Глава 20
{ДЖЕЙСОН}
– Я вернулась, – говорит Аза, стоя на крыльце моего дома. – Я вернулась домой.
Я держал ее за руку, пока мы ехали в больницу.
Я держал ее за руку, пока она умирала.
Я держал ее за руку, пока мне не сказали, что больше держать нельзя.
Я читал отчет о вскрытии.
О вскрытии трупа. ЕЕ трупа.
Похоже, у меня начинается истерика.
Я теряю сознание? Задыхаюсь? Кричу?
– На что ты уставился? – спрашивает она своим фирменным тоном, прерывая мои спутанные мысли.
Это мираж. Я бреду по пескам Сахары, еле передвигая ноги. Я умирающий, который смотрит на отражение света, – но этого не может быть, потому что свет только что звонил и стучал в мою дверь. Свет прямо сейчас разглядывает меня, поджав губы.
– Аза, – говорю я. Это все, что я могу из себя выдавить.
– Джейсон Кервин, – говорит она. – Я тоже рада тебя видеть.
Она протягивает ко мне руки – кожа у нее не синяя.
Она собирается…
Я не…
Она быстро прижимает губы к моему рту – явно не покойница и не привидение, проносится у меня в мыслях – и, прежде чем я успеваю опомниться, отстраняется.
Возможно, я сейчас повалюсь на пол или убегу куда-нибудь подальше отсюда.
В мыслях сменяют друг друга различные неправдоподобные объяснения: теория вероятностей, путешествие во времени, двойник, тайная сестра-близнец, фильмы Хичкока, «Головокружение».
Остановимся на головокружении. В голову лезет пи, но я прогоняю его, мне хочется выпасть из действительности, но я беру себя в руки. Я не позволяю себе расклеиться.
Я быстро сравниваю образ Азы у себя в голове с той девушкой, которая стоит передо мной.
Она выглядит здоровой, даже чересчур. Сквозь кожу больше не просвечивают вены. Я всю жизнь наблюдал, как по ее телу течет кровь, а теперь не могу. Губы у нее уже не синие. Более того, она их накрасила. Ее щеки непривычно румяные, на ней новая одежда, а еще она, похоже, впервые в жизни расчесала волосы.
В последний раз, когда я видел Азу, ее загадочные, глубокие, как океан, глаза были закрыты. Я сам их закрыл. А теперь она…
Аза с досадой разводит руками.
– Ты что, СОВСЕМ не рад меня видеть? – говорит она немного язвительным, немного обиженным тоном. У нее голос Азы, но дышит она легко. Все это просто в голове не укладывается.
– Я думала, ты обрадуешься. Мог бы хоть обнять меня. Я же тебя поцеловала.
Удивительно: как от стука моего сердца еще не задрожали оконные стекла? Я слегка приподнимаю ее и крепко-крепко обнимаю. Она не задыхается и даже не кашляет. Она в моих объятиях. Она в моих…
В последний раз, когда я видел ее, она была мертва. Я заглядываю ей в лицо.
– Ты мне снишься?
– Нет, – говорит она. – Это не сон.
– Я сошел с ума?
– Может быть, – отвечает она. – Скажи мне, чем ты занимался последние четыре недели, и я скажу тебе, сошел ты с ума или нет.
– Все это происходит на самом деле?
– Я на самом деле здесь.
– Здесь была Аза Рэ, – говорю я. Она загадочно на меня смотрит.
– Аза Рэй – это я. – Она улыбается.
Как обычно, ее улыбка сражает меня наповал. Такой улыбки ни у кого больше нет. Только очень уж непривычно видеть у нее на губах розовый блеск.
Высвободившись из моих объятий, она проскальзывает в дом. Некоторое время я стою один на крыльце и смотрю на улицу, гадая, не очутился ли я в раю, а затем иду вслед за ней в гостиную.
– А где твои родители? – спрашивает она.
– Они поехали в продуктовый магазин, – отвечаю я, почему-то переходя на официальный тон. Я хочу рассказать ей про все, что со мной произошло. Я хочу услышать про все, что произошло с ней.
