Глава 23
— Это бесполезно, — услышал Феликс голос рядом. — Ты не смог. Оставался последний шаг, и ты его не сделал.
Полковник открыл глаза, оглядел себя и понял, что жив.
— Я уже не представляю, чем закончится этот Контакт. Это то же, как бросить утопающему спасательный круг, а он вместо того, чтобы спастись, начнет его грызть. Так поступил ты.
Говорящий сидел к Феликсу вполоборота, скрестив ноги, и из-за длинных черных волос, спадающих на плечи, не было видно его лица.
— Сталкиваясь с новым, вы либо боитесь его и не подпускаете к себе, либо сразу же начинаете прикидывать — можно ли это использовать в собственных интересах.
Он положил ладони на колени. На удивление его было довольно хорошо видно, хотя на небе не было ни звезд, ни луны.
— Одно из двух — либо боязнь принять, либо желание завладеть, подчинить себе. Именно так. Представь обезьяну, впервые увидевшую огонь. Сначала она смертельно боится. Трусит не только подойти, опасается даже смотреть на него. Но стоит ей побороть первый страх, она тут же выхватывает из костра горящую головешку и мчится в лес, размахивая ею перед сородичами. Хвастаясь своей находкой, показывая превосходство над всеми. И так она спалит весь лес.
Незнакомец вздохнул. Казалось он совсем не замечает лежащего рядом. Только сейчас полковник заметил, что тот сидит в луче света, нисходящего откуда-то сверху.
— Да уж. Это ваше порочное стремление до последней нитки тянуть одеяло на себя. Вы жаждете безгранично владеть, но страшитесь стать безграничностью, слиться с Вселенной, единение с которой также естественно как есть, пить, говорить, продолжать свой род. Если вы умеете мысленно перемещаться в подсознании, возвращаясь в прошлое и представляя будущее, следовательно, вы в состоянии путешествовать в бесконечной Вселенной не только в мыслях, но и наяву. Просто боитесь сделать этот шаг. Считая свою планету уникальной, продолжаете существовать в узких рамках придуманного вами же мира. Развиваете его, отдаляясь от главного — от познания себя.
Словно из паззлов, из уже имеющегося, ваши ученые умы собрали окружающую матрицу и продолжают цементировать эту искусственно созданную систему, помогая власть имущим становиться сильнее. По сути, наука давно занимается этим — подчиняет слабых сильным. Поэтому венцом ее стало ядерное оружие. Человечество превратилось в безликую массу, и в вашей последней технологической войне люди оказались лишь расходным материалом. Когда-то гонимая инквизицией, наука сама превратилась в таковую. Считая себя демиургами, ученые соединяют и расщепляют атомы. Победно крича «Эврика!», получают премии, признание, овации. А когда взялись за космос, бросили все силы на его освоение, забыв о человеке. Но человек — тот же космос, только гораздо ближе.
Настоящая же наука — это гармония, и главная ее цель — сохранение вселенского баланса. Даже наши космические корабли — результат сложного симбиоза искусственного с естественным. Поэтому вы десятки лет видите летающие тарелки, но до сих пор так и не смогли получить неопровержимые факты их существования. Ваша наука — процесс постоянных опытов над природой в желании ее изменить, подчинить себе и укрепить искусственно выстроенную систему. Вы не хотите постичь себя, вы упорно смотрите в другую сторону. Все, что вы называете развитием — крайне поверхностно. Эволюция созданной вами матрицы, но не себя.
Но природа мудра, и один из самых главных ее законов, который вам удалось открыть — закон сохранения энергии — вы не смогли не понять, ни применить. И уж точно никогда не подчините энергию себе. Потому что ее нельзя подчинить. Она вечна и самодостаточна. Она управляет сама собой и никогда вам не покорится.
Полковник посмотрел вверх, туда, где пол небосвода заслонила огромная тень чего-то тяжелого, неподвижно зависшего в ночном небе, поверхность которого обволакивал лунный свет и сливался с ярким потоком, струящимся из широкого конического сопла прямо на говорящего.
— Вы гордитесь собственным развитием, спорите об эволюции, о дарвинизме. Может ли интеллект мышей развиться до человеческого? Или человеческий до мышиного? Увы, каждый развит настолько, насколько необходимо Вселенной. А насколько раскрыт человеческий потенциал? Собственно весь ваш пресловутый «научный» подход свидетельствует об одном — вы находитесь в самом начале пути, и человеческие возможности раскрыты на крошечные десять процентов. Каждый новый процент приращивается в течение миллиарда лет. Вот так, десять миллиардов — десять процентов.
Краем глаза Феликс осмотрелся. Он лежал на траве. Рядом был лес, вдалеке гудела автострада.
— Десять процентов — ваш порог на сегодня. Невозможно ускорить этот процесс извне. Революционный метод не работает. Я не могу ничего дать. Но каждый из вас способен переступить свой десятипроцентный порог, если только захочет этого сам. Потенциал Вселенной безграничен. Используя вселенскую энергию, одна микроскопическая клетка самостоятельно развивается в теле женщины до ребенка весом в три с половиной килограмма всего лишь за девять месяцев. Но стоит ей выйти в искусственный мир, этот процесс останавливается, потеряв связь с Вселенной. А все потому, что созданная вами система даже не рассматривает единство с космосом. Ваша матрица основана на принципе разделения. Разделяй и властвуй. Поэтому вы не хотите стать цельным, а тянете пресловутое одеяло в разные стороны с единственной целью — стать хозяином, владельцем.
