Глава 15. Конверт в знак уважения
«Когда я был дома, работая в 107-м местном отделении, я время от времени заезжал в свой старый район Дерби и к родителям. Только в то время у меня был шанс немного поулыбаться ирландским католикам, потому что Джек Кеннеди собирался принести присягу. В старом районе Дерби, в тусовке моих давних корешей, навроде Янка Куинна, этот новый ирландский президент Джон Ф. Кеннеди был чем-то вроде лакомства. Он был первым ирландским католиком, ставшим президентом. Не говоря уж о том, что он, как и мы, воевал. Когда я был еще ребенком, был еще один ирландский католический политик по имени Эл Смит, пытавшийся стать президентом. Из Нью-Йорка. Тот самый Эл Смит, который вошел в историю изречением: «Я предпочел бы оказаться прав, а не стать президентом». Но в то время многих в стране беспокоило, что, как католик, Эл Смит будет исполнять приказы папы. Говорят, потому его и не выбрали.
Само собой разумеется, что с Джимми Хоффа я о Джеке Кеннеди не распространялся. Даже имени его не произносил, особенно после того, как Джек Кеннеди заявил о намерении назначить Бобби министром юстиции. Впрочем, и без этого заявления Джимми знал, что избрание Кеннеди сулит ему неприятности, но и Джимми, и Рассел, и все остальные рассматривали это заявление как поистине подлый удар старика Джо Кеннеди по давним друзьям. Джимми прекрасно понимал, что предъявление ему все более тяжких обвинений в суде всего лишь вопрос времени.
Джимми говорил так: «Этот олух Бобби прекрасно знает, что министром юстиции он стал исключительно благодаря брату. Без брата он ничто. Бобби злорадствовал, когда им приписывали голоса. Они подлейшие лицемеры. Наши друзья из Чикаго обпились дурмана, пойдя на поводу у голливудской богемы и говнюка Фрэнка Синатры. Я же говорил Джанкана: «Крысиная стая – верное название, они и есть стая поганых крыс».
Сам Рассел невысоко ставил Фрэнка Синатру. Знаю, что Рассел не любил голливудскую богему. Рассел не терпел болтливости и приблатненных манер Синатры. Фрэнк Синатра увивался вокруг Рассела Буфалино. В один из вечеров в «Клубе 500» в Атлантик-Сити я слышал, как Рассел сказал Синатре: «Сядь, или я вырву твой язык и засуну тебе в задницу». Хлебнув, Синатра делался придурком. Напившись, он начинал изображать из себя гориллу. Шел драться с каким-то парнем, зная, что его остановят. В пьяном виде он был несносен. Когда выпью я, мне хочется петь и танцевать. Думаю, он считал, что и без того уже певец и танцор.
Билл Изабел сказал мне, что Джимми изменился после того, как Бобби Кеннеди стал на его пути. Это как старая история о парне, который продолжает гоняться за белым китом. Только Бобби и Джимми, они оба были тем парнем, охотившимся за белым китом. И одновременно оба они были тем самым белым китом, за которым велась охота. Джимми и впрямь очень любил рыбалку в открытом море. В Майами-Бич у Джимми был сорокафутовый рыболовный катер. С капитаном на полную ставку и каютами на шестерых. Как-то Джимми пригласил меня пойти с ним на рыбалку, а я сказал ему: «Я не пойду туда, откуда я не могу вернуться».
В один из вечеров 1961 года, когда я был в Филадельфии, я обедал с Расселом. Я знаю, что это было до Пасхи, потому что каждую Пасху и каждое Рождество ты встречался с боссом на праздничном вечере и дарил ему конверт в знак уважения. В том году Рассел много для меня сделал, и на вечере я подарил ему рождественский конверт, но еще не дарил ему пасхальный конверт. Наверное, это было всего через несколько недель после рождественского вечера. В следующем году Расс перестал принимать у меня конверты. Вместо этого он начал дарить мне подарки – навроде ювелирных украшений.
В тот вечер мы с Расселом обедали в ресторане «Кус» в Маленькой Италии, и Рассел сказал мне, что президент Кеннеди должен что-то делать с Кубой. Я, передавая сообщения – всегда только на словах – между Джимми и Сэмом Джанкана, уже подозревал, что на Кубе что-то затевается.
Рассел сказал мне, что во времена сухого закона старик Кеннеди делал доллар на каждой попавшей в страну бутылке скотча. Он сказал мне, что старик контролирует президента и должен заставить президента помочь им на Кубе и помочь прекратить слушания Макклеллана и заставить правительство оставить всех в покое.
