Сяо Ху был не тот человек, что подолгу мучается нерешенными проблемами. Он вообще ничем подолгу не мучился. Жизнь слишком коротка, чтобы растрачивать время без пользы. Сяо Ху полагал, что не проблема, а ее решение должно занимать его внимание. Для того, кто тратит время на проблемы, ничего, кроме них, не существует. А тот, кто сосредоточивается на решениях, видит только их. Подобная установка, по мнению Сяо Ху, позволила ему избежать в жизни многих неприятностей. Только в двух случаях она почему-то не сработала. Одним из них была болезнь матери.

То, что сообщил ему невролог Чжоу, нисколько его не удивило, напротив, полностью подтвердило все ожидания. Мама потеряна и никогда к ним не вернется. Жизнь в ее теле угасла навсегда.

Сяо Ху сидел на двадцать первом этаже здания «Чайна лайф» в Пудуне и пытался сосредоточиться на подготовке к заседанию правового отдела, руководителем которого его назначили шесть месяцев назад. Но мысль снова и снова ускользала совсем в другом направлении.

Он оглядел свой новый офис. Пожалуй, здесь просторней, чем в родительском доме. Даже если не считать положенной ему по статусу комнаты для отдыха, где его предшественник соблазнял секретарш. Из окон от потолка до пола открывался вид на город: автобаны и многоэтажки, сколько хватало глаз. Прямо перед ним вздымался в небо новый символ Шанхая – телевизионная башня «Восточная жемчужина». Слева темнела громада небоскреба Цзинь Мао, самого высокого строения в Китае. Дальше простирались строительные площадки, на которых с головокружительной скоростью росли такие же офисные здания. Прогресс не знает границ, только не в этом городе.

В хорошую погоду отсюда были видны верхние этажи небоскреба на Народной площади, что по ту сторону реки Хуанпу. Но не сегодня, когда город накрыт колпаком ядовитого серого тумана, сквозь который едва прорисовываются башни отеля на набережной Вайтань.

На письменном столе Сяо Ху мерцали два монитора. На одном мелькали столбики цифр – актуальные биржевые сводки. Акции «Алибаба груп», «Сино кемикал» и «Петро чайна» поднялись, «Чайна мобил» – почти на десять процентов. То есть за последние двадцать четыре часа Сяо Ху разбогател почти на пятьдесят тысяч юаней – больше, чем он зарабатывал за месяц в «Чайна лайф».

Начальные аккорды Девятой симфонии Бетховена вырвали Сяо Ху из размышлений. Ему потребовалось несколько минут, чтобы отыскать в бумагах свой новый айфон.

Между тем доктор Чжоу не привык подолгу дожидаться ответа.

– Прости, если помешал… – раздался в трубке его нетерпеливый голос. – Я забыл сказать тебе нечто очень важное. По дороге в Иу иностранец обронил странную фразу. Судя по всему, он подозревает, что твоя мать была отравлена.

– Отравлена? – В первую секунду Сяо Ху истолковал это как дурную шутку. Доктор Чжоу вообще был человек не без юмора. – Как ему пришло в голову такое?

– Ни малейшего понятия.

– И кто, он считает, мог ее отравить?

– Не знаю. Твой отец, видимо, кто же еще?

– Исключено! – отрезал Сяо Ху. – А что, разве симптомы свидетельствуют в пользу этой версии? – помедлив, спросил он.

– Напрямую – нет, – ответил Чжоу. – У нее дегенеративное заболевание мозга. Причиной могло стать что угодно, в том числе и отравление. Но с какой стати твоему отцу…

– Это полная чушь! – оборвал доктора Сяо Ху. – Выбрось это из головы. Лучше подумай насчет нашего совместного обеда в ближайшие выходные.

– С удовольствием.

