Глава 15

Песец, Лось и Рысь расположились в кабинете Глама перед огромным монитором, на который транслировалась виртуальная карта Тахомы. Сам Глам все-таки остался в кабинете Кенни Бампера, продолжая самостоятельно руководить обороной здания. Прежде чем умереть от последствий взлома ментального блока, Оззи Пастор успел рассказать им много интересного о мятеже и роли, сыгранной в нем доном Гвидо. Главным из рассказанного было следующее: в случае успеха Пастор должен был оповестить мистера Каперони и тут же попросить его покровительства.

– Значит, Каперони у себя в кабинете, – сделал вывод Пестрецов. – Ждет результатов на капитанском мостике, чтобы в случае чего вмешаться.

– С тем же успехом он может руководить из какого-нибудь убежища, – возразила Рысь. – По-моему, оставаться в своем здании для него сейчас слишком рискованно.

– Нет, – мотнул головой Родим, – ты не понимаешь. Это гонор благородного мафиозо. Дело практически беспроигрышное, за него играют американские спецслужбы. Значит, он должен сполна ощутить свой публичный триумф, при этом он почти ничем не рискует. Я уверен, что если бы Пастор все-таки приехал через пару часов проситься под руку дона Гвидо, там бы его встречал духовой оркестр и три сотни благородных свидетелей.

– И куратор от спецслужб наверняка с ним, – поддержал Казимир. – Разведчик должен постоянно держать Каперони за ошейник, чтобы он не наделал лишнего. Думаю, куратор тоже абсолютно уверен в своей безнаказанности.

– Значит, надо их обоих немного разочаровать, – заявила Света.

– О чем и речь, – откликнулся Пестрецов.

При помощи трекбола Рысь увеличила интересующий их участок карты.

– Вот он, голубчик. На пересечении Риджент-стрит и Четырнадцатой авеню. Пять небоскребов вокруг, три из них выше «Каперони инкорпорейтед».

– Кэпитал-билдинг, – ткнул пальцем Лось. – Вот это может быть интересно. Небоскреб, офисы в котором снимают мелкие конторы и организации. Соответственно, безопасность ниже плинтуса. То есть там, безусловно, есть своя служба охраны, но с ними вполне можно будет договориться. Это не корпоративное здание, куда человек с улицы дальше ресепшн не проникнет.

– Только не покалечь никого, когда будешь договариваться, – предупредила Рысь. – Охранники Кэпитал-билдинг ни в чем не виноваты. И так работают за копейки.

– Глядите, какой гуманизм прорезался! – Витковский поднял бровь. – Подруга, общение с Саггети определенно не пошло тебе на пользу.

– Иди к черту, – отмахнулась Светлана. – У тебя еще будет время поизощряться в остроумии, когда я стану миссис Саггети.

– Глам сделал тебе предложение?! – поразился Родим. – После всего, что сегодня произошло?

– Так точно, – отозвалась Рысь. – И я не сказала «нет».

– Хорошо. – Пестрецов снова уткнулся в карту. – Значит, какой у нас запас высоты?

– Тридцать два этажа, – поведала Светлана. – Если ты собираешься прыгать прямо в кабинет Каперони.

– Нет, – мотнул головой Песец, – угол слишком велик. Лучше вот сюда. Здесь у них зимний сад с прозрачной крышей.

– Все равно высоковато… – проворчал Казимир.

– Что мы, не Горностаи, что ли? – фыркнула Рысь.

– Все равно высоковато… – упрямо проворчал Казимир.

Рысь, Лось и Песец стояли на кирпичном бордюре крыши Кэпитал-билдинг и смотрели вниз, на видневшееся далеко внизу стеклянное кружево тропических оранжерей, венчавшее крышу «Каперони инкорпорейтед». Все трое были одеты в черные глухие диверсионные комбинезоны, оставлявшие открытыми только глаза.

– Что за глупости, Казимир! – возмутилась Света. – Кто не рискует, тот не пьет кофе из китайского фарфора!..

– Да мне и из пластиковых стаканчиков было неплохо, – буркнул Лось.

– Все в порядке, Горностаи, – проговорил Пестрецов. – Напоминаю, что дело это сугубо добровольное. Вы уже сделали больше, чем могли и должны были. Я никого не собираюсь посылать на смерть. Это личное дело каждого.

– Брось, командир, – отмахнулся Казимир. – Должен же я сказать какую-нибудь гадость перед операцией. Это добрая традиция и хорошая примета…

– Ладно, – кивнул Родим, не желая вступать в долгие препирательства. Он по-прежнему неотрывно смотрел на крышу «Каперони инкорпорейтед», сжимая в руках небольшую серую коробку. Точно такие же коробки были и у остальных членов команды. – Готовы, бойцы?

– Так точно, – откликнулась Рысь.

– Всегда готов, – буркнул Казимир.

– Пошли!

Они одновременно резко оттолкнулись от бордюра и взмыли в воздух. Долю секунды казалось, что они устремятся в небо на невидимых крыльях, однако затем планетарное тяготение все же перебороло тягу к полету, и трое Горностаев начали синхронно падать, чуть расходясь в стороны, словно выступающие командой прыгуны в воду.

Три мощных взрыва, практически слившихся в один, сотрясли этаж, и где-то далеко, за множеством стен, послышался глухой звон множества обрушившихся стекол.

– Черт возьми! – Каперони вскочил, приоткрыл дверь кабинета и высунул голову в приемную.

Маккейн с досадой отставил бокал, половина содержимого которого в результате сотрясения пола оказалась у него на брюках, промокнул колени салфеткой и устремил выжидающий взгляд в спину благородного дона, оживленно общавшегося с референтом.

