Глава 20
Они вновь рванули через лес. Генэль больше не стонет, только сжимает зубы и молча терпит, когда иголки елок и ракиты царапают оголенные ноги.
Спустя несколько минут бега, звуки борьбы затихли, запах гари стал меньше, а еще через некоторое время совсем улетучился. Эльфийки мчались, как две пущенные стрелы, пока путь не пошел вверх. Тогда чуть замедлились и стали двигаться осторожнее.
– Как он нас нашел? – наконец спросила белокожая. – Мы ведь не оставляли следов. К тому же, темно.
Каонэль сдвинула плечами и покосилась назад, где лес видно чуть сверху. Со склона зарево пожара кажется особенно ярким, а дым густым, словно потревожили древнего духа, и он медленно восстает из недр.
– Не знаю, – ответила Каонэль поднимаясь выше. – Наверное, по запаху. У него нос странный, может как раз для того, чтобы лучше чуять.
– Тогда мы не на долго от него отделались, – заключила солнечная поднимая двумя пальцами грязный локон. – Как я мечтаю оказаться в Эолуме…
– А я в Дереве, – отозвалась серая. – И переодеться в чистое. Только это все не понадобится, если не добежим.
Холм полысел, деревья и кустарники остались внизу. Когда эльфийки поднялись на самый верх, перед ними расстелился лес, залитый бледным сиянием молодого месяца. С подсвеченной стороны листва синеватая, зато с обратной чернота, кроны тихонько покачиваются, наполняя воздух убаюкивающим шелестом.
Вдалеке блестит малахитовый купол, даже с такого расстояния огромный и величественный, как спина исполина, что спит вековым сном.
– Смотри, – сказала Каонэль, указывая на купол. – Это Цитадель.
– Так близко! – выдохнула солнечная.
Каонэль покачала головой и прикусила губу.
– И да, и нет, – сказала она. – Главное здание огромное, и видимость обманчива. Кажется, вот оно, всего ничего, а идешь, идешь, а оно… все такое же огромное.
Не дожидаясь команды серой, белокожая быстро двинулась в сторону Цитадели. Каонэль даже охнула, когда та проявила чудеса прыти, перелетая через ямы и просевшие в землю валуны.
Склон стал крутым, эльфийки быстро перебирали ногами, удерживая равновесие, серая перепрыгивает торчащие из почвы коренья, зато Генэль время от времени спотыкается. Хотя вовремя ловит баланс.
Один раз, все же, не успела. Нога попала между камнями, а когда солнечная дернула, оба вывернулись и покатились по склону. Белокожая тоже не удержалась и с тихим писком полетела следом, кувыркаясь и проламывая дорогу в траве.
Каонэль чуть усмехнулась, но когда солнечная вломилась в кусты, которые скопились в подножья, спохватилась и широкими прыжками понеслась вниз.
Едва приблизилась к зарослям, прошептала, наклонившись:
– Ты жива?
Из кустов послышалось жалобное и, одновременно, раздраженное:
– Жива. И выгляжу, как человеческая фермерша в период засухи. Не стой, без толку, серая! Помоги выбраться.
Каонэль нехотя протянула руку. Из веток вылезла белая ладошка и дернула на себя так, что эльфийка чуть не свалилась следом.
– Для высокородной ты слишком тяжелая, – заметила Хранитель.
Генэль вылезла из кустарника, отплевываясь от веток и трухи, волосы растрепались и напоминают пакли старой карги, платье грязное, на боку дыра, а колени в крупных ссадинах.
Солнечная брезгливо осмотрела себя, попыталась разгладить складки на обрывках подола, но тот испорчен и спасти его может только мусорное ведро.
Она проговорила, кривясь и отряхивая волосы:
– Может, это у тебя силы маловато.
– Я эльфийка, – напомнила Каонэль. – Откуда у меня сила?
– Не знаю, – бросила высокородная. – Но ты же серая. Мало ли, что там у тебя внутри.