На этом тему закрыли. День предстоял жаркий: заседание за заседанием, вечером ужин с клиентами и пьянка в баре-караоке. Лишь ночью в постели, уже погасив свет, Сяо Ху нашел время поразмыслить над словами доктора. Что, если медленное умирание матери действительно на совести Да Луна? Но зачем? Ничего похожего на мотив не приходило в голову. Что это, еще одна семейная тайна? Нет, такого просто не могло быть. Сяо Ху на мгновение прикрыл глаза. Один раз он действительно обманулся в отце, но на такое Да Лун не способен, в этом Сяо Ху уверен как ни в чем другом.

Однако сомнение уже угнездилось в его душе. Маленький Тигр знал, что никаким доводам рассудка не удастся искоренить его до конца.

Но этот Пол Лейбовиц, он-то как пришел к такому выводу? Что увидел такого в доме родителей? И зачем он задержался в Иу, вместо того чтобы отбыть в Гонконг? Нет, Сяо Ху должен познакомиться с Лейбовицем – завтра же вечером, после выступления Инь-Инь. С этой мыслью он закрыл глаза и провалился в сон.

* * *

Концерт Инь-Инь проходил в одном из корпусов консерватории, в бывшем здании Французской миссии на Дунпин Лу, 9. Это здание по сей день служило напоминанием о позорной странице в новейшей китайской истории, когда с 1840 года и до Второй мировой войны Шанхай был поделен на американскую, британскую, французскую и японскую части. Тем не менее оно было красиво. Как и весь этот район с его европейской планировкой, виллами в стиле ар-деко, маленькими парками и садами и особняками в стиле югенд. Платановые аллеи создавали атмосферу городка на юге Франции, в которую плохо вписывались типичные китайские дворы с многонаселенными квартирами по периметру, называемые еще «лилун».

Особняк на Дунпин Лу, 9, где Инь-Инь выступала не в первый раз, украшали многочисленные башенки и эркеры. Дом был построен в 1930-е годы. Пышный подъезд, изящно декорированный холл, темный паркет на полу и деревянные панели на стенах – остатки былой роскоши.

Зал был полон. За рядами кресел до самой стены теснилась толпа зрителей, которым не хватило места. Сяо Ху от души радовался успеху сестры. Разглядел в первом ряду Иоганна Себастьяна Вайденфеллера – немецкого друга Инь-Инь, который занял место и для него. Рядом с Вайденфеллером сидел Лейбовиц. Он успел представиться, еще пока музыканты не вышли на сцену.

Инь-Инь была в красном шелковом ципао модернизированного покроя по щиколотку длиной. Сяо Ху невольно залюбовался сестрой. В облегающем фигуру платье, с закрытым воротом и шлицей выше колена, она была неотразима.

Первым номером шла соната для скрипки Моцарта. Уже в первые пять минут выступления в зале трижды звонили мобильники (один принадлежал Сяо Ху), но ничто не могло помешать ни пианисту, ни скрипачке. Сяо Ху прикрыл глаза. Любовь к музыке, прежде всего к европейским композиторам, передалась ему от матери. Это она терпеливо обучала его нотной грамоте и развивала слух. Сяо Ху вздохнул. Работа оставляла все меньше времени на это увлечение.

Тем бо́льшим праздником было для него каждое выступление сестры. Инь-Инь всегда играла превосходно, но сегодня ее музыка показалась Сяо Ху необыкновенно выразительной. Как только ее могли не взять в симфонический оркестр? Сяо Ху завидовал таланту Инь-Инь, что бы она там о нем ни думала. Он и сам мечтал стать музыкантом. Быть может, тогда его жизнь была бы спокойнее.Вот зазвучала следующая соната, а тревожные мысли в голове Сяо Ху никак не хотели улечься. И чем больше замирал зал, тем сильнее неистовствовали бури в его душе. Все стремительней уносил его этот поток планов, голосов, обрывков фраз, воспоминаний, ассоциаций. Этот вихрь закрутился в голове еще утром, прежде чем Сяо Ху успел открыть глаза, временами он то спадал, то нарастал, но Сяо Ху знал, что он не отпустит его до поздней ночи. Сяо Ху вспомнил об опционах на акции на Alibaba.com. Стоит ли их выкупать? Потом подумал об отце, матери и вечерах в родительском доме, когда для него ничего не существовало, кроме пения матери и дыхания спящей сестры. Каким покоем веяло от всего этого… Мать сидела за старым кухонным столом и при тусклом свете лампы оборачивала его учебники старыми газетами. Интересно, есть ли у него шансы перевестись в Пекин? Потом мысли унеслись в другом направлении, и перед глазами Сяо Ху встало лицо молодой женщины, с которой он занимался любовью сразу после караоке.