– Может быть, нам лучше спуститься в убежище? – поинтересовался разведчик, когда пауза затянулась. – Вам не кажется, что здесь становится несколько жарковато?

– Нет-нет, ничего страшного! – оптимистично улыбнулся дон Гвидо, возвращаясь на место. – Это всего лишь агония Саггети. Все в порядке, никакой опасности нет. Больше им не удастся ничего сбросить на нашу крышу: я распорядился поднять в воздух три боевых катера и патрулировать окрестные небоскребы. В любом случае это место совершенно безопасно – мой кабинет выдержит даже прямую бомбардировку. Считайте это просто небольшим салютом в честь нашей общей победы.

Маккейн нахмурился.

– Я предпочитаю салюты по окончании боевых действий, а не во время них, – проговорил он. – Впрочем, если вы полагаете, что опасности действительно нет… А вы уверены, что никто не проник в здание через проделанную взрывом дыру?

– Это совершенно невозможно. – Каперони снисходительно улыбнулся. – Радарная система не зафиксировала ни парашютистов, ни воздушных машин, с которых могли высадить десант. Нет, просто с крыши соседнего небоскреба на наш зимний сад сбросили пару бомб. Крышу этого здания сейчас обыщут мои люди, и надеюсь, что террористы скоро окажутся в пыточных подвалах «Каперони инкорпорейтед». Охрана моего здания приведена в повышенную боевую готовность, все под контролем. Не стоит беспокоиться.

Мистер Маккейн с сомнением покачал головой. В отличие от этого надутого индюка, он читал об одном интересном методе проникновения в хорошо охраняемые здания. Боевик без всяких страховочных средств прыгает с большой высоты на крышу. В прыжке швыряет вниз специальную десантную бомбу, которая пробивает перекрытие и одновременно гасит скорость падающего боевика почти до нуля. Пламя и основная ударная волна направляются в ту точку, в которой бомба соприкасается с твердой поверхностью, разрушая препятствие, а направленные в обратную сторону отголоски ударной волны эффективно, хотя и грубо, тормозят падающего боевика, быстро гася набранную им скорость и позволяя ему приземлиться без особого вреда для себя. Что касается радарной системы, то человека, одетого в специальный диверсионный комбинезон, радар может и не зафиксировать. В отличие от бронежилетов, эти комбинезоны слабо защищают от кинетического оружия и пробиваются даже мощными пистолетами, зато позволяют серьезно сократить излучение в инфракрасном спектре и коэффициент радиоотражения. Так что радарная система, в зависимости от уровня чувствительности, либо вообще ничего не увидит, либо распознает метку нарушителя как небольшой булыжник или летящую птицу. Слишком мелкая метка получается… Эти сведения содержались в одной из тех тоненьких распечаток с грифом «Совершенно секретно. Код 0073», доступ к которым Маккейн получил, только когда занял место покойного Фробишера.

– И все же я на вашем месте принял бы дополнительные меры безопасности, – произнес секретный агент.

В принципе он не слишком опасался, что кто-то рискнет воспользоваться этим самоубийственным способом проникновения в здание. Ибо это означало бы, во-первых, что диверсанты сразу раскроют себя – потому что это была уникальная технология русского спецназа и никто, кроме русских, ею не владел. И во-вторых, вряд ли у тех ребят, что орудовали на Талголе последнее время, имелась возможность поддерживать должный уровень мастерства. А эта технология требовала чрезвычайно точного расчета и глазомера, в противном случае боевик либо влетал в зону взрыва собственной бомбы, либо остаточная взрывная волна не успевала затормозить его до хотя бы минимально безопасной скорости, и он просто ломал себе ноги или шею.

Каперони пожал плечами:

– Хорошо. Если вам так будет спокойнее, я распоряжусь, чтобы в моей приемной дежурила группа вооруженных бойцов. – Он отдал соответствующие распоряжения по внутренней связи, выдвинул верхний ящик своего роскошного стола и рукоятью вперед подал гостю армейский разрядник. – И вот, возьмите. Вещица не самая изящная, но необычайно эффективная. Надеюсь, с ней вам будет спокойнее.

Маккейн поморщился, но разрядник принял. Проверил заряд батареи, сунул оружие в карман пиджака.

– Вы зря смеетесь, мистер Каперони, – проговорил он. – Осторожность многих спасла от больших неприятностей и уж точно никому еще не повредила.

– Что вы, мистер Маккейн! Я вовсе не смеюсь. – Дон Гвидо отогнул полу пиджака, продемонстрировав подмышечную кобуру. – Просто я в курсе, что вооруженный мужчина чувствует себя гораздо увереннее, чем безоружный, даже если его охраняют лучше, чем президента Соединенных Миров.

– Что ж, прекрасно.

Каперони поднялся и лично вновь наполнил бокал гостя, что свидетельствовало о высочайшем уважении.

– Дождемся обнадеживающих известий, – предложил он, снова откидываясь в кресле. – Полагаю, они не замедлят появиться. Не отведать ли нам пока свежей камши? У меня прекрасный повар.

– Спасибо, я не голоден, – холодно отозвался разведчик.

Он поднялся и подошел к окну. Пригубил вино, лениво, из-под полуприкрытых век разглядывая панораму города. Где-то там, за стенами небоскребов делового квартала, через парк, стадион и несколько кварталов, в здании Хайтауэр-билдинг сейчас уничтожалось могущество «Вольных рейнджеров Саггети». Там сейчас изготавливали для патриота Маккейна очередной орден за заслуги перед отечеством и вносили в его личное дело столь необходимую для успешной карьеры запись о блестящем руководстве крупной операцией. Правда, непосредственный полевой командир операции только что доложил ему, что продвижение спецназа затруднено, однако это наверняка были всего лишь временные затруднения. Никто не мог устоять против элитных флотских подразделений, даже немногочисленные русские.

