Глава 24
Космос

Из Дубны на совещание приехали прокурор города и начальник полиции. Алла Мухина, полковник Крапов, сотрудники ГУУР закрылись с ними в кабинете.

Катя снова была предоставлена сама себе. Можно вернуться на кампус, тоже запереться в номере – потому что стемнело, и улицы города, и так малолюдные, опустели окончательно.

Но она не могла так бездарно закончить этот день. Этот ужасный день, начавшийся с обнаружения трупа несчастной директрисы музея. Допросы свидетелей, поквартальный обход мало что дали – это правда. Но Катя говорила себе: еще один свидетель остался неохваченным. Намеренно или случайно Алла Мухина не побеседовала с космонавтом Константином Чеглаковым. А он ведь тоже общался с Ниной Кацо незадолго до ее гибели. Более того, она приходила к нему домой отбирать картины для выставки в музее. Эти картины до сих пор там.

К Чеглакову кто-то влез в дом и все там перевернул вверх дном.

А Нину Кацо убили, дважды ударив по голове.

Улица Роз – Пятая Парковая манила Катю. На часах всего четверть девятого вечера. Если космонавта дома нет, она просто отложит беседу. Но если он дома, она…

Катя шла знакомыми улицами. Вон здание музея, хорошо освещено. Розарий с осенними сортами, засыхающими, умирающими на корню. Дальше – темная улица и дом в самом ее конце…

Катя лукавила, заставляя себя относиться к этой беседе как к обычному поиску информации по делу.

Он… космонавт Константин Чеглаков…

В страшном хаосе последних суток она почти забыла о нем. Нет, вряд ли она способна забыть, что видела космонавта живьем, а не по телевизору…

Великие космические старики, мелькающие на телеэкранах…

Как он не похож на них!

Это другое поколение звездолетов и звездолетчиков.

Новая эра.

Хотя для самого Чеглакова она закончилась тихим приземлением в родном городке.

Алла Мухина ни словом не обмолвилась о том, что Чеглаков тоже встречался с Ниной Кацо незадолго до ее убийства. И что в его доме была совершена кража, а Нина похожа (пусть и по первоначальным данным) на жертву грабежа.

Разве такую связь можно игнорировать?

Катя чувствовала, что ее возбуждение нарастает. Она мысленно репетировала вопросы, которые задаст космонавту. Она шла все быстрее, быстрее.

И внезапно остановилась.

Дом, в который она «выезжала на кражу» в первый свой день в ЭРЕБе, светился всеми окнами – первого и второго этажей.

Катя стояла в центре освещенного квадрата.

Силы словно покинули ее. Теперь она чувствовала лишь замешательство и… Хотелось еще раз его увидеть. Она знала, это желание жило в ней все последние дни. Только она сама себе в этом не признавалась. И столько событий произошло. Но сейчас, у самого его дома, она растеряла все заготовленные вопросы, все слова.

Сзади – свист шин по асфальту, треньканье. И знакомый голос, слегка надменный, насмешливый, произнес:

– Что же вы оробели?

Катя оглянулась.

Облокотившись на руль велосипеда, перед ней стоял Дмитрий Ларионов. Тот самый, которого всего несколько часов назад они с Мухиной расспрашивали в его доме.

– У меня камешек в туфлю попал.

– Вы в ботинках, – он широко улыбался и был так похож в этот миг на…

– Это ведь здесь снимали «Девять дней одного года»? – спросила Катя.

– Кажется, в Дубне, а что?

– Вы на Илью похожи, которого Смоктуновский играл.

– А, это, – он еще шире заулыбался, одновременно по-мальчишески и надменно, как принц Гамлет, как тот ученый-физик: «На мне играааааать нельзяааааааа».

– Нет, Дима. – У Кати отлегло от сердца. – Эпизод из фильма, где он про дураков говорит.

– А, понял. Наш, отечественный дурак всегда идет в ногу со временем.

Он и правда был очень похож в этот момент. Катя подумала: Василисе чертовски повезло с мужем. Богатый, чувство юмора на уровне подсознания.

