31

За письменным столом, который выглядел сколоченным из первого попавшегося подручного материала, сидела та самая женщина, которую Сальво выудил накануне из реки Сей.

Сами оказалась Самантой. На ней было белое льняное платье, открывавшее стройные ноги со ступнями хоббита. Огромными и очень волосатыми.

– Итак? – Она закинула ногу на ногу и игриво покачала мохнатой ступней. – Чем я могу вам помочь?

– Э-э-э… Видите ли, я ищу автора одного произведения. Он носит псевдоним, а настоящее имя его…

– Как вы себя чувствуете? – перебил его Кунео, обращаясь в Саманте.

– Прекрасно, – улыбнулась она. – И спасибо вам за любезное предложение помочь мне исполнить мое желание – поцеловать мужчину, прежде чем я состарюсь. Я уже давно вынашиваю эту мысль.

– А можно где-нибудь здесь раздобыть такие классные копыта, как у вас? – спросил Макс.

– Да, так вот по поводу «Южных…»…

– Да, в «Эдене». Это торгово-развлекательно-информационный центр для туристов, где вам охотно впарят ноги хоббита, уши орка, распоротый живот…

– Возможно, их написала женщина…

– Я буду рад приготовить для вас что-нибудь особенно вкусное, синьорина Саманта. А если вы перед этим пожелаете немного поплавать – пожалуйста! Я ничего не буду иметь против.

– Я, пожалуй, куплю себе такие ноги. Вместо домашних туфель. Кафка обалдеет. Как вы думаете?

Эгаре, чтобы совладать с собой, посмотрел в окно:

– Вы заткнетесь наконец или нет?! Санари! «Огни»! Мне нужен автор настоящий! Прошу вас!

Он произнес все это громче, чем хотел. Макс и Кунео изумленно уставились на него. Сами, напротив, откинулась на спинку кресла с таким видом, будто ее все это очень забавляло.

– Я ищу его – или ее – уже двадцать лет. Эта книга… это… – Жан Эгаре лихорадочно подыскивал слова. Но все, что он видел перед собой внутренним взором, был свет, разлитый над реками. – Эта книга – как женщина, которую я любил. Она ведет к ней. Это – живая вода любви. Это та мера любви, которую я еще был в состоянии вынести. Которую я еще мог чувствовать. Это – соломинка, через которую я дышал последние двадцать лет.

Эгаре провел ладонью по лицу.

Но это была не вся правда.

Это была уже не единственная правда.

– Она помогла мне выжить. Книга мне уже не нужна, потому что я теперь снова… сам могу дышать. Но я хотел бы поблагодарить автора.

Макс смотрел на него с удивлением и уважением.

Сами широко ухмыльнулась:

– Понятно. Книга-акваланг.

Она посмотрела в окно. Литературных персонажей на улицах становилось все больше.

– Не ожидала я, что в один прекрасный день ко мне придет такой вот, как вы… – произнесла она со вздохом.

Эгаре почувствовал, как у него судорожно напряглись мышцы на спине.

– Вы, конечно, не первый. Правда, их было немного. Но никто из них не смог отгадать загадку. Они задавали не те вопросы. Это особое искусство – задавать правильные вопросы.

Сами все еще смотрела в окно. Там на тонких нитках были развешены разнообразные деревяшки. Пристально всмотревшись в них, можно было увидеть силуэт прыгающей рыбы. И лицо. И ангела с одним крылом…

– Большинство спрашивает, только чтобы слышать себя. Или услышать что-то, что им по плечу, но только не то, что им больно слышать. Вопрос «ты меня любишь?» – из этой же оперы. Его надо запретить раз и навсегда.

Она стукнула одну хоббитовую лапу о другую.

– Спрашивайте! – сказала она.

– У меня… Я… могу задать только один вопрос? – спросил Эгаре.

Сами приветливо улыбнулась:

– Конечно нет. Можете задавать столько вопросов, сколько хотите. Только вы должны спрашивать так, чтобы я могла ответить либо да, либо нет.

– Значит, вы его знаете?

– Нет.

– Правильный вопрос означает, что правильным должно быть каждое слово, – возбужденно произнес Макс и толкнул Жана локтем.

– Значит, вы знаете ее? – поправился Эгаре.

– Да.

