26
– Макс! Прямо по курсу – следующая комната страха!
Жордан притащился на палубу.
– Держу пари, что мне опять написает на руку какая-нибудь псина, – в тысячный раз! – или сколько мы там уже прошли шлюзов? К тому же я уже стер в кровь пальцы, крутя эти проклятые ручки и открывая ворота. Неужели эти руки еще когда-нибудь смогут с любовью начертать хоть один письменный знак?
Макс с упреком показал Эгаре свои красные ладони с крохотными лопнувшими мозолями.
Миновав бесчисленные прибрежные пастбища, с которых коровы спускались к воде, чтобы принять ванну, и гордые замки фавориток королей, они приблизились к шлюзу Ла-Гранж перед Сансером.
На высоком холме, видном издалека, зубчатой короной раскинулась деревушка в окружении виноградников, за которой начинались южные отроги двадцатикилометрового природного заповедника «Долина Луары».
Плакучие ивы стояли, задумчиво погрузив в воду ветви, словно игривые пальцы. «Книжный ковчег» вошел в зеленый живой коридор, который постепенно сужался.
Их и в самом деле на каждом без исключения шлюзе свирепо облаивал хозяйский пес. И каждый из этих церберов с профессиональной меткостью орошал кнехты, на которые Макс восьмеркой накладывал швартовы, чтобы обездвижить судно во время заполнения и опорожнения камеры.
Макс брезгливо, двумя пальцами, бросил концы на палубу:
– Эй, capitano! Нет проблем – Кунео берет шлюзование на себя!
Коротконогий итальянец отложил в сторону ингредиенты будущего ужина, вскарабкался в своем цветастом фартуке по трапу, надел такие же цветастые рукавицы-прихватки и ловко пошевелил швартовным концом перед носом у собаки, изобразив змею. При виде этого пенькового питона собака смущенно попятилась и, недовольно ворча, убралась подальше.
Стальную ручку крана водопроводной галереи Кунео крутил одной рукой; из-под коротких рукавов его полосатой рубашки видны были мощные бицепсы. Работая, он пел тенором гондольера: «Que sera, sera…» – и подмигивал восторженной жене оператора, как только ее муж отворачивался. Проплывая мимо, он протянул ничего не подозревающему супругу банку пива и был удостоен улыбки и краткой сводки информации: в Сансере сегодня вечером танцы, в следующей марине у начальника кончился запас солярки, а сухогруз «Лунная ночь» уже давно здесь не проходил; в последний раз, кажется, когда еще был жив Миттеран.
Эгаре наблюдал за реакцией Кунео на это известие.
Уже целую неделю тот получал в ответ одно и то же: «Нет, нет».
Они спрашивали операторов шлюзов, начальников марин, шкиперов и даже клиентов, которые с берега махали руками, приглашая «Литературную аптеку» причалить.
Итальянец поблагодарил, сохраняя спокойствие. Каменное спокойствие. Он должен был носить в себе поистине неиссякаемый источник надежды. А может, он продолжал свои поиски по инерции? По привычке?
Привычка – это опасная, тщеславная богиня. Она не допускает ничего, что могло бы нарушить ее власть. Она убивает одну тоску за другой. Тоску по странствиям, по другой работе, по новой любви. Она мешает жить так, как нам хочется. Потому что мы по привычке не думаем, хотим ли еще того, что делаем.
Кунео поднялся в рубку к Эгаре:
– Ваше приказание выполнил, capitano. Я потерял свою любовь, – сказал он после небольшой паузы. – А этот мальчик? Что потерял он?
Они посмотрели в сторону Макса, который стоял у релинга, глядя на воду, и, судя по всему, был где-то очень далеко.
Макс стал менее разговорчив, перестал играть на пианино.
«Постараюсь вас не разочаровать», – сказал он Эгаре. Интересно, что означало это «постараюсь»?
– Он потерял свою музу, синьор Сальваторе. Он заключил с ней пакт и отказался от нормальной жизни. А муза взяла и покинула его. И у него теперь нет вообще никакой жизни, ни нормальной, ни творческой. Вот он и ищет ее здесь, на природе.
– Sì, capisco. Может, он недостаточно любил свою музу? Может, ему еще раз сделать ей предложение?
Интересно, могут ли писатели и в самом деле дважды жениться на своих музах? Может, им стоит устроить ритуальные танцы – голыми вокруг костра из виноградных лоз на какой-нибудь лесной поляне?
– А что они из себя представляют, эти музы? – спросил Кунео. – На кого они больше похожи? На кошек? У этих бесполезно клянчить любовь. Или на собак? Он не может вызвать чувство ревности у своей музы, если займется любовью с другой девицей?
Прежде чем Эгаре успел ответить, раздался голос Макса.