По потолку что-то заскребло. Развернувшись, разведчик оторопело уставился вверх.

На потолке появилось коричневое, быстро расползающееся пятно, которое начало приобретать черный цвет. Через мгновение из его центра выскользнул едва заметный бесцветный кончик плазменного языка. Струя жидкого огня поползла в сторону, быстро превратив пятно в полосу. Выхватив оружие и разом взяв ее на прицел, дон Гвидо и мистер Маккейн с изумлением наблюдали, как обугленная полоса быстро превращается в квадрат. Все заняло от силы несколько секунд, но Каперони успел дважды нажать на тревожную кнопку. Однако двери кабинета так и остались закрытыми. Дон Гвидо глухо выругался и, скользнув вдоль стены, чтобы не оказаться прямо под гудящим языком плазмы, попытался проскочить к двери, но уже не успел. Вырезанный квадрат потолка с грохотом обрушился, и тут же в образовавшееся отверстие неуклюже спрыгнул человек, с ног до головы затянутый в черное.

Каперони и Маккейн разом обрушили на него несколько тысяч киловольт. Огромные ветвистые молнии рвали плоть, пробивали тело рейнджера насквозь, разбрасывая во все стороны клочья тряпья. Труп, обугленный еще до того, как коснуться пола, кулем повалился рядом со столом босса «Каперони инкорпорейтед».

А мгновение спустя из отверстия, прорезанного плазменным резаком в потолке, вынырнули еще две фигуры в черном. Они действовали наверняка: длинные молнии разрядов наглядно продемонстрировали им, сколько противников находятся в кабинете и где они расположены. Так что спустя всего лишь один удар сердца Каперони и Маккейн, не успевшие даже отвести стволы разрядников от тела первого боевика, рухнули на ковер, парализованные ударами в нервные узлы.

– Они убили Кенни, – грустно сказал один из нападавших, быстро обматывая металлической лентой ручки дверей, в которые глухо долбили снаружи поднятые по тревоге охранники. Электронный замок в принципе был дистанционно заблокирован, но следующие несколько минут проникшие в кабинет боевики будут слишком заняты, чтобы отвлекаться на контроль двери, – а вдруг у Каперони найдется какой-нибудь умник, который сможет снять блокировку? Подстраховаться не мешает…

– Сволочи! – возмущенно отозвался второй мелодичным голосом, ловко перехватывая запястья и лодыжки противников пластиковыми наручниками. Обтягивающий черный костюм не позволял скрыть внушительную грудь: это определенно была женщина. – Р-р-р-разорвать мою задницу!

– Он был хорошим бойцом и верным другом. – Первый присел над дымящимся трупом, поцокал языком. – Что я скажу его любимой женщине и многочисленным внебрачным детям?..

– Вы кого там хороните? Меня? – донеслось из отверстия в потолке.

– Нет, твоего близнеца. Долго там будешь копаться?

– Сейчас. Должен же я законопатить за собой дырку. С этих вояк станется попытаться пролезть следом за нами…

Человек в черном перевернул труп на спину, и из разорванной груди бездыханного тела посыпались какая-то труха, песок и тряпки. Теперь было отчетливо видно, что у него нет лица.

– Как живой, – удовлетворенно заметил боевик.

Из дыры в потолке выбрался еще один чужак в черном, заметно массивнее первых двух.

– Порядок, – удовлетворенно пробасил он, поднимая стреноженных противников за грудки и усаживая обратно в кресла. – Теперь любой, кто туда сунется, получит хороший электрический удар.

Дон Гвидо наконец обрел способность дышать. Корчась от боли, он первым делом задал мучивший его вопрос. Это было не «Кто вы?», не «По какому праву?» и не «Какого черта?». Вопрос состоял в следующем:

– Но как же вы, черт побери, пролезли по воздуховоду?! Там же кошка едва протиснется!..

– Там, где протиснется кошка, запросто пролезет и горностай, – любезно пояснил громила.

– А? – Каперони раскрыл рот, чувствуя, как у него от ужаса начинают холодеть кончики пальцев. – Горностай?..

– Горностай, – охотно подтвердил великан. – Такой маленький пушной зверек – знаешь? А есть еще другой маленький пушной зверек, которого мы любим устраивать всяким нехорошим людям.

Прикрыв глаза, Каперони едва слышно застонал.

Женщина расстегнула подсумок на поясе, и из него выпорхнул целый рой разноцветных сферокамер, разлетевшихся по всему кабинету. Мафиозный босс настороженно наблюдал за ее действиями. Один металлический шарик завис прямо перед ее лицом, и она постучала по нему ногтем.

– Все готово, Чако. Можно начинать.

Первый боевик, сокрушавшийся над расстрелянным манекеном, сгреб со стола универсальный пульт, пощелкал им. На экране головизора появилось взволнованное лицо репортера.

– С вами Чако Родригес, Второй канал, – объявил репортер. – Только что мы получили экстренную информацию. Рейнджеры Саггети в настоящий момент осуществляют спецоперацию по задержанию одного из самых опасных преступников города – мистера Каперони, главы «Каперони инкорпорейтед», в мафиозных кругах более известного как дон Гвидо…

На экране появился кабинет Каперони. Камера начала медленно панорамировать по затянутым в черное фигурам рейнджеров и сумрачным лицам задержанных.

