Глава 27
Из засады

Катя еще долго внимательно изучала снимки, разглядывала странные пятна-ожоги. Она вынуждена была признать, что некая симметрия в рисунке посмертных увечий присутствует. Но что это было? Если это знаки убийцы на телах жертв, то где ключ к ним?

Алла Мухина оставила ее в запретном кабинете одну – среди ночи в ОВД доставили шайку угонщиков машин. Потом бомжей. Отдел сразу забурлил – во дворе скопились авто ГИБДД, приехали патрульные.

А Катя все сидела и разглядывала пятна на телах жертв. И терялась в догадках.

В половине шестого утра Алла Мухина вернулась и буквально приказала ей отправляться на кампус немного поспать – в одиннадцать должна была состояться беседа-допрос Анны Ласкиной.

Катя вышла из отдела. Еще не рассвело, ночная тьма нехотя уступала место серым утренним сумеркам, еще насыщенным тенями и мраком, сыростью, пропитанным светом фонарей и ветром, что дул с севера.

Катя устало влачилась по улице. Городок еще толком не проснулся. Светились вывески магазинов, но большинство зданий тонули в темноте. Темным было и здание городской администрации, лишь в кабинете охраны горел тусклый свет.

Мимо проехал автобус – абсолютно пустой. Остановился на остановке. Катя ощутила знакомый холодок. Напряглась. Нет, никого. Остановка пуста. И та, что напротив, тоже пуста.

Она шла к кампусу, и навстречу ей не попалось ни одного прохожего, кроме…

Шаркающие шаги по асфальту.

Со стороны Седьмой Парковой улицы приближалась пожилая женщина. Катя пригляделась – в свете фонарей она узнала по одежде и походке ту самую старуху Надежду Павловну, соседку Мухиной из дома напротив. Мать несчастного больного парня. Старуха ходко и бодро шествовала в этот ранний еще сумрачный час… куда? Догадаться было нетрудно. Она ведь работала уборщицей в магазине «Французская пекарня». А хлебные магазины открывают свои двери для персонала очень рано – надо принять свежую выпечку, разложить товар, убрать витрины и зал.

Старуха шествовала к перекрестку наискосок. Пекарня ведь тоже располагалась на центральной площади, как и кампус.

Катя добрела до дверей своего пристанища, раздумывая, что придется будить спящую администраторшу на ресепшене, стучать в двери, чтобы ей открыли.

У самых дверей она оглянулась на розовую неоновую вывеску пекарни. Старуха должна уже была достичь магазина.

Стоп.

Катя вгляделась в освещенную площадь, что лежала перед ней, как на ладони.

Никого.

И звука шаркающих шагов не слышно.

Но где же…

Старуха должна была пересечь перекресток и подойти к пекарне…

Но возле «Французской пекарни» – никого.

И на перекрестке – тоже никого.

Катя повернула назад и быстро пошла в обратном направлении – к тому самому перекрестку.

Она встала у мигающего желтого светофора и огляделась. Улица в направлении Седьмой Парковой пуста. Улица, по которой она шла к дому ученых, тоже пуста и безлюдна. Улица, по которой она вот сейчас возвращалась от отдела полиции, – тоже пуста.

Где же старуха? Куда она делась? Может, Катя не заметила, и та вошла в пекарню? Может, там уже открыто?

Катя бегом вернулась назад, ринулась к дверям «Французской пекарни», где когда-то работала четвертая жертва Наталья Демьянова. Дернула дверь – заперто, внутри темно. Она начала стучать, но ей никто не ответил. Магазин явно был закрыт на ночь, и именно уборщице Надежде Павловне предстояло первой открыть его и снять с сигнализации.

Катю прошиб холодный пот. Она ощутила, что сердце колотится в груди с невероятной силой.

Она затравленно оглядела знакомый пейзаж.

Тихий сонный ЭРЕБ.

Не окраины, не поля, не новостройки – центральный старый район, где человек не может сам собой исчезнуть, если только его не…

Катя не двигалась с места, уговаривая себя не паниковать, рассуждать логически.

