улыбкой ответила Барбара. – Поверь мне, у меня тоже есть заботы поважнее Неера.

Когда Георг вышел из комнаты, она, по крайней мере, могла смело утверждать, что не солгала.

Вопли были до того громкие, что, казалось, их было слышно в самом Мюнхене.

Девушки носились по спальне и визжали так, будто к ним пожаловал сам дьявол. Громче всех кричала Агнес. При этом она то и дело подмигивала Магдалене. Когда дочь палача изложила ей свой план, ткачиха долго колебалась, но злость и самолюбие в конце концов взяли верх. А уговорить остальных уже не составило особого труда. Только Шарлотта забилась в угол и широко раскрытыми глазами наблюдала за переполохом. Она по-прежнему выглядела отрешенной.

В углу потрескивало небольшое пламя, пожирая одеяла и солому. Устроить пожар с помощью свечки Агнес оказалось довольно просто. Теперь оставалось лишь держать его под контролем. Все-таки им не хотелось, чтобы кто-нибудь пострадал. Речь шла лишь о том, чтобы устроить переполох.

И это им явно удалось.

В скором времени по лестнице загрохотали шаги и дверь распахнулась. В комнату влетела матушка Йозеффа в сопровождении двух венецианцев. За ними следовал ван Уффеле, на ходу завязывая штаны. Должно быть, он уже улегся спать. Вид у него был не очень трезвый.

– Чтоб вас, дуры проклятые, что вы на этот раз натворили? – закричала Йозеффа. Она закашлялась и замахала руками, разгоняя дым. – Я же запретила вам жечь свечи посреди ночи!

Она подбежала к окну и распахнула ставни. В комнату ворвался свежий воздух. Венецианцы между тем пытались затоптать огонь. Только ван Уффеле стоял у порога и, по-видимому, не знал, что делать. Никто даже не заметил, как Магдалена спряталась за дверью.

«Ну же, заходи! – думала она, глядя на ван Уффеле сквозь щель. – Господи Боже, да что ж ты там встал?»

– Может, поможешь мне открыть окна, дурья башка?! – завопила Йозеффа и нетерпеливо махнула ван Уффеле. – Или мы все задохнемся тут, как крысы!

Господь, похоже, внял мольбам Магдалены. Хозяин вбежал в комнату и бросился к окну. Магдалена взглянула на венецианцев. Те по-прежнему стояли к ней спиной и тушили огонь. Она перекрестилась, затем выскользнула из-за двери и пробралась к лестнице.

Никто не закричал ей вслед, не позвал ее. Магдалена сбегала по ступеням и еще слышала, как вопит Йозеффа, осыпая бранью ткачих. Вскоре все затихло. Похоже, ей удалось ускользнуть незамеченной.

Между тем дочь палача была уже в подвале. Она прислушалась, но плача в этот раз не услышала. Неужели они опоздали и Ева уже мертва?

С замиранием сердца Магдалена повернула направо. Там, как и в прошлый раз, не горело ни единого факела. Снова в нос ударил запах мочи и плесени.

Осторожно, почти вслепую, Магдалена продвигалась вперед. То и дело ей попадались низкие двери. Она наугад открыла одну из них и вгляделась во мрак. Очевидно, это была какая-нибудь кладовая. Магдалена различила очертания ящиков и, вероятно, части ткацкого станка. Тихо, насколько это возможно, она прикрыла дверь и поспешила дальше.

– Ева? – шепнула она. – Ева? Ты здесь?

Тишина.

– Ева! – вновь попыталась Магдалена. – Если ты слышишь меня, я одна из ткачих. Я хочу вызволить тебя!

Плач, далеко впереди! В точности как в прошлый раз… Ради всего святого, что это было? Казалось, кто-то мучился там от страшной боли. Магдалена со злостью стиснула кулаки и побежала дальше.

Впереди был поворот, и сразу за ним коридор раздваивался. Магдалена задумалась. В какую сторону теперь идти? Тут снова послышался плач. Казалось, он доносится слева. Женщина двинулась на звук. Вонь между тем становилась сильнее. В конце концов дочь палача уперлась в глухую стену. Тьма была теперь почти осязаемой.

Должно быть, она все-таки ошиблась и следовало идти в другом направлении. Магдалена собралась уже возвращаться, но тут почувствовала под ногой что-то металлическое. Она наклонилась и пошарила по полу. Рука коснулась железной решетки. Вонь, казалось, шла прямо оттуда. Кроме того, из отверстия едва уловимо тянуло сквозняком, и с ним проникал запах гнили. Магдалена напряженно прислушалась. Снова плач, в этот раз еще громче! Она потянула за решетку. Может, удастся ее поднять, тогда…

Кто-то схватил Магдалену за плечо и резко развернул. Она вскрикнула, но другая рука мгновенно зажала ей рот. Ее приподняли и потащили обратно. Женщина яростно вырывалась, но это было бесполезно, противник оказался куда сильнее. Когда они приблизились к коридору, освещенному факелами, Магдалена наконец разглядела нападавших.

Двое венецианцев.

Словно мешок, они бросили Магдалену на пол. Один из них ударил ее ногой по голове. У женщины потемнело перед глазами, и она едва не потеряла сознание. Когда в голове немного прояснилось, над ней уже стояли ван Уффеле с Йозеффой и настороженно смотрели.

– Говорила я тебе, что с ней что-то не так? – заговорила Йозеффа. – Это не просто деревенская девчонка. Так нет же, тебе бы только на ее титьки пялиться… Все вы, мужики, одинаковые! – Она пренебрежительно хмыкнула. – Если б я с самого начала ее не заподозрила, она бы точно от нас ускользнула. Хорошо, что я следом отправила венецианцев, как только заметила, что кого-то не хватает…

– Хм, но если она не беглая служанка, то кто же? – спросил ван Уффеле. Он пнул Магдалену в живот, и она задохнулась. – Говори, потаскуха! Кто тебя подослал?

– Может, она шпионит для кого-то из наших кредиторов? – предположила Йозеффа, глядя на стонущую Магдалену так, словно перед ней корчилось насекомое. – А может, даже для аугсбургцев… Очень уж они зарятся на наши секреты.

– Неважно, кто она, но от нее надо избавиться, – прорычал ван Уффеле. – Мы сейчас не можем позволить себе промахов. Andiamo, portala via!

Последние слова были адресованы венецианцам. Те подняли Магдалену, точно сломанную куклу, и потащили в левый коридор. Там отворили дверь в одну из камер, заваленную ящиками и мотками пряжи, и втащили ее внутрь. Магдалену еще мутило после ударов. Сквозь пелену она увидела, как ван Уффеле откупорил пузатую бутыль. В следующий миг Йозеффа зажал ей нос.

– Свиньи! – закричала Магдалена. – Вы… вы…

Больше она ничего не смогла выкрикнуть – в горло полилось что-то жгучее. Это была крепкая настойка. Магдалена кашляла и плевалась, но в конце концов ей пришлось глотнуть, чтобы не захлебнуться.

– Пей, дорогуша, пей, – хихикнула Йозеффа, в то время как ван Уффеле вдавил горлышко Магдалене в самую глотку. – Глоточек за милого ван Уффеле, потом за меня, и по глоточку за этих оборванок в спальне. Чудно вы все выдумали… Видит Бог, скоро ты затоскуешь по тому дню, когда я пустила тебя за станок!

Настойка горячим воском лилась в горло. Магдалена вдруг подумала о Симоне. Он оказался прав – из этой мануфактуры открывались врата в преисподнюю.

Она мысленно попрощалась с мужем.