Вскинув голову, Генэль трусцой двинулась через заросли в строну Цитадели, хрустя ветками, как разбуженный медведь. Хранитель покосилась назад, где на траве остался длинный след от падения, а внизу – поломанный кустарник. Потом тяжело вздохнула и двинулась следом.
Солнечная успела убежать на четверть перелета стрелы, и когда Каонэль догнала, та даже не оглянулась. Лицо возвышенное и сосредоточенное, словно не по лесу бежит, а на собрание Совета идет.
– Ты оставила целую дорогу после себя, – проговорила серая, поравнявшись. – Даже слепой заметит.
Генэль простонала.
– Не напоминая даже. И не вздумай кому-нибудь рассказать. Это позор, позор… Эльфийка потеряла равновесие и упала. Только попробуй…
– Достаточно было и первой просьбы, – оборвала ее серая. – Я не скажу.
Высокородная странно посмотрела на нее, в глазах отразилось недоверие. Каонэль идет с высоко поднятой головой, но капюшон скрывает лицо, только остроконечные уши натягивают ткань сверху. На всякий случай белокожая тоже подняла подбородок, но тут же споткнулась о пень. Тонкая ткань на правой туфле разлезлась и в дыру вылез большой палец.
Каонэль не удержалась и прыснула, за это солнечная окатила ее гневным взглядом, серая отвернулась, посмеиваясь уже в сторону.
– Посмотрела бы я на тебя, – пробормотала Генэль раздраженно, – если бы твои ноги исцарапало колючками.
– Это самая маленькая из проблем, – напомнила серая. – Куда хуже будет, если Белионар поймет, что тебя нет в Цитадели и вызовет подмогу. Тогда Теонарда не остановим.
Генэль процедила сквозь зубки:
– За такое я этого Теонарда сама в пепел сожгу.
– А вот этого не надо, – сказала Каонэль серьезно. – Я не для того бросилась вытаскивать тебя из лап чудовища, рискуя жизнью.
Высокородная стряхнула остатки земли и трухи с испорченной туфли и проговорила, обходя пень:
– Не напоминай. У меня мурашки до самых ушей от одной мысли, что это создание гонится попятам. А твоя услуга…
Она не закончила. Со стороны холма раздался хлопок и недовольный гул. Прижав уши, словно какие-нибудь эльфы низкого ранга, обе бросились вперед сквозь траву и кустарник. Старались не шуметь, но время от времени слишком тонкая ветка предательски хрустела.
Когда хлопок раздался ближе, Каонэль резко свернула, утаскивая за собой высокородную. Та охнула от неожиданности, а серая остановилась перед широким стволом и указала вверх.
– Если он идет по запаху, то так его потеряет, – сказала она.
– Что ты имеешь ввиду? – не поняла Генэль, косясь назад, где уже слышно шуршание травы и веток.
Серая раздраженно зашипела, сгибая колени.
– На дерево лезь, говорю. Так он потеряет воздушный след. Я сама хорошо разбираюсь в запахах и знаю, как можно его потерять.
Глаза солнечной округлились, руки сложились на груди, она проговорила, задрав подбородок:
– Ни за что! Лезть на дерево недостойно высокородной эльфийки.
Каонэль схватила ее за локоть и резко проговорила прямо в лицо:
– Лезь немедленно! Иначе умрешь!
Белоухая скривила нос, но все же, согнула колени, через секунду обе эльфийки взлетели на ветку, затем выше и выше. Пока не оказались на самом верху, откуда открывается вид на кудрявые кроны. В свете месяца они выглядят таинственно и зловеще.
– Не дыши, – шепнула Каонэль и указала вниз.
Эльфийки опустили головы. Далеко внизу в темноте из кустов выплыла высокая фигура в шляпе и мантии, за ней тянется след темно-синего свечения, от которого листва покрывается налетом, а в воздухе растекается запах гари.