Шума проезжающей машины она не слышала. И проезжая часть пуста. Стояли лишь авто, припаркованные у домов.

Да, проехал автобус, но это было раньше и не здесь, она это место уже миновала, когда увидела шагающую старуху.

Криков о помощи она не слышала.

Между тем, как она увидела старуху, подходящую к перекрестку, и тем, как оглянулась у дверей кампуса, прошло минут пять, не более. Ну, может, шесть.

Она медленно пошла через перекресток туда… Она озиралась по сторонам.

Магазин «Хозтовары» – вдалеке, его витрина светилась. Чуть ближе – неосвещенное здание, офисное, сейчас закрытое, лишенное арендаторов. Еще чуть ближе – тоже темное здание, двухэтажная коробка из силикатного кирпича с заросшим палисадником. Кусты. Темное пространство за кустами – то ли двор, то ли пустырь.

Напротив – улица, уходящая в сторону набережной, и там – привычные уже глазу кирпичные коттеджи. Скупой свет фонарей.

Катя прислушивалась…

Что это за звук?

Кошки, что ли, дерутся?

Или померещилось?

Кругом стояла глубокая предрассветная тишина.

И вдруг…

Катя услышала рев приближающегося мощного мотора. Кто-то ехал со стороны набережной и явно превышал скорость на пустынных улицах.

Патрульные! Это едет патрульная машина! Гонять по ночному городу – это фишка полицейских.

– Эй! Стойте! Помогите! – закричала Катя, замахала руками, бросаясь чуть ли не на середину тихой улицы.

И лишь в самую последнюю секунду поняла, что не видит ни синей мигалки, ни полосы на боку, более того, машина была черного цвета… внедорожник и…

– Вы что, с ума сошли? Под колеса?!

– Помогите! Я думала, это патруль!

Катя слишком поздно осознала, кто перед ней и что это за тачка.

За рулем машины – той самой, что так по-рыцарски подвезла ее до кампуса, – сидел Константин Чеглаков.

И Катя…

То ли у страха глаза велики, то ли ее несказанно поразило это совпадение.

Она отшатнулась от внедорожника и едва не пустилась бежать.

– Стойте, да что такое? Что случилось?

Он высунулся из окна.

Катя ощущала лишь удары крови в висках и удары сердца в груди.

– Я… я не знаю… пожилая женщина… она шла, я ее видела, как вас. И вдруг она пропала, не дошла до булочной.

– До булочной? В такой час?

Катя махнула рукой в сторону площади.

Константин Чеглаков вышел из машины.

– На вас лица нет. Кто вас так напугал?

– Никто. Я просто… Я думала – полиция едет, а это вы.

Она ощущала запах спиртного от Чеглакова. Их пивные посиделки втроем явно затянулись до самого утра. Но внешне опьянение никак не отражалось на этом человеке.

И тут внезапно…

Этот звук…

– Кошки? – прошептала Катя. – Вы слышали?

– Слышал. – Константин Чеглаков подошел к ней. – Только это не кошки.

Странный звук повторился – придушенный вопль, в один миг оборвавшийся на высокой ноте.

– Это там! – Чеглаков указал в сторону заброшенного здания и кустов. – Пожилая женщина, вы сказали?

– Да!

– Пойдемте. – Он двинулся вперед. – Может, упала? Может, плохо стало?

Они вошли в заросший палисадник. Двинулись вглубь. Их мгновенно поглотила темнота – едва они удалились на каких-то пять метров от освещенной городской улицы.

Кусты и деревья здесь разрослись так густо, что напоминали лесную чащу, и было странно, что эти заросли находятся почти рядом с центральной площадью, с хозяйственным магазином, торговым центром, пиццерией.

– Здесь что-то протащили, – сказал Чеглаков.

Катя не видела ни зги. А он, казалось, видел в темноте, как та самая призрачная кошка, что орала благим матом.

В темноте Катя налетела на него. Он был твердый как скала. Остановился, к чему-то прислушался. Затем…

Этот жест…

Он приложил палец к губам.