Размышляя задним числом, думаю, что старик сказал президенту Кеннеди заняться Кубой, чтобы расплатиться с Сэмом Джанкана за помощь на выборах. Куба могла продемонстрировать уважение за то, что для них сделали, стать своего рода конвертом с подарком. Кеннеди помог бы людям вернуть свои казино, ипподромы и прочее, что у них там было. А у них было все – и суда для лова креветки, и законные предприятия.
У Рассела была катаракта, и он не любил водить машину. Если ему нужно было ехать на большие расстояния, а я был в восточных штатах, я, как и раньше, его возил, потому что свободного времени у меня хватало. В 107-м отделении в Филадельфии для меня не всегда была работа. И если работа и была, Раймонд Коэн ее мне не доверял. В то время в 107-м я больше напоминал пожарного в ожидании пожара. В Чикаго и Детройте, когда я туда приезжал, казалось, пожар был всегда. Волнения в 107-м начались пару месяцев спустя.
Рассел залез в мой «Линкольн» и задремал. Расс быстро засыпал. Приучил себя. Сон для него был вроде лекарства. Он спал днем. Пытался приучить и меня, но я никогда не мог. После войны я спал не больше трех-четырех часов. На войне я привык мало спать. Там спать было некогда, вечно приходилось вскакивать и бежать. Всякий раз, когда Рассел проводил ночь в моей квартире в Филадельфии, что у ипподрома, мы смотрели бокс, а в 11.00 он шел в свою комнату и сразу засыпал. А я слушал радио, пил вино и читал до двух часов ночи.
Однажды Рассел попросил меня отвезти его в Детройт. Он сел в машину и заснул, прежде чем я выехал с подъездной аллеи. У меня был радиоприемник, работавший в гражданском диапазоне, и я все время слушал, где патрули дорожной полиции. Ночь была тихая, и я всю дорогу проехал со скоростью 140–160 километров в час. Когда Рассел проснулся и открыл глаза, он уже был в Детройте. Посмотрев на часы, он сказал: «В следующий раз полечу самолетом».
Сколько я его знал, Расселу нравилось, когда я возил его на запад, в район Питсбурга, навестить в Нью Кенсингтоне очень близкого друга, Келли Маннарино. Они оба готовили томатный соус, но они называли это подливой, и готовился он весь день, а иногда и всю ночь. За обедом ты должен был съесть то, что приготовил Рассел, и ты должен был съесть то, что приготовил Келли. Невозможно было съесть стряпню одного и не съесть другого. Под конец ты наедался так, что не было сил обмакнуть хлеб в подливу на тарелке. Рассел делал хороший соус прошутто. Келли тоже был мастер. Это напоминало соревнование. Но победителем всегда были домашнее вино и расслабуха. У обоих было потрясающее чувство юмора, и они подшучивали над стряпней друг друга. Рассел относился ко мне как к сыну. У него с Кэрри детей никогда не было. Не знаю, был ли я ему сыном или нет. Знаю только, что он любил, чтобы я был рядом, или я бы сейчас здесь не сидел. Меня давно бы уже не было на свете.
Единственный раз я видел Расса в слезах в 1980 году, как раз перед моим первым процессом в Филадельфии, когда Келли заболел раком. За полгода Келли схудал до 45 кг, и Рассел заплакал при одном взгляде на него.
У Келли была кондитерская фабрика. Там делали огромные шоколадные пасхальные яйца с начинкой из кокосовой или арахисовой нуги. Когда я был на киче, я всегда отправлял эти яйца женам своих адвокатов.
Келли с братом были партнерами Мейера Лански в казино «Сан Суси» в Гаване. Думая о так называемой мафии, люди в первую очередь думают о «Коза Ностре» или об итальянцах, но итальянская мафия – только часть. Есть еврейская мафия и разные другие. Но все они часть одного и того же. Келли и Рассел были очень близки с Мейером Лански, а Лански пользовался большим уважением.
Винсент «Голубоглазый Джимми» Ало, который на катере по пути с Кубы побился с Расселом об заклад, что тот не сможет бросить курить, был с Мейером Лански. Голубоглазый Джимми был итальянцем и лучшим другом Мейера Лански. Они напоминали Келли и Рассела.