Она обходит комнату по периметру, внимательно разглядывая каждый предмет, а затем идет в кухню, где открывает все подряд шкафчики и заглядывает в холодильник. Раньше она просто брала то, что ей было нужно.
– Ты проголодалась?
– Нет, – говорит она. – Я уже поела.
Она усаживается на краешек стула. (Вот еще одно доказательство того, что она не привидение: под ее весом сиденье немного продавливается.)
– Это сон? – спрашиваю я снова.
– Нет, это не сон, – говорит она. – Я хочу тебе кое-что рассказать. Ты умеешь хранить секреты, Джейсон Кервин? Мне нужна твоя помощь.
Почему она упорно продолжает называть меня по имени и фамилии?
Что с ней такое случилось? Возможно, если бы я пережил все, что пережила она, я бы тоже вел себя странно? Определенно.
Я беру ее за руку. Кожа у нее теплая – хотя раньше она вечно мерзла – а ладони в мозолях, как будто она занималась физическим трудом. Может быть, чтобы восстать из мертвых, требуется выполнить какую-то тяжелую работу?
Теперь я зациклился на деталях. Со мной такое бывает, когда я оказываюсь в стрессовой ситуации: весь мир сдувается, как воздушный шар, а по-настоящему важные вещи размываются. Я делаю глубокий вдох, потом выдох.
Надо полагать, я в состоянии шока.
– Где ты была, Аза? – спрашиваю я ровным голосом, как будто она и не умирала вовсе, как будто в последние недели я не пребывал на грани нервного срыва.
Она обводит глазами комнату, наклоняя голову то на один бок, то на другой. Судя по языку ее тела, она чего-то боится, но лицо ее выражает вовсе не страх. И внезапно меня осеняет: она что-то разыскивает. Так ведут себя птицы во время охоты на насекомых. Она выглядывает в окно и улыбается, и на секунду мне самому становится страшно.
Джейсон Кервин, ты чокнутый.
Я сжимаю ее руку. Не хватало еще начать пересчитывать веснушки у нее на лице.
Я не боюсь Азу.
Я всегда боялся только одного: потерять ее. Она бросает на меня взгляд, и я снова ощущаю мощный прилив адреналина. Мне хочется броситься наутек. Почему? Что, черт возьми, со мной происходит?
– Где ты была? – допытываюсь я.
– Что ты знаешь? – спрашивает она. – Я все тебе расскажу, только сначала скажи мне, что ты знаешь.
И только я открываю рот, что-то снова останавливает меня: что-то в движении ее головы, которая то склоняется набок, то быстро поворачивается из стороны в сторону.
Я уже ничего не знаю.
Она пододвигается ближе и, прильнув ко мне, кладет руку мне на колено. Это так нетипично для Азы, что я прихожу в полное замешательство. Не в силах пошевелиться, я сижу и смотрю на свою коленку.
– Ладно, давай по порядку. Ты точно не мертва?
– Разумеется, нет, – говорит она. – Посмотри на меня: я жива. – Она снова прижимается ко мне, а ее рука скользит по моему бедру. И что мне с этим делать? Я хватаю ее за руку.
– Но ты же умерла, – говорю я. – Ты умерла. Я был с тобой в «Скорой». Я видел все своими глазами.
Я тут же проклинаю себя: сейчас она живее, чем когда-либо. Раньше каждый вдох давался ей с трудом, а теперь она может дышать свободно.
Обнимая ее, я почувствовал, какая развитая у нее спина, какие крепкие руки. Она приобрела… плотность. Ее тело всегда было хрупким, как стеклянный сосуд, а ум – острым, как бритва. Волосы у нее пахнут солью и озоном.
От нее веет океаном, хотя живем мы не на побережье. Но на улице сильный ветер. Может быть, он принес с собой новые запахи? А может быть, у нее новые духи?
Аза никогда раньше не пользовалась духами, как и все, с кем она общалась, потому что от парфюма она начинала задыхаться.
