28

Солен отошла от трюмо и в изнеможении опустилась в кресло. По ее лицу видно было, до чего она взбудоражена.

– Афера с Виктором – позорная страница моей жизни, я не люблю об этом говорить. – Она на минуту закрыла лицо ладонями. Потом опустила руки и взглянула на меня. – Как бы мне хотелось, чтобы ничего этого не было! Если бы я могла совершить чудо! Увы, это невозможно. Сколько раз я проклинала тот день, когда связалась с Виктором. А ведь надо было только сказать нет. Чего проще?.. – Она выпрямилась и сжала руки. – Поверь, Ален, если бы в моей власти было повернуть время вспять, я все исправила бы.

– А что же стало с этим Виктором? – спросил я.

– Не знаю. В Сан-Франциско я очень скоро потеряла его из виду. Да и сама там не задержалась надолго, поехала дальше. – Она поглаживала пальцами подлокотники кресла. – Роман с Виктором не имел для меня большого значения. Просто потянуло к нему.

– Так же, как ко мне?

Лицо Солен слегка порозовело.

– Да… Может быть. Ты мне нравишься. Ты сразу мне показался симпатичным, что же прикажешь делать? – Она подмигнула мне заплаканными глазами, стараясь разогнать мрачную, словно тень воронова крыла, атмосферу, повисшую в комнате. – И ты, конечно, сразу это заметил. Но на сей раз у меня явно нет шансов.

Она улыбнулась. И я улыбнулся. Потом опять заговорил серьезно:

– Ты мне тоже нравишься, Солен, даже очень. Еще вчера я тебе об этом сказал, на террасе Бобура. Тогда был чудесный момент, который я не забуду, как не забудешь его и ты.

– Но именно этот момент стал для тебя роковым.

Я кивнул и потер лоб.

– Мелани любит меня, я люблю Мелани, – сказал я горестно. – Я действительно люблю ее, как никого на свете. А она считает, что повторилось самое ужасное потрясение в ее жизни… эта мысль надрывает мне сердце. – Я посмотрел на Солен. – Почему ты раньше не сказала, что она твоя сестра?

Солен уставилась на меня в растерянности:

– Ален, мне это и в голову не приходило! Да как же я могла сообразить? На Вандомской площади ты сказал, что влюбился, но ты же не назвал имени. Потом налетели папарацци, потом посыпались все эти газетные статьи и фотографии, в это время твоя женщина в красном плаще исчезла. Но я же сначала вообще не знала, что она исчезла, а если бы и знала, то все равно я, конечно, не догадалась бы, что есть какая-то связь между нашим приездом в Париж и ее, то есть Мелани, исчезновением. Позднее Аллан мне сказал, что вы с ним разыскиваете его дочь Мелу. Вот тогда я в первый раз услышала это имя – Мелани. И да, признаюсь, когда выяснилось, что его дочь – это не твоя Мелани, у меня вдруг шевельнулось некое подозрение. Но ведь последнее, что я слышала о сестре, – что она живет в Бретани. Как же я могла предположить, что моя сестра и есть твоя Мелани? Совершенно невообразимо. Нет, ты подумай, какая идиотская случайность! После десятилетнего перерыва приезжаю в Париж, и тут, именно в это время, моя сестра влюбляется в человека, который мог бы понравиться и мне. – Она печально усмехнулась и вдруг схватила мою руку. – Ален, поверь, я ни о чем не подозревала! У меня и в мыслях не было водить тебя за нос. Только сегодня, когда ты рассказал об инициалах и о том, что в «Синема парадиз» она всегда садилась в семнадцатый ряд, я поняла, что это Мелани. Ты должен мне верить. – Голос ее звучал горестно.

– Разумеется, Солен. Конечно, я тебе верю. Беда в том, что ваши пути пересеклись в «Синема парадиз». Во второй раз. Но теперь, по крайней мере, вся история становится понятной.

