Глава 10

…«Настоящим заявляю, что артефакт, известный как Меч Токугавы Иэясу, называемый Дланью Господа, передан Ямада Наоми мною, Фортунато Лучано, в день третий месяца марта, сего года. Тем самым подчеркиваю, что Семья Лучано не имеет никаких претензий к госпоже Ямада и приносит извинения Командору, Ярристу Барбароссе, за то досадное недоразумение, что случилось с его воспитанницей на территории Тверской губернии. Разногласия с главой Семьи Носферрату улажены.»

— Какая беспринципная, хитрая бестия, этот Счастливчик!

— Почему же беспринципная? — с кроткой улыбкой спросила Голем.

От возмущения я не мог усидеть на месте. Лилит следила за мной глазами.

— Он мог послать это письмо, как только меч пропал.

— Возможно, Лучано не знал, кто именно его украл. — пожала она прекрасными эбеновыми плечами.

— Отлично знал! Старому кровососу не хуже моего известна история меча. Нетрудно предположить, кто мог совершить столь безрассудный поступок. Но нет, сначала он попытался убить мою ученицу, и, только когда не вышло, решил замять дело.

— Хотите сказать, дорогой друг, ему нечего бояться в случае смерти вашей ученицы?

— В случае её смерти ответственность легла бы на дом Носферрату, таковы правила. Счастливчик был бы чист.

— И вы не стали бы мстить?

— Никто! Ни Носферрату, ни сам Лучано, не смогли бы остаться в стороне! — чтобы унять поднявшийся ихор, пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, отвернувшись от бесстрастного ока Голема. — Я несу ответственность перед Никодимом.

— Только ли это? — Лилит прищурила длинные, подведенные черными стрелками, глаза. — Вы же любите её, Яррист. Признайте.

Схватившись за резной столбик кровати, я сжал пальцы. Дерево жалобно хрустнуло, и я поспешно отдернул руку.

— Она… — я не мог подобрать слов. — Наоми поразила меня в самое сердце. Она не такая, как остальные. Вы знаете, были и другие Ш’хины, но она…

— Ваша Лолита.

Я осекся. Хотел возразить, но понял, что спорить с Големом бесполезно. Она знает.

Покаянно склонив голову, я поцеловал ей руку.

— А вы можете больно жалить, очаровательная Лилит.

— Приношу извинения.

— Не стоит. Вы, как всегда, более проницательны, чем мне бы хотелось. Пока что отец не догадывается, но, смею предположить, мои чувства по отношению к его приемной дочери приведут старика в ярость.

Лилит звонко рассмеялась. Будто по мраморному полу рассыпали горсть хрустальных шариков.

— Какой вы, в сущности, наивный ребенок, Яррист Барбаросса!

— Я? Ребенок? — я онемел от удивления.

— Неужели вы думаете, что Никодим, ваш отец, с самого начала не учитывал, что вы воспылаете к Ш’хине страстью? Ведь вы — тот, кто вы есть, и этого не изменить: — «И падут ниц ангелы, все, сколько их ни есть, перед светочем Ш’хины».

— Это совсем не то! Я… Простите, я не готов об этом говорить. — сердце бухало где-то в животе, ладони вспотели.

…Онабылавсеголишьбазарнойплясуньей: маленькаяцыганкасзолотымикольцамивушах. Когдаявиделеё, душазаходиласьотсчастья.

Амита. Памятьмоя…

Внезапно я почувствовал себя опустошенным. Отчаявшимся. Все мои планы, все начинания ни к чему не приведут. Навалилась такая тяжесть, словно крылья, предназначенные для полета в горних высях, вдруг стали каменными, и потянули к земле. Казалось: выйти на самый высокий балкон, сделать шаг и… рухнуть в пропасть. Обрести долгожданный покой.

— Я подвел отца. Я её отпустил, и, если она погибнет…

— Зачем вы забрали у нее меч? — голос хлестнул, как плеть.

— Я испугался! Господь свидетель, я… испугался. Она такая нежная, такая… Хрупкая! Длань Господа — не для неё. — упав на колени, я еле сдержался, чтобы не заломить руки. — Боже! Если б она не была той, кем является! Если б она была обычным человеком, земной женщиной!

— Ваша мать, благословенная Зарина, была обычной женщиной. И это не спасло её от Предназначения.

Поднявшись с колен, я добрался до кресла и рухнул в него, вытянув ноги. Но, через несколько секунд, представив, как я выгляжу со стороны, взял себя в руки. Архистратиг не может, упав на колени, заламывать руки. Не может проявить даже малейшую слабость. Не имеет права.

Поднявшись, я налил себе полный стакан скотча и выпил его, как воду. На мгновение мир раздвоился, но тут же встал на место. А жаль.

Демоны бы побрали эту каменную бабу. Всю печень выстригла.

— Скажу вам честно, прекрасная Лилит: я устал. За последний год я устал больше, чем за тридцать лет осады Ерушалайма. Бог мой, как тогда было просто! Я был рядовым рыцарем армии короля Филиппа Безобразного, выполнял приказы и ни о чем — решительно ни о чем, превышающем мои полномочия, не задумывался! Какое чудесное, прямо таки золотое было время…

— Вернемся к Ш’хине. Вы уверены, что ваши чувства не спровоцированы теми эманациями, что исходят…

…твояплясунья — неШ'хина, — сказалтогдаНикодим. Онапростая, ничем, кромекрасоты, непримечательнаядевочка. Тыошибся, сын. Тывлюблён, исветлюбвипринимаешьзаСветоч. Онапритягиваеттебясовсемпоинойпричине…

— Откудатызнаешь? — ощерилсяя. - Ведьтыеёдаженевидел!

— Язнаю. Верь. - сказалотец.

— Хотите знать, не пробуждается ли она? Нет. Пока нет.

— Думаете, план Никодима может не сработать?

Как ни странно, вспышка паники помогла мне успокоиться. Тому, чему суждено случиться — случится. Мне же остается следовать Плану.

— Ни о чем таком я не думаю. Не поверите, но это чистая правда. Я по самые уши погружен в земные проблемы и распри, пытаясь не допустить открытой войны Аляскинской республики с Американскими вампирами, и отвлекая короля Оберона от поползновений на Европейский союз… Слежу за тем, чтобы люди, не дай Бог, не сбросили ядерную бомбу на Персидский халифат…

— А еще переживаете, что Наоми вляпается в историю.

— Да пожалуйста, пусть вляпывается, мне не жалко! Только бы осталась цела.

— Встречаются два еврея на поминках. Один спрашивает: — как Шломо? Давно его видел? Другой отвечает: — да он же умер, Абрам, мы на его поминках! — Да что ты? — восклицает первый. — Ну… Здоровья ему на многие годы!