Мы оба прекрасно это знаем. Так почему же она ничего не говорит про свой кашель?
– Да ладно тебе, Джейсон Кервин. Ты же не думал, что я умерла, – говорит она. – Ты искал меня. Ты следил за тем, что происходит в небе, не так ли? Ты изучал погодные аномалии. Что тебе удалось узнать?
Должно быть, на моем лице отразилось удивление.
– Ты же обещал, что найдешь меня, – говорит она. – Этим ты и занимался, верно?
– Да, – говорю я после небольшой паузы.
– До меня дошли слухи об этом, – говорит она.
– Каким образом? Где ты была? И кто тебе эти слухи передал? И раз уж они до тебя ДОШЛИ, почему же ты позволила считать себя погибшей?
В своем волнении я, наверное, слегка перегибаю палку.
Она смотрит на меня, широко раскрыв глаза. Ее уверенность куда-то улетучивается.
– Я все тебе расскажу, обещаю. Мы вместе во всем разберемся. Мне нужна твоя помощь. Помоги мне кое-что понять.
Как-то раз, когда у Азы был бронхит, она потеряла сознание прямо у меня в машине. Очнувшись в больнице и узнав, что я нес ее на руках от парковки до главного входа, она чуть сквозь землю не провалилась от стыда.
Даже в последние минуты своей жизни, услышав, что я сделал ей искусственное дыхание, она пришла в ужас. От меня не ускользнуло выражение ее лица.
Мы все знали, как она ненавидела, когда ее закутывали в одеяло. Я даже подарил ей сшитую по индивидуальному заказу толстовку с капюшоном, множеством карманов и рукавами на молнии, чтобы во время процедур она не мерзла. Если врачам нужно было взять у нее кровь или поставить капельницу, она просто расстегивала рукава.
Но она ни разу в жизни не просила меня о помощи.
– Ладно, Аза Рэй, и как же мы во всем разберемся?
Я теперь играю в игры? А что, если она получила травму мозга? Как мне это определить?
Отчет о вскрытии не оставлял сомнений в ее смерти. Уборщики тайком отсканировали его и прислали мне на почту. К удивлению и огорчению коронера, труп быстро начал разлагаться. Удовольствия от такого чтения было мало.
Девочка в возрасте пятнадцати лет. И трехсот шестидесяти дней, добавил я про себя, обращаясь ко всему миру.
Полное вскрытие можно было и не проводить. Мы и так знали, что послужило причиной смерти. И вообще, чтобы работать с такой уникальной болезнью, нужен специалист совсем другого уровня. То же самое можно сказать и обо всех докторах, которые занимались ее лечением.
Ее легкие отправили в лабораторию, где изучают редкие заболевания, а тело кремировали. Отчет из лаборатории я пока не видел – прошел ведь всего месяц. Наверняка в больнице сохранили образец ее тканей. Мне не хочется об этом думать.
Аза вздыхает и потягивается, выгибая спину, как гимнастка. В ее движениях появилась плавность, грациозность. Она напоминает птицу, расправляющую крылья. Аза достает из кармана сложенную в несколько раз стопку листов и дает ее мне. Тут меня начинает трясти: ведь это мое послание. Я прикрепил его к воздушному шару, который выпустил в небо в день ее похорон.
– Я добыла твое письмо с извинениями. Ну и длинное же оно!
Добыла? Она копается в другом кармане.
Наконец она достает оттуда маленький клочок бумаги.
Я раскрываю его. Это записка, которую я подарил ей на день рождения, – помятая, вся в складках и пятнах, со следами зубов в уголке. Я знаю, откуда взялись эти следы. Я знаю, как ведет себя Аза, когда нервничает.
Когда я в последний раз видел этот листок, то есть когда я вложил его Азе в ладонь, следов зубов на нем не было. Я знал, что другой возможности у меня не будет. Я сложил ее пальцы в кулак, чтобы записка была с ней всегда. Как же много в ней было скобок.