Однажды в «Голд Коуст лаундж» Джо Сонкена в Голливуде, штат Флорида, меня с Мейером Лански познакомили. Я шел на встречу с Расселом, а Мейер Лански вставал из-за стола. Я с ним даже не разговаривал, нас только представили, но когда я чалился на киче и мой брат умирал от рака, а доктор не дал ему морфина, Рассел из тюрьмы позвонил Мейеру Лански, и у брата появился врач, который облегчил ему боль. Мейер Лански и Келли с братом, как и Рассел, много потеряли на Кубе.
У Рассела было много дел с Келли. И оба они, как и Анжело, были решительно против наркотиков. Рядом с ними наркотиков не было. У Келли, как и у Рассела, и у Анжело, было доброе сердце. Рассел очень заботился о бедняках в своем районе, они получали обед в День благодарения и на Рождество и всегда, когда им было нужно, и зимой у всех был уголь. И у Келли тоже.
Раньше я нередко ездил с Расселом в Голливуд, штат Флорида, для встреч в «Голд Коуст лаундж» Джо Сонкена. Иногда, если была какая-то чрезвычайная ситуация, мы летали, но чаще всего я вез Рассела на машине. Джо Сонкен был с семьей Рассела. В «Голд Коуст» ходили встречаться все. В «Голд Коуст» собрались разные люди со всей страны. Там были лучшие во Флориде каменные крабы. Рассел по многу раз в год встречался там с Санто Траффиканте из Флориды и Карлосом Марчелло из Нового Орлеана. Там я встретился с адвокатом Траффиканте, Фрэнком Рагано. Фрэнка Рагано они одолжили Джимми помочь ему с делами, возбужденными Бобби и командой загонщиков Хоффа.
Там же я встретил пилота Карлоса Марчелло, парня по имени Дэйв Ферри. Позже мне сказали, что он гей, но ко мне он не клеился. Когда я его встретил, у него еще были волосы. Говорят, потом он слегка тронулся и носил с собой косметичку. Можно сказать, он страстно ненавидел Кастро и был очень близок с антикастровскими кубинцами во Флориде.
Однажды утром, через пару недель после встречи в «Голд Коуст», где я познакомился с Дейвом Ферри, я вернулся в местное отделение в Филли, мне позвонил Джимми Хоффа и сказал, что должен кое-что сообщить. Это означало, что мне надо подойти к условленному таксофону и ждать звонка. Я зашел в телефонную будку и, когда телефон зазвонил, снял трубку и услышал голос Джимми: «Это ты?» Я ответил: «Да».
Он сказал: «Я поговорил с твоим другом, он просил меня сказать, чтобы ты завтра же раздобыл на стороне грузовик и поехал на бетонный завод Гарри К. Кемпбелла на Истерн-авеню в пригороде Балтимора. И возьми кого-нибудь в помощь. И не забудь позвонить своему другу».
Я повесил трубку и из телефона-автомата позвонил Расселу, я рассказал Расселу о полученных указаниях, и Рассел сказал, что все верно, и повесил трубку.
Я поехал в Филадельфию в «Майлстон Хоулинг», повидать Фила Майлстоуна. Он был должен большие деньги, которые не мог отдать, и оказывал вместо этого услуги, например, платил мне зарплату, но я не работал. Он был старым бутлегером. Хороший человек. Он мог легально достать грузовик, и он не был крысой. Потом Фил мотал срок за попытку подкупа сотрудника Налогового управления.
Фил дал мне грузовик и выделил в сопровождающие молодого парня по имени Джек Флинн. (Джек умер молодым от сердечного приступа, сидя на своей машине, когда я в 1995 году вернулся на кичу за нарушение условий досрочного освобождения. Я позвонил его подруге и помог получить профсоюзное пособие на похороны.) Мы поехали на грузовике «Майлстон Хоулинг» в Балтимор и на завод Кэмпбелла. Недавно я там был, пытался его найти, и у него новое название «Бонсал». На территории построили много новых зданий, но старые каменные здания все еще стоят. В 1961 году, когда мы приехали, там была небольшая посадочная полоса. На ней стоял маленький самолет и пилот Карлоса Марчелло, с которым я недавно виделся в «Голд Коуст», – Дэйв Ферри. Он вышел из самолета, подошел к моей тачке и сказал припарковаться рядом с несколькими грузовиками. Мы подъехали, и внезапно из здания вышли солдаты и принялись выгружать военную форму, оружие и боеприпасы из своих армейских грузовиков и загружать в наш грузовик.
