21
Когда Марианна через несколько дней во второй раз увиделась с Паскаль, та несла в руках мертвого ворона.
— Это дар, — прошептала ей Паскаль, указав подбородком на небо. — Она меня по-прежнему любит.
Марианна ощутила любопытство. И тревогу. Именно тревога снова погнала ее в имение Гуашонов; Жанреми обозвал Паскаль Гуашон «folle goat», и мадам Женевьев чуть было не дала ему пощечину: «Она не сумасшедшая из леса! Она dagosoitis!»
Добрая ведьма. Когда Марианна спросила, откуда Паскаль знает немецкий, Женевьев объяснила ей, что та много лет работала стюардессой, летала из Франции в Германию и обратно, повидала весь мир, где только не побывала! Пока рассудок у нее не помутился, она говорила на шести языках, включая японский и русский.
— Вóроны — посланники потустороннего мира, — мечтательно сказала Паскаль. — Он упал прямо мне под ноги. — Она вновь посмотрела в ослепительно-голубое небо. — Луна, матерь, мудрая старица, небо и земля, мы приветствуем тебя. Ты светишь всем, кто свободен и чей дух неукротим, — тихо пропела Паскаль.
Напевая, она двинулась дальше, в глубину сада. Возле старого каменного домика, служившего сарайчиком для садового инвентаря, которым почти не пользовались, росли густые кусты роз, усыпанные благоуханными красными цветами.
Под одним кустом Марианна заметила стеклянную банку с завинчивающейся крышкой. Сначала ей показалось, что в банке лежит крохотная змейка. Но там покоилась бледная пуповина.
Паскаль решительным жестом сунула Марианне в руки птицу. Перья у ворона были мягкие, как шелк. Паскаль тяжело опустилась на колени и взялась за маленькую лопатку. Потом она вырыла ямку, перевернула над ней банку и снова засыпала ямку землей.
А потом Паскаль сделала нечто, по-настоящему потрясшее Марианну: она нарисовала пальцем на земле три извивающихся языка пламени. Они почти полностью повторяли очертания ее родимого пятна!
Когда Паскаль встала с колен, слегка мечтательное выражение на ее лице исчезло. Теперь в ее глазах читались живость и ум.
— Наверное, я кажусь вам странной, — сказала Паскаль.
— Необыкновенной, — поправила Марианна.
— А это не одно и то же?
— Вы хорошо владеете немецким, но не настолько, чтобы чувствовать такие тонкие различия, — парировала Марианна.
Паскаль засмеялась.
— Пойдемте. Дайте мне этого пернатого.
— А что… Что вы сейчас сделали?
Паскаль бросила взгляд на крошечный холмик.
— Ах, вот вы о чем! Это тоже бретонская традиция. Женщина из деревни принесла мне пуповину своей новорожденной внучки. Кто попросит ведьму закопать пуповину своего ребенка под розовым кустом, может быть уверен, что у малыша будет приятный голос.
— Правда?
Марианна вспомнила о домашних родах, во время которых ассистировала бабушке. Пуповину тогда сжигали в камине, чтобы ее не утащила кошка.
Паскаль лукаво улыбнулась.
— Бывает по-разному. Ведь для нас всего реальнее то, чего мы сильнее всего ждем, так?
В увитом плющом окне, разделенном переплетом на несколько секций, Марианна заметила Эмиля: он сидел за массивным письменным столом и что-то читал. Он поднял голову, но ничем не показал, что рад ее видеть, и вновь углубился в чтение.
— Не знаю, — не без грусти сказала Марианна, — я особо ничего и не ждала от жизни.
— Ах, бедняжка! Но тогда хорошо, что вы сюда приехали. Мы постоянно чего-то ждем, на что-то надеемся. Надеемся, что все изменится к лучшему, эта надежда у нас в крови.
Паскаль положила ворона на испещренный порезами садовый стол и прикрыла птицу салфеткой.