Меня захлестывают эмоции, которые я даже не могу описать.
– Хорошо, – говорю я. К горлу подступают рыдания, которые я сдерживал целый месяц, и теперь, когда плакать уже нет причины, слезы выступают у меня на глазах и скатываются по щекам. – Хорошо, Аза, – говорю я, всхлипывая. – Хорошо.
Она выглядит так, будто впервые в жизни увидела слезы. Я пытаюсь вытереть лицо краешком футболки.
Я иду в кухню, открываю кран и подставляю лицо под струю холодной воды.
– Ты уже заходила домой? – спрашиваю я, не вынимая головы из-под крана.
– Еще нет, – говорит она. Я быстро оборачиваюсь: она стоит прямо у меня за спиной. Я и не слышал ее шагов.
Она подставляет руку под струю и со смехом брызгает водой из раковины. Затем она переводит взгляд на меня и снова склоняет голову набок.
– Почему? – говорю я.
– Моим родителям не следует знать, что я здесь. И твоим тоже.
– Но твой папа, – говорю я, – твоя мама… они думают, что ты умерла.
Я достаю из кармана телефон, но она берет его у меня из рук и кладет на стол, немного резко, немного вызывающе.
– Ты мне доверяешь? – говорит она. – Тогда слушай внимательно. Расскажи мне, что ты узнал, пока искал меня. Расскажи мне все: какую информацию ты нашел, какие предметы. Это очень важно. Ты что-нибудь нашел, Джейсон Кервин?
– Я…
– Может быть, что-то упало с неба? – спрашивает она с нежной улыбкой. – В день моих похорон? Расскажи, что тебе известно.
Она придвигается ко мне вплотную, так что я упираюсь поясницей в раковину.
– Если бы я сказала тебе, что была на небесном корабле, что бы ты на это ответил, Джейсон Кервин?
Поразмыслив секунду, я говорю:
– Магония.
К дому подъезжает машина: мамы вернулись. Я выглядываю в окно и вижу, как они вылезают из салона с пакетами в руках.
Я поворачиваюсь: Азы нигде не видно.
Нет, она тут, сидит под столом, обняв руками колени, и смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
Я опускаюсь на пол.
– Это просто Ева с Кэрол, – говорю я. – Не бойся.
– Кто?
– Мамы. Кто же еще? Мои мамы.
Она лихорадочно мотает головой.
– Никто, кроме тебя, не поверит мне. Они не должны знать, что я здесь.
Я даю ей ключи от своей машины. Она в недоумении смотрит на них, а затем в ее глазах загорается решимость, и она кивает.
– «Камаро», – говорит она, странно растягивая слоги. Получается «Ка-марр-О».
– Ага. Встретимся в машине. Выходи через заднюю дверь, – говорю я и бегу встречать мам. Чтобы выиграть время, я роняю один из пакетов, так что продукты рассыпаются по полу.
Когда я возвращаюсь, кухня выглядит так, будто Азы там и не было.
Я искоса поглядываю в окно. Погода не улучшилась: ветер шатает деревья, идет мокрый снег, в облаках ничего нет. Никаких кораблей, никаких молний. Просто гладкая серая пелена.
Я замечаю Азу. Она сидит на переднем сиденье моей машины и, сгорбившись, возится с ручками и переключателями. Я говорю мамам, что мне нужно забрать кое-что из школы. Они приятно удивлены. Похоже, они думают, что я решил послушаться их, изменить жизнь к лучшему, вернуться к учебе.
– Видишь, Кэрол, все налаживается, – говорит Ева. Потом она пытливо вглядывается в мое лицо.
Я ничем не выдаю своего волнения. Прихватив ноутбук и рюкзак, я выхожу на улицу, подхожу к машине и стучу в боковое стекло со стороны водителя, но Аза только непонимающе на меня смотрит. Затем, будто о чем-то вспомнив, она машет рукой в сторону пассажирского сиденья.
Аза не водит машину…
Я обхожу машину сзади, открываю дверь и сажусь рядом с ней.