Маменькин сынок… Так обозвала его Мухина. Но был ли похож Илья из «Девяти дней одного года» на маменькиного сынка – вот в чем вопрос.

– Смелее, вперед – Дмитрий Ларионов подбородком указал на дверь дома космонавта Чеглакова.

– Я не знаю, удобно ли…

Катя сама себя не узнавала. Так ли мямлит «полицейский из Главка», которого она из себя разыгрывала!

– Константин про Нину Павловну уже знает, – сказал Дмитрий Ларионов. – Я ему позвонил сразу, как вы ушли. А он уже знал, ему Ваня Водопьянов сообщил. А тот в офисе услышал. И соцсети гудят. Опять весь город обалдел из-за этого убийства. Вы же по поводу Нины Павловны к Константину?

– Да. Она же приходила к нему насчет картин. Насчет выставки. И та кража, она у меня из головы не идет. Вы хорошо знаете Чеглакова, Дима?

– С детства.

Он сделал приглашающий жест – пойдемте и повел велосипед за руль по дорожке палисадника к парадному дома.

– Константин сначала работал на базе под руководством мамы. А потом уже поступил в отряд космонавтов. Он провел целый ряд исследований на МКС – общие их с мамой идеи воплощал. Я его знаю с детства. Так же, как Ваня Водопьянов. Его родители тоже работали с мамой.

Он сам позвонил в дверь. Катя держалась рядом.

Дверь открыл сам Константин Чеглаков. Катя увидела на пороге, на фоне освещенного холла, его силуэт.

Он был одет в серые фланелевые спортивные брюки. Мокрая от пота футболка висела на плече. Мокрый от пота мускулистый торс… Накачанный торс атлета вполне мог бы принадлежать двадцатилетнему олимпийскому чемпиону, а не сорокавосьмилетнему отставнику.

– Добрый вечер. – Он оглядел Катю и Ларионова. – Да ты с гостьей ко мне!

– Константин Константинович, я пришла задать вам несколько вопросов по поводу Нины Павловны Кацо, – выпалила Катя как новобранец.

– Заходите.

В доме разило мужским потом, как в спортзале. Следов прежнего разорения нет. Все уже прибрано, расставлено по местам. Где-то в глубине дома гудела вода.

В комнате, когда-то поразившей Катю своей спартанской бедностью, теперь красовались новенькие циновки, мат и три дорогих тренажера: беговая дорожка и два силовых – совершенно космического вида агрегаты, занимающие все пространство.

– Простите за мой вид, – сказал Чеглаков спокойно. – Вечерняя тренировка.

– Ванька, наверное, в ванне давно уже утонул после такого бодибилдинга, – засмеялся Ларионов. – Он к таким нагрузкам не приспособится никогда.

– У него уже неплохо получается, – возразил Чеглаков.

Футболку он так и не надел. Стоял перед Катей полуобнаженный.

– Проходите в мастерскую.

Катя прошла в мастерскую – бывший кабинет академика, где ниши стенных шкафов приспособили под вернисаж. Картины уже развешаны по местам. И здесь все чисто убрано.

Дмитрий Ларионов плюхнулся на диван. Катя медленно шла вдоль стен, рассматривая картины. Абстракции… очень много черного… но яркие краски тоже присутствуют и… больно глядеть, так и хочется отвести глаза от яркого спектра.

– Здорово, – похвалила она. – А что это, Константин Константинович?

– Где?

– Вот на этой картине.

– Звезды.

– Звезды? Но они совсем не такие…

– …как с Земли?

– В космосе не делают фото звезд, – пояснил Дмитрий Ларионов. – Потому что камеры их не видят. Звезды в космосе, Катя, излучают слишком мало света для съемки. Космический мрак все поглощает. А человеческий глаз в космосе звезды видит. Это так, как они выглядят по-настоящему.

Катя смотрела на россыпь точек на полотне. Рядом с этим абстрактным полотном висела более четкая реалистичная картина – Катя вспомнила, что нечто подобное она видела и в музее. Карта звездного неба.

