Глава 20

Проснулись от телефонного звонка. Тристан взял трубку, а я, встав с постели, выглянула в окно. Темно. В смысле — абсолютная темень. Ни фонарей, ни фар автомобилей, ни светящихся окошек в домах… Как будто мы не в центре города, в пентхаусе современной высотки, а в какой-нибудь глуши, где на много километров нет жилья. Невольно я оглянулась на Тристана и вздохнула с облегчением: почудилось, что я не в Питере, в современной высотке, а у Ярриста, в его замке, спрятанном в отрогах Маттерхорн…

Тристан закончил говорить и повернулся ко мне:

— Одевайся. Пора уходить.

Я растерянно оглядела комнату.

— А что мне надеть-то? От кимоно остались одни тряпочки, а то, в чем я приехала, ты выбросил.

Он хлопнул себя рукой по лбу — такой милый, совершенно человеческий жест… И умчался.

— Вот! Я же оставил это в твоей спальне! — он вернулся и вывалил на кровать ворох тряпок. — Только быстрее.

— Что-то случилось?

Я вытащила из кучи джинсы, майку, кожаную куртку… Белье? А, вот что-то кружевное в отдельном пакетике.

Как выяснилось, Тристан накупил мне кучу одежды, и вся она была черной. «Машина может быть любого цвета, только если она черная…» — всплыло в памяти.

Пока собирались, Тристан говорил:

— Я поручил следить за домом. Ну, и за всем, что будет подозрительного. Засекли вертолет, он летит в нашу сторону.

— А почему темно, как в бочке? — Тристан тоже выглянул в окно.

— Маменькиных рук дело! Она на такое большая искусница… Просто иллюзия, чтоб посеять панику в наших рядах. Не пугайся.

— Гражданским вертолетам запрещено летать над жилыми кварталами.

— Вот то-то и оно. — принц кивнул. — Маха теперь ни перед чем не остановится, Ростов был прав. У нее просто нет выбора.

Мы уже входили в лифт.

— Если она тебя убьет, Оберон её из-под земли достанет.

— Честно говоря, я тоже не понимаю, на что она рассчитывает.

— Барон сказал, государственный переворот. Маха может пойти против короля?

— Сомневаюсь. Отец — чрезвычайно могущественная личность. Я имею в виду его личные качества. Не могу представить, кто мог бы с ним потягаться.

— Обман. Предательство. Вероломство. Наверняка у Оберона есть враги?

— Ты просто не знаешь, о чем говоришь. Отец практически в одиночку выиграл войну с Фоморами. Он дрался с Балор'ом и победил его. А Балоръ, чтоб ты понимала, был Рефаим…

Двери лифта открылись на подземной парковке. Тристан повел меня к дальней стене, где в отдельном закутке стоял мотоцикл.

— Куда поедем? — я надела предложенный шлем.

— К друзьям. Пора прекращать это безобразие. — принц выглядел разозленным.

Где-то в вышине раздавалось «твок, твок» вертолетного винта, улицы, как и положено, сверкали огнями, впереди выгибался дугой мост через Неву.

Мы успели отъехать на пару кварталов, когда за спиной раздался взрыв. Я оглянулась: окна пентхауза пылали. Фугасный снаряд, скорее всего, выпустили из гранатомета.

— Там могут быть пострадавшие! — крикнула я. Но Тристан, наверное, не услышал.

Наращивая скорость, мы летели прочь.

Оставив мотоцикл на крошечной стоянке, побежали к метро.

— На Ленинском пускают до без четверти час, должны успеть… — на ходу бросил Тристан.

— В доме могли быть пострадавшие!

— Обо всём позаботятся, не беспокойся. Мы там ничем не поможем.

В вестибюле я бросила взгляд на часы: половина первого. Разговаривать было некогда. Подошел поезд, но мы, вопреки ожиданиям, в него не сели. Как только последний вагон скрылся в туннеле, Тристан спрыгнул на рельсы. Я, пожав плечами — за ним. Поздновато отступать, верно?