– Косуля! Смотрите – косуля в воде!.. – орал тот.
И в самом деле – впереди, посредине канала, растерянно металась в воде то вправо, то влево молодая косуля. Увидев позади надвигающуюся прямо на нее баржу, она обезумела от страха.
Она то и дело пыталась выбраться на берег, но гладкие вертикальные стенки искусственного канала не давали ей возможности выбраться из этой смертоносной воды.
Макс уже свесился за борт и пытался поймать выбившееся из сил животное спасательным кругом.
– Массимо! Перестань! Ты сам свалишься за борт!
– Но мы же должны ей как-то помочь! Сама она не выберется на берег! Она утонет!
Макс сделал петлю на конце троса и бросал ее в сторону косули. Но та испуганно шарахалась от нее, скрывалась под водой, снова выныривала.
Смертельный страх в глазах косули больно сдавил сердце Эгаре.
– Спокойно!.. – беззвучно умолял он бедное животное. – Спокойно! Доверься нам! Доверься нам!
Он застопорил ход, дал малый назад, но судно по инерции еще двигалось несколько метров.
Косуля уже барахталась рядом с ними справа по борту. Движения ее становились еще отчаянней, когда возле нее в очередной раз плюхалась спасательная петля. Коричневые глаза были широко распахнуты.
Потом она вдруг закричала.
Это был какой-то невнятный, но тонкий и жалобный звук. Это была предсмертная мольба.
Кунео молниеносно сбросил с себя рубашку и ботинки и уже готов был прыгнуть в воду.
Косуля продолжала кричать.
Эгаре лихорадочно соображал. Пристать к берегу? Может, удастся ухватить ее с той стороны и вытащить из воды?
Он направил судно к берегу. Послышался скрежет днища о пологую береговую стенку канала.
А косуля все кричала и кричала отчаянным хриплым голосом. Движения ее становились все более вялыми и медленными, передние копыта тщетно пытались найти опору на берегу.
Кунео стоял в трусах у релинга. Видимо, он понял, что не сможет помочь косуле, пока берег недоступен и для него самого. А борта «Лулу» были слишком высокими, чтобы можно было снизу подать наверх бьющееся животное или вместе с ним вскарабкаться по штормтрапу.
Когда они наконец причалили, Макс с Жаном прыгнули на берег и помчались сквозь прибрежные заросли назад, к косуле.
Она между тем, оттолкнувшись от стенки, устремилась к противоположному берегу.
– Ну почему она не хочет, чтобы мы ей помогли? – пробормотал Макс. По его щекам бежали слезы. – Плыви сюда, сука! – хрипло заорал он в бешенстве. – Сюда, идиотка несчастная!
Им теперь не оставалось ничего другого, как стоять и смотреть.
Косуля хрипло скулила, пытаясь вскарабкаться на противоположную береговую стенку.
Наконец, отчаявшись, она скатилась в воду.
Мужчины молча смотрели, как она, уже с трудом держа голову на поверхности, старалась поскорее отплыть от них как можно дальше.
Этот жуткий взгляд, исполненный страха и недоверия, жег Эгаре как огонь.
Косуля крикнула еще раз, протяжно и отчаянно, и затихла. Потом скрылась под водой.
– О боже!.. Нет! Нет!.. – прошептал Макс.
Косуля вновь всплыла, голова ее была под водой, передние ноги подрагивали.
Светило солнце, мошкара плясала в воздухе, а где-то в чаще квохтала птица. Тело косули медленно повернулось в воде вокруг собственной оси.
Макс, с мокрым от слез лицом, соскользнул в воду и поплыл на другой берег.
Жан и Сальваторе молча смотрели, как он тащил за собой безжизненное тело. Подплыв к ним, он с неожиданной силой рывком приподнял узкое мокрое тело, так что Эгаре смог ухватить его и неимоверным усилием вытащил наверх.
Косуля пахла морской водой (близость устья), лесом и чужим, старым миром, оставшимся за пределами городов. Мокрая шерсть была жесткой, как щетка. Эгаре положил косулю на нагретую солнцем землю и, держа ее голову на коленях, втайне надеялся, что вот-вот произойдет чудо и косуля встрепенется, неловко встанет на подгибающиеся ножки и убежит в чащу.
Он гладил ее грудь, спину, голову, словно эти прикосновения могли разрушить чары смерти. Он чувствовал последние остатки тепла, уходящего из этого тела.
– Пожалуйста!.. – молил он шепотом. – Пожалуйста!
Коричневые, теперь уже матовые, погасшие глаза косули смотрели куда-то в сторону.
Макс перевернулся на спину и неподвижно лежал на воде, широко расставив руки.
Кунео стоял на палубе, закрыв лицо руками.
Все трое избегали смотреть в глаза друг другу.
