Делла Лу прилетела незадолго до полудня. Вил вышел встречать ее на улицу. Роботы-защитники, которыми его снабдили Елена и Делла, продолжали честно нести свою службу, зависнув в нескольких сотнях метров над домом. Интересно, подумал Вил, как будет выглядеть сражение между двумя автонами и удастся ли ему пережить это сражение? До сих пор Вил был благодарен Делле за защиту от Елены; теперь же стало ясно, что мог возникнуть и обратный вариант.

Пока Делла Лу шла к нему, Вил изо всех сил старался сохранить невозмутимое выражение лица.

– Привет!

Хотя Вил помнил, какой Делла была вначале, сейчас он не мог поверить в обвинения Шансона. Она была одета в розовую блузку и широкие брюки. Короткая челка, совсем как у девчонки, открытая естественная улыбка.

– Привет, Делла.

Он улыбнулся ей в ответ. Оставалось только надеяться, что его улыбка получилась такой же естественной. Делла первой вошла в дом.

– Мы с Еленой не смогли прийти к единому мнению и хотели, чтобы вы…

Внезапно она замолчала, и ее тело напряглось. Быстро обойдя вокруг стола, женщина внимательно осмотрела его поверхность. Неожиданно блеснуло что-то круглое. Лу подняла маленький, почти невесомый предмет.

– Ты знал, что комната прослушивалась?

– Нет!

Вил подошел к столу. Сферическое углубление диаметром в сантиметр красовалось на том месте, где ставил свое продолговатое устройство Шансон.

Делла протянула ему серебристый шарик, который размером точно соответствовал углублению в столе, и сказала:

– Извините, что пришлось испортить ваш стол, но я решила сразу накрыть эту штуку пузырем. Некоторые «жучки» кусаются, когда их пытаются обезвредить.

Вил посмотрел на свое лицо, которое отражалось в крохотной сфере. Внутри могло содержаться все, что угодно.

– Как вам удалось обнаружить его?

Делла пожала плечами.

– «Жучок» слишком маленький, автон его не заметил. Здесь у меня встроены кое-какие дополнительные устройства.

Она похлопала себя по лбу.

– Я лучше подготовлена для подобного рода вещей, чем обычный человек. Я могу видеть в ультрафиолетовом и инфракрасном спектрах, например… Большинство выстехов не затрудняли себя подобными приспособлениями, но иногда они весьма полезны.

М-да. Вил несколько лет прожил с вживленными в мозг электродами, и ему это совсем не понравилось.

Делла прошла через комнату и присела на подлокотник кресла. Потом поставила ноги на сиденье и подперла подбородок руками. Ее детская поза странно контрастировала с тем, что она сказала:

– Мой автон подсказывает мне, что вашим последним посетителем был Хуан Шансон. Он подходил к столу?

– Да. Он сидел именно там.

– Гм. Очень глупый трюк – слишком велика вероятность, что «жучка» обнаружат. Зачем он приходил?

Вил подготовился к этому вопросу, поэтому ответил быстро и небрежно:

– Упражнялся в риторике, как обычно. Ему кто-то доложил, что я говорю на «черном» испанском. Боюсь, теперь я стану его любимым собеседником.

– Думаю, за визитом Шансона стоит нечто более серьезное. Я не смогла договориться с ним о встрече. Он ни разу не отказал прямо, но всякий раз возникало бесчисленное количество отговорок. Кроме него, разговора с нами пытается избежать только Филипп Жене. Нам следует занести этих людей на первые места в списке подозреваемых.

Делла Лу доказывала правоту Хуана гораздо лучше, чем он сам.

– Дайте мне немного подумать… А что послужило причиной ваших разногласий с Еленой?

– Елена хочет засадить Тэмми в пузырь на ближайшее столетие – до тех пор, пока низтехи не «пустят корни».

– А вы возражаете?

– Конечно. У меня есть на это несколько причин. Я обещала Робинсонам, что с Тэмми все будет в порядке. Именно поэтому я и отказываюсь передать ее Елене. Кроме того, я обещала дать Тэмми возможность очистить от подозрений имя семьи. По словам Тэмми, это будет возможно, только если она сможет действовать в реальном времени.

– Дону Робинсону наверняка наплевать на свое доброе имя. Его семья попала в список подозреваемых, а ему по-прежнему требуются сторонники. Если Тэмми окажется в пузыре, она не сможет убедить новых добровольцев последовать за ней.