— Эта земля… видите ли, бретонцы по-прежнему почитают свои легенды и поверья. Поэтому иногда им кажется, что они выше других народов. Здесь мы на краю света, penn-ar-bed, здесь заходит солнце, и повсюду мы ощущаем дыхание смерти — Ankou. Анку — это призрачная, едва заметная тень, но она неизменно сопровождает нас. Мы любим таинственное и загадочное. Иное. Мы надеемся встретить чудо за каждым камнем и под каждым деревом.
Паскаль провела Марианну в кухню, кажется обставленную еще по моде тридцатых годов.
— Хотите кофе? — предложила она.
— Я сама сварю, — вызвалась Марианна.
Она набрала воды в эмалированный чайник, поставила его на огонь, а потом засыпала молотый кофе в колбу френч-пресса. Паскаль тем временем рылась в шкафах и выдвижных ящиках.
— Да куда они подевались? — нетерпеливо спросила она, протянув Марианне мешок муки. — Кофе пьют из этого?
— Нет.
— Тогда из этого. — На сей раз Паскаль передала Марианне банку джема.
— Боюсь, это тоже не подойдет.
— Тут поневоле с ума сойдешь. Я просто ничего не нахожу. Я даже не помню, что это! — Она показала на тихо гудящий холодильник.
Марианна вспомнила о листочках, которые она наклеивала на мебель и кухонную утварь в первый день работы под началом Жанреми. В прохладной кладовке она нашла целый лист наклеек, предназначавшихся для банок с вареньем.
Пока Паскаль мелкими глоточками прихлебывала кофе, Марианна надписывала наклейки и налепляла их на шкафы и стеллажи. Потом она принялась за кладовку. Паскаль внимательно следила за ней и перечитывала все, что она писала. Потом она показала на банки с медом:
— Miel? Да?
— Совершенно верно.
— А это сахар?
— Точно.
Марианна едва удержалась на ногах, когда Паскаль бросилась на нее и заключила ее в объятия. После того как Паскаль выпустила ее, Марианна заметила Эмиля: тот с угрюмым видом стоял посреди кухни и рассматривал наклейки на шкафах, кастрюлях и бытовой технике. Потом он устремил взгляд темных глаз на Марианну.
— Что вы здесь делаете? — спросил он на гортанном бретонском.
Марианна беспомощно перевела глаза с него на Паскаль.
— Он очень рад, — поспешно перевела та.
Марианна ей не поверила.
— Я… я хотела как-то помочь.
Паскаль снова перевела.
Марианна не опускала взгляд, так как чувствовала, что иначе упадет во мнении этого замкнутого человека. Время тянулось бесконечно. Ничто не изменилось в лице Эмиля, оно оставалось столь же непроницаемым, как и древние бретонские скалы.
— Вы немка, — презрительно констатировал он.
Паскаль перевела.
— Вы нелюбезны, — ответила Марианна по-французски.
Только теперь уголки рта у него едва заметно дрогнули. Потом Эмиль подмигнул. Наконец на лице его появилась легкая полуулыбка, на мгновение чудесным образом осветившая все его черты.
— Я бретонец, — поправил он уже мягче, а потом невежливо отвернулся.
— Мне кажется, вы ему понравились, — подытожила Паскаль и со вздохом добавила: — Не обижайтесь на него. Для нашего поколения немцы — не просто северные соседи. Они когда-то оккупировали нашу землю. Разоряли.
Марианна ни на что не обижалась. Эмиль напоминал ей отца. И все-таки сердце у нее стучало, точно у кролика, попавшего в силки. Собственная смелость напала на нее, словно вырвавшись из засады.
Паскаль хлопнула в ладоши.
— Ну и что мы сейчас будем делать?
— Я… Мне пора возвращаться в «Ар Мор». Скоро начнется моя смена. Сейчас летние каникулы, от посетителей нет отбоя.
Лицо Паскаль мгновенно обмякло, утратив всю свою живость.
— Ах! Я думала… Мы могли бы… — Голос у нее прервался.
— Хотите, я приду завтра? — негромко спросила Марианна.
— Да-да! Пожалуйста! — Паскаль прижала ее к груди.
— A demain, Mariann, — блаженно прошептала она.