Дэйв Ферри сказал мне, что эта военная амуниция из резерва Национальной гвардии штата Мэриленд. Он дал мне документы на груз на случай, если нас остановят. Он сказал мне доставить груз на стадион для собачьих бегов в Оранж-Гроув, Флорида, близ Джэксонвилла. Он сказал, что меня там встретит лопоухий парень по фамилии Хант.
Мы поехали прямо по старому шоссе № 13, по которому я во времена работы в «Фуд Фэйр» возил во Флориду кофе, а назад апельсины. Бывало, я любил брать в «Лумсе» хот-доги с соусом чили. У нас на севере таких не найти. На дорогу туда ушло больше двадцати часов, и мы передали груз Ханту и антикастровским кубинцам. Джек Флинн остался во Флориде, отогнать назад машину, а я полетел в Филадельфию. Потом этот Хант возник на телевидении как парень, ответственный за Уотергейтский взлом под именем Э. Говард Хант, но только он уже был как-то связан с ЦРУ. И еще Ханту сделали, видимо, какую-то операцию на ушах, поскольку, когда я увидел его во второй раз, уши у него прилегали к голове поплотнее.
Я поехал в Кингстон рассказать об этом деле Расселу, и он сказал мне, что на Кубе что-то затевается, поэтому Джимми и звонил мне, чтобы я перегнал тот грузовик во Флориду. Он сказал мне, что у Джимми Хоффа нет предубеждений против Кеннеди. Джимми помог в этом деле из уважения к Сэму Джанкана и из уважения к Расселу и потому еще, что избавление Кубы от коммунистов было бы лучше для всех. Даже если это будет хорошо для Кеннеди.
Затем, в апреле, я услышал по телевизору, что президент Кеннеди завалил антикастровское вторжение в заливе Свиней. В последний момент Кеннеди решил не посылать американское воздушное прикрытие десанта. Я подумал, что как участник войны Джон Кеннеди прекрасно все понимал. Без авиационной поддержки десант был обречен. У вторгшихся антикастровских кубинцев не было даже кораблей в открытом море, чтобы обстрелять высоты над плацдармом. Силы вторжения на том пляже были легкой мишенью. Те, кого не убили сразу, попали в плен к коммунистам, и кто знает, что случилось с этими ребятами.
Я тогда подумал, что эти Кеннеди завалят даже организацию похорон с единственным катафалком.
Я с Расселом полетел на встречу в «Голд Коуст» с Санто Траффиканте и еще кое-какими людьми. Я ни от кого никогда не слышал, в том числе от Рассела, ни о каком заговоре с правительством Кеннеди с целью убить Кастро ядом или пулей, но лет через десять об этом писали в газетах. Принято считать, что так называемая мафия убивает только своих. Может, они подумали, что Кастро очень на них похож. На свой манер он и был боссом. У Кастро была своя бригада и была территория, и он беспредельничал на своей территории, вторгся на их территорию, отнял их собственность и выгнал их. Ни одному боссу такое не должно сходить с рук.
Могу сказать, что самые разные люди в заведении Джо Сонкена считали старика Кеннеди одним из своих. А потому они, без сомнения, рассматривали его сыновей Джека и Бобби как часть его бригады».
Летом 1975 года сенат США провел закрытые слушания о связях мафии с вторжением в заливе Свиней и заговором с целью убийства Фиделя Кастро (в первую очередь при помощи яда). Специальную сенатскую Комиссию возглавил сенатор от штата Айдахо Фрэнк Черч, и она стала называться Комиссией Черча. Комиссия заслушивала свидетельские показания и собирала доказательства подозрительных связей мафии с вторжением в заливе Свиней в апреле 1961 года и заговора ЦРУ и мафии с целью убийства Фиделя Кастро. В начале слушаний в Комиссии Черча в 1975 году ЦРУ шокировало признанием об участии мафии во вторжении в заливе Свиней и существовании заговора ЦРУ и мафии с целью убийства Фиделя Кастро. Эта операция получила кодовое название «Мангуст».
За несколько дней до запланированной дачи показаний перед Комиссией Черча был убит Сэм Момо Джанкана. Показаний он так и не дал. Однако их дал подручный Джанканы. На закрытых слушаниях Джонни Розелли по кличке «Красавчик» все подробно рассказал под присягой. Несколько месяцев спустя Джонни Розелли убили, а труп засунули в бочку с нефтью.
Во время закрытых слушаний Комиссии Черча журнал «Тайм» в номере от 9 июня 1975 года опубликовал статью, в которой утверждалось, что за связь мафии и ЦРУ в операции антикастровского вторжения и заговоре с целью отравить Кастро отвечали преступные авторитеты Рассел Буфалино и Сэм Момо Джанкана.