– Да, практически то же самое говорит и Елена. – Делла спрыгнула с кресла и села на него как полагается. Переплетя пальцы, она некоторое время смотрела на Вила. – Когда я была совсем молодой – еще моложе, чем вы, – я работала полицейским на Мирную Власть. Не знаю, понимаете ли вы, что это значит. Мирная Власть была настоящим правительством, что бы они сами при этом ни утверждали. Исполняя свои обязанности, я придерживалась совсем не той морали, какой следуете вы. Основой моей морали были долговременные цели Мирной Власти. Мои собственные интересы, интересы других людей – все это оставалось на втором плане, я твердо верила, что судьба человечества зависит от того, достигнет ли Мирная Власть своих целей. В исторических книгах в основном пишут о том, как я остановила проект «Возрождение» и помогла свергнуть Мирную Власть, но до этого… я совершала ради Мирной Власти весьма сомнительные поступки – взять хотя бы мое участие в монгольской операции.

Так вот, – продолжала она, – та, молодая Делла Лу очень просто отнеслась бы к решению данной проблемы: риск, конечно, совсем невелик, но Тэмми может нести в себе угрозу. Та Делла Лу без малейших колебаний заключила бы Тэмми в пузырь или просто уничтожила бы ее – чтобы не рисковать.

Но я выросла из этих взглядов. – Руки Деллы опустились, а лицо стало мягче. – В течение ста лет я жила среди людей, которые сами придумывали себе цели и охраняли свое благополучие. Нынешняя Делла Лу готова рискнуть, ей совсем не безразличны данные ею обещания.

Вил заставил себя вникнуть в возникшую проблему.

– Я тоже стараюсь соблюдать взятые на себя обязательства, однако в данном случае не совсем понимаю условия договора. И все же я склонен отпустить Тэмми на свободу. Пусть вербует себе сторонников, только без обруча интерфейса. Я сомневаюсь, что без него она сумеет причинить нам вред.

– Вполне возможно, что Робинсоны спрятали в укромном месте оборудование, добравшись до которого Тэмми вместе с новообращенными сможет ускользнуть из реального времени.

– Тогда получится, что Робинсоны заранее знали о готовящемся убийстве. Почему бы нам не отпустить Тэмми, предварительно напичкав все ее вещи «жучками»? Если она попытается что-то сделать, мы засунем ее в пузырь. Тэмми и ее семья по-прежнему остаются главными подозреваемыми. Если мы сейчас от нее избавимся, то, весьма вероятно, никогда не сможем раскрыть убийство… Как вы думаете, Елена согласится на такой вариант?

– Да. Мы его обсуждали. Елена сказала, что не будет возражать, если вас устроит подобное решение.

Вил поднял брови. Он был одновременно удивлен и польщен.

– Значит, все улажено. – Он выглянул в окно, стараясь придумать, как повернуть разговор к вопросу, который интересовал его больше всего. – Знаете, Делла, у меня была семья. При помощи «Грин-Инка» я выяснил, что они дожили до Уничтожения. Мне бы очень не хотелось думать, что Моника права – и что человечество просто совершило самоубийство. Идеи Хуана мне кажутся не менее отвратительными. А что по этому поводу думаете вы?

Вил надеялся, что ему удалось скрыть истинную причину, по которой он задал этот вопрос. К тому же эта проблема его действительно занимала, и ему было интересно узнать мнение Деллы.

Делла улыбнулась. Казалось, у нее не возникло никаких подозрений.

– Всегда легче выглядеть мудрым, когда ты делаешь мрачные прогнозы. Правда состоит в том, что… никакого Уничтожения не было.

– Как это?

– Что-то произошло, но что именно… У нас только косвенные свидетельства.

– Да, «что-то» убило всех людей, которые находились вне стасиса.

