– Она тебя использовала.

Голос Лиз возвращает меня к реальности из дымки полусна. Я поднимаю глаза, и в этот же момент мотор диско-шара наконец отключается. Кажется, как будто всё, что у шара внутри, раздробило на тысячи маленьких кусочков пластика и металла, и теперь они трутся друг о друга под оболочкой.

– Она тобой манипулировала и пыталась лишить работы. Я её ненавижу, – всхлипывает Лиз горько, – и пусть она мертва, пусть я никогда её не видела, я всё равно её ненавижу.

– Ты не понимаешь, – бормочу я и пытаюсь снова принять сидячее положение, – но это не твоя вина. Мы оба такие. Поэтому выбираем себе таких, как Арвид и Анн-Мари, разрушенных изнутри и не подпускающих к себе. Они не видят нас и не приходят нам на помощь. Но так больше не будет, Лиз. Я знал насчёт Фрей и Симона с самого начала. Её имя значилось в бумагах по его делу. Фрей сыграла со мной игру, я ей это позволил. Манипуляция и информация, не так ли? Этим мы и занимаемся, понимаешь, такие, как я. Манипулируем людьми.

– Я, я не понимаю…

– До тебя что, до сих пор не дошло, что твой брат – иллюзионист? Чёртов первоклассный магистр в отводе глаз, настолько погружённый в роль, что… что…

Заболтавшись, я внезапно потерял мысль, и теперь сгребаю последние таблетки со стола между мной и женщиной без лица. Мне даже удаётся не трясти руками, пока я провожу ими по поверхности стола. Несколько таблеток и пилюль падают на пол или в просвет между курткой и рубашкой, когда я подношу их ко рту.

– Ты с ним когда-нибудь виделся? – я чувствую, как Лиз пытается взять разговор в свои руки, направить его в другое русло, – с её парнем?

– Нет. В тот день он так и не появился на слушаниях. Потом где-то слышал, что спецотдел его разыскивает, но они так его и не нашли. Оп, – смеюсь я, – и нет его.

Коротким кивком головы я прощаюсь с женщиной без лица, а потом поднимаюсь и, шатаясь, иду обратно к танцполу, где снова затихла музыка. В комнате совсем тихо, только дым-машина дышит, как астматик, и шелестит сломанный диско-шар под потолком.

Я восстанавливаю равновесие, обхватив один из столбов, которые отделяют танцпол от другой половины комнаты. На секунду я замираю, стараясь удержаться в таком положении, и вместе с тем пытаюсь что-то разглядеть среди этих облаков пыли: в итоге я вычленяю взглядом белого человечка на зелёном знаке аварийного выхода, глубоко вдыхаю, задерживаю дыхание и бегу.

Я пытаюсь остановиться, схватить свободной рукой металлическую ручку, но промахиваюсь и лицом врезаюсь в дверь, что, впрочем, не приносит мне боли.

– Ты не должен этого делать, – слышу я шёпот Лиз, хватая мобильный и поднимаясь спиной к двери, – я не смогу быть одна, Торкильд.

– Не бойся, – я кашляю и отхаркиваюсь, чтобы набрать достаточно слюны, – холодный металл меня расплавит, и вуаля…

Я тру ладонями глаза, пытаясь убрать с них пыль. Вместо этого я, наоборот, заношу туда ещё больше сажи и грязи, так что у меня начинают течь слёзы, но щека не болит.

– И потом – всё. Никаких больше Торкильдов.

Лиз тяжело дышит в трубку, говоря в промежутках какие-то слова, которые, как ей кажется, я услышу, и периодически срываясь на плач, который она не может сдержать. Но дело тут не в нас, не во мне и Лиз. Это касается только меня и неё, той, которая стоит и ждёт меня на другой стороне реки.

Я оборачиваюсь и всем телом наваливаюсь на дверную ручку. Наконец она поддаётся и с треском открывается.

Холодный морской воздух бьёт в лицо и обжигает лёгкие, когда я делаю вдох. Я чувствую, что внутри меня происходит раскол. Я выхожу, направляюсь к утёсу и останавливаюсь у крупного камня. Я взглядом обвожу пейзаж.

– Ах, не увидел, – я причмокиваю губами, пытаясь ощутить вкус солёной воды на языке, – или не услышал то, что ты пыталась сказать…

Я пытаюсь выдавить из себя смех, откуда-то из гортани, но он встаёт комом в горле. Вместо этого меня рвет, опять и опять, пока я шагаю по скользким камням между выходом из подвала и утёсом. Передо мной плещутся волны, а на них комья водорослей в форме голов, они бьются о берег.

– Как красиво, – припеваю я, шатко ковыляя по утесу к обрыву. Мое лицо обращено к небу. Я вижу глубокие кратеры в сияющей луне. Из них будто льются серебряные реки, окрашивая небосвод в металлические тона. По углам неба разбросаны пятна потемнее, а ближе к середине расположился спиралевидный Млечный Путь.

– Торкильд, – плачет Лиз. Я едва слышу, что она говорит. Морской шум заглушает голос, – не клади трубку. Пожалуйста. Обещаю, что буду лучшей сестрой, не буду больше ныть и докучать тебе, я…

Я отнимаю мобильный от уха и останавливаюсь на краю камня.

– В тот вечер мы не поехали в Танангер, – бормочу я чёрной воде передо мной. Реки втекают в тёмный океан и подсвечивают его изнутри – яркая природная биолюминесценция. Скоро и я приму другие формы и стану частью этого мощного потока энергии, – мы поехали по другой дороге, ведь так, Фрей? Совсем по другой дороге. Я развожу руки в стороны, слегка выставляю одну ногу вперёд, и меня снова тошнит; рвота стекает по подбородку и одежде, но это уже не важно, вода отмоет. На этот раз вода отмоет всё.

Небо надо мной наконец прояснилось. Я закрываю глаза, сжимаю губы и бросаюсь вниз.

Я падаю в тёмную воду, издав всплеск, и переворачиваюсь на спину, а потом лежу на воде и качаюсь в такт пульсу океана – туда-сюда, пока меня уносит от утёса дальше, в серебряный дождь.

– Этот – последний, – глотая воздух, говорю я, пока тело и лицо омывает солёная вода. – Самый последний Торкильд.