– Вы определили, какие картины у вас украли?

– Не украли. Раскромсали три полотна.

Она оглянулась на Чеглакова. Он стоял в дверях мастерской.

– А здесь что нарисовано? – спросила она, кивая на темное мрачное полотно.

Его рассекали резкие линии – багровые, оранжевые, растекаясь внизу бесформенным пятном.

– Я назвал ее «Тридцать секунд», – ответил Чеглаков.

– Тридцать секунд?

– Константин шутит. Это «Пограничье», – откликнулся Ларионов. – Нет, правда, круто. Долго тяжко на это смотреть – аж мурашки по коже.

– Пограничье? – Катя ощущала себя этаким шариком для пинг-понга, которым перебрасывались эти мужики.

Но ведь она явилась допрашивать его как сотрудник полиции!

– Пограничье, рубеж. В открытом космосе без скафандра. – Чеглаков секунду помолчал, словно стараясь выразиться понятно и деликатно. – Люди не «взрываются», как это показывают в блокбастерах.

– Пуффф! И глазки выскакивают! – Дмитрий Ларионов щелкнул пальцами.

– Помолчи, болтун. Тридцать секунд есть у человека в открытом космосе, чтобы пробыть без скафандра. Это не мгновенная смерть. Не взрыв. Человек умирает от удушья. Мучительно.

– «Одиссею двухтысячного года» смотрели?

Это спросил Иван Водопьянов. Он появился за спиной Чеглакова – светлые волосы растрепаны и мокры после душа, вокруг шеи – махровое полотенце. Он был одет в свежую серую футболку и такие же, как у Чеглакова, спортивные штаны.

– Самая точная иллюстрация тридцати секунд, – сказал он, вперившись в Катю.

– Простите, я сейчас, – Чеглаков извинился. – Душ освободился.

Катя мысленно сравнила его с парнями. Что скажешь… Маменькин сынок Ларионов – ничего, Водопьянов – миллионер и компьютерный ас – так просто белокурый красавец, но с космонавтом им не сравниться.

И то, что они намного моложе, их не спасает. ОН… этот человек…

Чеглаков ушел приводить себя в порядок. Иван Водопьянов пристально смотрел на Катю.

– Насчет нового убийства, да? – спросил он.

– У меня вопросы к Константину Константиновичу.

– Я понял. Он, кажется, сразу произвел на вас неизгладимое впечатление.

– Я хотела поговорить о краже.

– Ну конечно. – Иван Водопьянов улыбался Кате как-то напряженно. – Это повод заглянуть вечерком, да? Только вот досада – мы тут. Нас с Димкой черти принесли.

– Вы не помешаете.

– Пока он в ванной, может, и я на что-то сгожусь? В смысле очевидца?

– Нина Кацо как директор музея вела дела с Чеглаковым, а не с вами.

– Очень жаль ее, – вздохнул Водопьянов. – Несчастная баба. Царствие ей небесное. Или вечный космос. Здесь, в этом доме, принято говорить – космос. Хотя он – Константин – ведь и царствие небесное вот так близко видел.

Катя молчала.

– Признайтесь, он ведь сразу произвел на вас сильное впечатление, – не унимался Водопьянов. – С одного взгляда.

Не стоило этого говорить, но Катя не могла соврать.

– Да.

– А то! Три пилотируемых полета на МКС. Два выхода в открытый космос. Каждый полет – длительный, первые два – по сто пятьдесят суток на орбите и третий – двести двенадцать. Каждый выход в открытый космос – пять часов. За это время МКС почти четыре раза облетает наш шарик. Наша планета, все мы, с нашими делишками, интригами, надеждами, мечтами и амбициями, где-то там – у него под ногами. Вертимся, вертимся. Бесконечная малость и тщета наша, а он…

– Ваня, он не бог, а космонавт, – усмехнулся Дмитрий Ларионов.