Вилу не удалось скрыть сарказм. Делла пожала плечами:

– Я так не думаю. Сейчас я попытаюсь дать свою интерпретацию этих косвенных свидетельств. Последние две тысячи лет развития цивилизации показали, что прогресс практически во всех случаях идет по экспоненте. С девятнадцатого века это стало очевидным. Люди начали экстраполировать тенденции развития. Результаты получились абсурдными: передвижение со скоростью звука – к середине двадцатого века, человек на Луне – чуть позже. Все это было достигнуто, а прогресс продолжался. Элементарные вычисления показывали, что к концу двадцать первого века потребляемая энергия, мощность компьютеров и скорость летательных аппаратов достигнут бессмысленно огромных величин. Более изощренные предсказатели утверждали, что должно наступить насыщение, – в цифры, которые получались при прямом экстраполировании, было просто невозможно поверить.

– Гм. Мне кажется, они были правы, ведь две тысячи сотый год отличался от двухтысячного не больше, чем двухтысячный от тысяча девятисотого. Мы сумели существенно увеличить продолжительность жизни и выйти в космос, однако эти достижения укладывались в самые консервативные прогнозы, сделанные еще в двадцатом веке.

– Да, но вы забываете о войне тысяча девятьсот девяносто седьмого года, которая почти уничтожила человеческую расу. Потребовалось более пятидесяти лет, чтобы справиться с ее последствиями. После две тысячи сотого года мы снова вышли на экспоненциальную кривую. К две тысячи двухсотому году только слепцы могли отрицать, что мы оказались на пороге фантастических событий. Человечество практически достигло бессмертия. Мы стали отправляться в межзвездные путешествия. Компьютерные сети существенно увеличили интеллектуальные возможности человека – ожидался грандиозный скачок и в этой области тоже.

Делла замолчала, а потом, казалось, сменила тему разговора:

– Вил, вас никогда не интересовало, что стало с человеком, в честь которого вас назвали?

– С самим В. В.? Послушайте! – с удивлением воскликнул он. – Вы ведь его действительно знали?

Она улыбнулась:

– Я несколько раз встречалась с Вили Вачендоном. Он был весьма болезненным подростком, и мы находились во враждующих лагерях. Вам известна его судьба после падения Мирной Власти?

– Ну, он столько всего изобрел, что я даже и не смогу перечислить. Большую часть своей жизни он провел в космосе. После две тысячи девяностого года я ничего о нем не слышал.

– Вили был самым настоящим гением. Уже тогда он умел пользоваться интерфейсом лучше, чем я это делаю сейчас. Чем больше проходило времени, тем меньше общего оставалось между ним и остальными людьми. Его разум витал в других реальностях.

– И вы думаете, что нечто похожее случилось со всем человечеством?

Делла кивнула:

– К две тысячи двухсотому году люди научились усиливать человеческий интеллект. А разум – основа прогресса. Я полагаю, к середине столетия любая задача, в которой не содержалось внутренних противоречий, могла быть решена. Именно это и произошло через пятьдесят лет.

Конечно, останется еще достаточно нерешенных проблем, но понять их суть нам будет уже не по силам.

Называть это время Исчезновением, – продолжала Делла, – просто абсурдно. Это была Сингулярность – точка, где экстраполяция прекращает свое действие и возникают новые модели. И эти новые модели находятся за пределами нашего понимания.

Лицо Деллы сияло. Вилу было очень трудно поверить, что перед ним существо, созданное «уничтожителями» земной цивилизации. Идеи, которые она высказала, были рождены человеком.

– Забавно, Вил. Я покинула цивилизацию в две тысячи двести второму году. Мигель, мой муж, умер несколькими годами раньше. И это значило для меня больше, чем что бы то ни было. Я хотела некоторое время побыть одна, а миссия на звезду Гейтвуда идеально подходила для моих целей. Там я провела сорок лет, да еще находилась в стасисе около тысячи двухсот. Я была совершенно готова к тому, что, вернувшись, застану цивилизацию неузнаваемой. – Улыбка Деллы получилась немного кривой. – Но когда выяснилось, что Земля опустела, я была сильно удивлена. Ведь нет ничего более неожиданного, чем отсутствие всякого разума. Уже в девятнадцатом веке люди начали задумываться о назначении науки. И теперь для нас, находящихся по другую сторону Сингулярности, тайны науки и познания остаются не менее глубокими.

Исчезновения не было, Вил. Человечество просто получило выпускной диплом, а вы, я и остальные обитатели колонии пропустили день награждения.

– По-вашему, получается, что три триллиона людей просто перешли в другое измерение? В этом есть нечто религиозное, Делла.

