Глава двадцать четвертая

Сон ее начался с зимней тьмы. Из этой тьмы протянулась большая рука, сжатая в кулак. Мужская рука, мощная, расчерченная тенями во впадинах между костями и сухожилиями. Кулак разжался: на продолговатой плоскости ладони лежало три уголька. Рука медленно сжалась, в кулаке образовалось сильнейшее давление. Из этого давления возник белый жар, который стал нарастать. Появилось ощущение тяжкого, всесокрушающего времени. Ей казалось, что страдание угольков, близкое к невыносимости, перешло внутрь ее собственного туловища. В конце концов она крикнула этой руке: «Прекрати! Когда же это закончится? Даже камень такого не выдержит… даже камень!..»

Через долгое, по ее представлению, время, какого не вынесло бы ни одно молекулярное тело, мучительная боль в кулаке ослабла. Кулак медленно повернулся и медленно разжался.

Бриллианты, три штуки.

Три бриллианта чистой воды, играющие на свету, лежали на доброй ладони. Глубокий голос позвал: «Дебора!», а потом еще раз, нежно: «Дебора, это, наверное, ты».