Долгое время мы молчали. Я сидел, откинувшись в кресле, рассеянно скользя взглядом по золоченым завитушкам часов, стоявших на каминной полке. Они показывали начало пятого, я безмерно устал, но в то же время не чувствовал ни малейшей вялости. Находясь в таком вот странном оцепенении, какое, наверное, охватывает человека, когда уже пройдена так называемая критическая точка, я вновь с самого начала прокрутил в голове эту историю со всеми подробностями, поворотами и случайными совпадениями, среди которых далеко не все, как теперь выяснилось, были случайными.

Что такое судьба? Что такое случай? Над этими вопросами ломали себе голову люди поумнее меня. Случай или судьба распорядились так, что зримый образ, непохожий на другие, – образ женщины в красном плаще поразил меня в сердце и я влюбился? Судьба или случай подстроили, что ее сестра на другой день нежданно-негаданно явилась в «Синема парадиз»? То, что мы с Солен гуляли ночью по Вандомской площади и я растроганно обнял Солен, когда она рассказала о гибели ее родителей, вне всяких сомнений, было не случайностью, а судьбой. Ведь нас подстерегли папарацци, и в газетах появилась двусмысленная фотография, которая попалась на глаза женщине, уже перенесшей тяжелый удар судьбы. Влюбленной женщине, находившейся в то время далеко от Парижа, в бретонском городке Ле-Пульдю, у тетки, и поверившей, что повторился трагический момент ее жизни.

И наоборот, то, что я вначале считал случайностью, совпадением во времени, то есть лишенной какого-то особого смысла синхронностью двух событий, случайностью не было.

Солен Авриль прилетела в Париж, Мелани не пришла на свидание со мной. Я не мог увидеть между этими событиями какой-то связи. Но Мелани скрылась от меня совершенно сознательно, и теперь причина была мне известна.

Я не знал, случай или судьба привели Мелани на террасу Центра Помпиду как раз в ту минуту, когда Солен меня обняла. Но это невинное, хотя и не совсем уж ненамеренное объятие стало в глазах Мелани доказательством того, что вот и опять мужчина, которого она полюбила, не устоял перед прелестями ее красавицы-сестры. Возмущенная, в бесконечном отчаянии, она бросилась прочь от этой ужасной картины, и потом в метро, спонтанным жестом приложив через стекло ладонь к моей ладони, она подарила мне загадочную улыбку, в которой – я только теперь понял – была покорность судьбе.

Первой снова обрела дар речи Солен:

– Мы должны ее найти, Ален. Еще ничего не потеряно. Мы должны найти Мелани и все ей объяснить.

Я не сразу ответил. Голова пошла кругом под наплывом множества ошеломительных открытий, и я лишь постепенно начал соображать, что наконец-то у меня появились верные шансы достичь цели моих желаний.

– Во всяком случае, я теперь знаю ее фамилию, а это упрощает задачу.

Невольно улыбнувшись, я вспомнил, как выступал в роли частного детектива на улице Бургонь. Но теперь, поскольку рассеялись все подозрения, что у Мелани есть друг, мне показалось тем более странным, что она исчезла в тот вечер, когда я проводил ее до дома со старым каштаном во дворе. Ни на одной табличке там не было фамилии Авриль.

– Мелани Авриль, – произнес я, пробуя имя на слух. – Звучит так чудесно, так легко… Похоже на парижскую весну – то капли дождя скачут по улицам, то опять небо синее, и в лужах блестит солнце, и у людей хорошее настроение…

– Ален, нет, ты в самом деле неисправим. Фамилия Мелани вовсе не Авриль. Ее фамилия Фонтен. И моя тоже. Авриль – мой артистический псевдоним.

– Ох ты! – Я оторопел. И поспешил добавить к нелепому «Ох ты!» столь же изящный оборот: – Вот так штука! – Мог бы, вообще-то, и догадаться, что Авриль – псевдоним актрисы. Артисты часто берут себе красивые, звучные псевдонимы, кто же этого не знает…

Солен с усмешкой откликнулась:

– Ну да, мой дорогой, таков мир кинобизнеса. Меня ведь и не Солен зовут… все придумано.