– Для чего весь этот цирк? – сухо осведомился уже пришедший в себя дон Гвидо, когда интерьер его кабинета на экране вновь сменился физиономией возбужденно тараторящего журналиста.

– Чтобы полиция прибыла по вызову, а не сделала вид, что ничего не происходит, – любезно пояснила дама. – И чтобы, прибыв, она нас тут не похоронила. Очень эффективный способ заставить блюстителей порядка выполнять свою работу, знаете ли.

– Вы должны понимать, что я выйду под залог, едва переступлю порог полицейского участка. – Мистер Каперони позволил себе чуть приподнять уголки губ в саркастической усмешке. – Даже нет, не так: я выйду безо всякого залога. Перед законом я абсолютно чист. У вас на меня ничего нет.

– Поглядим, – равнодушно отозвался один из мужчин в черном – тот, что поменьше. – Чего зря языком-то махать? Совсем скоро мы выясним, как быстро вы покинете полицейский участок и под какой залог.

– Чако Родригес, – произнес Каперони. – Я запомню это имя. Кое-кому придется серьезно ответить за клевету. Перед законом, разумеется, – или о чем вы там подумали?

– Можете зазубрить наизусть имена репортеров всех шести каналов, которые сейчас ведут прямую трансляцию из вашего кабинета, – предложила женщина. – Мы пришлем вам все записи прямо в тюремную камеру.

– Или действительно решить проблему самостоятельно? – задумчиво проговорил громила. – Не дожидаясь приезда полиции?

– Вы не можете меня убить, – отрезал Каперони. – Вы не посмеете. Вы не имеете права. Вы уже показали меня по нескольким каналам арестованного, живого и здорового. Если вы убьете меня, то предстанете перед судом…

– Совершенно необязательно, – покачала головой дама. – Вдруг вы попытаетесь бежать и нам придется стрелять на поражение? Кстати, картинка на голоканалы сейчас, конечно, идет, но звук я пока заблокировала. Так что мы можем быть абсолютно откровенны друг с другом. А если понадобится, я устрою маленький сбой в передаче картинки. – Хотя ее лицо по-прежнему скрывалось под маской комбинезона, Каперони почувствовал, что она язвительно усмехнулась. – Конечно, если ты будешь со мной недостаточно ласков, милый…

– Я не собираюсь никуда бежать, – неуверенно проговорил дон Гвидо, снова покрываясь холодным потом.

– Это совершенно не важно. – Безумная дамочка плотоядно блеснула на него глазами. – Понимаешь? Твое желание не играет здесь никакой роли, дорогой. Я достаточно понятно выражаюсь?

– Ладно, расслабься, дон, – дружелюбно проговорил амбал. – Не играй очком, курва. Не станем мы тебя мочить. Действительно, неразумно: объясняйся потом с правоохранительными органами. Матка боска! Слишком много возни. – Он брезгливо поморщился. – А вот в отношении тебя у нас тормозов нет. – Он уткнул палец в грудь мистеру Маккейну. – Доктор Ливингстон, я полагаю?

– Я гражданин Соединенных Миров, – надменно начал разведчик, – и я не потерплю…

– Они тоже были гражданами Соединенных Миров, – оборвал его амбал, ткнув пальцем себе за спину, в сторону дверей кабинета, подразумевая, видимо, непроходимые груды дымящихся трупов от пола до потолка, оставшиеся в отрезанной от них части здания. – Одним мертвым гангстером больше, одним меньше – кто вас считать будет, придурков?

– Я не гангстер, – заторопился Маккейн. – Вы не понимаете…

– Не гангстер? – недоверчиво прищурился громила. – А что же ты делаешь тут, в логове мафии? Ты, наверное, их пособник?

Побелевший от ужаса мистер Маккейн переводил взгляд с одного противника на другого.

– П-пожалуйста… – забормотал он. – Свяжитесь с генеральным прокурором Соединенных Миров, свяжитесь с любым из сенаторов… За меня могут поручиться…

– Нам накашлять на столичных шишек, – авторитетно заявил верзила. – Можешь свернуть это в трубку, засунуть себе поглубже в мундштук и выкурить. Закон есть закон, он одинаков для всех, будь ты хоть трижды сенатор.

Маккейн зажмурился. О, черт! И зачем он вляпался во все это дерьмо? Сидел бы себе в аналитическом отделе, потихоньку сортировал поступающие данные, дожидался государственной пенсии… А все отец: «Ты должен получить полевой опыт, сынок. Если у тебя не будет ни одной успешной полевой операции, это плохо отразится на твоей карьере. Я не могу вечно тащить тебя за шкирку по карьерной лестнице. Пойми, данная операция совершенно безопасна. Я в твоем возрасте мог только мечтать об операции, в которой твою задницу будут прикрывать одновременно и флотский спецназ, и главы крупнейших мафиозных кланов…»

– Я правительственный агент, работаю под прикрытием… – проговорил он наконец. – Разведывательное управление давно пытается разоблачить этот мафиозный клан… Пожалуйста, передайте своему командиру мой личный код: ди эйч эль двадцать четыре восемьдесят восемь лукас…

– Давай-ка его в другую комнату, – распорядился тот, что поменьше. – Незачем пачкать кровью такую шикарную обстановку.

– Вы не имеете права! – взвизгнул разведчик. – Мистер Каперони!..

– Я ничего не могу поделать, мистер Маккейн, – покачал головой дон Гвидо. – Но я обещаю вам, что эти люди ответят за свои преступления.

Нельзя сказать, чтобы это обещание обрадовало мистера Маккейна.

Верзила ухватил резидента за шиворот и поволок в соседнюю комнату, где у мистера Каперони был оборудован небольшой зал для медитаций и чайной церемонии. Поскольку ноги Маккейна были стянуты наручниками и он не мог шагнуть, ему пришлось самым позорным образом прыгать, словно пингвину.