– Катя… вас Катя зовут, да? – Водопьянов сделал изящный жест, обводя мастерскую Чеглакова, его картины. – Вы, кажется, понимаете меня. Что я имею в виду. Мы привыкли к космическим полетам. В интернете читаем на ленте новостей: стартовали, пристыковались, повертелись, приземлились. Ну, опять вышли в открытый космос, что-то там подолбали гаечными ключами снаружи. Типа «Мама – бортовой компьютер – поставь солнечные паруса». Но это же чудо! Настоящее чудо, которым надо бесконечно восхищаться! А мы привыкли к этому чуду, как к чему-то обыденному, как к поездке на автобусе! Их – тех, кто выходит в открытый космос, – мы воспринимаем уже тоже как совсем обычных людей. Но как же такое возможно? Да и они сами с нашей подачи относятся к своим деяниям как к работе! Знаете, Катя, вы сейчас смотрите на его картины. Наверное, думаете: рисует, как космонавт Леонов. Я, кстати, очень внимательно прочел книгу мемуаров Леонова. Здорово он пишет, так подробно. Все рассказывает, все эти вещи – масса информации, точность во всем. Гордость первопроходца. Все эти чрезвычайно важные с нашей земной, человеческой точки зрения мелочи: кто, как и куда, кого опередили. Все это классно. Но в глазах космоса, или… царствия небесного, как уж хотите это называть, это все так суетно! Чисто человеческая суета. Важность сиюминутная. И я был поражен тем, что там, в этих мемуарах, отсутствует самое главное.

– Что? – спросила Катя, завороженная этой горячностью, так не вяжущейся с его обликом.

– Да то, как он… человек, первое человеческое существо, земное, все это воспринял! Его эмоции! Его личная исповедь, как у Блаженного Августина! О том, как он навсегда изменился после того, что увидел и прочувствовал, оказавшись там впервые, один на один с этой бездной, бесконечностью и величием… Как он не сошел с ума?! Или сошел? Или переродился? Или что-то понял, что нам недоступно? Самое главное, ради чего все это и делал!

– Леонов, может, это словами не в силах выразить в эмоциональном плане, – сказала Катя. – Поэтому он рисует. Может, и слов таких в человеческом языке просто нет, чтобы описать его истинные чувства, когда он открыл шлюз и шагнул один во Вселенную.

– Вы считаете, что нет таких слов, чтобы это описать?

– Чеглаков тоже рисует, – тихо произнесла Катя. – Иван, чем занимаются на базе ЭРЕБ?

– Что? – Водопьянов словно на землю спустился.

– У вас там какой-то проект IT, я знаю. И вы, Дима, работаете там в лаборатории. И Чеглаков до отряда космонавтов… Чем занимаются на базе? Что изучают?

– Уверяю вас, не зеленых человечков.

– И все же?

– Донозологическое состояние человека, – сказал Дмитрий Ларионов.

– Что? – Катю отчего-то испугало это словосочетание – «донозологическое состояние».

– Никаких особых тайн нет. Да и раньше их не было. – Водопьянов сделал ему жест – ну, что ты право, брат? – Просто играли в секретность, паранойю тешили. Никаких пришельцев, никаких инопланетных вирусов на базе ЭРЕБ нет. Изучали в основном жизнедеятельность организма, механизмы психорегуляции, коррекцию, лечение. Разрабатывали различные лекарства. Космическая фармакология. В ряде случаев брали на себя рекреацию экипажей и космонавтов – когда было что-то тяжелое, когда Центр по подготовке сам не справлялся.

– Как понять – что-то тяжелое? – тревожно спросила Катя.

– Психологические срывы, депрессии, психозы, попытки суицида. Никто об этом никогда не говорил и не писал, – но случаи были. Это же космос, Катя. Вы не понимаете, что они там переживают чисто психологически! Там помощи нет. – Водопьянов ткнул пальцем вверх. – Экипаж один на один с судьбой. Если что – никто не поможет. Никто. Не долетит. Не спасет. Опора лишь на свои силы. Знаете, каково это осознавать каждый день, проверяя – идет ли воздух, не засорился ли вакуумный унитаз, нет ли возгораний, есть ли подача энергии? Долго ли с катушек слететь?