– А как твое настоящее имя?

– Мари. Но оно мне показалось слишком заурядным. Да и не было уже той Мари из дешевой квартирки на первом этаже в Сен-Жермен. Я выдумала самое себя заново. – Она криво усмехнулась. – Надеюсь, я не уничтожила твои последние иллюзии?

– Нет-нет. – Я махнул рукой. – Но ведь «Фонтен» звучит тоже очень красиво.

Я сказал это абсолютно искренне. Мне действительно нравилась эта фамилия. Единственная проблема в связи с новой фамилией Мелани заключалась в том, что в Париже сотни жителей носят фамилию Фонтен. Это вообще одна из самых распространенных французских фамилий, независимо от того бесспорного факта, что в доме на улице Бургонь не было ни одной Фонтен. Моему изобретательному другу Роберу пришлось бы поднять на ноги всех своих студенток, чтобы провести телефонный обзвон парижских Фонтенов.

Это если исходить из того, что о Мелани есть сведения в телефонных справочниках. А если допустить, что у нее, как у многих сегодня, только мобильный телефон? О нет, мне все-таки легче представить себе Мелани возле старого черного бакелитового телефонного аппарата, чем со смартфоном в руках. Словом, поиски Мелани Фонтен, похоже, не обещают стать чем-то вроде небольшой прогулки.

Солен будто прочитала мои мысли:

– Не беспокойся, Ален. В крайнем случае, попробую разыскать ее через нашу тетушку. Ты говоришь, Мелани сравнительно недавно ездила к ней. Значит, у тети Люси наверняка есть ее адрес. Ох, да ведь тетя… – Солен наморщила лоб, – она же после смерти дяди снова вышла замуж. Хоть бы вспомнить, какая у нее теперь фамилия! – С комическим отчаянием она закатила глаза. – Ладно, не паникуй, я непременно вспомню. А надо будет – сяду в поезд и поеду в Ле-Пульдю. Да и вообще, наверное, давно нужно было съездить. Родственников-то у меня почти не осталось.

Солен, чье настоящее имя было Мари, воодушевилась надеждой найти сестру.

– Вот увидишь, я ее найду, – повторяла она снова и снова.

– Спасибо, Солен, – сказал я. Для меня она все-таки осталась Солен.

Ранним утром, когда я прощался с Солен, она крепко меня обняла и сказала:

– Как хорошо, что мы обо всем поговорили. Я же столько лет молчала… – Она посмотрела мне прямо в глаза. – Знаешь, Ален, мне кажется, то, что мы встретились, – это вовсе не какая-то там бессмысленная случайность. Я прилетела в Париж, чтобы сниматься в картине. Но на самом деле я прилетела, потому что тосковала. Я так часто думала о прошлом, о сестренке, когда бродила по знакомым улицам и переулкам в Сен-Жермен, и гадала, а где теперь Мелани, что с ней? Я сходила к нашему старому дому, посмотрела на таблички с фамилиями жильцов. Была и на могиле родителей. Я сказала им, как мне недостает их в жизни. И как недостает мне Мелани. А теперь у меня наконец появился шанс исправить все, что я изломала. В этот раз я ничего не сломаю. – Она решительно тряхнула головой. – В этот раз я позабочусь, чтобы моя сестра получила парня, которого она любит. – Помолчав, она добавила: – И который любит ее.

Я смотрел на нее растроганно.

– А теперь проваливай. – Она быстро чмокнула меня в губы. – Но в следующей жизни я не поручусь ни за что.

– В следующей жизни у тебя наверняка будет брат, – сказал я.

– Вот именно. – Глаза Солен заблестели. – Похожий на тебя.

В конце длинного коридора я еще раз оглянулся.

Солен стояла у двери и смотрела мне вслед. Она улыбнулась, ее белокурые волосы поймали луч света, падавшего с потолка, и засияли.

Еще через несколько мгновений я вышел на Вандомскую площадь. Париж просыпался.