Глава 11
– Отец, я не виноват! Это был несчастный случай!..
Тресь! Джорджо Саггети отвесил сыну увесистую затрещину, и голова Саггети-младшего дернулась назад: папаша был весьма тяжел на руку.
– Отец!.. Послушай меня, я…
Дыдых!!! Волосатый кулак папаши врезался Гламу в челюсть, царапнув щеку двумя крупными камнями – изумрудом и рубином – на массивных золотых перстнях. Младшенький лязгнул зубами, но на этот раз промолчал, только сверкнул глазами и с шумом втянул носом струйку крови, показавшуюся из правой ноздри.
Н-на! Джорджо умело воткнул сыну локоть в печень, и Глам согнулся пополам от нестерпимой боли, отчаянно перхая и пытаясь вдохнуть, но опять не сказав ни слова. Гордый, гаденыш… Теперь умрет, но не завопит. Саггети-старший досадливо сморщился и, отвесив сыну в воспитательных целях еще одну могучую оплеуху, остановился, тяжело дыша и массируя отбитую правую руку. Годы уже брали свое. Конечно, до дряхлости ему было еще далеко, однако участвовать в кулачных боях без правил, как в молодости, ему уже не стоило. От пристрастия к крепким сигарам развилась одышка, от любви обильно и вкусно покушать выросло солидное брюшко, мешающее двигаться, от привычки к роскошной жизни обострился инстинкт самосохранения. Только и оставалось, что отрабатывать утраченные бойцовские навыки на непутевом младшем, когда проштрафится – то есть раз в две-три недели. Однако за последнюю выходку его было мало убить дважды.
– Ты понимаешь, что натворил, скотина?! – свирепо рявкнул Джорджо Саггети, падая в кресло. – Ты всех нас подставил, мерзавец!
Глам сделал еще несколько вздохов, восстанавливая дыхание, а затем набычился и глухо повторил:
– Это был несчастный случай, мать его… самый разнесчастный из всех несчастных случаев…
– Сгинь с глаз моих, животное! – прорычал мафиозный босс.
Держа левую ладонь под носом лодочкой, чтобы не закапать дорогие ковры кровью, напортачивший мальчишка вышмыгнул из кабинета отца, с облегчением сообразив, что экзекуция окончена. Глядя на закрывшуюся за ним массивную дубовую дверь, Саггети-старший не удержался, сгреб со стола керамический бюст легендарного героя древности Дона Корлеоне – ручная работа, редкостная ипалайская глазурь, тысяча кредитов на последнем антикварном аукционе в салоне мадам Бонавентура – и швырнул им вслед сыну. Ударившись о дверь, бюст разлетелся на мелкие кусочки.
Стало легче, однако возникшей тяжелейшей проблемы это, увы, не решало. Если бы можно было одним движением разнести ее на куски, как этот бюст!.. У Саггети было слишком мало времени, чтобы обдумать свои дальнейшие действия хотя бы на несколько ходов вперед, и это его бесило. Он всегда предпочитал делать первый ход сам: это предполагало, что у него уже есть некий план действий. Его раздражало, когда первый ход делал противник. И уж совсем он выходил из себя, когда к конфронтации с кем-либо приводило несчастное стечение обстоятельств вроде его идиота-сына. В таких случаях события обычно приобретали и вовсе непредсказуемый характер…
Закончить мысль он не успел, потому что коммуникатор на столе, на время показательной экзекуции щенка переключенный в режим «без звука», противно завибрировал, и Саггети, посмотрев на определитель номера, понял, что у него вовсе не слишком мало времени, как ему представлялось. Времени на размышления у него не осталось вообще.
Выведя коммуникационный канал на огромный монитор, висевший на стене, Джорджо откинулся на спинку вращающегося кресла, сжал подлокотники, мысленно вздохнул и произнес:
– Здравствуй, Сайрус.