Она пожала плечами:

– Разговоры о сверхчеловеческом разуме так или иначе связаны с религией. Если желаете услышать религиозную версию… Вы когда-нибудь разговаривали с Джейсоном Маджем? Он утверждает, что второе пришествие Христа состоялось в двадцать третьем веке. Истинно верующие были спасены, остальные – уничтожены; а мы оказались прогульщиками.

Вил усмехнулся в ответ; он слышал Маджа. Его версия о втором пришествии тоже объясняла исчезновение людей – в некотором смысле даже лучше, чем теория Лу.

– Ваши идеи мне нравятся больше, чем идеи Маджа. Но как вы объясните физические разрушения? Не только Шансон считает, что в конце двадцать третьего века применялось ядерное и биологическое оружие.

Делла замолчала в нерешительности.

– Это единственное, что не укладывается в мою теорию. Когда я вернулась на Землю в три тысячи четырехсотом году, я увидела множество доказательств того, что на Земле бушевала война. Кратеры уже успели зарасти, но с орбиты мне было видно, что ядерные удары наносились по городам. Архивы Шансона и Королевых гораздо лучше моих; они почти все четвертое тысячелетие провели в реальном времени, пытаясь понять, что же все-таки произошло; одновременно они спасали низтехов, попавших в это время случайно. Все напоминало обычную ядерную войну, которая велась без применения пузырей. Свидетельства применения биологического оружия куда менее очевидны.

Не знаю, Вил. Этим фактам должно быть какое-то объяснение. Тенденции развития в двадцать втором веке были такими явными… Я не могу поверить, что человечество совершило самоубийство. Может быть, люди просто устроили напоследок праздничный фейерверк. А может быть… Вы слышали о спортивном выживании?

– Только читал об этом в «Грин-Инке».

– Физические кондиции всегда играли значительную роль в любой цивилизации. К концу двадцать второго века медицина автоматически поддерживала тело в прекрасном состоянии, так что люди начали работать над другими проблемами. Большинство представителей среднего класса владели поместьями в несколько тысяч гектаров. Некоторые объединенные владения были даже больше, чем иные государства двадцатого века. И тогда стало модно развивать в себе умение выжить в трудных условиях, не пользуясь современной техникой. Участников соревнований голыми выбрасывали в дикую природу – в Арктику, в джунгли… куда именно, это в строжайшем секрете решали судьи. Не разрешалось пользоваться никакими техническими приспособлениями, хотя медицинские автоны постоянно вели наблюдение за каждым участником, ведь временами возникали критические ситуации. Даже те, кто не принимал участия в соревнованиях, нередко проводили по нескольку недель в году в условиях, которые оказались бы смертельными для обитателей городов двадцатого столетия. К две тысячи двухсотому году люди стали куда крепче. Чего им недоставало, так это готовности к насилию, характерной для людей прежних эпох.

Вил кивнул. Марта на деле продемонстрировала способности человека двадцать второго века к выживанию.

– Как же это объясняет ядерную войну?

– Ну, есть одно объяснение, хотя и притянутое за уши… Представьте себе, как обстояли дела перед началом Эпохи Сингулярности. Люди сохранили интерес к примитивным условиям жизни. Для них ядерная война могла оказаться как раз подходящим испытанием на выживание.

– Да уж, это объяснение не назовешь серьезным.

Делла развела руками.

– Выходит, Хуан оказался в меньшинстве со своими теориями об Уничтожении человечества? – спросил Вил.

– Пожалуй. Елена согласна со мной. Однако не забывайте, что до последнего времени у меня не было возможности обсуждать эту проблему. Я возвратилась в Солнечную систему на несколько лет в районе три тысячи четырехсотого года. Люди находились в стасисе, я прочитала лишь послания: Королевы уже тогда призывали всех встретиться в пятидесятом мегагоду. Хуан Шансон оставил в точке L4 автона, который сообщал всем желающим теории своего хозяина. Было ясно, что они со своими доказательствами могут спорить бесконечно, но так никого и не убедить. А мне хотелось уверенности. И как мне кажется, теперь она у меня есть.

На лице Деллы вновь возникла странная, кривая улыбка.

– Значит, вы вернулись в космос из-за этого?