Инь-Инь, бывает, целыми днями не слышит в голове ничего, кроме музыки, и может часами ни о чем не думать. Она сама ему это говорила. Тишина. Пустота. Нет, для Сяо Ху такое невозможно. Это просто страшно. Уж лучше беспрерывный поток мыслей, даже если порой он действует на нервы. Если тишина – необходимая плата за карьеру музыканта, Сяо Ху предпочтет остаться при своем.

Они ожидали Инь-Инь у подъезда. Лейбовиц стоял чуть в стороне, под фонарем, и разговаривал по мобильнику. Сестра описала его как обаятельного и смешливого, но сейчас он не оправдывал этого отзыва. Лейбовиц нервничал, беспрерывно ходил из стороны в сторону, бросая отрывистые реплики невидимому собеседнику. Сяо Ху растерялся еще больше. Чего ему ждать от этого человека? Даже на концерт Лейбовиц явился в застиранных джинсах и рубашке с коротким рукавом. А его седые локоны можно было заплетать в косу.

Тело молодое, натренированное. Но самое поразительное – взгляд. Такой тяжелый и пронизывающий, что у Сяо Ху по спине пробежали мурашки. Стоило, однако, появиться Инь-Инь, как Лейбовиц расслабился, завершил разговор и присоединился к ним.

Сестра забронировала столик в ресторане «Симпли тай», через два дома. Они устроились в маленьком саду, тут же сделали заказ, так как успели проголодаться, выпили за знакомство и молча принялись за еду. Тишина за столиком действовала Сяо Ху на нервы. Очевидно, Инь-Инь была без сил после концерта. Лейбовиц словно выжидал чего-то. А Иоганн Себастьян просто не знал, что говорить, и чувствовал себя лишним в компании.

– Вы ведь уже бывали в Шанхае? – наконец спросил Вайденфеллер, как видно, только ради того, чтобы разрядить атмосферу. Пол кивнул. – Должно быть, город сильно изменился после вашего последнего визита?

– Нет.

– Когда же это было?

– Больше десяти лет назад.

Вайденфеллер вымученно рассмеялся.

Пол остановил взгляд сначала на Сяо Ху, потом на Инь-Инь.

– Я должен вам кое-что сказать… – И замолчал, прежде чем произнести следующую фразу. – Это касается вашей матери.

Все трое с любопытством подняли головы.

– Ее болезнь никак не связана ни с генетикой, ни с нервами. Это отравление.

Сяо Ху открыл рот. Инь-Инь смотрела на Пола с укоризной, словно он испортил только что звучавшую у нее в голове прекрасную мелодию. И снова молчание нарушил Вайденфеллер:

– С чего вы это взяли?

– Я снял несколько волосков с ее расчески и отдал в лабораторию. Содержание ртути в ее волосах в тысячи раз превышает допустимые в Европе и Америке нормы. Просто чудо, что она вообще до сих пор жива.

Сяо Ху наморщил лоб. Что такое вообразил о себе этот иностранец? Кто разрешил ему взять волосы с головы матери, да еще и отдать их в какую-то там лабораторию?

– Вас наняла моя тетя? – грубо спросил он.

– Нет.

– Тогда с какой стати вы вмешиваетесь в дела нашей семьи?

– Я полагал, вам будет интересно узнать, от чего на самом деле страдает ваша мать.

Чертов засранец! Сяо Ху чуть не захлебнулся от гнева. Слова уже подкатывали к горлу, когда Инь-Инь жестом приказала ему молчать.

