Глава 25
Муха, червяк и видеоролик
– Почему вы мне не сказали?!
– Потому что я не обязана все вам докладывать. Да вы и так сами узнали.
Катя, еле переводя дух (она бежала всю дорогу), стояла в прихожей – в том самом длинном коридоре, приспособленном для хранения вещей жильцами коттеджей, о котором говорила Мухина.
Да, к дому Аллы Мухиной в этот поздний час ее погнали злость и обида. Она долго трезвонила в парадное, она была готова поднять начальницу ОВД с постели. Но Алла Мухина не спала, встретила ее одетой – или только что вернулась из отдела, или собиралась куда-то на ночь глядя. Кажется, появлению Кати она даже не удивилась.
– Почему вы не сказали мне сразу, что Нина Кацо – сестра второй жертвы Евгении Бахрушиной?!
– Не орите, всю улицу перебудите, – Алла Мухина устало вздохнула. – Как ошпаренная прибежали выяснять со мной отношения? Новость сорока на хвосте принесла? Кто проболтался?
– Да это весь город знает! Все в курсе, кроме меня.
– И все же – кто?
Катя без сил прислонилась к дверному косяку. Начала рассказывать о том, как пришла к космонавту Чеглакову, а там…
– Они оба, и Димка, и Иван, знают Чеглакова с детства, – сказала Мухина. – Ну как же, такой герой. И он работал на базе под руководством академика Ларионовой – это правда. Чего вас к нему понесло?
– Как чего? К Чеглакову в дом влезли. Он с Ниной Кацо общался, она к нему перед самой кражей заходила. Ее убили, сумку всю обшарили и… Разве это не повод допросить космонавта?
– Из-за того, что они оба потерпевшие? Но ему больше повезло, потому что его дома не оказалось, когда вор полез к нему? – спросила Мухина. – Слушайте, на вас лица нет, солнце мое. Этак вы кусаться начнете от злости. Есть хотите?
– Нину Кацо убили, а она – сестра второй жертвы! Разве это не… Только я не понимаю – у них фамилии разные, отчества тоже, жили они по разным адресам. И сестры? Двоюродные?
– Проходите на кухню, я вам омлет сделаю. – Мухина повела Катю в квартиру.
Ее квартира кардинально отличалась от просторного дома космонавта, купленного им у потомков академика. И на тесное жилище Нины Кацо в старом коттедже походила мало. Кухня и две небольшие комнаты внизу, одна наверху. В одной комнате – раскладной диван, кресла и телевизор. В другой – детская. Кроватки нет, ее, видно, забрали с собой, но в пластиковых коробках полно игрушек. И у стены еще сохранен пеленальный столик.
– Дочка звонит каждый день, домой хочет. Надоело ей у тетки в приживалках. Сестра моя – святой человек. Вошла в наше положение, приютила их. Но и у святых терпение лопается, – пояснила Мухина, поймав взгляд Кати на пеленальный столик. – А забрать их домой я пока не могу. Боюсь.
На кухне она начала делать омлет, хозяйничала ловко и умело.
– Они единоутробные сестры, Катя. По матери. Отец Нины работал в охране базы, развелся, мать вторично вышла замуж и родила Евгению. Поэтому у них разные отчества и фамилии. Когда Евгению Бахрушину убили, мы плотно их семьей занимались, как и другими семьями потерпевших. Мать их давно умерла. Они сначала жили вместе и не особенно ладили – это в молодые годы. Но потом все изменилось. У обеих не сложилась личная жизнь, обе одиночки. Отец Нины на старости лет вспомнил о ней. Он завещал ей свой дом, тот самый, где вы ее нашли. Она преданно за ним ухаживала много лет. После его смерти переехала туда, а квартиру матери оставила Евгении. И, наверное, это и одиночество их общее сыграло роль в том, что они как бы снова подружились, очень крепко.
Она сняла румяный омлет со сковороды, поставила тарелку перед Катей, сидящей за кухонным столом. Подвинула хлебницу и налила ей чаю.
У Кати кусок в горло не лез, и одновременно она ощущала дикий голод – с утра ведь ничего, кроме завтрака.
– Ешьте, не церемоньтесь, – сказала Мухина. – Силы надо копить, питаться. Они вам еще потребуются.
– Алла Викторовна, но почему вы не сказали мне?
Мухина села за стол напротив. Налила чаю и себе. Пошарила где-то в кармане брюк и извлекла пачку сигарет, закурила.
– Катя, иногда полезнее для дела, чтобы вы не знали некоторые факты. Вы способны, как я убедилась, сами раскапывать информацию. И делаете это так, что я через вас получаю дополнительные сведения. И это ценно, это помогает, хотя мы и блуждаем в потемках. Если для кого-то в этом городе я назойливая надоедливая муха, то вы, Катя… вы только не обижайтесь… вы этакий наглый настырный червячок, что точит, точит ходы в зрелом, уже почти сгнившем яблоке. С этой стороны куснул, проточил ход, потом с другой стороны. Я все жду, когда вы проточите самый главный ход до самой серединки нашего гнилого яблока. Я подбираю за вами те крохи, которые что-то проясняют в текущих событиях лично для меня.
