9.3. Искажения в процессе циркуляции слуха
Опыт слишком часто поучает нас, что люди ни над чем так мало не властны, как над языком своим.
Б. Спиноза
Слухи подобны золотоносной породе – нужно много их перемыть, чтобы извлечь и выплавить золото истины.
Ши Юй
Достоверны ли слухи?
Те, что запускаются с целью дезинформации, заведомо недостоверны. Спонтанно возникающие слухи могут содержать как достоверную, так и недостоверную информацию, равно как и официальные сообщения.
В конце 2015 года те россияне, которые поверили слухам о грядущей девальвации рубля, оказались в лучшем положении, чем их соседи, внимавшие ежедневным клятвенным заверениям руководителей ЦБ и Министерства финансов, что этого не случится.
Если слух отвечает установкам людей, то они могут доверять ему, несмотря на явную неправдоподобность. Так, москвичи верили, что памятник Дзержинскому на Лубянке отлит из чистого золота (это и есть золото партии) и лишь покрашен снаружи.
Следующий исторический эпизод также демонстрирует поразительное доверие, которое может вызывать слух.
В разгар венгерского восстания 1956 года толпа, влекомая ненавистью к правящей партии, штурмовала в Будапеште здание городского комитета. Ходили слухи, что из этого здания есть выход в подземелье, где томятся политические узники. Но никаких тайных ходов в захваченном строении найти не удалось, а сотрудники горкома даже под страхом смерти клялись, что ничего об этом не знают. Не смог помочь и архитектор здания, доставленный на место события.
Тогда привезли буровые машины. Целую ночь толпа не расходилась, с волнением наблюдая, как в различных точках просверливается пространство вокруг здания. При этом сотни людей слышали из-под земли стоны и мольбы о помощи, предупреждая буровиков об осторожности. Но ни подземной тюрьмы, ни заключенных так и не нашли…
Слухи никогда не бывают абсолютно достоверными, поскольку в процессе циркуляции слуха его фабула претерпевает трансформации. В ходе многократной устной передачи любая информация теряет тождественность оригиналу и рано или поздно превращается в его слабое подобие.
Разберемся в психологических причинах этого явления.
Первая причина состоит в проблеме адекватности озвучивания содержания мысли. Мне, математику по образованию, пришло в голову следующее объяснение.
Мысль многомерна, непрерывна, а излагаем мы ее словами, то есть дискретными величинами. Здесь уместна аналогия с графиком функции: дискретное множество точек на графике дает определенное представление о нем, но поведение функции в промежутках между ними остается лишь в области предположений. Чем меньше известно точек на кривой, тем больше неопределенности в отношении всей кривой.
Так и в процессе общения: мысль выражается обычно несколькими словами. Поэтому наивно надеяться, что эти слова адекватно отражают все то многообразие оттенков, что стоит за ними. Именно поэтому, как видится, замечательный русский поэт Ф. И. Тютчев написал:
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Таким образом, первая проблема – качество выражения мысли: с большой степенью вероятности озвучивается не совсем та мысль, которую хотели передать.
Тем более что есть проблемы и с восприятием услышанного. На слушателя действуют определенные социальные установки, он настроен воспринимать прежде всего то, что ему импонирует.
Наиболее употребительные слова имеют множество значений в зависимости от контекста. Кроме того, люди нередко слышат то, что хотят услышать, и многозначность слов этому способствует. Мешает адекватному восприятию информации и эмоциональное состояние каждого из собеседников.
На сцене пьяный актер. Он не может вспомнить, что должен говорить. Суфлер подсказывает:
– В графине он узнал свою мать.
Актер:
– А?
– В графине он узнал свою мать.
– А?
– В графине он узнал свою мать, черт побери!
Актер, пошатываясь, подходит к столу, берет графин, внимательно его рассматривает:
– Мамочка! А как ты туда попала?
На характер восприятия могут влиять и отношения между слушателями и рассказчиком. Все это приводит к тому, что степень понимания при принятии устного сообщения оставляет желать лучшего.
Чаще всего между получением слуха и его передачей следующему слушателю проходит некоторое время. Детали забываются, но чтобы сообщение выглядело достоверным, эти детали домысливаются. При каждой следующей передаче домысливание может уводить все дальше и дальше от смысла исходной информации. Становится понятным, почему время от времени возникают совершенно дикие слухи, о которых остроумно написал Владимир Высоцкий в стихотворении «Слухи».
Сколько слухов наши уши поражает,
Сколько сплетен разъедает, словно моль!
– Ходят слухи, будто все подорожает – абсолютно, – А особенно поваренная соль!
– Слушай, слышал? Под землею город строют, – Говорят, на случай ядерной войны.
– Вы слыхали? Скоро бани все закроют – повсеместно, Навсегда – и эти сведения верны!