– Догнал, – одними губами пролепетала Каонэль. – Не отстает ни как. Даже войско его не остановило.
Генэль нахмурилась и так же беззвучно ответила:
– Трудно поверить, что он столько воинов перебил.
– Может кто-то выжил, – заметила серая.
– Лучше бы нет.
– Почему?
– Потому, – начала пояснять высокородная, став неожиданно рассудительной, – что они послали отряд убить меня. А если прибудут в Цитадель вслед за нами и обнаружат обеих невредимыми, решат, это мы разделались с отрядом. Нажалуются Главе. Сама говоришь, ему только повод дай.
Каонэль сдвинула брови, на идеальном лбе появилась крохотная морщинка, едва заметная, но совершенно не уместная для эльфийского лица.
Генэль добавила едва слышно, кивая вниз:
– Можно все на этого свалить.
Каонэль прищурилась, стараясь прикрыть свечение глаз.
– В одном ты права, – прошептала она. – Трудно поверить, что две хрупкие эльфийки разделались с целым отрядом. А вот это существо могло. Но там погибли люди. Жалко их.
– Просто люди… – шепнула высокородная.
Каонэль покачала головой.
– Не просто. А живые люди, которые ехали помочь. Хотя и не совсем понимали, что это значит.
Незнакомец внизу сделал несколько шагов и застыл прямо под деревом. Эльфийки тоже замерли, боясь шевельнуть даже ухом, а когда фигура резко повернулась влево, Генэль вздрогнула. Нога со скользнула, и кусочек коры, как в замедленном действии, полетел вниз.
Солнечная перевела на Каонэль обреченный взгляд. Глаза круглые, как у совы, уши вытянулись, словно собираются проткнуть небесную твердь.
Она вцепилась в ветку и снова опустила голову, наблюдая, как черное пятнышко опускается вниз, медленно, словно перо. Губы побледнели и пролепетали:
– Я не нарочно…
Но Каонэль осталась неподвижной, поза напряженная, как у пантеры, готовящейся к прыжку.
Когда кусочек опустился на плечо чужака, тот плавно повернул голову. Затем двумя пальцами снял с плеча кору и поднес к лицу. Несколько секунд разглядывал, а когда поднял голову, свет месяца отразился в глазах, как в зеркалах.
Он уставился на эльфиек, в ужасе застывших на верхушке древа.
– Нам конец, – прошептала Генэль. – Он не отстанет. Никогда. Мы сегодня погибнем, серая. Подготовься встретить смерть достойно и как подобает настоящему эльфу. Хоть ты и не высокородная, но проявила…
– Я не собираюсь умирать, – процедила Каонэль. – И тебе не дам.
Фигура под деревом выжидательно наблюдала, как эльфийки с перепуганными лицами таращатся сверху и нервно переговариваются. Потом приблизилась к стволу, длинные пальцы прикоснулись к коре, та затрещала, вверх поползли темно-синие полосы, похожие на разозленных змей.
Каонэль замахнулась мечом и прокричала в отчаянии:
– Давай! Иди сюда! Попробуй удержаться здесь, на тонких ветках!
Чужак наклонил голову и с любопытством палача продолжает наблюдать, как из-под его пальцев расползаются темные полосы и тянутся к вершине.
– Мне нет надобности, – проговорил он. – Вы сами спуститесь, о бесценные души.
Генэль заморгала часто-часто, словно надеется с помощью ресниц взлететь, потом спросила с надеждой:
– Он не полезет на дерево?
Эльфийки видели, как незнакомец приложил вторую ладонь, пуская по стволу все новые щупальца, но подниматься не торопится и поглядывает с нетерпением, будто и правда не может забраться.
Каонэль проговорила, быстро крутя головой в поисках спасения:
– Не полезет. Почти уверенна, что не полезет. Иначе уже был бы тут.
– Тогда чего хочет?
В этот момент ствол затрещал, дерево качнулось и стало плавно крениться на бок. Незнакомец внизу довольно улыбнулся, а Каонэль закричала в панике:
– Прыгай!