– Наш отец не убийца, господин Лейбовиц, – холодно заметила она.

– Я такого и не говорил. Вы неправильно меня поняли. Она отравилась рыбой. Эта же рыба убила вашего кота и сделала беспомощными инвалидами госпожу Ма и госпожу Чжо.

– Что за рыба? – не поверил своим ушам Сяо Ху.

– Рыба из озера, где ваша мать ее ловила.

– Откуда вам это известно? – Возмущение зазвучало в голосе Сяо Ху с новой силой. Он и сам не знал, почему не верит этому иностранцу. – Кто вы? Врач? Химик? Токсиколог?

– Ни то, ни другое, ни третье, – ответил Пол. – Я журналист и много лет тому назад занимался похожей историей. Тогда тоже пострадали кошки. Это болезнь Минамата – отравление тяжелыми металлами. Я увидел вашу мать и вспомнил тот случай.

– Что за странное название у этой болезни? – спросила Инь-Инь.

– Это название рыбацкого поселка в Японии, вблизи которого в пятидесятые годы работал химический комбинат. Они сбрасывали отходы прямо в море, в том числе и соединения ртути. Яд проникал в рыбу, в результате погибло более двух тысяч человек. Женщины до сих пор рожают больных детей. Это крупнейшая экологическая катастрофа за истекшее столетие.

– Но почему именно мама должна была…

– Симптомы болезни такие же, как и у вашей матери, – перебил Инь-Инь Пол. – Я день и ночь сидел в Интернете, связывался с экспертами из Нью-Йорка и Германии. Ту же рыбу ели госпожа Ма и госпожа Чжо, и они заболели одновременно с госпожой У. Другого объяснения здесь быть просто не может.

– Но как эта отрава попала в озеро?

По голосу сестры Сяо Ху понял, что та начинает верить в эту чушь.

– «Золотой дракон», – коротко объяснил Лейбовиц, как будто только и ждал этого вопроса.

– Но они производят чаи от кашля, – ехидно усмехнулся Сяо Ху.

Пол кивнул:

– Именно так и сказал мне ваш отец. Однако фабрика принадлежит химическому концерну «Саньлитунь», а те, если верить информации на их веб-сайте, производят не столь безобидную продукцию. Например, поливинилхлорид, отходы которого содержат хлорид ртути. В воде, под действием микроорганизмов, он превращается в метилат ртути – очень токсичное вещество.

– На этой фабрике производятся чаи от кашля, – настойчиво возразил Сяо Ху. – Вы что, не слышите меня?

– Откуда вы это знаете? – задал встречный вопрос Пол.

– Н…но… у нас это знает каждый.

На мгновенье у Сяо Ху похолодело внутри от ужаса. Что это с ним? Он начал заикаться, совсем как отец.

Официант принес две порции цыпленка карри, рисовую лапшу с папайей и пиво. Но никто не коснулся еды.

– Хорошо, допустим, вы правы… – чуть слышно пролепетала Инь-Инь. – Значит ли это, что у мамы есть шансы? – (Пол решительно замотал головой.) – Что, совсем никаких средств?

– Против острых отравлений – возможно, но только не на этой стадии.

– Тогда зачем нам все это? – снова подал голос Сяо Ху.

Пол Лейбовиц едва не задохнулся от возмущения:

– Вы серьезно?

– Да, – спокойно кивнул китаец.

– Речь идет о преступлении, если только мои предположения подтвердятся. И вы просто не представляете себе его масштабов.

– Прекрасно представляю, – невозмутимо ответил Сяо Ху. – Именно поэтому предпочел бы держаться от всего этого в стороне. Боюсь, это вы плохо представляете себе ситуацию, господин Лейбовиц.

На последних словах голос китайца задрожал. Инь-Инь поспешила вмешаться.

– Но разве другие крестьяне не ловили рыбу в этом озере? – обратилась она к Полу. – Почему же заболели только мама, госпожа Ма и госпожа Чжо?