– Поехали к твоим родителям, – говорю я.
– Я пока не готова, – говорит она. – Им нельзя ничего знать. Или они уже в курсе?
Она поворачивает голову в мою сторону.
– Они знают про Магонию, Джейсон? Что ты рассказал им?
– Я ни с кем не обсуждал Магонию с тех пор, как мы с тобой смотрели видео с кальмаром. Они думают, ты умерла, – говорю я. – Может, хотя бы проедем мимо? Посмотрим, есть ли кто-нибудь дома.
Она вздыхает.
– Корабль будет меня искать. Возможно, он уже меня ищет.
Я никак не привыкну к отсутствию хрипов у нее в легких.
Она заводит машину, включает дворники и с легкостью поворачивает руль, хотя он всегда заедает. Я замечаю, как вздувается ее бицепс.
Она выезжает на дорогу.
– Налево, – говорю я, заметив, что она колеблется. Она поворачивает налево.
– А теперь направо.
Она лихо поворачивает направо, не притормаживая на знаке «СТОП» и проезжая совсем близко к бордюру.
– Я люблю тебя, Джейсон.
– Ты любишь меня? – повторяю я, уставившись на нее.
– Ну конечно, – говорит она после небольшой паузы. – А ты разве меня не любишь?
Я продолжаю на нее смотреть.
Она превысила максимально допустимую скорость и вообще не смотрит на дорогу. Она неотрывно смотрит на меня.
– Здесь налево, – говорю я.
Мы приближаемся к ее дому.
На крыльце показывается Илай. Я ожидаю, что Аза сейчас снизит скорость, но этого не происходит. Увидев мою машину, Илай машет рукой.
Аза не останавливается и не смотрит в окно: она просто едет вперед.
Ее собранные в хвост волосы совсем не растрепались.
– Куда едем? – спрашивает она.
– Тут налево, – говорю я. – И еще раз налево.
Мы проезжаем через красивые ворота и едем в гору.
– Приехали.
Мы останавливаемся у кладбища. В этот дождливый будний день живых здесь нет, зато мертвых полным полно. Мы находимся за чертой города на вершине отвесной скалы. Отсюда хорошо видна вся округа.
Кладбище построили первые поселенцы. Возможно, они выбрали это место, руководствуясь принципом «чем выше и опаснее, тем ближе к Богу». Мне всегда было интересно, как люди доставляли сюда гробы до изобретения автомобиля. Несладко им, должно быть, приходилось. Те же мысли посещали меня, когда мы хоронили тут Азу.
– Ты привез меня на кладбище? – говорит она, вылезая из машины. – Это шутка такая? Посмотри на меня, дурачок. Я же здесь, с тобой.
Я невольно вздрагиваю.
– Не хочешь посмотреть, где мы тебя похоронили? – спрашиваю я.
– Зачем мне это нужно? – говорит она. – К тому же здесь небезопасно. Меня могут заметить. – Она окидывает взглядом облака, точно ожидая чего-то, но в то же время с уверенностью.
– Я хочу, чтобы ты увидела свою могилу, – говорю я. Я очень этого хочу. Мне нужно, чтобы она прочитала надпись на надгробном камне.
Я разглядываю ее профиль, пока она стоит, закинув голову, и смотрит в небо. Она красивая. Но она всегда была красивой.
– Что-то мне не хочется, – медленно говорит она. – Лучше расскажи мне о подзорной трубе и о том, куда ты ее отправил. Я знаю, что она у тебя. У нас мало времени.
Мы у ее могилы. Она еще не поросла травой, но надгробный камень уже установлен.
На нем написано:
АЗА РЭЙ
сердцу верь
пусть моря пылают
(и чти любовь
где бегут вспять звезды)
Она молча стоит под дождем. Волосы у нее намокли, а футболка липнет к телу.
– Каммингс, – говорю я. – Эти строки я впервые услышал от тебя.
Она не двигается.