– Мне же не видно! – отозвалась солнечная в ужасе.
Но Каонэль уже набирала разбег. Потом проскользила стопами по ветке и оттолкнувшись перелетела на широкую сосну рядом. От удара ветки с длинными колючками захрустели, в плащ воткнулись иголки, но сама эльфийка осталась невредима. Она распласталась на широкой лапе, которая прогнулась под ее весом, и оглянулась.
Позади дерево почти повалилось, а Генэль семенит по самой верхней ветке, балансируя, как настоящая белка.
Она прокричала, щурясь и присматриваясь:
– Серая! Каонэль! Куда прыгать?
– На мой голос, – отозвалась Хранитель.
– Легко сказать.
Когда крона почти погрузилась в темноту подлеска, высокородная оттолкнулась, ноги нелепо задергались в воздухе, и через пару мгновений она влетела в сосновые ветки.
Снова хрустнули иголки, Генэль выпалила:
– Я влезла во что-то липкое!
– Это смола, – проговорила серая, пытаясь подняться, но сосновая лапа только раскачивается и тыкает колючками в декольте.
Высокородная, на удивление, быстро подтянулась и переползла на ветку. Когда поднялась и мелкими шагами пошла к стволу, все платье оказалось утыкано длинными иголками.
Фигура внизу досадно взвыла, послышалось недовольное бормотание на чужом языке. Ствол упавшего дерева полностью покрылся синими жгутами, ветки и листья потемнели, потом раздался треск, похожий на разламывание сухарей, и дерево стало на глазах превращаться в пыль.
Каонэль охнула и покарабкалась выше следом за белокожей. Чужак проговорил, глядя на эльфиек немигающими рыбьими глазами:
– Мир меняется каждую секунду. И не уловить его течения. Но я могу сохранить частицы жизни. Сделать так, чтобы ваше бытие осталось неизменным. Как застывшие в янтаре бабочки, вы будете бесконечно украшать его.
Серая, наконец, смогла вылезти на толстую ветку. Поднявшись, быстро побежала, как цирковой канатоходец, к Генэль, которая прижалась к стволу. На лице и руках остатки древесной смолы, платье тоже в пятнах, а в волосах что-то вроде шпилек. Лишь, когда серая прищурилась, разглядела иголки.
– Я предпочитаю украшать этот мир, оставаясь живой, – проговорила Каонэль.
– Я тоже, – согласилась высокородная. – Хотя в таком виде это не особо получается. Посмотри на меня. Ни дай боги, кто-нибудь увидит.
– Обязательно увидит, – проговорила серая наблюдая, как чужак медленно подходит к сосне. – Даже очень надеюсь, что увидит. Это будет значить, что мы выбрались.
Генэль задергала ушами и ткнула пальцем вниз.
– Да? Уверенна, что выберемся? Посмотри.
Серая опустила голову. Чужак делает тоже, что и с предыдущим деревом – положил ладонь на ствол, что-то шепнул, и по коре медленно поползли темно-синие жгуты.
– Он точно не может забраться на дерево, – проговорила она.
Генэль обтерла пальцы об изодранные остатки платья и сказала, не сводя взгляда с фигуры:
– Зато у него получается их валить.
Место, откуда по стволу расползаются темные полосы, захрустело, и полувековая сосна начала крениться на бок, как перебитая мачта. Эльфиек тряхнуло, Генэль схватилась пальцами за ветку, снова угодив в смолу, высокородный носик скривился, но пальцы сжались еще сильнее.
– И что дальше?
– Что, что, – зло бросила серая. – Дальше по деревьям прыгать. Белок видела? Вот будем как белки.
– Какой позор… – пробормотала белокожая.
В этот момент сосна с треском вломилась в рядом стоящий дуб, эльфийки запищали и, как по команде перелетели на него.