Человек в тельняшке сосредоточил взгляд на ночном небе.
— При этом не владеете даже своей памятью. Что-то бессознательно помните, что-то сразу забываете. Не контролируете собственный организм. Ни метаболизм, ни даже потоотделение. Вас убивают болезни, хотя заложенный потенциал позволяет жить в три раза дольше. Вы не хозяева сами себе, что уж говорить об управлении энергией мироздания.
Говоривший посмотрел на Феликса, словно пытаясь уяснить, понимает ли тот все им сказанное.
— Энергией нельзя управлять, нельзя владеть, ею можно только стать. Переродившиеся не могут это понять. Все их попытки заканчиваются ничем. Ты, полковник, как никто другой знаешь, что такое из раза в раз переживать смерть. Каждую ночь одно и то же. Выход один — переступить порог в бесконечность, раствориться в ней, растворить ее в себе. Ты свой шаг не сделал. Переродившиеся — это сбившиеся с пути. И чтобы шагнуть навстречу Вселенной, они должны освободиться от своих пороков. Так и передай это Агате Грейс.
Он повернулся к Феликсу и положил ему руку на лоб. Рука оказалась теплой, почти горячей.
— С завтрашнего дня можешь больше не пить диуретики. Твое давление восстановится в течение трех дней. Это все, Феликс, что я могу для тебя сделать. И еще…
Он опять отвернулся, и добавил, словно разговаривал с тишиной:
— Ты уже пережил свою смерть и понял, что она означает. Теперь ты будешь спать спокойно. И… прошу тебя, не бойся за Агату. Этот твой последний и единственный страх, именно он не позволил тебе…
Феликс перестал слушать.
Над крышами домов забрезжил рассвет, когда полковник добрался до станции скоростного вагона. Пустынное шоссе осталось позади. Ноги гудели, в голове не было ни одной мысли. Он устало сел на скамейку перрона и закрыл глаза.
«Забыться, забыться…»
— Тебе плохо? — услышал чей-то тонкий голосок.
Он поднял тяжелые веки. Перед ним стояла девочка лет пяти. Она смотрела на него большими как блюдца глазами. В руке она держала скакалку, а под мышкой торчала старая тряпичная кукла которая, так же как и ее хозяйка смотрела на Феликса. Разница была в том, что кукла смотрела одним глазом. И не глазом вовсе, а большой перламутровой пуговицей.
«Здесь, в такое время… одна?» — пронеслось у Феликса в голове.
— Тебе плохо? — еще раз спросила она ласковым голосом.
Феликс подумал, что где-то уже слышал этот тонкий ласковый голосок.
«Агата?»
— Нет, — ответил он, — мне хорошо.
— Хорошо, — повторила за ним девочка, — тебе хорошо.
Потом задиристо хихикнула и как-то с облегченно вздохнула:
— Ух.
Ее глаза оживились. Радостно подпрыгнув, она склонила голову набок, улыбнулась и добавила почти смеясь:
— Если тебе хорошо, то и мне хорошо.
Затем протянула ему одноглазую куклу, и произнесла серьезным тоном:
— Это Кэйли, но я зову ее просто Кали. Она тебя любит.
Она повернула куклу лицом к себе и посмотрела прямо в перламутровый глаз.
— Правда, Кали? — строго спросила девочка.
Феликсу на миг показалось, что безмолвная кукла утвердительно кивнула в ответ тряпичной головой.
— Вот видишь, — сказала девочка, — значит, ты никогда уже не умрешь.
«Вот и хорошо», — почему-то подумал Феликс.
Постояв еще немного, девочка вновь задиристо хихикнула и поскакала на одной ноге вдоль перрона прочь.
Полковник опять закрыл глаза.
«Надо отдохнуть. Эти видения меня измотают вконец».
Ровно через полчаса должен был прибыть первый утренний скоростной вагон, перрон быстро заполнялся пассажирами. Их становилось все больше и больше. Люди торопились на работу. Кто в офис, кто на производство, кто на службу. Каждый куда-то спешил, гонимый заботами, проблемами, обстоятельствами и долгом. За десять минут до прихода вагона загорелись большие голографические телемониторы, расположенные высоко над головами на сферических стенах станции, и диктор поставленным голосом произнес хорошо знакомую фразу:
«С добрым утром, дорогие жители Мегаполис-Ф5899».
Но никто из стоящих не поднял головы и не посмотрел на экраны. Люди думали о своем. Они вглядывались пустыми глазами в черный проем тоннеля в ожидании первого утреннего вагона, который вот-вот должен был появиться. И никто из них даже не сомневался в том, что вагон придет по расписанию. Опоздания просто не могло быть. Когда часы показали ровно пять двадцать три по среднеевропейскому времени, в темноте тоннеля раздался глухой протяжный гудок. Люди на перроне оживились и, поднимая лежащие у ног сумки, принялись готовиться к посадке. Вскоре под нарастающий стук колес, сверкая вымытыми боками, на станции появился первый скоростной вагон.
Занятые посадкой и своими мыслями люди не замечали человека, сидящего на лавочке рядом с расписанием поездов. Им со стороны было трудно понять, спит он или же умер.