– Вы уверены? – Пол в недоумении выкатил на нее глаза. – Вы уверены, что нет других подобных случаев, которые врачи в Иу диагностировали как инсульт или болезнь Паркинсона?

– Нет, конечно не уверена, – призналась Инь.

– Все это надо срочно выяснить.

– Да что вы хотите выяснить? – почти закричал Сяо Ху.

– Есть ли другие жертвы, – объяснил Пол.

– Зачем?

– Вы действительно такой циник или притворяетесь? – Пол Лейбовиц презрительно скривил рот.

– Я не циник, – возразил Сяо Ху. – Я прагматик. Это большая разница. В Китае, во всяком случае.

– Господин Лейбовиц, – вмешался Вайденфеллер, до сих пор молча следивший за разговором, – как часто вы бывали в Китае? – (Пол закатил глаза.) – Полагаю, вы здесь не в первый раз. Инь-Инь рассказывала, что вы превосходно говорите по-кантонски. Ваш мандаринский, насколько я могу судить по этой беседе, безупречен. Вы должны понимать, что законы, на которых испокон веков стоит западное общество, здесь не действуют. Вы же не хотите на полном серьезе развязать международный экологический скандал?

– Нет. Я всего лишь хочу знать, от чего пострадала У Минь Фан. Что, если она стала жертвой преступления? Вам это не интересно?

– Нет, – пожал плечами Вайденфеллер. – Если это ничего не изменит в ее судьбе.

– Нет, – в тон ему повторил Сяо Ху.

– Что это даст нашей маме? – шепотом спросила Инь-Инь.

Пол свернул салфетку, положил ее рядом с тарелкой и поднялся:

– В таком случае больше нам разговаривать не о чем. Приятного вечера.

Он невозмутимо задвинул стул и развернулся, спиной почувствовав нависшее тягостное молчание, которое на этот раз не решался нарушить даже Вайденфеллер. Инь-Инь откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Сяо Ху пригубил пива, положил себе риса и карри и принялся за еду.

– Что, если он прав? – робко спросила его сестра.

– Маме это не поможет, ты же слышала, – ответил ей Сяо Ху с набитым ртом.

– А другим? Мы должны по крайней мере предупредить остальных жителей деревни.

Сяо Ху молча продолжал есть.

– Они тоже ловят рыбу в этом озере? – спросил Вайденфеллер.

Инь-Инь пожала плечами:

– Без понятия. – Она потыкала палочкой салат с рисовой лапшой и отставила его в сторону, не попробовав. – Но если он говорит правду, разве не должен «Саньлитунь» выплатить маме и папе компенсацию за причиненный ущерб?

Сяо Ху поднял голову от миски, продолжая жевать куриный хрящ, и серьезно посмотрел на сестру:

– Выбрось это из головы. – И выплюнул кость на тарелку.

– Но почему?

– Ты знаешь, что такое «Саньлитунь», сестренка?

– Химический комбинат.

– Один из десяти крупнейших концернов в Китае, насколько мне известно. Ты представляешь, что это в масштабах провинции Чжэцзян! Дома можем погуглить, что за люди сидят у них в правлении и какие связи имеют в Пекине. Не тебе с ними тягаться.

– Но…

– Милая сестренка, – ласково-снисходительно продолжил Сяо Ху, – я пять лет изучал юриспруденцию и точно могу тебе сказать, что произойдет, если мы попытаемся добиться от них возмещения. Начнем с того, что мы не найдем в Иу адвоката, который решится за это взяться.

– А в Шанхае? – неуверенно спросила Инь-Инь.

– Не думаю. Но даже если такой сумасшедший и отыщется, ни один суд в этой провинции не примет нашего иска. Нас вообще не станут слушать.

– А что, если все-таки станут? – настаивала сестра.