— В этом туннеле — один из входов в Шахту. — объяснил принц, топая по шпалам.

— Нибелунги ведут какие-то работы под городом?

— Так называется их подземное убежище. Это, своего рода, бункер, только огромный.

— Не знала, что под Питером живут гномы.

— Шахты есть под всеми стратегически важными городами. Когда-то они большей частью селились в Европе, но вампиры, во время Второй Мировой, устроили геноцид и почти всех истребили. Тогда король Нибелунг принял решение о Рассеянии… Гномы выкупают подземные пространства везде, где могут, и строят Шахты.

— Ты много о них знаешь.

Нибелунги — самая скрытная раса. Они не любят публичности, не выносят, чтобы к ним приставали с вопросами. «Мы любознательны, но не любопытны» — как сказал в интервью один из них. Фраза стала мемом.

Обычные сведения о гномах, доступные всем: лучшая в мире техника, лучшее в мире оружие и самые дорогие украшения. Всё.

— Полди, — ты видела его на выставке, — друг детства. Наши семьи тесно связаны.

— Значит, его отец тоже важная шишка?

Тристан скрылся в темной нише и теперь возился там, чем-то погромыхивая. Наконец он с трудом повернул колесо ржавого шлюза, приоткрыв его, и мы протиснулись в узкий проем. Там, кроме крошечной площадки и бетонного колодца, ничего не было. В глубину уходила вереница лампочек, и в их тусклом свете виднелась череда металлических скобок, вбитых в стену.

— Нам туда! — подмигнул Тристан и полез в колодец.

Всё страньше и страньше, — подумалось мне. — Теперь вот — в нору за белым кроликом… То есть, бурым волком.

Лезть молча, слыша только свое натужное пыхтение, отдающееся в колодце зловещим эхом, было неуютно, и я продолжила допрос:

— Мы говорили о твоем друге детства… — голос гулко разнесся по трубе.

— Ну да. Полди — сын Гейдериха, короля Нибелунга.

— Ну надо же. Еще один наследник.

Я вспомнила клетчатую рубашку с закатанными по локоть рукавами, видавшую виды жилетку с кучей карманов, оттопыренных всякой всячиной. Кожа в татуировках, темные волосы забраны в хвост… Нос картошкой, хитроватые умные глаза…

— У Нибелунгов нет кровных традиций наследования. Королем становится самый достойный, или, как говорят у них, компетентный. Тот, кого выберет сообщество.

— Весьма похвально… — руки отваливались, швы на спине неприятно тянуло.

Я уже всерьез опасалась, что упаду, потеряю сознание и разожму руки, когда эхо изменилось.

Наконец мы спрыгнули в горизонтальный туннель. По дну бежала узкоколейка, под потолком, насколько хватало глаз, в обе стороны тянулись провода с желтыми лампами в проволочных сетках. Пахло пылью и крысиным пометом.

— Глубоко забрались господа Нибелунги… — пробормотала я, переводя дыхание. В висках бухало, ноги дрожали, но я не хотела подавать виду, насколько мне хреново.

— Их город расположен под сетью метро. — объяснил Тристан. В тусклом свете ламп лицо его казалось мутным белесым пятном. — Питер стоит на слишком вязкой почве, так что гномам пришлось углубиться ниже уровня грунтовых вод, чтобы их всё время не заливало. Это — самая глубокая Шахта в мире.

— Ясно… Слушай, тебе ведь нужно с матушкой разобраться, а мы, получается, прячемся.

— Не прячемся. Предпринимаем стратегическое отступление. Тем более, без Полди я её не найду. Барон прав в одном: хватит бегать по лесам. Пора задействовать тяжелую артиллерию.

Потихоньку мы двинулись вперед. Точнее, куда-то на запад, всё так же шагая по шпалам.

