Книга: Однажды вечером в Париже
Назад: 19
Дальше: 21

20

Все было как в сказке. Ведь это в сказках число три обладает магическим значением. Прекрасной дочке мельника даются три попытки, чтобы отгадать имя Румпельштильцхена. Заколдованная принцесса три раза является ночью королю. Золушка трижды трясет дерево на могиле своей матушки, чтобы получить красивое платье, в котором она поедет на бал.
Три дня прошло после того, как Солен сказала: «Не беспокойся, Ален. Он ее найдет», – и мое заветное желание, казалось, начало исполняться. В сказках вести приносит скачущий во весь опор гонец, в моей реальности начала двадцать первого века роль гонца досталась прозаическому мобильному телефону.
Вопреки обыкновению, Аллан Вуд сразу перешел к существу дела.
– Я знаю, где она живет, – объявил он.
Я издал радостный вопль, подпрыгнул и вскинул вверх руку со сжатым кулаком, ни дать ни взять футболист, забивший последний решающий гол.
Все это было на углу улиц Вьё Коломбье и Ренн. Выходившая с красивым бумажным пакетиком из ювелирного магазина и удовлетворенно улыбающаяся дама взглянула на меня с любопытством, и я в ту же минуту почувствовал, что должен поделиться с кем-нибудь своим счастьем.
– Он ее нашел! – крикнул я, ошарашив даму.
Она, впрочем, развеселилась и, подняв брови, ответила с юмором:
– И это великолепно.
– Он ее нашел! – сообщил я спустя пару минут Роберу, который спешил на лекцию, но еще не выключил мобильник.
– Великолепно, – сказал и мой друг. – Давай созвонимся после обеда.
Четверг, позднее утро, мир был лучшим из миров. Аллан Вуд, знаменитый режиссер, великий детектив, а с недавних пор мой друг и союзник, достиг цели. Нашел, он нашел ее – свою дочь, женщину, которой я отдал сердце.
Поначалу дело шло не слишком удачно, потребовалась целая серия непростых переговоров с родственниками Элен, которые жили в замке на Луаре, и все как один швыряли трубку, стоило им услышать, что звонит Аллан Вуд. Но наконец нашелся некий троюродный племянник, проявивший сочувствие к бывшему невенчанному супругу покойной тети Элен и согласившийся сообщить глубоко взволнованному Аллану Вуду адрес его дочери.
Выяснилось следующее: около года назад Мела, после, должно быть драматического, расторжения своего брака с французом – парень был родом откуда-то из южных провинций, ничего более конкретного племянник о нем не мог сказать, – перебралась из Арля в Париж. И теперь она живет под своей девичьей фамилией в квартале Бастилии, недалеко от площади Вогезов, а на какой улице, племянник, к сожалению, не знал. Но все-таки он дал Аллану Вуду ее домашний телефон.
– Я уже навел справки, – гордо доложил режиссер. – Она живет на улице Турнель. Там действительно проживает кто-то по фамилии Бекассар.
– Это сенсация! – завопил я в телефон, и проходивший мимо японец с большим фотоаппаратом испуганно вздрогнул и сердито поджал губы. Я почувствовал себя на верху блаженства, однако в следующий миг мне вспомнились мытарства в доме на улице Бургонь. Я вздохнул. – Мой бог! Аллан, это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Надеюсь, что на сей раз это действительно она.
– Это она. Я уже позвонил.
– Что?! И что она сказала?
– Ничего. Вернее, она, как принято, назвалась, сняв трубку. – Голос Аллана Вуда звучал смущенно. – У меня не хватило духу заговорить с ней, я просто повесил трубку. Но это она. Голос Мелы, никаких сомнений.
Я задергался, как от неслабого удара током. Первым моим побуждением было нырнуть в метро и ехать к Мелани. Однако Аллан Вуд возразил, сказав, что надо действовать более осмотрительно.
– Не будем бросаться туда сломя голову, друг мой. День-два сейчас уже не имеют значения, а нам нужно выработать хороший план. – В его голосе звучал самый настоящий страх.
Режиссер попросил меня дождаться окончания съемок в «Синема парадиз», так как они лишают его последних моральных сил. Если чуть-чуть повезет, сказал он, съемки будут завершены завтра. А до этого он не чувствует себя готовым встретиться лицом к лицу с дочерью, потому как исход встречи предсказать невозможно.
– Я понимаю, Аллэн, вам не терпится. Но мне нужно иметь ясную голову. В конце концов, речь идет не только о вашей подруге, но и о моей дочери. Давайте тянуть нашу баржу в одном направлении, о’кей?
Я приуныл, мне же хотелось встретиться с Мелани немедленно. Но Аллан заклинал меня сохранять спокойствие и положиться во всем на него. Он объяснил, что эта крайне щекотливая ситуация потребует большого такта. Ведь у Мелы Бекассар были основания в течение многих лет избегать любых контактов с отцом, да вот и теперь она перестала ходить в кино, как только узнала, что там снимает картину режиссер Вуд. В этой истории важнейшая роль принадлежит чувствам, сильным чувствам. Можно предполагать, что та, кого мы наконец разыскали, вовсе не запрыгает от радости, открыв дверь и внезапно увидев на пороге своего отца и меня.
Что ж, хотя мое сердце летело на улицу Турнель, рассудок мне говорил, что Аллан Вуд прав. В итоге мы условились, что в пятницу вечером он придет ко мне домой, мы спокойно все обсудим и решим, как лучше всего приступить к делу.