Чужак прогудел громогласно:
– Вы можете сколько угодно прыгать, но от судьбы не уйти. Я могу бесконечно ломать эти чудные деревья, пока весь лес не превратится в обломанные зубья. Не лучше ли вам пощадить их и добровольно спуститься?
Каонэль и солнечная кое-как поймали равновесие на широкой, но раскачивающейся ветке дуба. Генэль замахала руками и едва не свалилась, но серая ухватила за волосы. Та взвизгнула и обернула к ней горящее гневом лицо.
Каонэль проговорила, перебегая по ветке к стволу:
– Можешь не благодарить.
– Сделаю это, только если останемся в живых, – сказала солнечная и тоже перебралась к основанию ветки. – Не знаю, на сколько меня хватит прыгать в темноте по деревьям. Я ведь леди, а не лесной эльф, который всю жизнь этим занимается.
Серая вытерла лоб, к которому прилипли сосновые колючки.
– А я разве лесной? – спросила она наблюдая, как незнакомец с восковой улыбкой приближается к подножью дуба. – Будем прыгать. Если придется, до самой Цитадели. Только тут он не может нас достать. И, надеюсь, успеем вовремя. Пока Теонард не сделал хуже.
***
Когда Каонэль покинула Зал, Хранители еще некоторое время обсуждали эльфийскую угрозу. Когда споры утихли, за окнами уже стемнело.
На черном бархате неба рассыпались тысячи мельчайших звезд, а над куполом Зала Советов поднялся тонкий серп месяца.
Обсудив с Эвриалой начинку для пирога из перепелки, Тарнат начал с кряхтением сползать со стула.
Гоблин заметил и проговорил удивленно:
– А ты куда это собрался?
Тарнат посмотрел на него исподлобья, но ответил:
– Дело, конечно, не твое, но все ж отвечу. Не потому, что тебе, а потому, что тут и остальные Хранители есть. Ну так вот. Собираюсь я в таверну, потому, что больше тут делать нечего.
– Как это нечего? – воскликнул Гнур, подпрыгивая на стуле. – У нас, кроме эльфов, еще дела были. Напомнить? У моего сородича дом сожгли.
Гном буркнул:
– А нечего строить, где попало.
Но за столом остался, только насупился и сложил руки на груди.
– Тебя забили спросить. Гоблины вольный народ. И никто не смеет указывать.
– Хочешь сказать, – уточнил Тарнат, – всем указывают, а тебе не будут?
– А ты Теонарда спроси.
– Не буду я никого спрашивать, – огрызнулся гном.
Ворг, который после бега взъерошенный и растрепанный, будто пол дня валялся в малине, напрягся. Хотя лицо человеческое, да и глаза черные, а не кровавые, как когда злой и голодный, но клыки вытянулись.
Полузверь долго наблюдал, как Хранители бурно обсуждают эльфов, машут руками и пытаются переубедить друг друга. Потом хлопнул ладонью по столу и провел по отполированной поверхности, словно хочет схватить кружку с водой. Когда ее не обнаружил, нахмурился и проговорил хрипло:
– Вот только о гоблинских домах нам осталось поговорить. Лучше представь, как огромное эльфийское войско на единорогах скачет на тебя, а ты один и без штанов. Никаких домов не захочется.
Теонард все это время напряженно смотрел в окно, будто намеревался высмотреть там чародея, который прилетит на северном ветре и разрешит все вопросы. Но там лишь звезды на лилово-черном небосводе.
Когда Лотер упомянул об эльфах, Глава обернулся, лоб нахмурился.
– Думаешь, все-таки вышлют? – переспросил он.
– Если предоставим посла, – ответил ворг, барабаня по столу слишком длинными для человека ногтями, – не вышлют. Но с послами у нас нынче туго. А единороги скачут красиво и быстро.
Теонард покривился, словно кислого молока хлебнул.
– Не нагнетай.