— Послушай… как бы между прочим спросил Тристан, — а ты не хочешь рассмотреть идею вернуться к Ярристу?

Меня будто ударили. Лицо онемело, воздух вдруг нагрелся и загустел. Почувствовала себя раком, брошенным в кипяток.

— Хочешь от меня избавиться? — он остановился, и секунду пусто смотрел на меня, а затем взорвался:

— Да нет же, нет! Никогда так больше не думай! Просто… Видишь же, со мной как? Два покушения за один день.

— А моя жизнь — сплошь розы да песни, ты это хочешь сказать? Забыл о Носферрату? О Вито?

— Я мог бы сказать, что рядом с Ярристом тебе на на Вито, да и на Носферрату будет плевать с высокой башни.

— Мог бы. — согласилась я. — Но ведь не скажешь, верно?

Мы снова тихонько пошли вдоль рельсов, молча, слушая шорох собственных шагов. Да еще лампочки над головой иногда негромко потрескивали и мигали.

Через полчаса я не выдержала:

— Я тебе уже говорила, что в любом случае не вернусь! Только не к Ярристу.

— Ты его любишь. Ты любишь его, и поэтому никогда не будешь со мной!

— Конечно, я его люблю! — я задохнулась. — Но… Ты ту ни при чем. Понимаешь, он — как солнце. Когда далеко — излучает живительное тепло, но стоит приблизиться — опаляет. Я… Я просто не могу. Когда я с ним, всё выглядит простым и ясным до предела: я его люблю, отдам за него жизнь, сделаю всё, чтобы он был счастлив. Но его глаза… Эти его прекрасные устрашающие золотые глаза, говорят: ты — ничто. Меньше, чем ничто. По сравнению с вечностью ты — пыль на немытой пятке нищего погонщика ослов. Возможно, ты представляешь некоторую ценность, но это еще надо доказать.

— Согласен, в этом что-то есть. — Тристан начал прихрамывать. Туннель всё не менялся.

А я не могла остановить словоизвержение. Мне еще ни с кем не приходилось говорить о Ярристе, о своих чувствах к нему. Мне кажется, Тристан должен понять. Он — такой же, как я…

— Когда Яррист рядом, я будто растворяюсь. Перестаю осознавать себя личностью. Помнишь, я рассказывала, что он меня бросил на Майорке? Так вот: когда он ушел, я решила умереть. Его отсутствие воспринималось, как глубокая рана в сердце и причиняло нестерпимую боль. Казалось, кровь больше не бежит по венам, легкие не желают качать воздух. Я хотела спрыгнуть с обрыва. И знаешь, что остановило? Мысль о нем же, о Ярристе! О том, что он расценит моё самоубийство, как трусость. Я прекрасно понимала, что Майорка — просто очередное испытание. На эмоциональную устойчивость, в том числе. Я просто не могла его подвести. Но, через некоторое время, преодолев ломку, я решила, что больше так не могу. Он играл мной, как куклой. Захотел — приблизил, надоела — оттолкнул без сожаления. Я больше не хочу гореть. Никогда.

— «Серафимы находятся в постоянном движении вокруг божественного, и озаряют все вокруг жаром от своей быстроты и бесконечности полета. Они способны возвышать и уподоблять себе низших существ, воспламеняя их сердца, а так же очищать их, подобно молнии и всепожигающему огню. Их образ световиден и обладает неприкрытостью и неугасимостью.»

— Что это?

— Цитата. Из Симеона-мага, если не ошибаюсь. За точность не поручусь, но примерный смысл таков.

— И… Почему ты её вспомнил?

Тристан остановился. Я, не успев остановиться, ткнулась ему в спину.

— Ты ни о чем не догадываешься, так? — взгляд его выражал насмешку пополам с сочувствием.

— По-твоему выходит, я дура полная. О своем происхождении и то не знала. — чтобы передохнуть, я прислонилась к бетонной стене. Была она абсолютно гладкой, чуть вогнутой и совершенно ледяной.