Катя смотрела на него, не смея дышать.

Ей хотелось крикнуть: «Эй, Надежда Павловна! Вы где?! Отзовитесь! Это вы там?»

Но он приказывал ей молчать, и она подчинилась.

Он указал за угол здания. И сам двинулся вперед. Катя хотела было обогнать его, но он поймал ее за руку и очень мягко, но категорично толкнул назад, себе за спину.

И Катя поняла: он чувствует опасность.

Здесь, в этой темноте, в этих зарослях, опасно.

Быть может, здесь притаился невидимый хищник, который лишь ждет момента…

Чеглаков вдруг в два прыжка ринулся в самую гущу кустов.

Треск сучьев.

Хриплый возглас – ярость и удивление и…

Треск сучьев…

Стон…

В кустах была проплешина – маленький пятачок свободного пространства, со всех сторон окруженный зарослями. И на этом пятачке…

Какая-то тень, припавшая к земле…

Нет, кроме тени что-то еще…

Светлое пятно…

Женская куртка…

Еще одно пятно…

Ноги – голые, бесстыдно раздвинутые, со спущенными до самых лодыжек брюками и панталонами…

Тень выпрямилась, открывая распростертое на мокрой листве тело лежащей навзничь старухи в светлой куртке… Той самой, по которой Катя и узнала…

Тень метнулась в кусты.

Вопль!

Константин Чеглаков бросился за тенью.

Треск! Вопль ярости и боли и…

Полураздетая старуха сучила ногами по земле. Она приходила в себя и слабо стонала.

Удостоверившись, что она жива, Катя, не мешкая ни секунды, ринулась на шум битвы в кустах.

Треск сучьев, звук ударов, хриплый крик.

Они прошли сквозь кусты, как нож сквозь масло, – Чеглаков и его тайный противник.

Катя, выскочившая из кустов, увидела страшное: противник (она не могла разглядеть его лица, оно было чем-то закрыто, замотано) развернулся, словно стальная пружина, и нанес Чеглакову удар ногой в грудь, как это бывает в поединках карате-до.

Чеглаков согнулся.

Противник нанес ему еще один удар ногой.

Катя дико завизжала от страха. Этот визг… она стыдилась за него потом всю оставшуюся жизнь.

Темная тень повернулась к ней, и тут…

Чеглаков усилием воли заставил себя распрямиться. Он налетел на своего врага, как медведь на кабана.

Они сшиблись на этой узкой прогалине в кустах, словно два великана.

Удар, еще удар…

Блокировка рукой, удар…

Теперь уже Чеглаков нанес противнику удар ногой, отбросив его в сторону. Ринулся, прижал к земле, но тот сбросил его с себя, подминая…

Рывок…

И вот уже Чеглаков прижал его к земле, заламывая руку назад. Но тень вывернулась снова и нанесла ему мощный удар кулаком в скулу, пытаясь сбросить с себя.

Но не тут-то было.

Чеглаков дернул его руку вбок и вверх. Хрустнули кости.

Катя услышала новый яростный вопль боли и страха.

Чеглаков оседлал его и вдавливал в мокрую почву, не давая возможности перевернуться на спину, заламывая в болевом приеме уже здоровую руку, намереваясь сломать ее, как и ту, другую.

Его противник захрипел и обмяк.

Возможно, он потерял сознание от невыносимой боли.

– Не стойте столбом! Звоните своим, в полицию! Пусть едут сюда, – прошептал Чеглаков разбитыми губами. – Мы взяли его!

Лишь в этот миг потрясенная Катя вспомнила про мобильный.

А Чеглаков, не отпуская своего поверженного врага, сдернул с его головы маску с прорезями для глаз и за волосы повернул его лицо.

В этот миг ночная тьма, словно в сказке, отступила. Утренний свет, еще не яркий, серый, затопил все вокруг.

И Катя увидела, кого победил Константин Чеглаков.

Этого человека она никогда не видела наяву, только лишь…

Но она узнала его.