Доставив пленника, громила пихнул его на циновки и вернулся в кабинет. Вместо него в комнату вошел другой боевик, который тщательно прикрыл за собой двери. Неторопливо зашел резиденту за спину и словно исчез – ни звука, ни движения, ни дыхания. Мистер Маккейн сжался, каждую секунду ожидая жестокого удара ногой по почкам. Однако вместо этого незнакомец вдруг заговорил, так что совершенно не ожидавший этого разведчик даже вздрогнул.

– Идея спровоцировать мятеж и резню на Дальнем Приюте была хороша, – безо всякого выражения произнес человек в черном. – Грамотно задумано, дерзко осуществлено. Поздравляю. Беспроигрышная комбинация: если подавить мятеж быстро не удается, планета объявляет о своей независимости, и русские представляются агрессорами и оккупантами. Если же мятеж удается погасить сразу, миру являются многочисленные следы их зверств, на самом деле учиненных мятежниками. Хороша также была идея спрятать концы в воду, подрядив на это дело мафиозные кланы Талгола, взамен пообещав им полную свободу рук на мятежной планете. В случае чего можно было бы заявить, что это просто частная инициатива организованных преступников, а Соединенные Миры вовсе и ни при чем. В общем, такой позиции и стоило придерживаться, и может быть, появились бы мизерные шансы, что все благополучно сойдет вам с рук. Однако Разведывательное управление явно чувствовало себя не в своей тарелке даже спустя несколько лет после той авантюры. Когда началась жестокая и необъяснимая война между двумя союзными кланами, участвовавшими в резне на Дальнем Приюте, оно немедленно заинтересовалось: нет ли тут козней Светлого Владимира? Не докопался ли Александр Михайлович до истинной подоплеки инцидента и роли, которую сыграла в этом американская разведка? У вас, кстати, есть замечательное идиоматическое выражение на этот счет: «Любопытство сгубило кошку». Вам оказалось мало загадочно скончавшегося коммерсанта Эдварда Фробишера, также известного как секретный агент под кодовым обозначением ти эйч икс одиннадцать тридцать восемь лукас, который был откомандирован для разбирательства. Почувствовав реальную угрозу, исходящую от рейнджеров Саггети, ваше ведомство повело себя неразумно, использовав флотский спецназ против граждан собственной страны, и в настоящий момент пребывает в полном дерьме. А знаете, для чего я вам все это рассказываю? Дело в том, что, согласно вашим дурацким голливудским фильмам, Главный Злодей, привязав Крутого Парня к стулу и собираясь сбросить его в озеро серной кислоты или в чан с расплавленной сталью, непременно обязан раскрыть ему все неясные моменты сюжета.

Американец почувствовал мгновенную дурноту. Агенты Разведывательного управления, безусловно, проходили специальную подготовку, их учили переносить боль и легко относиться к собственной смерти, однако господин Маккейн никогда не был первым учеником, хоть и принадлежал к очень славной фамилии, многие поколения которой верно служили своей стране. Возможно, именно поэтому он и избрал для службы аналитические подразделения управления. И согласился выехать на Талгол, только получив все гарантии собственной безопасности, а затем тщательно проанализировав доступную информацию и самостоятельно придя к выводу, что при такой поддержке опасность может возникнуть только гипотетически. И вот такой поворот! Он не просто попал в руки к некоему умозрительному противнику, а угодил в лапы русских варваров, для которых гуманизм и права человека были пустым звуком, которые, по слухам, разрывали пленных, привязывая их к четырем коням, и травили несчастных пьяными медведями. Убить или покалечить невинного для них раз плюнуть. А ведь что такого он, собственно говоря, сделал? Пытался уничтожить бандитское гнездо, маскирующееся под рейнджерское подразделение? Разве за это положено карать так жестоко? Что сделали эти бедные гангстеры, уничтожившие на Дальнем Приюте поселения дикарей и теперь так безжалостно истребленные за это русскими? Откуда столько звериной ненависти, за что такая жестокость в отношении представителей высокоцивилизованного, демократического народа?.. Осознав, что скоро его комфортная жизнь прервется, что больше никогда не будет ни изысканных приемов с тонкими коктейлями и ниппонской кухней, ни податливых красавиц, ни роскошных номеров люкс в девятизвездочных галактических отелях, мистер Маккейн почувствовал, как на глаза навернулись горячие злые слезы досады. Это было ужасно, несправедливо, нелепо…

– Единственное отличие от фильмов в данном случае состоит в том, что хеппи-энда не будет, – безжалостно продолжал русский варвар. – Что кавалерия и доблестные Звездные Тюлени в настоящий момент не спешат изо всех сил, чтобы в последнюю секунду вырвать Крутого Парня из лап Главного Злодея. Да и с чего бы это Звездным Тюленям мчаться, если именно Крутой Парень и попытался уничтожить их заодно с Главным Злодеем, натравив на них флотский спецназ…

– Я ни при чем! – истерически выкрикнул Маккейн. – Я вообще не участвовал в этой операции на Дальнем Приюте! Ее курировал Фробишер… Вы собираетесь убить невинного!..

Человек в черном появился в поле его зрения, присел на корточки, заглянул в глаза связанному разведчику, на лице которого застыли мука и неописуемый ужас.

– Люди на Дальнем Приюте тоже были ни при чем, – проговорил он. – Знаете, сколько народу погибло в той бойне?

Маккейн едва не захлебнулся от возмущения. Разве можно ставить его, свободного человека, на одну доску с дикарями?! Но, похоже, этот безумный русский считал, что можно.