– А это состояние, о котором говорили?

– Донозологическое? – перебил приятеля Дмитрий Ларионов. – Это одно из главных направлений было и есть по исследованиям. Изучение состояния человеческого организма, абсолютно здорового, в котором жизнедеятельность проходит за счет более высокого напряжения, чем в нормальных условиях. Ну, что-то вроде существования в условиях постоянного сильнейшего стресса, когда физические показатели близки к выходу за пределы нормы, постоянное балансирование на грани. Жизнь космонавтов на орбите – жесточайший стресс. Пусть, Катя, вас не обольщают их широкие жизнерадостные улыбки на весь экран во время сеанса связи с землей. Моя мама всю свою жизнь посвятила этой проблеме. Созданию препаратов, которые бы помогали в таком пограничном состоянии. Нельзя найти в физическом смысле более здоровых и подготовленных людей, чем космонавты. Но насчет психики – это отдельный вопрос. Где тонко, там и рвется. Моя мама изучала это – то, что рвется, когда человек внешне здоров и полон сил. На базе не занимаются ни генной инженерией, ни созданием монстров. Фармацевтикой, изобретением лекарств, которые пригодятся не только на МКС, но и для длительных космических перелетов, когда экипаж будет на многие годы изолирован в замкнутом пространстве.

Катя понимала: говорят ей, конечно, далеко не все. Но хоть какая-то информация. И на том спасибо. И кое-что в словах Дмитрия Ларионова ее привлекло.

– Монстров не создаете. Они в ЭРЕБе сами заводятся. Серийные убийства в вашем городе. И Нину Кацо тоже убили. А больше половины населения города связано с базой.

– Вы собираетесь раскрыть серийные убийства? – насмешливо спросил Водопьянов. – Вы планируете поймать здешнего монстра? Константин, девушка отважна, как прекрасный доктор Элизабет Шоу. Смотрели «Чужой»? Знаете, что с ней стало в конце?

– Умолкни.

Константин Чеглаков вернулся – он переоделся в чистое, отмылся. И сейчас казался моложе своих лет.

– Я вас внимательно слушаю, – сказал он Кате.

И той снова показалось, что разговаривает с ней прекрасный андроид. Неужели «космонавты живьем» напрочь лишены эмоций?

– В ваш дом залез вор или воры. Нину Павловну Кацо убили при попытке грабежа. Возможно, это один и тот же человек.

– Возможно.

– У вас нет каких-то подозрений, кто это может быть?

– Понятия не имею. У меня украли сущую ерунду.

– Я все это время думала, что у вас украли картины.

– Я, когда разобрался с бардаком, который здесь устроили, понял, что ни одно полотно не пропало. Три картины этот вандал разрезал, может, завернуть что-то хотел? Но это абсурд. Не кофеварку же.

– Нина Павловна общалась с вами только по вопросам выставки ваших картин?

– Да. Я был так тронут! Мазилы-дилетанты тают, когда их приглашают выставляться.

– Это она таяла, как марсианский лед, от ваших улыбок, – хмыкнул Водопьянов. – Что, я не видел, что ли? Тетка жаждала романтики.

– Умолкни.

– Вы один здесь живете? – спросила Катя.

Прекрасный андроид впервые улыбнулся ей. Катя чувствовала: он изучает ее, как, возможно, там, на орбите, во время опыта изучал какую-нибудь мушку-дрозофилу…

– А где ваша семья? – она решила не отступать. – Вы, как я слышала, местный уроженец.

– Из всей семьи я один остался. С женой мы развелись несколько лет назад. Еще вопросы?

– После кражи вы не общались с Ниной Павловной? Может, она звонила вам?

– Нет. Мы раньше, когда она зашла ко мне, договаривались, что я загляну в музей. Возможно, захочу еще что-то добавить – уже по своему усмотрению – к выставленным картинам. Но я был занят со всем этим домашним бардаком. В полицию к вам ходил писать заявление и давать показания. Мне очень жаль, что Нину Павловну… что она… Я сначала даже не поверил, когда узнал.