Брестида, которая откинулась на спинку стула и лежит, сомкнув веки, плавно выпрямилась. Поджарая и натянутая, как лук кочевников, посмотрела на Лотера.
– Единороги быстры, как ветер в поле, – проговорила она со знающим видом. – Догнать их не под силу даже лучшим скакунам степей.
– И чего? – поинтересовался ворг, поскребывая грудь ногтями.
Амазонка пожала плечами.
– Не знаю. Но кочевники, от которых отбивались с башни Теонарда, покажутся детской забавой. В лагере солнечных, наверняка уже есть планы на все случаи жизни. А сейчас просто ждут.
– Мы тоже ждем, – сказал Глава. – У нас на подходе войско из Ялдарии. Виллейн сказал, уже в пути, не так далеко осталось. У тебя откуда такие познания в эльфах?
– Я воительница, – гордо заявила амазонка. – Я сражалась с разными противниками. Понимаю, как поступают великие воины. А эльфы, без сомнения, великие.
Лотер спросил удивленно:
– Так чего тогда против них голосуешь?
Брестида посмотрела на него, словно ерунду спросил и промолчала, а Теонард сказал:
– Не одни эльфы великие воины. Мы сами в этом убедились, когда сражались спина к спине. Значит, надо тоже строить планы и использовать время с умом.
Гоблин надвинул брови на глаза, бивни выставились вперед, будто собирается кого-то проткнуть.
– Это как? – пробурчал он недовольно.
– Разбудим тролля, – просто сказал Глава. – Он у нас решающее звено среди тех, кто готов применить Талисман.
Гнур возмутился.
– А как же остальные вопросы?
– Их мы тоже решим, – пообещал Теонард. – Дай с мыслями собраться. А сейчас идемте.
Теонард поднялся со стула.
В этот момент в дверях со стороны входа Брестиды появилась амазонка, вся поджарая и свежая, будто бегала, а потом купалась в холодной воде, чтобы не растерять бодрость. В руках широкое блюдо, на нем исходят паром свежие пирожки с коричневой корочкой.
Амазонка вопросительно посмотрела на воительницу, та коротко кивнула, и двинулась в зал, выставив перед собой блюдо и виляя бедрами.
Хранители с интересом и непониманием уставились на амазонку, а когда оказалась рядом с Брестидой и опустила блюдо на стол, стараясь поставить так, чтоб все могли дотянуться, Теонард спросил:
– Это что?
Брестида сделала короткий жест рукой, амазонка быстро поклонилась и выскочила в дверь, сверкнув загорелыми икрами.
– Пироги, – просто ответила она.
Хранители глазели на блюдо. Кто-то откровенно облизывался, потягивал носом, особенно ворг, который вообще потянулся за пирогом, но остальные возмущенно покосились, и он недовольно пустил руку.
Огр тоже разглядывал пирожки, румяные и аппетитные. С какой стороны ни посмотришь, каждый вылеплен с особым старанием, а аромат такой, что в животе урчит и потайные мышцы желудка начинают шевелиться, требуя еды.
Глава сдвинул брови и хмыкнул.
– Прямо в Зале Советов… – проговорил он. – Нет, воительница. Лучше сначала к Грагрху.
Брестида улыбнулась, обнажив два ряда белых, словно жемчуг, зубов, в уголках глаз появились крошечные морщинки, что значит – улыбается искренне. Взгляд скользнул по горгоне, которая сидит мрачная, как дождевая туча в осенний день, руки сложились под грудью, а в глазах молнии.
Она послала прямой взгляд Брестиде, та улыбнулась еще шире и проговорила приветливо:
– Наверное, пиры устраивать действительно не стоит. Но мы здесь уже несколько часов сидим, а мужчинам нужно есть. Да и женщинам, только меньше. Как думать, когда в животе пусто? В наших землях перед делами всегда делают легкий перекус, чтобы не размякать, но и не падать с коня от слабости.
– Это точно, – поддакнул ворг и снова потянулся к блюду, но Эвриала опалила его таким взглядом, что опять невольно положил ладонь на стол.