– И что для вас прояснил мой поход к космонавту?
Катя давилась омлетом. Червячок… надо же… кушайте на здоровье! Вы начальницу полиции ЭРЕБа этакой эринией из мифа себе рисуете, без пощады гоняющей преступников, да и себя тоже…
А вас – щелк по любопытному носу. Червячок-с!
Долбаные эринии!
– Из них ведь двое общались с Ниной перед убийством – Чеглаков и Дмитрий Ларионов. Оба по музейным вопросам. Но в музей вор не сунулся, ключи не тронул, – продолжала Мухина. – У космонавта перевернули весь дом сверху донизу. Но украли какую-то муть – фоторамку и кофеварку.
– Картины у него еще разрезали.
– Но не украли ведь. К Нине Кацо грабитель даже в дом не зашел, мы никаких следов не обнаружили. Но сумку ее всю обыскали, украли вроде самые банальные вещи – портмоне и мобильник.
– Мобильник, может, для того чтобы скрыть, с кем она разговаривала? Нельзя послать запросы на расшифровку звонков?
– По грабежу? Через наш главк? Они меня в очередь на год поставят. Там таких запросов…
– То, что Нина – сестра второй жертвы, может свидетельствовать о том, что дело вовсе не в грабеже. Может, она что-то узнала! Поэтому ее и убили.
– Версия, как и все остальные. – Мухина пила чай. – Что вы еще там узнали у этой троицы?
– Иван Водопьянов был совсем не рад моему приходу. Не то чтобы он нервничал, но вел себя как-то вызывающе. – Катя вспомнила красавца блондина. – Он мне сказал, что якобы Нина Кацо поглядывала на Чеглакова. Нравился он ей.
– У нас здесь много кто на него поглядывает. Мужик симпатичный, отважный, не бедный, одинокий. Это в ЭРЕБе-то! Я сама на него глазом косила, когда он только у нас появился.
– Почему он покинул отряд космонавтов?
– Точно никто не знает. Разве нам правду скажут? Такие вещи Роскосмос в тайне хранит. Но слухи ходили, что был какой-то скандал. Причем начался он не в Звездном городке, а здесь, на базе, – Чеглаков принимал участие в каких-то исследованиях, которые потом собирался продолжить уже на МКС. Не знаю, что уж там было. Но искры полетели и долетели до Звездного и отряда. Он громко хлопнул дверью. Даже пресса всполошилась. Но в чем там было дело – тайна.
– Вот вызовите его и допросите, – мятежно возвестила Катя. – И не будет тайн.
– Вы когда о Чеглакове упоминаете, у вас румянец, солнце мое, – усмехнулась Алла Мухина. – Да… как вы его там прозвали? Прекрасный андроид? Дело в том, что… В этом деле надо учиться отсортировывать вторичное от первичного.
– Я не понимаю, Алла Викторовна. Что может быть первичнее того, что убита сестра второй жертвы серийного убийцы?
– Кое-что может быть на данный момент и поважнее. Вам надо кое-что узнать. Это компенсация за ту обиду, которую вы испытали от своего неведения. Думаю, время для этого правильное. И это будет полезно. Наглый настырный червячок дальше начнет точить свои ходы. Но для начала вы должны посмотреть одну видеозапись.
– Какую еще видеозапись?
Алла Мухина ушла и через минуту вернулась со своим ноутбуком. Она включила его, отыскала нужный файл и кликнула.
В первое мгновение Катя поняла лишь то, что это запись с видеокамеры наблюдения. Фон серый. Внизу мелькал таймер. Запись была сделана два года назад, в июле.
– Это что, конюшня? – Катя никак не могла взять в толк.
– Это частная конюшня в Дубне. Принадлежит крупному бизнесмену – застройщику в районе Большой Волги. Он университетский приятель любовника Саломеи Шульц – того самого женатика-физика, который сейчас в Швеции. Но тогда, в июле, физик с Саломеей еще не был знаком. У него в любовницах состояла другая. Именно с ней он в тот день приехал на конюшню к своему другу.
Катя увидела на записи Анну Ласкину. Она шла одна, без спутника, вдоль денников.
– Как я поняла, она одна сейчас в конюшне. Все заняты на беговом круге, в загоне или как это там у них, заводчиков, называется. Она в конюшне совершенно одна. О камере даже не подозревает. Смотрите, Катя, внимательно.
Катя не отрывала взгляд от экрана ноутбука.
Анна Ласкина медленно шла вдоль стойл, которые пустовали. Лишь в самом крайнем деннике находилась лошадь гнедой масти.
– Все лошади в загоне. В конюшне только этот жеребец.
Анна Ласкина остановилась напротив денника. Конь высунул морду, нюхая воздух.