– Даже если, вопреки логике и здравому смыслу, какой-нибудь судья и возьмет на себя такую смелость, у нас нет ни малейшего шанса выиграть этот процесс. У нас будет один адвокат, пойми, а в «Саньлитуне» их целый правовой отдел… Нам все придется доказывать. И то, что эта отрава попала в озеро именно из комбината, и то, что именно она причинила вред здоровью мамы… Доказывать, понимаешь? Не думать, не предполагать и не воображать. Но если у нас и это получится, в чем я очень сомневаюсь, можешь представить себе, во что нам это обойдется… Даже если все цифры, факты, результаты обследований и свидетельские показания будут в нашу пользу, мы их не победим. Потому что за ними правительство, провинциальные власти, Пекин… а за нами что? – Сяо Ху заглянул сестре в глаза, чтобы придать своим словам больше убедительности. – Никого… никого, ты слышишь, сестренка? Подумай об этом…

Он отодвинул пустую тарелку на середину стола, схватил зубочистку и принялся выковыривать из зубов остатки мяса.

– Но папа тоже может съездить в Пекин и подать жалобу, – неуверенно предложила Инь-Инь.

– А мы будем потом возить ему передачи в исправительно-трудовой лагерь… – подхватил Сяо Ху. – Отличная идея! – Он затряс головой. – Послушай, оставим это. Давай лучше подумаем, как организовать уход за мамой. Папа явно не справляется.

* * *

Они молча поднялись по Феньян Лу, потом свернули на Дунху Лу, которая вывела их к Чанлэ Лу. В этих кварталах машин на улицах почти не было. Люди сидели во дворах и возле домов и наслаждались вечерней прохладой. Сяо Ху обратил внимание на двух стариков, которые играли в шахматы за шатким бамбуковым столиком. Рядом седовласая женщина в пижаме обмахивалась веером. Сяо Ху невольно вздрогнул под ее пристальным взглядом. Кто знает, не работала ли эта женщина в прошлом на правительство? Что, если она вот так же шпионила за всем кварталом?

На следующем перекрестке мужчина с перепачканными машинным маслом руками латал велосипедную камеру. Рядом стоял ящик с инструментами и ведро воды. На Чанлэ Лу они распрощались. Вайденфеллер взял такси, Инь-Инь одна побрела домой.

Сяо Ху смотрел, как ее фигура исчезала между платанами. Он боялся за сестру, которую очень изменила болезнь матери. За последние недели Инь-Инь сильно побледнела, похудела и совсем перестала смеяться. В их отношениях с Вайденфеллером появилось напряжение, которое Сяо Ху чувствовал все больше с каждой их встречей. А теперь еще этот Лейбовиц. Его речь сильно задела Инь-Инь. Сяо Ху заметил, как дергались ее губы, как слабел голос. Он слишком хорошо знал сестру, чтобы ошибиться. Его же аргументы не вполне ее убедили. Сяо Ху понял это по тому, как сестра с ним распрощалась – резко, почти грубо. Это его огорчило, он ведь не хотел ее сердить. Он подумал было позвонить Инь-Инь завтра утром, извиниться и объяснить, что между близкими людьми бывает всякое. Даже если слова брата и показались ей циничными, она должна понять, что он переживает не меньше ее. И полностью разделяет ее чувства к «Саньлитуню», если только причина действительно в нем. Преступники должны быть наказаны, это так. И будь они в Америке, адвокаты давно выстроились бы в очередь со своими предложениями. И не только к ним. Если Лейбовиц прав, пострадавших должно быть гораздо больше. Ущерб же в этом случае исчисляется миллионами. Но это в Америке, не в Китае. Здесь они с Инь-Инь ничего не смогут изменить, как бы ни возмущались. Здесь это напрасная трата сил и времени. И тому и другому можно найти в Шанхае куда лучшее применение, это сестра тоже должна понимать.

Сяо Ху захотелось немедленно набрать ее номер и объяснить, что, по сути, они придерживаются одной и той же точки зрения. Она не просто сестра, она самый близкий ему человек, и он меньше всего хотел бы ссориться с ней по поводу болезни матери. Но время перевалило за полночь. Он позвонит ей завтра и пригласит на завтрак или на обед.