– Да. То, что случилось с нами, должно было происходить и с другими – должно было! Вселенная огромная. Начиная с двадцатого века астрономы искали свидетельства существования разумной жизни за пределами Солнечной системы. Им так и не удалось ничего найти. Мы размышляем о великом молчании на Земле, которое наступило после две тысячи трехсотого года; они размышляли о молчании звезд. Их тайна – космическая версия нашей.

Но есть отличие, – продолжала Делла. – В космосе я могу путешествовать в любом направлении. Я была уверена, что рано или поздно обязательно найду расу, находящуюся на грани Сингулярности.

Вил слушал Деллу, и его охватила странная смесь страха и разочарования. Она знает то, о чем остальные могут только догадываться. Однако то, что она рассказывает, может не иметь ничего общего с правдой. А вопрос, который поможет отличить правду от лжи… может привести к смертельному ответу.

– Я пытался пользоваться вашей базой данных, но в них чертовски трудно разобраться.

– Ничего удивительного. За эти годы мои архивы получили неисправимые повреждения. Некоторые программы моего «Грин-Инка» настолько испорчены, что я их вообще не использую. Что же до моей личной базы данных… я перенастроила ее под себя.

– Неужели вы не хотите, чтобы другие люди увидели то, что видели вы?

Делла почему-то всегда помалкивала о времени, которое она провела там.

Она явно сомневалась, стоит ли отвечать.

– Когда-то хотела. Теперь… не уверена. Есть люди, которые не желают знать правду. Кто-то обстрелял меня, когда я вошла в Солнечную систему.

– Вас обстреляли? – Бриерсон надеялся, что удивление в его голосе прозвучало искренне. – Кто?

– Понятия не имею. Я была за тысячу астрономических единиц от Солнца, и моя защита сработала автоматически. Полагаю, это сделал Хуан Шансон. Он больше всех страшится пришельцев, моя орбита была явно параболической.

Вил неожиданно подумал об «инопланетянах», которых, как признался сам Хуан, тот уничтожил. Может, некоторые из них были возвращавшимися на родную Землю астронавтами? Некоторые вещи были для него очевидными и не требовали доказательств.

– Вам повезло, что вы проскочили засаду, – сказал Вил, проводя осторожную разведку.

– Везение тут ни при чем. В меня и раньше стреляли. Всякий раз, когда я нахожусь на расстоянии в четверть светового года от звезды, я готова сражаться – или убежать.

– Значит, другие цивилизации существуют?

Делла надолго погрузилась в молчание. Казалось, она в очередной раз сменила личность, ее лицо стало бесстрастным и холодным.

– Разумная жизнь встречается очень редко. Я потратила на ее поиски девять тысяч лет, – наконец продолжила Делла, – распределенных на пятьдесят миллионов лет реального времени. В среднем моя скорость не превышала одной двадцатой скорости света. Но этого оказалось вполне достаточно. Я успела посетить Большое Магелланово Облако и скопление Форнакс, не говоря уже о нашей собственной Галактике. Я останавливалась в десятках тысяч мест, возле астрофизических феноменов и нормальных звезд. Я видела очень странные вещи, в основном рядом с мощными источниками гравитации. Большинство медленно вращающихся звезд имеют планеты. Около десяти процентов этих звезд имеют планеты земного типа. И почти на всех таких планетах есть жизнь.

Если Моника Рейнс любит чистую жизнь, лишенную разума, то она любит одно из самых распространенных явлений во Вселенной… За все девять тысяч лет, проведенных в космосе, я нашла только две разумные расы. – Делла посмотрела Вилу прямо в глаза. – Оба раза я опоздала. Первую расу я нашла в Форнаксе. Я разминулась с ними на миллиарды лет; даже их колонии на астероидах успели обратиться в пыль. Пузырей там не оказалось, и я не сумела определить, был ли их конец неожиданным.

Второй раз мне удалось подойти к разумной планете намного ближе – и в пространстве, и во времени. Звезда класса G2, отдаленная от нас приблизительно на треть окружности Галактики. Мир был красивым, больше Земли, с такой плотной атмосферой, что многие растения росли прямо в воздухе. Там жила раса кентавров. Я разминулась с ними на несколько сотен мегалет. Их базы данных испарились, но космические колонии почти не пострадали.