Великие писатели прошлого также не обошли вниманием факт возникновения совершенно невероятных слухов.
В восьмой главе «Мертвых душ» весьма реалистично и в лицах описано, как слухи, один другого нелепее, начали возникать и распространяться по городу, чуть только выяснилось, что главный герой занимается какими-то непонятными махинациями. Дошло до того, что Чичиков – это на самом деле плененный Наполеон, которого англичане инкогнито заслали в Россию. И тут же горожане стали обнаруживать внешнее сходство между ним и свергнутым французским императором, «особенно в профиль»…
Осознание факта искажения информации при устной ее передаче имело одно неожиданное следствие. Выдающийся русский ученый академик А. А. Марков решением Синода был отлучен от церкви за его работу по теории вероятностей, в которой доказал, что «вероятность сохранения информации в результате многократной ее передаче равна нулю». В качестве следствия он указал, что поскольку легенда о Христе многократно передавалась из уст в уста, то она заведомо неверна.
Преобразование фабулы слуха
Многолетними наблюдениями, исследованиями и экспериментами выявлены три характерные тенденции преобразования фабулы в процессе распространения слуха:
1. Сглаживание. Состоит в том, что несущественные, по мнению данной аудитории, детали исчезают; сюжет становится короче.
2. Заострение. Сохранившиеся детали выдвигаются на передний план, высвечиваются более выпукло, увеличиваются их масштаб и социальная значимость. Сюжет может обрастать новыми деталями, первоначально отсутствовавшими, которые делают его более функциональным.
Например, цвета и марки столкнувшихся автомобилей могут исчезнуть (сглаживание), зато на месте одного раненого пассажира образуется «гора трупов» (заострение); внешность и одеяние драчунов забудутся, но драка с двумя участниками «виртуально» вырастет в массовую потасовку и т. д. Эти примеры нуждаются, однако, в уточнении, поскольку именно детали, постепенно изменяют фабулу слуха.
Часто внешность и одежда участников конфликта остаются за порогом внимания и запоминания. Но если такие детали демонстрируют принадлежность к различным расовым, этническим, религиозным или сословным группам, а отношения между этими группами в данный период напряжены, то цвет кожи, глаз, волос, качество костюмов, марки автомобилей и прочее заслонят все остальное. Каким бы поводом ни был вызван конфликт, он будет интерпретирован массовым сознанием как национальный, конфессиональный или классовый. Отсюда внимание к «лицам кавказской национальности».
3. Приспособление. Под стереотипы и установки подстраивается отдельная деталь сюжета, без выраженных признаков сглаживания или заострения, но таким образом, что это решительно изменяет психологическое содержание информации.
Указанный феномен удалось смоделировать в экспериментальной лаборатории. Для участия в эксперименте приглашались группы испытуемых – белых граждан южных штатов США. Первому из вошедших в комнату предъявлялся фотокадр, на котором дерутся два молодых человека – белый и черный, причем у белого в руке бритва.
Кадр держался на экране в течение трех секунд и больше не появлялся. Испытуемый, видевший фотографию, пересказывал ее содержание следующему, после чего выходил из комнаты, второй пересказывал услышанное третьему и т. д.
При пересказе оставались неизменными драка, количество участников, цвет их кожи и бритва. Не происходило ни сглаживания, ни заострения: драка не превращалась в беседу, не устранялось расовое различие, не возникало массового побоища, и даже ни разу вместо бритвы не появился, например, пистолет. Зато стабильно (эксперимент проводился неоднократно) срабатывал один и тот же механизм: бритва «перескакивала» из руки белого в руку черного противника, отвечая распространенному стереотипу об агрессивности негров. Механизм, регулярно повторявшийся у взрослых, не имел места в экспериментах с детьми…
Как может выглядеть совокупный эффект трех названных тенденций, иллюстрирует запись слухов, ходивших в 1920 году по Саратовской губернии, – они стали реакцией на упавший метеорит.
«И упал этот камень с неба, неподалеку от Царицына, и в землю ушел на полверсты. Длиною этот камень восемь верст, шириною – шесть. Что людей пожег, скота, строений разных – не счесть. Камень черный-пречерный и сам-то он горит, дым от него столб столбом. А в дыму том все слова какие-то огненные складываются… А камень-то весь из драгоценных камней, они-то и горят, переливаются. Что богатства там – на век хватит… Сказывают, что теперь два года продналог брать не будут – бриллиантов из камня хватит».
Как видим, все свелось к наболевшему – грабительскому размеру продналога.
Изменения фабулы в русле какой-либо одной, двух или всех трех указанных тенденций практически исключают возможность того, чтобы слух оставался полностью достоверным (Назаретян, 2004, с. 108–110).