Этот номер знали очень немногие. Лишь те мафиозные боссы города, с которыми у Саггети были серьезные дела, а также мэр, начальник полиции и прокурор. На коммуникаторе замерцала зеленая лампочка, демонстрируя, что канал исправно кодируется. Тот, кто попытался бы тайно подключиться к нему, получил бы мешанину пронзительных звуков и мусорные обрывки компьютерного кода. Для того чтобы получить на выходе связное сообщение, необходимо было иметь индивидуальный декодер с кодом, совпадающим с декодером абонента. Кроме того, система шифрования случайным образом менялась каждые несколько секунд, быстро делая бесполезными усилия потенциальных вражеских дешифровщиков.
На мониторе появилось лицо Скалы Колхейна. Машинально Джорджо отметил, насколько он постарел и осунулся с момента их последней встречи. Страшное известие очень сильно подкосило его.
– Здравствуй, Джорджо.
Колхейн был абсолютно спокоен, его глаза холодно поблескивали за стеклами очков. Посторонний человек ни за что не догадался бы, что сейчас творится у него на душе.
Возникла мучительная пауза. Саггети не знал, как начать тягостный разговор, а Колхейн не торопился его начинать. Сначала Джорджо хотел принести свои самые искренние соболезнования, но потом понял, какой безумной насмешкой это прозвучит. Пожалуй, это только разозлит Скалу, который и без того уже явно был на взводе. Вот так с ходу, без всякой подготовки, Саггети видел только одно начало разговора, не приводящее смертельно раненного коллегу в бешенство: «Сайрус, через полчаса мальчишка и его шлюха будут доставлены к тебе в наручниках». Разумеется, начинать разговор подобным образом он отнюдь не собирался. Статус солидного мафиозного босса не позволял лебезить перед сильным противником: таких сжирают моментально, причем чаще всего свои же. Джорджо Саггети же за те двадцать лет, что он возглавлял клан, мало кто осмеливался обвинить в трусости, ну а те, что осмеливались, уже давно истлели в заброшенных карьерах за городом.
Молчал и Скала. И это не на шутку нервировало его собеседника. Таким Саггети еще ни разу его не видел. А общались они часто, поскольку этого требовали обстоятельства – кланы Саггети и Колхейнов были союзниками. Настолько, насколько это возможно в среде столь прагматичных людей, конечно. Ему было бы значительно легче, если бы Колхейн сразу начал с наезда, жесткого и беспощадного, в своем фирменном стиле, при помощи которого он не раз на глазах у Саггети-старшего превращал людей, еще мгновение назад считавших себя сильными и значительными, в полное дерьмо, жалкое и дрожащее. Ну, или хотя бы с обвинений и проклятий. Пусть это было и не в стиле Скалы, но не каждый ведь день теряешь сына и наследника своего дела… Однако Сайрус молчал, глядя на Джорджо, и тот вдруг почувствовал, как холодные мурашки начинают шествовать по его позвоночному столбу, а на шее выступают крупные капли пота. Давно он уже не ощущал этого омерзительного чувства – наверное, с того самого момента, как в семнадцать лет сидел в электрическом распределительном шкафу на заброшенном заводе, стискивая в потной ладони рукоять разрядника, а лучи фонарей полицейских, обшаривая огромное темное помещение цеха, медленно приближались к его убежищу.
– Говорят, ты опять опустил цены на «черный одуванчик», Джорджо, – наконец разомкнул челюсти Колхейн. – Мелкие пушеры в Спрингфилде жалуются, что ты режешь им прибыль.
Саггети ожидал чего угодно, но только не такого начала. Однако он быстро справился с замешательством.
– Сайрус, – осторожно произнес он, – мы ведь уже неоднократно беседовали на эту тему и договорились, что с «одуванчиком» каждый из нас разбирается сам. Я же не пытаюсь влезать на рынок бромикана, верно? Вот если соседи начнут бессовестно демпинговать, то мы предпримем какие-то совместные акции. Мои пушеры совсем чуть-чуть отпустили цены, они не скажутся серьезно на прибылях твоих людей. Мне надо срочно возместить за счет оборота убытки от конфискации последней партии. Как только убытки будут покрыты, мы снова поднимем цены. Я в своем праве, Сайрус, все согласно договоренности, все по понятиям.