Основываясь на результатах собственного независимого расследования и признания ЦРУ, Комиссия Черча подготовила законопроект, ограничивающий вмешательство ЦРУ в дела суверенных государств. Законопроект был принят и стал законом. Работа Комиссии Черча, ее выводы и реформы законодательной базы деятельности ЦРУ стали предметом многочисленных дебатов после трагедии 11 сентября, и некоторые эксперты сочли, что в ограничении деятельности ЦРУ Комиссия Черча зашла слишком далеко.
«Куба не Куба, а был еще профсоюз. Где-то в июле 1961 года Джимми назначил меня приставом на съезд, который должен был пройти в отеле «Довиль» в Майами-Бич, Флорида. Съезды проводили каждые пять лет для избрания руководства и решения прочих вопросов. Один из этих прочих вопросов – крупное увеличение оплаты служебных расходов – мне, едва я узнал о его постановке в повестку дня, как-то сразу особенно глянулся и показался лучшим, что этот съезд мог бы решить. Как парню, росшему с дыркой от бублика, мне представлялось, что лучше оплаты служебных расходов ничего не придумать.
Этот съезд 1961 года был первым съездом, на котором я присутствовал. Рэймонд Коэн не хотел, чтобы я ехал, но так пожелал Джимми, и Коэн возражать не мог. Моя задача как пристава состояла в проверке мандатов тех, кто пытался пройти на съезд. АФТ-КПП пробовали заслать шпионов, и, естественно, внутрь пыталось проникнуть ФБР. Однако они не создали мне проблем. Они попробовали, а когда их завернули, пошли по периметру и пытались слушать и смотреть издалека. Задним числом думаю, что и АФТ-КПП, и ФБР уже поставили в конференц-зале «жучки». Демонстративно попробовав войти в парадную дверь, они хотели, чтобы мы подумали, что мы их не впустили.
Большой проблемой для меня были газетные фотографы. Ты их выводил за двери, а они попытались проникнуть обратно со своими вспышками. Один из них меня особенно раздражал.
Я повернулся к полицейскому, которого приставили к двери, и сказал ему:
– Я думаю, мне понадобится хирург. Сможете ли вы вызвать хирурга по рации?
– Хирург? – спросил меня полицейский. – Кому-то нужен врач?
– Не врач, – сказал я, – а хирург, и он мне понадобится, чтобы произвести операцию по извлечению камеры из заднего прохода фотографа, которая там окажется, если его лампочка вспыхнет еще раз.
Даже полицейский засмеялся.
Полагаю, за месяц до съезда 1961 года Джимми потерял своего хорошего друга Оуэна Берта Бреннана, умершего от сердечного приступа. Некоторые считали, что сердечный приступ у Бреннана случился на почве волнений из-за расследований Бобби его дел с Джимми.
Из-за смерти своего приятеля Бреннана Джимми пришлось искать нового вице-президента «Международного братства», и в итоге он отдал предпочтение Фрэнку Фицсиммонсу перед стариной «Клубничным мальчиком» Бобби Холмсом. Выбор Джимми сделал, подбросив монетку. Позже, когда Джимми пошел на кичу, этот жребий помог подняться Фицу. Бобби Холмс был очень предан Хоффа. Он был шахтером из Англии. Участвовал в первой «клубничной» забастовке Джимми на эстакадах фирмы «Крогер». Бобби Холмс ни за что не предал бы Джимми и не сделал бы с Джимми того, что сделал с ним Фиц. Я думаю, что, если бы Джимми послушал свою интуицию, а не подбрасывал монетку, все кончилось бы лучше для всех и я ушел бы на пенсию с поста организатора «Международного братства».
На съезде у Джимми был микрофон с выключателем, и он его выключал, если не хотел, чтобы его слышали. Джимми мог сказать: «Браток, ты не в порядке, заткнись». Это съезд, на котором Джимми произнес знаменитое: «Я могу совершать ошибки, но быть неправым – ни одна из них».
Джимми выдвинул Фица, и Фиц был избран вице-президентом на том съезде 1961 года. Фиц взял микрофон и начал долго говорить о Джимми Хоффа. Фиц практически произнес «Клятву верности» Джимми Хоффа, но мы знаем, чем все кончилось.
На вторую вакансию вице-президента Джимми Хоффа выдвинул, а делегаты избрали «малыша», Энтони «Тони Про» Провенцано с севера Нью-Джерси. И мы знаем, чем все кончилось».