Теонард потер живот, у самого с утра во рту была только куриная нога, остальное съел Лотер. В желудке предательски за ворчало.
Глава сглотнул голодную слюну и сказал:
– Да, но все же это Зал Советов. Мы тут вопросы решаем. Да и, как бы, дела есть.
Брестида кивнула, все также ослепительно улыбаясь.
– Ты прав, Глава, – согласилась она. – Поэтому и не принесла ничего, кроме пирожков. Мои воительницы настаивали, чтобы каждому по блюду поставить, с куропатками, перепелками. Сами наловили и общипали. Но я запретила. Знала, ты не одобришь, если на совете будут столы ломиться. Так что для поддержания духа и здоровой бодрости только пирожки с нежнейшим мясом.
– Теонард, не будь извергом! – не выдержал ворг. – Успеем мы Грагрха разбудить. А там и дел на две минуты, намечтаем, и эльфийского лагеря нет. А хватит сил, и Эолум с лица земли сотрем. Только война войной, а жратаньки надо вовремя. Как решать, если есть охота? Какие мысли на голодный желудок?
– Да я не изверг, – быстро проговорил Глава. – Я для порядка. Все же дела сперва надо делать.
– Успеем, – оборвал Лотер. – Эльфы пока далеко.
Он в третий раз потянулся к блюду и, наконец, цапнул самый большой пирожок, который оказался ближе. Едва поднес ко рту, с другого конца стола послышалось фырканье.
Ворг обернулся, а Эвриала произнесла с такой заботой, что где-то наверняка скрыта издевка:
– Лотер, тебе же нельзя человеческую еду. Тем более хлебную. Сам говорил, потом животом маешься. Лучше пойдем к нам, мы тебя настоящим накормим. И Теонарда бери, ему вообще нужно есть.
– Говорил, – согласился ворг. – Но есть охота. Ну, помаюсь, чего там. Зато сытым и довольным.
Страг, что молча сидит рядом, толкнул его в бок, ворг ойкнул и возмущенно вытаращился на него. Тот заворочал глазами, явно пытаясь что-то объяснить, но полузверь только брови поднял, мол, чего пинаешься.
А Брестида добавила победно:
– Мы муку брали у гоблинов, говорят, у них она самая лучшая. Сторговались за пол цены. Так что может и не будет дурно.
Эвриала снова нахмурилась, мягкие женские черты заострились, она послала недобрый взгляд амазонке и дернулась, чтобы уйти, но Аэлло взяла за руку, что-то тихо проговорила. Горгона осталась, но от амазонки отвернулась.
Тем временем, все похватали пирожки и с довольными лицами жуют. Брестида улыбается, как утреннее солнышко, и поглядывает на Теонарда, мол, бери, для тебя больше всех старалась. Выждав пару мгновений, глава все же взял пирог, откусил, а потом обнаружил, что сожрал уже два и тянется за третьим.
Амазонка бросила победный взгляд на горгону, но та делает вид, что объясняет что-то Тарнату, который сидит через стул и уплетает пирожки.
Когда блюдо опустело, амазонка тихонько свистнула, в двери появилась та же амазонка и унесла поднос.
Хранители вытирали пальцы – мужчины обо что попало, а женщины откуда-то подоставали платочки и манерно промакивают. Даже ихтионка откуда-то вытащила голубой кусочек ткани. Лишь горгона к пирогам не притронулась, сидит прекрасная и спокойная, как грозовая туча перед бурей.
Гоблин умудрился стащить аж пять штук и проглотить, пока все остальные разговаривали, а теперь довольно щурится, как кот на солнце.
– Это что, – проговорил он, хлопнув себя по животу. – Мука у нас хорошая. Но вы бы тыквы, тыквы видели! И эти тыквы требуют ухода, земля им нужна.