– Забудь о том, что творится в мире, не думай о героях и злодеях – вот о чем это стихотворение.
– Глупость какая-то, – говорит она.
– А заканчивается оно так: «Ты мое солнце, мой месяц и все мои звезды», – говорю я, потому что эти слова должны прозвучать. На надгробие помещать их я не стал. Еще бы!
– Это что, стихи о любви? – говорит она.
– Это стихи о любви, которые написал человек, понимавший, что любовь постоянно сталкивается со смертью, – говорю я. – Это стихи о любви, которые написал человек, прошедший через войну. – Я мог бы добавить, что это стихи о вечной любви.
Она медленно кивает, потирая пальцами лоб. В ее лице что-то меняется. Затем она смущенно смеется.
– Ты никогда не задумывался над тем, что вышло бы, если бы какое-нибудь одно событие в твоей жизни не произошло? И если бы из-за этого ты стал другим? Если бы я помнила это стихотворение, я бы, наверное, больше соответствовала твоему представлению обо мне.
Она медленно удаляется, пиная мысками ботинок комья грязи, которые валяются у могил, и поминутно поглядывая в небо.
Я падаю на колени рядом с ее надгробным камнем и тоже запрокидываю голову. Я размышляю о траектории движения корабля, о том, что в последние недели он запасался провизией, о том, что он движется на северо-восток, и внезапно я вспоминаю статью, которую мы с Азой читали вместе.
Чем магонцы занимались веками? Я изучил достаточно альманахов погодных явлений и нашел достаточно упоминаний о похищенном урожае, чтобы заключить: магонцы голодают. Они ищут пропитание. И я знаю, куда они направляются.
Всего пару месяцев назад я наткнулся на один фоторепортаж. И теперь снимки по очереди всплывают у меня в памяти: женщина в сари держит на ладони выращенное в Индии зернышко; запечатанные в пластиковый пакет семена ждут транспортировки в другую страну; ряды ламп дневного света в царстве холода; длинные проходы и полки с контейнерами.
Всемирное семенохранилище. Норвегия. Это подземный банк, в котором хранятся семена всех растений на свете. Условия там идеальные: холодно, безопасно, глубоко и никаких землетрясений. В этом комплексе можно найти и косточки личи, и семена малины, и редкие виды овощей и фруктов, которые находятся на грани исчезновения. Если произойдет глобальная катастрофа, или поднимется уровень моря, или люди сделают что-нибудь не так, образцы семян останутся в безопасности.
Я обдумываю эту догадку, качая головой и бормоча себе под нос. Все остальное напрочь вылетает у меня из головы. Да, все сходится. Я не ошибся.
Она стоит у меня за спиной. Она появилась из ниоткуда. Ее дыхание щекочет мне шею. Она тянется к надгробному камню через мое плечо и проводит пальцами по своему имени.
– С кем ты только что разговаривал? Кто знает о существовании Магонии? Кто знает о том, что я жива? – спрашивает она.
Я поднимаю взгляд на надгробие. Аза проводит ладонью по моей спине, а затем, немного нагнувшись, кладет подбородок мне на макушку и обнимает меня за плечи своими сильными руками. Во мне пробуждается мучительно неловкое вожделение и какое-то другое, непонятное чувство.
– Я никому ничего не рассказывал, – говорю я.
– Отдай мне подзорную трубу, – просит она. Я протягиваю ей трубу через плечо. Она что-то делает с крышкой, надетой на объектив, поворачивает ее до определенного места и снимает. Затем она направляет трубу на небо, смотрит в окуляр и шумно выдыхает воздух.
– Да, – говорит она. – Ты мне очень помог, Джейсон Кервин. Что еще у тебя для меня есть?
Моей шеи касается что-то острое.
– Ничего, – говорю я. Не оборачиваясь, я со всей силы отталкиваю ее, и она отлетает назад. Я быстро подбираю подзорную трубу и прижимаю девушку к земле рядом с могилой Азы.
– Кто ты такая? – говорю я не своим голосом. – Что ты сделала с Азой?