– Все по понятиям… – задумчиво проговорил Колхейн. Внимательно наблюдавший за ним цепким взглядом Саггети не поручился бы, что Скала услышал все, что он ему сейчас сказал. – А знаешь, Джорджо, у меня убили сына, – внезапно пошел напролом глава клана Колхейнов. Глаза его за стеклами очков снова холодно блеснули. – Единственного наследника.
– Прими мои глубочайшие соболезнования, дорогой друг, – с поспешной готовностью отозвался Саггети, напуская на себя скорбный вид. – Клянусь тебе, я…
– Убили не по понятиям, Джорджо. – Скала не собирался сейчас выслушивать всю эту обязательную чушь. – Подло. У каждого из нас бизнес, Джорджо, рискованный бизнес, и наши сыновья – незаменимые сотрудники в этом бизнесе. И любого из них могут убить, как и всякого из наших людей. Такой бизнес мы себе выбрали.
Он помолчал. Саггети не стал прерывать паузу, сосредоточенно ожидая продолжения.
– Если бы Инта убили полтора года назад, когда мы схлестнулись с Мэннингами и Шютцем, – продолжал Скала, – я сказал бы: черт, не повезло! Я сказал бы: сынок, надо было проводить в тире больше времени, чем в барах. Я сказал бы: Господи, ты наказал меня, потому что я кретин и избрал неправильную тактику в этой схватке. Но я не стал бы жаждать мести. Я нанес бы сокрушительный ответный удар клану противника, потому что нельзя оставлять безнаказанным посягательство на твой честный бизнес, но я не стал бы судорожно искать того рядового боевика, который выстрелил в моего сына, тот винтик, который стал причиной смерти моего Инта. Следует отделять личную вендетту от бизнеса. Мне не было бы так бесконечно горько, потому что я знал бы, что мой сын сгорел на работе. Умер с оружием в руках, защищая интересы своего клана. Погиб как воин, сраженный рукой другого достойного воина. – Колхейн глубоко и шумно вздохнул. – Однако все не так, Джорджо, и это крайне огорчает меня. Ярость туманит мой разум. Мне горько, потому что мой сын убит подло, не по понятиям. Убит на выходе из бара, из-за продажной девки, убит безоружным. – Он снова помолчал. – И поэтому мне нужен убийца моего сына, Джорджо.
Саггети молча шевельнул украшенными перстнями пальцами. Чуть опустил уголки губ. Колхейн, угрюмо глядя на него с монитора, ждал ответа.
– Я вполне понимаю твои чувства, Сайрус, – наконец проговорил Саггети. – Но все не так просто, как ты думаешь…
– Я тоже понимаю тебя, Джорджо. – Сохраняя абсолютное хладнокровие, Колхейн продолжал сверлить его немигающим взглядом. – Все слишком непросто в сложившейся ситуации. Я готов тебя понять. На карту поставлен твой статус главы клана. Но и мой статус на той же карте, не забывай об этом. – Голос Колхейна зазвенел металлом. – Подумай сам, дорогой друг. Как следует подумай. Наши семейства объединяет давняя дружба. Саггети и Колхейны всегда помогали друг другу. У нас довольно много совместных дел и предприятий, нас многое связывает. И мне бы очень не хотелось, чтобы этот нелепый трагический случай навсегда поссорил наши достойные фамилии.
Саггети молчал, ожидая, какой выход из создавшейся безнадежной ситуации предложит Колхейн.
– Твой Глам – паршивая овца в стаде, – продолжал убеждать его Скала. – Сын уважаемого, солидного крестного отца, который позорит своего родителя. Он ничего не может, ничего не умеет, ничего не хочет добиться. Он шляется со своим быдлом по твоей территории и тянет деньги с тех, кто платит тебе за охрану, заставляя твоих людей втихаря снижать еженедельную дань, чтобы прикрыть похождения непутевого сынка уважаемого человека. Он покупает дешевую выпивку и дешевых шлюх. Он подтачивает твой авторитет, Джорджо. Он – пародия, карикатура на то, каким должен быть истинный член клана. Соседи поговаривают: Саггети не в состоянии справиться даже с собственным щенком – почему он до сих пор владеет такой большой территорией? Прости, если задеваю твои чувства, но это так.