Керкегор, прилично взявший всего один пирожок, который теперь аккуратно лежит на краю стола, бросил резко:
– Ты нам не рассказывай. Уход им нужен. Тыквы сами растут, как бурьян. Даже в наших каменистых землях птерингов.
Гоблин аж стал ногами на стул от возмущения.
– Ты разве разбираешься в тыквах? – выдохнул он. – Да будет тебе известно, пернатая голова, чтобы вырастить большую и вкусную, надо и тепло, и вода и земля. То-то не видел ни одного обоза с тыквами у птерингов. Хотя я вообще их раньше не видел. Так вот, для таких тыкв нужна земля. И гоблинам нужна земля, чтобы вокруг дома можно насадить, что хочется.
– А что, гоблины фермеры? – язвительно поинтересовался Керкегор. – Я и смотрю, совсем размяк ты, сидишь тыквы выращивать рвешься.
Гнур от злости стал зеленее обычного, глаз со шрамом прищурился, а пальцы скользнули к поясу, где висит заточенный крашар.
Он проговорил, сверля гневным взглядом птеринга:
– Хочешь проверить, как я размяк? Ну пойдем, выйдем во двор. Клянусь бивнями, посмотришь, кто у нас…
Лотер громко кашлянул, все вздрогнули и обернулись на полузверя, который с деловым видом ковыряет в зубах, разглядывает, что вытащил и вытирает о портки. Видя, что внимание обратилось к нему, хрустнул шеей и проговорил:
– Да не ругайтесь вы. У меня вот друг есть, южный гоблин. Да не смотрите так, я серьезно. Так вот, он торгует этими вашими тыквами. Наверное, не только тыквами, хотя другого не видел. Но поверьте, с этим торгашом в бою лучше не сталкиваться.
Гнур нехотя опустился на стул и сказал:
– Вот-вот, нечего с нами задираться. Мы гоблины, мы такие. В общем, что? Мне обещали резиденцию. А до сих пор не построили. Где она? Где?
Для виду он повертел головой, словно надеется обнаружить резиденцию по бокам стула, потом выпрямился и развел руками – не нашел.
Теонард после пирогов Брестиды немного порозовел, кровь по венам потекла быстрее, даже ладони потер.
– Да как же мы будем строить, если Каонэль ушла куда-то? – спросил он. – Обиделась, наверное.
– Как-как, – удивился Гнур. – Так и будем. Сами же говорите, для работы Талисмана достаточно двух третьих Хранителей. А нас тут побольше собралось. Это эльфов убивать не все хотят, а резиденцию строить мне хотят все. Верно?
Он окинул остальных таким взглядом, от которого Хранители должны были пасть ниц и молить о благосклонности могучего гоблинского народа. Но все остались на местах, Булук даже задремал.
Теонард вытер лоб и проговорил нетерпеливо:
– Гнур, мы построим тебе резиденцию. Как разберемся со всеми делами, так сразу построим.
– Да, конечно, – огрызнулся гоблин. – Сейчас одни дела, потом другие, потом еще какая-нибудь гадость из-за моря прилетит. Нет уж. Давайте сейчас.
– Гнур, нам правила писать, Грагрха будить…
– То-то ты пироги ешь, – язвительно бросил Гнур. – Наверное жир для битв и ума запасаешь.
Теонард нахмурился.
– Гнур…
– Сейчас!
– Мы потом, честное слово.
– Сейчас! – проговорил гоблин резко и спрыгнул со стула. – Иначе я не участвую в потенциальном истреблении эльфийского лагеря. А без меня даже не знаю, как заработает Талисман.
Теонард устало вздохнул и покосился на ворга, который с интересом наблюдает, как гоблин ловко манипулирует своим голосом на совете.
Остальные тоже повернулись к Главе и ждут, что скажет. Тот, пару мгновений сверлил гоблина взглядом, пока зеленомордый демонстративно поглядывал на дверь, словно намеревается уйти, потом сказал хмуро:
– Ладно. Только побыстрей.