Сами благосклонно посмотрела на Макса:

– Я вижу, мсье Жордан, вы поняли принцип. Правильные вопросы должны делать человека счастливым. Кстати, как продвигается ваша следующая книга? Это, кажется, будет вторая по счету? Да уж, проклятье второй книги, все надежды и чаяния… Вы спокойно можете выдержать паузу – лет в двадцать. Лучше всего, если вас немного подзабудут. Тогда вы станете свободны.

У Макса запылали уши.

– Следующий вопрос, господин душевед!

– Это Брижит Карно?

– Нет! О боже!

– Но Санари еще жива?

Сами улыбнулась:

– Еще как!

– Вы можете… помочь мне познакомиться с ней?

Сами на секунду задумалась.

– Да.

– Каким образом?

Она пожала плечами.

– Это был неправильный вопрос. Да или нет, – напомнил Макс.

– В общем, я сегодня готовлю на ужин буйабес, – вмешался Кунео. – Я зайду за вами в половине восьмого. И вы с capitano Perdito продолжите свою игру в да-нет-знаю-не-знаю у нас на борту. Sì? Я надеюсь, вы – не дай бог! – не обручены? У вас нет желания совершить маленькое путешествие по рекам и каналам?

Сами переводила взгляд с одного гостя на другого.

– Да и нет и да, – сказала она уверенно. – Ну что ж, мы, кажется, обо всем договорились. А сейчас прошу меня извинить: мне надо поприветствовать этих милых персонажей на улице, сказать им что-нибудь приятное на языке, который изобрел Толкин. Сколько я ни тренировалась, все равно это звучит как новогоднее поздравление в исполнении Чубакки.

Сами встала, и все вновь уставились на ее и в самом деле виртуозно выполненные шлепанцы в виде ног хоббита.

Уже в дверях она еще раз обернулась:

– Макс, а вы знали, что звездам с момента рождения нужен год, чтобы достигнуть своей нормальной величины. А следующие пару десятков миллионов лет они заняты лишь тем, что ярко светят. Чуднó, правда? А вы не пробовали изобрести новый язык? Или хотя бы несколько новых слов? Я была бы безмерно счастлива получить сегодня вечером в подарок от самого знаменитого ныне здравствующего писателя моложе тридцати лет новое слово. Договорились?

Ее синие глаза искрились.

А в мозгу Макса, в сокровенном саду его фантазии, взорвалась маленькая семенная коробочка…

Когда Кунео, облаченный в свою лучшую клетчатую рубаху, джинсы и лакированные туфли, пришел вечером за Сами в типографию, она ждала его перед входом с тремя чемоданами, папоротником в горшке и висящим на руке дождевиком.

– Надеюсь, ты и в самом деле возьмешь меня с собой, Сальво. Хотя ты, конечно, имел в виду другое, – сказала она. – Я здесь достаточно пожила. Почти десять лет. Целая ступень, по Гессе. Самое время отправиться на юг и снова научиться дышать, видеть море и еще раз поцеловать мужчину. Страшно подумать – мне уже за пятьдесят, я вхожу в самый лучший возраст.

Кунео посмотрел книжнице в ее синие глаза.

– Мое предложение остается в силе, синьора Сами ле Трексер, – ответил он. – Я в вашем полном распоряжении.

– Я не забыла этого, Сальваторе Кунео из Неаполя.

Он организовал грузовое такси.

– Э-э-э… Я вас правильно понял, мадам? – спросил ошалевший Эгаре, когда Сальво потащил чемоданы по сходням на борт. – Вы намерены здесь не только поужинать, но заодно и поселиться?..

– Идите, идите, дорогой мой! А можно? Хотя бы на часок? Пока вы не отчалите и не вышвырнете меня за борт?

– Конечно. В отделе детской литературы есть еще диван, – ответил Макс.

– Может быть, и мне позволено будет высказаться по этому поводу? – возмутился Эгаре.

– А что, вы разве против?..

– В общем-то, нет…

– Спасибо, – с облегчением произнесла Сами. – Меня будет практически не видно и не слышно. Я пою только во сне.

Текст открытки, которую Эгаре этой ночью написал Катрин, состоял из слов, придуманных Максом для Сами.

Сами они так понравились, что она то и дело тихо повторяла их, словно пробуя звучание на вкус или смакуя какое-то особенно изысканное лакомство.

Последнее слово стало самым любимым новым словом Сами.

– Мы все живем в мечтасмагории, – сказала она, – причем каждый в своей.