Бандит помолчал, затем проронил:

– Нет, так мы с вами каши не сварим. Значит, валим все на покойного мистера Фробишера? На мертвеца можно списать что угодно?

Он выпрямился, вытащил из-за пояса разрядник, отобранный у Каперони. Демонстративно выставил его на максимальный разряд. Направил в голову пленнику.

– Нет, нет! – заспешил Маккейн. Чтобы спасти свою драгоценную жизнь, он сейчас был готов абсолютно на все. – Наведите справки! В то время, когда Разведывательное управление планировало операцию на Дальнем Приюте, я был стажером! Меня не посвящали во все тонкости!.. Но я в курсе, что идея принадлежала конгрессменам Маллинзу и Деласси… А Фробишер был просто одним из самых горячих ее сторонников. И вы не понимаете… Эту операцию контролировали на самом верху, на уровне Госдепа и администрации президента. Мы не могли отказаться от ее разработки… Ничего не могли сделать. Министр обороны Гаррисон был в курсе всего, он лично отслеживал подготовку… Безусловно, это жестоко, бесчеловечно, но мы не могли… Сенатор Крейг лично встречался с мистером Колхейном в своей резиденции на Буше-младшем, чтобы обсудить возможность использовать против русских мафиозные кланы Талгола… А мистер Фробишер курировал подготовку к операции на месте… Послушайте, вам ведь наверняка нужен свой человек в Разведывательном управлении? Я готов работать двойным агентом… Я сдам вам всех, кто готовил эту операцию! Я имею доступ к стратегическим секретам… Не убивайте меня. Нельзя резать курицу, которая готова нести золотые яйца!.. – Он захлебнулся и замолчал, ожидая реакции варвара.

– Ну что ж. Думаю, пока достаточно.

Дверь комнаты приоткрылась.

– Нормально получилось? – спросил тот, кто вел допрос, у сунувшегося в комнату верзилы.

– Высший класс, – ответил верзила. – Клиент пел, что твой соловей. Концерт вышел на загляденье.

Похолодев, Маккейн проследил за его взглядом и вдруг с ужасом обнаружил, что рой сферокамер, раньше круживший по кабинету Каперони, теперь в полном составе находится в комнате. Крошечные шпионы маскировались среди бархатных портьер и изысканной лепнины потолка. Каким образом они скрытно проникли в комнату вслед за ним и ведшим допрос русским, резидент сказать не мог, да это уже было и не важно.

Вся беседа Маккейна и чудовищного русского, от первого до последнего слова, была записана и транслировалась в прямом эфире.

– Спасибо, ребята, – сказал русский. – Это все. Больше здесь ничего интересного не будет.

Сферокамеры шмыгнули в приоткрытую дверь над головой верзилы, возвращаясь в кабинет Каперони, чтобы снова продемонстрировать зрителям удрученную физиономию мафиозного босса. Маккейн с бессильной ненавистью посмотрел им вслед. Кажется, на этот раз он влип крепко. Пожалуй, если русский варвар прикончит его на месте, это будет наилучшим выходом.

– Никакой суд не примет эту запись, – вполголоса произнес громила. – Любой адвокат заявит, что этот придурок оговорил себя под жестким давлением, опасаясь за свою жизнь.

– А нам это и не надо, – безмятежно возразил главный. – Зачем же нам суд над каким-то отдельно взятым придурком? Нашей основной задачей было, чтобы это во всеуслышание прозвучало по головизору из уст высокопоставленного сотрудника американской разведки. Чтобы от этого нельзя было просто отмахнуться или похоронить под грудами бумаг в суде. А теперь пусть господа крутятся как хотят.

– Полиция прибыла, – донесся из кабинета Каперони голос дамы. – Поднимаются.

– Оперативно, – одобрил тот, что вел допрос. – Всегда бы так приезжали по вызову – цены бы им не было. – Он похлопал Маккейна по щеке. – Ну-ну, успокойся, кавалерия уже здесь. Тебя спасли. У правоохранительных органов вряд ли возникнут к тебе серьезные претензии, так что срок, в отличие от мистера Каперони, тебе едва ли грозит. Но надеюсь, что твоя карьера погублена безвозвратно, а скорее всего, тебя ждут еще более суровые кары от собственного ведомства. Предателей не любят даже в Разведывательном управлении. Будь мужественным и постарайся достойно перенести эти испытания.

Он вышел, не обращая больше внимания на мистера Маккейна, тело которого сотрясалось от беззвучных рыданий.

Начальник полиции Талгола Джек Хокинс сидел в своем рабочем кабинете, уныло уставившись в сводку происшествий за истекшую ночь. Проклятые рейнджеры устроили в городе настоящий беспредел. Создавалось впечатление, что они всерьез решили уничтожить мафию Талгола. Поначалу Хокинс только скептически хмыкнул, услышав о появлении «Вольных рейнджеров Саггети»: малыш Глам, получивший в наследство еще и империю Колхейнов, явно прилагал все силы и хитроумие, чтобы стать монополистом на этом рынке. Начальника полиции это особо не волновало – пусть гангстеры мочат друг друга как можно дольше, воздух чище будет, а монополизировать такую аппетитную сферу деятельности все равно ни у кого не получится – слишком много желающих будет вступить в конкурентную борьбу за место выбывших динозавров.