– И я не поверил, – встрял Иван Водопьянов. – Это как нарушить заранее заданный код программы. Обычно убийцы такого типа не нарушают однажды созданного ими же самими кода поведения. Я ведь сначала подумал, что ее нашли, как и ее сестру, ту, что зимой убили, на остановке. Это потом в сети начали подробности выкладывать – мол, нет, это что-то другое.

Катя…

Она медленно повернулась к Ивану Водопьянову.

Нашли, как и ее сестру?!

Они все трое уставились на нее. Наверное, выражение лица у нее было в этот миг такое… глупое и…

– А вы разве этого не знали? – спросил Константин Чеглаков.

Она беспомощно смотрела на него.

– Вы не знали, что у этой несчастной зимой убили сестру? Она работала в городской библиотеке, – пояснил Иван Водопьянов.

Он приблизился к Кате вплотную.

– Вы этого не знали? Да это всему городу известно. Тогда, собственно, возникает вопрос: вы, кто вы такая? За кого вы себя выдаете, если не знаете таких вещей? Да, вы на кражу сюда приезжали вместе с Железной Аллочкой. Мы все решили – вы какой-то там столичный спец. Черт его знает кто – может, профайлер или сыщица. А вы… кто вы, девочка?

В этот миг Чеглаков оттолкнул его от Кати.

– Чаю хотите? – спросил он. – Горячего? С мятой или с лимоном?

Катя кивнула. Слезы стыда… жгучего стыда готовы были брызнуть из ее глаз. Но глупо реветь от досады, словно тупая корова, перед всеми ними.

Чеглаков усадил ее на диван. Быстро сходил на кухню и вернулся с чашкой горячего чая – с мятой и лимоном.

– Вам начальник ОВД не сказала, что у Нины Павловны убили сестру? Полгорода присутствовало на похоронах.

Катя глотала чай. Так опозориться перед «космонавтом живьем»… ОООО!!!

– Спасибо. – Она вернула ему чашку. – Я пойду, извините за беспокойство.

– Мы вас отвезем, – сказал Чеглаков. – Не стоит сейчас по вечерам ходить одной по улицам. Вы где остановились? Дима, она в твоем отеле живет? В «Мосте»?

– Я на кампусе.

Он наклонился к ней. Улыбнулся ободряюще.

– Мы вас сейчас туда отвезем. Я только ключи найду от машины.

И покинул мастерскую.

– Вы и правда не знали, что Нина Павловна зимой потеряла сестру? – спросил Дмитрий Ларионов.

В голосе его не было прежней надменности. Лишь любопытство.

– Нет.

– Но как же так? Это же все знают.

Словно кто-то прошипел Кате на ухо слова, ставшие привычным рефреном.

– Не воображайте только, что Константин ради вас так всполошился, – прошипел ей в другое ухо Иван Водопьянов. – Вы и губы раскатали, наверное, уже. Что я, не вижу, что ли? Мы все в паб собирались до вашего прихода. Поэтому и Димка примчался, от жены слинял. Пива душа просит. Пятница сегодня. А мы всегда пиво пьем по пятницам. Так что это не ради вас он… Мы все сегодня надеремся в хлам.

Чеглаков вернулся с ключами, и без лишних разговоров все вместе вышли из дома. Погрузились во внедорожник космонавта и поехали к центральной площади.

Катю Чеглаков посадил рядом с собой, впереди. Парни устроились сзади.

У кампуса Катя вышла, поблагодарила. Внедорожник мигнул фарами и вот уже свернул на улицу-аллею по направлению к набережной. Катя помнила, что там паб.

Она стояла на пороге кампуса. Ее душили слезы досады. Но сердце разрывалось от ярости.

Как только внедорожник совсем скрылся из виду, Катя развернулась и помчалась в противоположную сторону.

Она была бы даже рада, если бы в эту ночь… а было уже довольно поздно, монстр ЭРЕБа снова вышел на охоту. Она сама бы напала на него! Бешенство и досада придали ей сил.