Они исчезли так же внезапно, как человечество с Земли. Одно столетие они еще населяли свою планету, а в следующее – никого. Впрочем, были и отличия. Во-первых, я не нашла следов ядерной войны. Во-вторых, народ кентавров основал две межзвездные колонии. Я их посетила. Мне удалось обнаружить данные, говорящие о росте населения, о независимом технологическом прогрессе… А потом и у них наступила Сингулярность. Я провела в этих системах две тысячи лет, распределенных на протяжении половины мегагода, изучила их так же тщательно, как Шансон и Санчес изучили нашу Солнечную систему.

У кентавров мне удалось обнаружить пузыри. Их было не так много, как поблизости от Земли, но и времени после Сингулярности прошло гораздо больше. Я знала, что рано или поздно обязательно с кем-нибудь встречусь.

– Так и произошло? – не утерпел Вил.

Делла кивнула:

– Кого можно встретить через двести мегалет после исчезновения цивилизации? Кентавр вышел в реальное время и открыл стрельбу. Я бросилась бежать. И бежала пятьдесят световых лет, пока кентавр не потерял ко мне интерес. Затем, через несколько миллионов лет, я незаметно вернулась обратно. Как и следовало ожидать, он снова находился в стасисе, а для защиты использовал автоматику. Я оставила ему целую кучу сообщений, а также несколько автонов, – если бы он дал им хотя бы полшанса, они научили бы его моему языку и убедили в моих мирных намерениях.

Его защитные автоматы, находящиеся в реальном времени, атаковали меня в ту же минуту, как услышали мои передачи. Я потеряла половину своих автонов, сдерживая атаки, и чуть не погибла сама; именно там были повреждены мои базы данных. Через тысячу лет сам кентавр вышел из стасиса. Тогда он со всеми своими силами набросился на меня. Наши автоматы сражались еще тысячу лет. Я многое узнала. Кентавр хотел говорить, хотя уже давно разучился слушать. Последние двадцать тысяч лет своей жизни он провел в одиночестве. Когда-то, очень давно, он был ничуть не безумнее, чем большинство из нас, но двадцать тысяч лет выжгли его душу.

Делла немного помолчала. Может быть, она думала о том, что могут сделать девять тысяч лет с человеческой душой.

– Кентавр стал пленником определенной схемы, которую не мог – и не хотел – сломать. Он считал свою звездную систему мавзолеем, который ему следует защищать от осквернения. Одного за другим он убивал кентавров, выходящих из стасиса. Он сражался по меньшей мере с четырьмя космическими странниками. Один только Бог знает, кем они были – кентаврами-астронавтами или «Деллами Лу» из других рас.

Как и мы, кентавр не умел восстанавливать своих автонов. Он уже потерял большинство из них, когда я его нашла; на сто мегалет раньше у меня не было бы никаких шансов. Наверное, со временем я бы победила, однако мне пришлось бы уплатить за это тысячами лет своей жизни, а может быть, ценой была бы моя душа. В конце концов я решила оставить его в покое.

Делла долго молчала, а ее лицо медленно оттаивало… Почему в ее глазах появились слезы? Плакала ли она о последнем кентавре или о проведенных в одиночестве тысячелетиях? Ведь ей так и не удалось раскрыть тайну исчезновения человечества.

– Девяти тысяч лет оказалось недостаточно. Артефакты, оставшиеся после Сингулярности, были такими многочисленными и разнообразными, что сомневающиеся могли просто не поверить им. А формы прогресса, вслед за которыми обязательно происходило исчезновение, можно объяснить как угодно, особенно на Земле, где остались следы войны.

Между тем, что утверждала Делла, и тем, что говорили все остальные, существовало серьезное различие, сообразил вдруг Вил. Она единственная не была ни в чем уверена до конца и постоянно искала доказательства. Невозможно поверить, что такой двусмысленный, полный сомнений рассказ придуман инопланетянами для прикрытия… Проклятье, она казалась куда более человечной, чем Шансон!

Делла улыбнулась, но даже не попыталась стряхнуть влагу с ресниц.

– В конечном счете есть только одна возможность точно узнать, в чем состоит Сингулярность, – находиться там в тот момент, когда она происходит. Королевы собрали всех, кто остался на Земле. Я думаю, у нас достаточно людей. Может быть, нам потребуется несколько столетий, но если мы сумеем заново отстроить цивилизацию, то сможем устроить свою собственную Сингулярность.

И на этот раз я ни за что не пропущу день выдачи дипломов.