Он вздернул губу, обнажая зубы.
Анна Ласкина – она была одета в белые брюки и кружевную летнюю кофточку – наклонилась. В ее руках оказался тонкий прут.
Не хлыст. Скорее хворостина от метлы, которую она подобрала с пола. Она просунула хворостину в денник.
Камера бесстрастно фиксировала все ее движения.
Ласкина провела хворостиной по спине и крупу коня, словно щекоча, лаская его. Затем хворостина скользнула вниз, в область паха. Жеребец фыркал, перебирал ногами. Хворостина щекотала ему пах, и жеребец возбудился. Он заржал, дернул головой, демонстрируя всю свою мощь и силу.
Анна Ласкина медленно водила хворостиной. На сером фоне пленки лицо ее – белое пятно. Лик сомнамбулы. Состояние тупого блаженства и столь же тупого любопытства.
Жеребец, возбужденный до крайности, снова вздернул верхнюю губу, обнажая зубы, и просунул морду поближе к руке, держащей хворостину, что все щекотала его.
Анна Ласкина снова нагнулась. Теперь в руке у нее был клок сена. Она ткнула сено коню в зубы, и он поймал угощение. Он прядал ушами, кося глазом в сторону сжимавшей хворостину руки.
Продолжая интенсивно щекотать коню пах, Ласкина сунула руку в карман брюк.
Мгновение – и в ее руках оказалась зажигалка. Конь почти дожевал клок сена, остались лишь мелкие ошметки.
К этим ошметкам Ласкина и поднесла зажигалку. Огонек мгновенно слизал сухие былинки и…
Конь дико заржал и ударил задними копытами в стену денника. Вороватый огонек обжег ему губы и тут же погас.
Конь ржал и фыркал. Тряс головой. В паху его болтался враз обмякший черный уд, схожий видом с длинной колбасой.
Кате показалось, что она извергнет из себя и чай, и съеденный омлет. Ее потрясла эта сцена изощренной жестокости, когда животному намеренно причинили острую боль.
Но больше ее потрясло лицо Ласкиной – все то же застывшее тупое выражение удовольствия и безмятежности.
Она развернулась и пошла прочь из конюшни.
Запись закончилась.
– Конь отказывался есть два дня, – сказала Алла Мухина. – Конюх и хозяин коня не знали, что делать. Обратились к ветеринару. Тот сначала тоже не мог взять в толк. А потом они посмотрели пленку с камеры в конюшне.
– Она садистка. Где вы достали эту запись?
– Это агентурная добыча. Через агента. Он вышел на владельца лошади. Тот держал эту пленку… ну, считайте, в качестве компромата на Ласкину. Он – как я говорила – крупный застройщик, его фирма строит дома в районе Большой Волги в Дубне. Видимо, хотел и сюда прийти со строительством. Он держал эту запись как козырь, если вдруг в администрации начнут ставить палки в колеса или деньги вымогать.
Катя ощущала лишь тошноту.
– Пленку хозяин коня отдал нашему агенту. Мы сумели уговорить его слить нам эту информацию. Не думаю, что владелец лошади показывал эту запись своему приятелю – тогдашнему любовнику Ласкиной, но, возможно, где-то на словах намекнул. Они расстались с Ласкиной в августе, и в этом же месяце ее бывший ухажер познакомился с Саломеей Шульц. Я получила запись сегодня днем. Уже после того, как мы беседовали с Ласкиной в администрации.
– Отвратительно. – Катя поморщилась. – Но это не все. Вы неспроста мне эту мерзость показали.
– Да, это не все. Вам надо увидеть еще кое-что. И уже самой сделать вывод, есть ли связь между всем этим. Поехали в отдел, я покажу вам.
– Что мне надо увидеть?
Катю нисколько не озаботило, что они едут в ОВД посреди ночи!
– То, чего никто не знает. Я надеюсь. Мы держали это в полной тайне все это время.
Удивительно, но у дома их ждала патрульная машина, – Катя не помнила, когда при ней Мухина ее вызвала. Может, была предварительная договоренность, что патрульные за ней заедут?
Городок спал и видел седьмые сны. Но на улицах Катя увидела полицейские машины – тихие, с выключенной сиреной. Мигая синими огнями, они скользили по спящим улицам, словно призраки. Полицейские машины разъезжались от отдела.
– Из Дубны прислали дополнительные наряды, мы усиливаем охрану улиц, – пояснила Мухина. – Наших сил не хватает. Дубна прислала своих в помощь, пока у нас здесь такие дела.
В ОВД они прошли мимо ярко освещенной дежурной части. Мухина включила свет в темном коридоре. И отперла своим ключом темный кабинет, тот, из которого Крапов уже дважды пытался выгнать Катю.
Было почти два часа ночи. Кате все происходящее казалось каким-то нереальным – они как тени скользнули внутрь, чтобы узнать то, чего не знает никто.