Однако сводки сообщали о другом. Рейнджеры беспощадно уничтожали подпольные бордели, игровые клубы и фабрики по производству наркотиков. Цены на бромикан взлетели до небес, поскольку достать его в городе стало практически невозможно: если спам и «черный одуванчик» еще можно было завозить, то бромикан очень быстро терял свои наркотические свойства, и его требовалось изготавливать на месте, а практически все местные производственные мощности были разрушены. Казалось, люди Саггети действительно задались целью раз и навсегда покончить с организованной преступностью. Однако это не лезло ни в какие ворота. Мафия всегда была санитаром каменных джунглей, отсеивавшим больные и слабые особи бизнеса, а также несущим населению то, что отказывалось предоставлять людям ханжеское правительство, но чего страстно требовала испорченная человеческая природа. Разумеется, гангстерам нельзя было позволять наглеть, лезть в политику и прибирать к рукам слишком много власти, за этим Хокинс по мере сил пытался следить, но полностью искоренить организованную преступность – это было бы безумие. Рано или поздно быдло, утратившее доступ к наркотикам, порнухе, реальным убийствам и собачьим боям, взбунтуется, не получая привычной дозы запретного удовольствия. Если уж власти отказывались самостоятельно удовлетворять потребности быдла в низменном, мафия была жизненно необходима.

Он горестно покачал головой. Мотивы действий Саггети оставались для него загадкой. Он пытался поговорить лично с команданте Гламом, но тот отвечал какими-то лозунгами – про правое дело и священную войну с бандитами. Увы, пресечь деятельность его рейнджеров Джек по закону не мог: они порой допускали мелкие правонарушения, но в случае с вооруженными силами самообороны, фактически ведущими войну на своей территории, это было неизбежно, а поймать их на каком-то крупном проколе оказалось практически невозможно. Люди Саггети были чертовски осторожны.

А теперь еще новая жуткая головная боль. Чертовы рейнджеры каким-то волшебным образом прорвались в кабинет достопочтенного мистера Каперони, арестовали его и передали в руки полиции. Хокинс пытался тут же отпустить уважаемого члена столичной элиты, однако паскудник Динелли, юрисконсульт «Рейнджеров Саггети», передал ему материалы, уличающие хозяина «Каперони инкорпорейтед» в довольно неблаговидных делишках. Сами по себе эти прегрешения не тянули больше чем года на полтора тюремного заключения, пустяки, но закавыка заключалась в том, что для подозреваемых в связях с организованной преступностью освобождения под залог не предусматривалось вообще, сколь бы ни были мизерны предъявляемые им обвинения. Впрочем, эти пустяки тоже не помешали бы Хокинсу тайком выпустить дона Гвидо, если бы гадина Саггети не пригласил на передачу обвинительных материалов представителей кучи голоканалов, которые раструбили об этом по всему свету. Начальник полиции сочувствовал Каперони, однако ему вовсе не хотелось вдруг вылететь со своего хлебного места из-за мафиозных игр, как это случилось с его предшественником. Дон Гвидо был помещен в самую комфортабельную камеру полицейского управления и находился там до сих пор, ожидая, когда завершится срок предварительного заключения и ему будет предъявлено обвинение. В конце концов дело Каперони затребовала прокуратура, и Хокинс, совершив в камеру высокопоставленного арестованного визит вежливости, просто умыл руки.

К сожалению, начальник полиции не знал, что большую часть обличающих дона Гвидо сведений с риском для жизни добыла Рысь в здании «Берковиц коммуникейшн» при помощи секретного личного кода коммуникатора только что убитого ею дона Исайи. Мистер Берковиц давно собирал досье на своих заклятых друзей, разумно полагая, что такой материалец никогда не будет лишним. Ссору с Каперони на последнем совете благородных семейств он спровоцировал еще и для того, чтобы дон Гвидо в сердцах ляпнул что-нибудь неосторожное; весь диалог был тщательно им записан на микроскопическое подслушивающее устройство, суперсовременный шпионский гаджет, который не смогли засечь сканеры людей Каперони. Эта запись также попала в руки Горностаев и Саггети, а затем Хокинса. Если бы начальник полиции знал, что эти важные сведения добыты Джулией незаконным путем, он, несомненно, воспользовался бы поправкой о недопустимости подобных методов сбора доказательств и сумел бы выпустить Каперони без всякого залога, а в камере оказалась бы Рысь.

На столе ожил селектор:

– Мистер Хокинс, к вам мистер Бенуцци.

Начальник полиции недоуменно уставился на переговорное устройство. Понемногу выражение удивления на его лице сменилось гримасой досады.

– Пусть войдет, – нехотя проговорил он.

Дверь распахнулась, и в кабинет ворвался дон Джузеппе. Вид у него был жалкий: галстук съехал набок, пена в углу рта, волосы всклокочены, глаза горят, как у душевнобольного.

– Мистер Хокинс! – воскликнул он, бросаясь к столу хозяина кабинета. – Мистер Хокинс!..

– В чем дело, мистер Бенуцци? – Хокинс вложил в свой голос столько льда, сколько сумел. – Что происходит? Я же миллион раз просил не приходить лично! Не хватало еще, чтобы кто-нибудь… Сядьте и успокойтесь!

– Да, простите. – Неимоверным усилием дон Джузеппе взял себя в руки, опустился на неудобный стул для посетителей напротив стола. – Я прошу меня извинить за мое недопустимое поведение. Но я в панике, мистер Хокинс, я в совершеннейшем ужасе! Я не знаю, что мне делать!

«Господи, – подумал Джек. – Что еще учудил Глам Саггети со своими рейнджерами?..»

– Что вы имеете в виду? – проговорил он вместо этого. – Что произошло?

– Меня пытаются убить. – Бенуцци без разрешения сгреб со стола графин с водой, наполнил стакан и принялся гулко глотать. Поставил опустошенный стакан обратно на стол. – И меня обязательно убьют. Потому что за мной охотятся русские спецслужбы. А это такие псы, которые не остановятся, пока не затравят дичь насмерть.