Саггети упорно молчал. Увы, Скала сейчас озвучивал то, над чем он сам неоднократно размышлял.
– А теперь этот паршивец убил моего сына, – размеренно произнес Колхейн. – Моего Инта, умницу, отличного бойца, который должен был стать великим боссом. Убил подло, совершенно ни за что. Если ты решишь покрывать его теперь, у авторитетов могут возникнуть еще более неприятные вопросы. Да и кроме того, подумай сам: если это сойдет ему с рук, не решит ли он, что ему все позволено? Как ты думаешь, не придет ли ему однажды в голову, что раз отец не собирается оставлять ему свой бизнес, то неплохо было бы убрать такого отца с дороги, пока не поздно?..
Саггети молчал. Колхейн не рассказал ему ничего нового. Обо всем этом он думал неоднократно и в последнее время уже склонялся к мысли выслать строптивого отпрыска с планеты – пусть живет своим умом где хочет. Может быть, действительно выдать его Колхейну, чтобы сохранить дружественные отношения с одним из наиболее влиятельных мафиозных кланов?..
Однако существовала еще одна серьезная причина, по которой Саггети не мог так поступить. Если бы он выдал Глама Колхейну, то конкуренты однозначно восприняли бы это как проявление слабости. Нет, допускать новой войны за передел территории было никак нельзя. И Скала наверняка тоже понимал, что требует от союзника невозможного. Поэтому Саггети терпеливо ждал, когда Колхейн выложит на стол все свои карты.
– Подумай как следует, Джорджо, – тяжело произнес Колхейн, истолковав упорное молчание собеседника не в свою пользу. – Я понимаю, это очень трудный выбор. Зов крови, родственные узы и все такое. Но если этот человек сам разрушает свои кровные узы, если он смеется над ними, то они перестают быть священным аргументом. Я сам только что пережил страшную утрату и понимаю твои колебания. Но если бы Инт поступил не по понятиям, я бы наказал его не задумываясь, даже если бы это было самое страшное наказание. – Скала снова помолчал. – И знаешь, вот еще что… Я ведь остался без наследника, теперь мне некому передать свою империю, не для кого стараться… Послушай, а что, если нам объединить усилия? Я готов сделать тебя компаньоном в своем бизнесе. Но я не готов к тому, чтобы после того, как мы с тобой отойдем от дел, наша империя попала в руки убийце моего сына, и что самое страшное – слабого босса. Что скажешь, Джорджо?
Это был удар ниже пояса. Саггети едва не задохнулся от нахлынувших перспектив. Колхейн предлагает ему максимально тесное сотрудничество! Ради такого лакомого куска Джорджо согласился бы собственными руками перерезать глотку своему непутевому сопляку. Конечно, следовало еще внимательно рассмотреть это предложение на предмет возможных подводных камней, и отдавать Глама следует не раньше, чем будет подписано соответствующее соглашение. Однако участь пацана, похоже, была решена.
Саггети солидно прокашлялся. Естественно, как опытный человек, он не собирался с радостными воплями падать ниц перед добрым мистером Колхейном. Дешевок никто не любит и не ценит.
– Это серьезное предложение, Сайрус, – проронил он, изображая на лице мучительное раздумье.
– Какого черта! – внезапно прорвало Скалу, который больше не мог заставить себя сдерживаться. – Это совершенно шикарное предложение! Подумай, Джорджо, мы объединим свои кланы, и ты сможешь запустить лапу в мои закрома! Ты будешь работать на моих территориях! Я полностью спишу тебе долги по Дальнему Приюту – было бы смешно одной части предприятия требовать долг с другой части. Мы сможем…
Нет, вот этого ему говорить никак не следовало.
– Ах, долги по Дальнему Приюту? – ледяным тоном произнес Саггети.