 

В субботу, в половине восьмого утра, квартал Марэ казался вымершим. Тротуары влажно блестели, моросил мелкий дождик, небо над Парижем заволокли свинцово-серые тучи – идеальное утро, чтобы отоспаться после бессонной, полной радостных волнений ночи.
В этот ранний час двое в плащах сидели за помутневшим от влаги окном в маленьком кафе неподалеку от станции метро «Бастилия», пили черный кофе и совещались. Потом они на некоторое время погрузились в молчание и только обменивались заговорщицкими взглядами. На черной деревянной скамье возле их столика лежали два гигантских букета. Нетрудно догадаться: эти двое что-то замышляли. И у них, как видно, созрел некий план.
Нетрудно догадаться и кто эти двое. Но ради полноты повествования назовем их. Аллан Вуд и я.
– Может быть, все-таки будет лучше, если первым войдете вы, Аллан, – сказал я. Через несколько минут мы должны были позвонить в дверь Мелани Бекассар в доме на улице Турнель, и от волнения у меня все плыло перед глазами.
– Нет-нет. Ни в коем случае. Как только она узнает меня – сразу захлопнет дверь. Первым пойдете вы. – Аллан Вуд нервно постукивал пустой чашечкой по блюдцу. – Не увиливайте, Аллэн. Будем действовать точно по плану, который выработали вчера.
План был гениальный, насколько может быть гениальным план, составленный двумя мужчинами, намеренными вернуть себе любовь женщины.
Для начала мы реализовали то, что в мужскую голову приходит прежде всего прочего, – купили цветы. Дикое количество роз, сирени, левкоев и гортензий. С пониманием улыбнувшись, продавщица собрала из них два гигантских букета. «Кому же предназначены эти цветы?» – поинтересовалась она, и мы хором ответили: «Моей дочери!», «Моей девушке!» Тогда она полюбопытствовала, не на день ли рождения мы идем? Мы дружно помотали головами, но дали понять, что экономить не намерены, и выложили за цветы сумму, которая равнялась цене маленького автомобиля.
«Сногсшибательные цветы», – сказал Аллан. Такими они и были. Мы едва не падали с ног, пока тащили их; в то же время громадные букеты в розовой и небесно-голубой бумаге привлекали одобрительные взгляды всех проходивших мимо женщин. А это было хорошим знаком.
Мы много чего обсудили в пятницу, когда Аллан, порядком измотанный, но счастливый, пришел ко мне из «Синема парадиз», где после обеда была отснята последняя сцена. После долгих раздумий мы решили, что в субботу с утра больше всего шансов застать Мелани Бекассар дома. Если она откроет, я должен преподнести ей букет и сказать что-нибудь вроде: «Пожалуйста, прости меня, позволь мне зайти только на минуту, я непременно должен с тобой поговорить». Потом из-за моей спины выступит вперед Аллан Вуд со своим букетом. При любых обстоятельствах просить у женщины прощения – сильный ход, сказал Аллан.

 

Ровно в девять мы, взволнованные до сердцебиения, стояли перед дверью ее квартиры. Мы бы, конечно, проникли в дом в любом случае, но, к счастью, в фешенебельном особняке на улице Турнель внизу сидела консьержка. Эта дама – сама предупредительность – охотно впустила нас, как только увидела букеты и услышала, что мы идем к мадемуазель Бекассар, у которой сегодня день рождения, и, что было истинной правдой, хотим сделать ей сюрприз. Ясное дело, от мужчин с цветами не ждут ничего плохого.
На лестнице было тихо, мирно. Весь дом, казалось, еще спал, когда мы поднимались по скрипевшей при каждом шаге деревянной лестнице. Вот и третий этаж.
Глядя на свой букет, я подумал, что ни одной женщине еще не дарил такой охапки роз. Я поднял руку к звонку.
Раздалось три мелодичных тона. Прислушиваясь к затихающим звукам, я затаил дыхание. За спиной у меня шебуршал Аллан, снимавший бумагу с цветов. Мы ждали. Сколько раз за последние недели стоял я вот так, перед чужими дверями, звонил, ждал… Но больше уж не придется! – подумал я.
За массивной дверью темного дерева не раздавалось ни звука.
– Что за чертовщина, ее нет! – прошептал я.
– Тсс! Кажется, я что-то слышу, – ответил Аллан.
Мы затаили дыхание. Вот и я услышал… Шаги, слабый скрип половиц. В замке повернулся ключ, и на пороге… На пороге появилось крохотное создание с растрепанными волосами, в бело-голубой ночной рубашке, босиком. Девушка стояла перед нами и протирала глаза.
– Ах, боже мой! Что это? – Она изумленным взглядом окинула два огромных букета, затем двух мужчин, стоящих на пороге.
Именно тут нашим сценарием предусматривалась сцена, в которой я должен был произнести свой текст. Но я молчал. Я смотрел на эту крошку и чувствовал, что земля уходит у меня из-под ног. И словно откуда-то издалека донесся голос Аллана, из-под груды голубых гортензий прозвучало лишь одно слово:
– Мела!
– Папа? – Девушка в ночной рубашке была слишком изумлена, чтобы рассердиться. – А что ты тут делаешь?!
Назад: 19
Дальше: 21