– Русские спецслужбы?! – изумился Хокинс. – С чего вы взяли? У вас есть доказательства?

– Да какие доказательства, все и так ясно! – Бенуцци энергично жестикулировал, в его глазах пылал болезненный огонек, и начальник полиции вдруг невольно почувствовал тень испуга. – Смотрите: практически все боссы благородных семейств были зверски убиты менее чем за два месяца. Совпадение? Не бывает таких совпадений. Каперони в камере, но это, как мне кажется, ненадолго. Думаю, до конца этой недели его тоже найдут задушенным. Я не хочу увенчать этот печальный список!.. Умоляю вас, мистер Хокинс, защитите меня!

– С чего вы взяли, что это русские? – поинтересовался Джек, придвигая колено под столом ближе к кнопке экстренного вызова охраны, но пока не нажимая ее. В конце концов, тот дрожащий тип, которого взяли в кабинете Каперони вместе с самим доном Гвидо, тоже что-то бормотал про русских. Однако допросить его не успели – тут же примчались ребята из Федерального бюро и куда-то его уволокли. – Что за бред – русские в сердце Талгола? Всему виной алчность благородных семейств. Вы сами спровоцировали эту гангстерскую войну и в большинстве оказались разгромлены. При чем тут какие-то русские?

– Мистер Хокинс! – Бенуцци попытался схватить его за руку, но начальник полиции быстрым движением убрал ладонь под стол. – Поверьте мне! У меня более чем серьезные причины опасаться мести русских спецслужб. Дело в том, что несколько лет назад мы здорово перебежали им дорогу. С точки зрения разумного человека – так, чепуха, но вы же знаете русскую злопамятность и коварство. Нам казалось, что это дело ушло в прошлое… Однако прошлое настигло нас. Понимаете, ни у кого больше нет причин так жестоко и планомерно расправляться с благородными семьями Тахомы. Вы же не считаете на самом деле, что всему виной этот бездарный мальчишка Саггети, который вдруг за несколько недель необъяснимым образом стал великим стратегом и мудрым боссом?!

Хокинс пристально смотрел на него. От внимания опытного копа не ускользнули ни лихорадочный огонь в глазах собеседника, ни сбивчивая речь, ни дрожащие руки, ни дико блуждающий взгляд, ни конвульсивное сокращение мышц шеи. С подобными клиентами ему в бытность простым патрульным приходилось сталкиваться не раз. Жизнь в огромном городе полна жутких стрессов, и некоторые бедолаги, не выдержав бешеного ритма мегаполиса, соскакивают с резьбы. Порой бесповоротно. В конце концов, если бы в этом дерьме на самом деле были замешаны русские, неужели парни из Бюро спустили бы все на тормозах?

– Хорошо, мистер Бенуцци, допустим, я вам верю. – Главное в таких случаях – не противоречить человеку, соскочившему с резьбы, иначе он может стать агрессивным. – Что от меня требуется?

– Мистер Хокинс, спрячьте меня! – В глазах Бенуцци вновь заплескался неподдельный ужас. – Меня убьют! Мне негде спрятаться. Каперони достали даже в собственном кабинете. Мне некуда бежать, меня перехватят в космопорте! Пожалуйста, мистер Хокинс, помогите мне!

– Единственное убежище, которое я могу предложить вам, мистер Бенуцци, – это комфортабельная камера в полицейском управлении.

– Да! – Глаза безумца радостно вспыхнули. – Именно! Спасибо, Джек! Это именно то, что я имею в виду. Мне необходима камера, чтобы убийцы не смогли до меня добраться. Самая глухая и самая надежная камера…

– Хотите, я помещу вас к мистеру Каперони? – деловито поинтересовался Хокинс. – У него шикарные условия содержания. Мы переведем его сокамерника в другую камеру, и вы сможете…

Лицо Бенуцци перекосило от ужаса.

– Нет! – взвизгнул он. – Только не к Каперони! Русские прекрасно знают, где он находится, ведь это именно они его и засадили за решетку! Господи, Джек, ради всего святого, вы просто сделаете им рождественский подарок, а у вас вместо одного трупа будет два!

– Не говорите ерунды, – поморщился Хокинс. – Каперони прекрасно охраняют. Я уверен в своих людях.

– Вы не знаете этих фанатиков… – покачал головой Бенуцци, мгновенно перейдя от возбуждения к депрессии, что тоже не ускользнуло от старого копа. – Они сумеют… Они найдут лазейку…

– Куда же вас в таком случае поместить?

– Куда угодно! Поглубже! В самую плохую камеру, в ледяной подвал, в карцер – но чтобы это было действительно надежное убежище!

Начальник полиции задумался.

– У нас есть отделение для маньяков и душевнобольных преступников, – проговорил он наконец. – Оно охраняется очень строго, тройная линия защиты. Правда, условия там не очень, и если вас не смущает…

– Да! – радостно вспыхнул дон Джузеппе. – Прекрасно! Не смущает! Вы меня очень обяжете, мистер Хокинс, я буду вашим должником всю оставшуюся жизнь.

Джек вызвал охрану и отдал необходимые распоряжения. Бенуцци слушал его с улыбкой облегчения.

– До свидания, мистер Хокинс, – сказал он в дверях, когда дюжие охранники выводили его из кабинета, заломив руки за спину. – Спасибо вам за все, что вы сделали для меня. Господь не забудет вашу доброту.

– Если еще понадоблюсь, обращайтесь, – пробурчал начальник полиции, снова уткнувшись в сводку происшествий.