– Послушай, – Колхейн сразу сменил тон на более осторожный, поняв, что нажал не на ту клавишу, – я ссудил тебе довольно крупную сумму денег, чтобы ты смог участвовать в проведении той операции. И если я слишком редко напоминаю тебе об этом, то вовсе не потому, что подарил ее тебе. И если операция провалилась, не принеся прибыли, то это не значит, что вложенные в нее деньги не надо отдавать. Я и так предоставил тебе многолетнюю рассрочку.
– Это ты меня тогда втравил! – Лицо Саггети-старшего перекосилось, бульдожьи щеки отвратительно заколыхались. – Ты меня соблазнял: верняк, пятьсот процентов прибыли! Где твои пятьсот процентов?! Я вложил в эту авантюру бешеные деньги и едва не пошел по миру, а теперь ты снова заводишь разговор про долги? Мне казалось, что мы раз и навсегда закрыли эту тему!
– Это была не моя идея с Дальним Приютом, Джорджо, – проговорил Колхейн, чувствуя, что нить разговора, складывавшегося столь успешно для него, понемногу ускользает из его рук.
– Ты был одним из самых крупных ее кредиторов!
– И потерял на ней больше всех денег. Расслабься, Джорджо.
– Какая разница? – Саггети с трудом вновь обрел внешнее хладнокровие. – Ты был одним из ее вдохновителей. И ты уже, наверное, не помнишь, но я потерял в этой авантюре двух своих сыновей. Двух смышленых, крепких, решительных сыновей, Дино и Тони, настоящих Саггети. Оставшись с идиотом Гламом, который в то время, к несчастью, был еще слишком мал. И с тех пор мне не на кого оставить бизнес. Тебе теперь это должно быть знакомо, Сайрус. – Джорджо поднял голову, посмотрел на Скалу. – Представляешь теперь, что такое кровные узы? Что я почувствовал, когда узнал, что мои сыновья никогда больше не вернутся?.. – Он впился взглядом в собеседника, ошарашенный внезапно пришедшей в голову мыслью. – А ведь это не русские их убили, мистер Колхейн. Нет, не русские. Это ты убил моих сыновей!
Скала молчал, злобно глядя на Саггети.
– Ты уверен, что готов это повторить? – наконец проронил он. – Может быть, даже при уважаемых свидетелях?
Джорджо не ответил. Колхейн на всякий случай выждал полминуты и заговорил снова:
– Дорогой друг, ты никогда не смешивал в одну кучу бизнес и чувства. И, я надеюсь, не будешь делать этого и теперь. Бизнес есть бизнес. Нельзя ставить человека на должность, если он не годится для нее. Нельзя мстить за родственников, погибших на работе, – и ты, кстати, никогда не пытался отомстить за Дино и Тони ни мне, ни кому-либо еще, что делает тебе честь. Нельзя ставить рядом благородную смерть в бою и нелепую, ненужную гибель в бытовой ситуации. – Скала снова помолчал. – Я понимаю твои колебания: ты наверняка был бы не прочь выдать мне мальчишку, но тебя беспокоит, что скажут на это другие семейства, не сочтут ли они это признаком слабости. Это очень здраво и вполне справедливо; напротив, если бы тебя не мучил этот вопрос, я бы серьезно задумался – мне не нужен глупый компаньон. Если бы ты, несмотря ни на что, все же выдал мне Глама, я бы тоже начал терзаться сомнениями – мне не нужен слабый компаньон. Безвыходная ситуация, не правда ли?
Саггети молча смотрел на него. Вот они и подошли к сути.