Слова Тристана меня обидели. В силу определенных обстоятельств я привыкла считать себя… особенной. Не такой, как все. Но, вот уже в который раз, Тристан дает понять, что я — всего лишь маленькая дурочка, недостойная приобщиться взрослых тайн.

— Он ангел, наш Яррист! Как этого можно было не заметить? Ты что, совсем слепая?

— А что ты на меня орешь? Я не виновата, что мне ничего не говорили!

— А головой подумать не пробовала? Яррист — одна из самых известных личностей в нашем подлунном мире, звезда первой величины! Архистратиг, Ктулху его заешь! Ты — его ученица, и ты даже не задумывалась, кто он такой?

Эхо улетало в тоннель, отражаясь от стен.

Меня начало трясти. Закрыв глаза, я по стеночке сползла на пол и обхватила колени руками. Опустила голову на руки и замерла. Я всегда знала, что с ними что-то не так. С ним, и с его отцом, Никодимом. Просто… Ведь я знала их с раннего детства! Глаза, которые временами заливает расплавленное золото, тень громадных крыл на стене…

То, как Яррист иногда мог «усложниться» — так это я назыалал про себя. Реальность становилась, как слоистый пирог. В такие минуты рядом с драгоценным учителем было особенно нелегко.

Ничего «такого» на самом деле не было, но казалось, из глаз выступает кровавый пот, а в ушах звенит столь оглушительно, что нормальный слух уже никогда не вернется.

А потом он вновь «упрощался», становился самим собой, и я как бы «забывала» о том, что было. Не то, чтобы забывала, просто не думала. Не брала в голову.

И еще его красота. Я видела, я знаю: она ранила не только меня. Все, кто лицезрел Ярриста, на время мутился рассудок.

С Никодимом такого никогда не бывало. Никаких «усложнений». Он как бы постоянно пребывал слегка «по ту сторону». «Не от мира сего» — так ведь говорят?

А с виду Никодим был… обычным. Высоким, худощавым. Седые, чуть вьющиеся и не очень густые волосы до плеч. Морщины бурно пожившего человека. Печальные серые глаза. Иногда теплые и бархатистые, как лепесток подснежника, а временами холодные и пустые, как покрытая коркой старого льда лужа… Никто и никогда не сказал бы, что Яррист и Никодим — одна кровь.

— Эй, ты как? — Тристан присел рядом и обнял меня за плечи. Оказалось, я плачу, всхлипывая и пуская сопли.

— За кого они меня держат? — вытерев глаза рукавом, я посмотрела на Тристана. — Домашний зверек? Их тоже любят, заботятся… Дрессируют, как мартышек в цирке. Кто я для них? — Тристан поднялся, помог мне встать и обнял.

— Никакая ты не мартышка. Ты… Понимаешь, так вышло, что ты — очень важная для них штука. От тебя зависит всё на свете.

То, как он это сказал… Вроде бы в шутку, но… Будто говорил о неодушевленном предмете.

Мы вновь зашагали вдоль рельс. Меня еще немного трясло, но надо брать себя в руки. Неважно, кто я для них и что они там себе думают. Сейчас я сама по себе.

— В Предании сказано, что давным-давно Ангелы жили на Земле. Им разрешил Господь, не знаю уж, за какие заслуги. — буркнула я. А потом они все взбесились, и Господь их уничтожил.

— Да брось ты сейчас об этом думать. Зря я вообще тебе сказал.

— Он наслал Потоп. Никодим говорил, после Потопа никто не выжил. Понимаешь, я ведь верила Никодиму. Раз он сказал, что никаких ангелов не осталось, мне и в голову не приходило… Выходит, Яррист как-то уцелел?

— Стало быть, так.

— Ну и хрен с ним. В конце концов, это его личные проблемы.

— Вот и правильно. — Тристан обнял меня за плечи и чмокнул в щечку. — Мы, кстати, пришли.