– Однако я не могу спокойно наблюдать за моральными мучениями своего будущего компаньона и дорогого друга, – продолжал Колхейн. – И я не могу допустить, чтобы страдал его авторитет. Мне кажется, идеальным выходом из сложившейся нелепой ситуации была бы следующая последовательность действий. Видя, как я расстроен смертью сына, мои люди вполне могли бы по собственной инициативе предпринять несколько мелких атак на объекты, принадлежащие клану Саггети. Речь не идет о крупномасштабной войне, тем более между семьями давних союзников, исключительно желание излишне ретивых шестерок угодить охваченному горем отцу… Однако тебе придется отреагировать. И выставить защиту – хотя бы до того времени, пока я не приду в себя и не смогу вновь мыслить хоть сколь-нибудь разумно, а тебе не удастся разрулить возникшие между нами разногласия…
Скала сделал паузу, окинув Саггети цепким взглядом, но тот сидел молча и неподвижно, демонстрируя крайнюю степень внимания. Поэтому Колхейн продолжил:
– А один из этих объектов совершенно случайно мог бы защищать не кто иной, как Глам Саггети со своей бандой ни на что не годных выродков. А с моей стороны, тоже совершенно случайно, на этот участок мог бы быть брошен, скажем… Бобби Каток.
Саггети не моргнул глазом, но внутренне содрогнулся. Бобби Каток был правой рукой Скалы и ночным кошмаром всех врагов Колхейнов. Среди местных мафиози выражение «попасть под каток» отнюдь не считалось фигуральным.
– Полагаю, уже завтра утром у тебя появятся все основания привести свои силы в повышенную боевую готовность. А послезавтра ты мог бы поручить Гламу взять под охрану… ну, скажем, казино «Крылья черепахи».
Сайрус вновь сделал паузу. Саггети промолчал. Да и что тут было говорить? Колхейн всегда славился своими воистину иезуитскими планами. Вот и сейчас… надо же, как все придумал. «Крылья черепахи» были, в сущности, никчемным активом, доход от него был смехотворный. Но казино принадлежало Рувиму Зильберману по прозвищу Колесо, старому пердуну, с которым работал еще отец Джорджо. И потому нынешний глава клана не мог просто взять и вытолкать его взашей, передав контроль над заведением кому-нибудь более расторопному либо просто снеся ветхое, пользующееся не слишком большой популярностью заведение и отдав неплохое место под более доходный бизнес. Это означало бы попрание всяческих мафиозных традиций: старик Зильберман заслужил право на спокойную, почтенную и обеспеченную старость. А так, как предлагал Колхейн, все получилось бы очень неплохо и как бы само собой: Каток прикончит Глама и сожжет путающееся под ногами заведение.
– После чего мой дорогой друг Джорджо, безусловно, разгневается и немедленно проведет несколько ответных акций, нанеся мне немалый ущерб, – продолжал между тем Скала. – Ну а затем, осознав, что мы во всех отношениях уравняли счет, мы могли бы пойти на мировую и закрепить вечную дружбу соответствующим договором, слившись в один мощный и несокрушимый кулак. Ведь ты не станешь возражать, что клану Бенуцци пора преподать хороший урок? Однако по отдельности мы вряд ли сможем это сделать. – Скала искривил губы в ледяной улыбке – впрочем, и она была для него немалым достижением в этой ситуации. – По-моему, это был бы неплохой план, наилучшим образом позволяющий всем сторонам конфликта сохранить лицо и самоуважение. И мне будет крайне жаль, если у главы клана Саггети другое мнение на этот счет. Я очень серьезно огорчусь, поскольку это будет означать крупные неприятности и потери в бизнесе для всех нас. – Он замолчал.
– Я понял тебя, Сайрус, – негромко произнес Саггети после минутной паузы. – И я хотел бы подумать над твоими словами. Если у меня будет другое мнение насчет твоего плана, я непременно поставлю тебя в известность.
– Не утруждай себя отказом, дорогой друг, – попросил Колхейн. – Если нет, можешь просто промолчать. Мои люди в любом случае послезавтра посетят «Черепаху», и только от тебя будет зависеть, что их там встретит. Если там не окажется убийцы моего сына, боюсь, мне придется серьезно задуматься над слишком многими неприятными вещами… – Скала сделал еще одну выразительную паузу, после чего внезапно обрубил разговор: – Что ж, был крайне рад в очередной раз побеседовать с дорогим другом и будущим компаньоном. Передавай мои самые добрые пожелания маме Саггети и своим очаровательным женам.
Не попрощавшись, Колхейн исчез с экрана.
Переплетя пальцы на животе, Саггети-старший поудобнее устроился в кресле и надолго задумался.